Сочинение
Великий английский писатель XVIII века Джонатан Свифт (1667-1745) завоевал мировую известность своим сатирическим романом «Путешествия Гулливера».
Многие страницы этой книги, направленные против буржуазии и дворянства старой Англии, не утратили своего сатирического значения и в наши дни.
Угнетение человека человеком, обнищание трудящихся, пагубная власть золота существовали, разумеется, не в одной только Англии. Поэтому сатира Свифта имела куда более широкое значение. (Данный материал поможет грамотно написать и по теме Путешествия Гулливера. Роман.. Краткое содержание не дает понять весь смысл произведения, поэтому этот материал будет полезен для глубокого осмысления творчества писателей и поэтов, а так же их романов, повестей, рассказов, пьес, стихотворений.) Такой обличительной силы не достигал в то время никакой другой писатель. Об этом очень хорошо сказал А. М. Горький: «Джонатан Свифт - один на всю Европу, но буржуазия Европы считала, что его сатира бьет только Англию».
Выдумка Свифта и его изобретательность поистине неистощимы. В каких только переделках не побывал его Гулливер! Чего только не довелось повидать ему на своем веку! Но при всех обстоятельствах, комических или плачевных, он никогда не теряет рассудительности и хладнокровия - качеств, типичных для среднего англичанина XVIII века. Но порою спокойный, уравновешенный рассказ Гулливера расцвечивается блестками лукавого юмора, и тогда нам слышится насмешливый голос самого Свифта, который нет-нет, да и выглянет из-за спины своего бесхитростного героя. А иногда, не будучи в силах сдержать своего негодования, Свифт и вовсе забывает о Гулливере и превращается, в сурового судью, превосходно владеющего таким оружием, как ядовитая ирония и злобный сарказм.
Непревзойденной осталась в «Путешествиях Гулливера» и сама приключенческая фабула, заставляющая читателей следить с напряженным вниманием за небывалыми похождениями героя и восхищаться пылкой фантазией автора.
Сочиняя свой роман, писатель использовал мотивы и образы народных сказок о карликах и великанах, о глупцах и обманщиках, а также широко распространенную в Англии XVIII века мемуарно-приключенческую литературу - книги о подлинных и мнимых путешествиях. И все это сделало произведение Свифта настолько интересным и занимательным, что сатирический философский роман, роман исключительно глубокомысленный и серьезный, стал вместе с тем одной из самых веселых, любимых и распространенных детских книг.
История литературы знает несколько бессмертных книг, которые, подобно «Путешествиям Гулливера», пережив свое время, попали в руки юных читателей и стали неотъемлемым достоянием любой детской библиотеки. Кроме романа Свифта, к таким книгам относятся: «Дон Кихот» Сервантеса, «Робинзон Крузо» Дефо, «Приключения барона Мюнхаузена» Бюргера и Распе; «Сказки» Андерсена, «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу и некоторые другие замечательные произведения, входящие в сокровищницу мировой литературы.
Сокращенные переводы, переделки и пересказы «Путешествий Гулливера» для детей и юношества появлялись в разных странах еще в XVIII веке. И тогда и позже в детских изданиях «Путешествий Гулливера» мысли самого Свифта, как правило, опускались. Оставалась только развлекательная приключенческая канва.
В нашей стране классики мировой литературы издаются для детей и юношества иначе. В советских изданиях сохраняется не одна только фабула классического произведения, но и, по возможности, его идейное и художественное богатство. Сопроводительная статья и примечания помогают юным читателям уяснять трудные места и непонятные выражения, встречающиеся в тексте книги.
Этот принцип применен и в настоящем издании «Путешествий Гулливера».
Джонатан Свифт прожил долгую и трудную жизнь, полную испытаний и тревог, разочарований и горестей.
Отец писателя, молодой англичанин Джонатан Свифт, в поисках заработка переехал со своей женой из Англии в столицу Ирландии Дублин. Внезапная смерть унесла его в могилу за несколько месяцев до рождения сына, которого в память об отце назвали тоже Джонатаном. Мать осталась с ребенком без всяких средств к существованию.
Детство Свифта было безрадостным. Долгие годы ему пришлось терпеть нужду, существовать на скудные подачки богатых родственников. После окончания школы четырнадцатилетний Свифт поступил в Дублинский университет, где господствовали еще средневековые порядки и главным предметом было богословие.
Товарищи по университету позднее вспоминали, что уже в эти годы Свифт отличался остроумием и язвительностью, независимым и решительным характером. Из всех предметов, преподававшихся в университете, он интересовался больше всего поэзией и историей, а по главной дисциплине богословию - получал оценку «небрежно».
В 1688 году Свифт, не успев окончить университет, уехал в Англию. Началась самостоятельная жизнь, полная лишений и борьбы за существование. После долгих хлопот Свифту удалось получить место секретаря у влиятельного вельможи, сэра Вильяма Темпля.
Вильям Темпль был раньше министром. Выйдя в отставку, он переселился в свое поместье Мур-Парк, разводил цветы, перечитывал древних классиков и радушно принимал именитых гостей, приезжавших к нему из Лондона. На досуге он занимался сочинительством и издавал свои литературные труды.
Гордому, неуживчивому Свифту было трудно привыкнуть к положению, среднему между секретарем и слугой, и он тяготился службой. Покинув своего «благодетеля», он снова уехал В Ирландию, надеясь найти менее унизительную службу. Когда эта попытка окончилась неудачей, Свифту пришлось опять вернуться к прежнему хозяину. Позднее Темпль оценил его способности и стал относиться к нему более внимательно. Он вел со Свифтом долгие беседы, рекомендовал ему книги из своей обширной библиотеки, знакомил со своими друзьями, доверял ответственные поручения.
В 1692 году Свифт защитил диссертацию на степень магистра, что дало ему право занять церковную должность. Но он предпочел остаться в Мур-Парке и с перерывами жил здесь вплоть до смерти Темпля в 1699 году, после чего нужда заставила его принять место священника в бедной ирландской деревушке Ларакоре.
Ирландия, куда судьба снова закинула Свифта, была в то время страной отсталой и бедной, целиком зависимой от Англии. Англичане сохраняли в ней видимость самоуправления, но фактически свели к нулю действие ирландских законов. Промышленность и торговля находились здесь в полном упадке, население облагалось непомерными податями и жило в нищете.
Пребывание в Ирландии не прошло для Свифта бесплодно. Он много ездил и ходил по стране, знакомился с ее нуждами и чаяниями и проникся сочувствием к угнетенному ирландскому народу.
Вместе с тем Свифт жадно ловил политические новости, шедшие из Англии, поддерживал связи с друзьями Темпля и при всяком удобном поводе отлучался в Лондон и подолгу там задерживался.
В XVIII веке Англия превратилась в самую могущественную капиталистическую державу в мире. В результате буржуазной революции, совершившейся в середине XVII века, в стране были подорваны основы феодальных порядков и открылись возможности для развития капитализма.
Буржуазия, добившись победы, пошла на сговор с дворянством, которое, в свою очередь, втягивалось в процесс капиталистического развития. Буржуазия и дворянство быстро нашли общий язык, потому что они боялись революционности народных масс.
В Англии расцветали промышленность и торговля. Купцы и предприниматели неслыханно богатели за счет ограбления народных масс и колониальных разбоев. Английские быстроходные корабли бороздили моря земного шара. Купцы и авантюристы проникали в малоисследованные земли, убивали и порабощали туземцев, «осваивали» природные богатства отдаленных стран, которые становились английскими колониями.
В Южной Америке, например, были найдены золотоносные реки, и целые толпы искателей легкой наживы устремлялись на добычу золота. В Африке оказались большие запасы драгоценной слоновой кости, и англичане снаряжали за ней целые караваны судов. В тропических странах при помощи дарового труда рабов и каторжан возделывались кофейные, сахарные и табачные плантации, добывались всевозможные пряности, ценившиеся в Европе чуть ли не на вес золота. Все эти товары, почти задаром достававшиеся ловким негоциантам, продавались на европейских рынках с пятидесятикратной, а то и стократной прибылью, превращая вчерашних уголовных преступников в могущественных миллионеров, а прожженных авантюристов нередко делая вельможами и министрами.
Упорно борясь с соседними государствами за первенство, англичане построили самый мощный по тем временам военный и торговый флот, победили в многочисленных войнах и вытеснили со своего пути другие страны, прежде всего Голландию и Испанию, и заняли первое место в мировой торговле.Со всех концов света в Англию стекались несметные капиталы и сокровища. Превратив эти богатства в деньги, капиталисты построили множество мануфактурных производств, на которых с утра до ночи трудились тысячи рабочих - вчерашних крестьян, насильственно согнанных со своих земельных участков.
Добротные английские сукна и другие товары высоко ценились на европейских рынках. Английские предприниматели расширяли свои производства, а купцы увеличивали свои обороты. Буржуа и дворяне строили дворцы и утопали в роскоши, а основная масса населения жила в нищете и влачила полуголодное существование.
«Новорожденный капитал, писал К. Маркс,- источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят» 1.
Эта мрачная, жестокая эпоха зарождения и развития английского капитализма вошла в историю под именем эпохи первоначального накопления.
В английской литературе все особенности этого исторического периода получили наиболее яркое отражение в сочинениях Джонатана Свифта и Даниэля Дефо, автора «Приключений Робинзона Крузо».
Истекал первый год нового, XVIII века. Английский король Вильгельм III деятельно готовился к войне с Францией - единственной западноевропейской страной, которая могла тогда соперничать с могущественной Англией и оспаривать ее международное влияние. В самой Англии в то время достигла наибольшего напряжения борьба двух политических партий - тори и вигов. И те и другие стремились безраздельно господствовать в стране и руководить ее политикой.
Виги хотели ограничить королевскую власть, чтобы можно было беспрепятственно развивать промышленность и торговлю. Они требовали войны, чтобы расширить колониальные владения и упрочить господство Англии на морях. Тори всячески сопротивлялись капиталистическому развитию Англии, старались усилить власть короля и сохранить старинные привилегии дворянства. И те и другие были одинаково далеки от подлинных запросов и нужд народа и выражали интересы имущих классов.
Свифту были чужды требования и той и другой партии. Наблюдая ожесточенную борьбу тори и вигов, он сравнивает ее в одном из писем с дракой кошек и собак. Свифт мечтал о создании какой-то третьей, подлинно народной партии. Но эта задача в Англии XVIII века была неосуществимой.
Свифту приходилось выбирать между двумя уже существующими партиями. Тщетно пытался он найти в политических программах тори и вигов что-либо, что могло бы привлечь к ним его симпатии. Но без поддержки тех или других он, безвестный священник деревенского прихода, единственным оружием которого могло стать его острое перо, был не в силах выступить на политической арене, чтобы высказать свои подлинные убеждения. Личные связи с друзьями Темпля, занимавшими в это время видные посты в правительстве, привели Свифта в лагерь вигов.
Не подписывая своего имени, он выпустил несколько остроумных политических памфлетов, которые имели большой успех и оказали вигам поддержку. Виги старались разыскать своего неизвестного союзника, но Свифт до поры до времени предпочитал держаться в тени.
Он бродил по тесным лондонским улицам, прислушивался к разговорам прохожих, изучал настроения народа. Ежедневно, в один и тот же час, он появлялся в Бэттоновской кофейне, где собирались обычно лондонские литературные знаменитости. Свифт узнавал здесь последние политические новости и салонные сплетни, прислушивался к литературным спорам и молчал.
Но изредка этот никому не известный, угрюмый человек в черной сутане священника вмешивался в разговор и рассыпал мимоходом такие остроты и каламбуры, что посетители кофейни замолкали, чтобы не проронить ни одной его шутки, которые затем разносились по всему Лондону.
«Сказка бочки» - английское народное выражение, имеющее смысл: говорить чепуху, молоть вздор. Следовательно, уже в самом заглавии содержится сатирическое противопоставление двух несовместимых понятий.
В этой книге Свифт беспощадно осмеивает различные виды человеческой глупости, к которым относит в первую очередь бесплодные религиозные споры, сочинения бездарных писателей и продажных критиков, лесть и угодничество перед влиятельными и сильными людьми и т. д. Для того чтобы избавить страну от насилья безнадежных глупцов, Свифт предлагает самым серьезным тоном произвести проверку обитателей Бедлама ", где без сомнения можно найти немало светлых умов, достойных занять самые ответственные государственные, церковные и военные должности.
Но главная тема «Сказки бочки» - резкая сатира на религию и на все три наиболее распространенные в Англии религиозные направления: англиканскую, католическую и протестантскую церкви. Свифт изображает соперничество этих церквей в образах трех братьев: Мартина (англиканская церковь), Петра (католицизм) и Джека (протестантизм), которые получили в наследство от своего отца (христианская религия) по кафтану. Отец в своем завещании строго-настрого запретил сыновьям производить какие-либо переделки в этих кафтанах. Но спустя короткое время, когда кафтаны вышли из моды, братья начали их переделывать на новый лад: нашивать галуны, украшать лентами и аксельбантами, удлинять или укорачивать и т. д. Сначала они пытались оправдать свои действия, перетолковывая текст завещания, а затем, когда дело зашло уже чересчур далеко, братья заперли отцовское завещание в «долгий ящик» и начали между собой ссориться. Петр оказался самым хитрым и ловким. етр оказался самым хитрым и ловким. Он научился надувать легковерных людей, разбогател и так раздулся от спеси, что вскоре рехнулся и напялил на себя сразу три шляпы, одну поверх другой (намек на тиару - тройная корона папы римского).
Свифт хочет доказать этой сатирой, что любая религия изменяется со временем, подобно тому, как меняется мода на платье. Поэтому не следует придавать значения религиозным обрядам и церковным догматам: они кажутся людям правильными лишь в определенный период, а затем устаревают и заменяются новыми.
Религия, по мнению Свифта,- это лишь удобная внешняя оболочка, за которой скрываются всяческие преступления и прячутся любые пороки.
На первый взгляд Свифт осмеивает только церковные распри своего времени, но в действительности он идет дальше: разоблачает религию и неизбежно связанные с ней предрассудки и суеверия. Это понимали уже и современники Свифта. Знаменитый французский писатель и философ Вольтер тонко подметил антирелигиозный смысл свифтовской сатиры: «Свифт,- писал он,- высмеял в своей «Сказке бочки» католичество, лютеранство и кальвинизм 1. Он ссылается на то, что не коснулся христианства, он уверяет, что был исполнен почтения к отцу, хотя попотчевал его трех сыновей сотней розог; но недоверчивые люди нашли, что розги были настолько длинны, что задевали и отца».
Понятно, английское духовенство не могло простить автору «Сказки бочки» нанесенной им обиды. Священнику Свифту нельзя уже было рассчитывать на церковную карьеру.
«Сказка бочки» после своего появления произвела настоящую сенсацию и за один год выдержала три издания.
Книгу покупали нарасхват и старались угадать, кто из известных писателей может быть ее автором? В конце концов Свифт признался, что и «Сказку бочки» и ряд других, ранее изданных анонимных памфлетов написал он. После этого Свифт вошел на правах равного в узкий круг виднейших литераторов, художников и государственных деятелей Англии и заслужил славу самого талантливого писателя и самого остроумного человека своего времени.
Теперь у Свифта началась странная двойная жизнь. Будучи в Ирландии, он оставался скромным настоятелем бедного деревенского прихода. Попадая в Лондон, он превращался в знаменитого писателя, к голосу которого почтительно прислушивались не только литераторы, но и министры.
Время от времени Свифт позволял себе такие чудачества и шутки, которые сначала приводили в замешательство, а потом заставляли покатываться от хохота весь Лондон. Такова, напри мер, была известная проделка Свифта с астрологом Джоном Партриджем, который регулярно выпускал календари с предсказаниями на будущий год. Свифт не любил шарлатанов и решил хорошенько проучить этого мнимого ясновидца, разбогатевшего за счет народного невежества.
В начале 1708 года на лондонских улицах появилась брошюра «Предсказания на 1708 год» за подписью некоего Исаака Би-керстафа. «Мое первое предсказание,- пророчил Бикерстаф,- относится к Партриджу, составителю календарей. Я исследовал его гороскоп своим собственным методом и нашел, что он обязательно умрет 29 марта сего года, около одиннадцати часов вечера, от горячки. Я советую ему подумать об этом и своевременно урегулировать все свои дела».
Через несколько дней появилась новая брошюра - «Ответ Бикерстафу», в которой прозрачно намекалось, что под этим именем укрылся прославленный писатель Джонатан Свифт. Читателям предлагалось внимательно следить за тем, что будет дальше Лондон насторожился...
Уже на следующий день мальчишки бойко распродавали листовку «Отчет о смерти мистера Партриджа, автора календарей, последовавшей 29-го сего месяца». Здесь сообщалось с протокольной точностью о том, как Партридж заболел 26 марта, как ему становилось все хуже и хуже и как он признался затем, когда почувствовал приближение смерти, что его «профессия» астролога основывалась на грубом обмане народа. В заключение сообщалось, что Партридж умер не в одиннадцать часов, как было предсказано, а в пять минут восьмого: Бикерстаф допустил ошибку на четыре часа.Почтенный мистер Партридж бегал по улицам, ловил мальчишек, продававших «отчет» о его смерти, уверял, что он жив и здоров, что он и есть тот самый Партридж, что он вовсе и не думал умирать... «Отчет» был составлен настолько деловито и правдоподобно, что к Партриджу один за другим явились: гробовщик - снять мерку с его тела, обойщик - обтянуть комнату черным крепом, пономарь-отпеть покойника, лекарь - омыть его. Цех книгопродавцев, к которому принадлежал Партридж, поспешил вычеркнуть его имя из своих списков, а португальская инквизиция в далеком Лиссабоне предала сожжению брошюры «Предсказания Бикерстафа» на том основании, что эти предсказания сбылись и, следовательно, их автор связан с нечистой силой.
Но Свифт не остановился на этом. Великолепно владея сатирическим стихом, он написал «Элегию на смерть Партриджа».
Герой Свифта совершил четыре путешествия в самые необыкновенные страны. Повествование о них ведется в форме делового и скупого отчета путешественника. По мнению Гулливера, главная цель путешественника – просвещать и делать их лучшими, совершенствовать их умы как дурными, так и хорошими примерами того, что они передают касательно чужих стран».
Здесь ключ к книге Свифта: он хочет «совершенствовать умы». Скромные и скупые записи Гулливера, хирурга, корабельного врача, рядового англичанина, нетитулованного и небогатого человека, выдержанные в самых непритязательных выражениях, содержат в себе в своеобразном иносказании потрясающую сатиру на все сложившиеся и бытовавшие формы человеческого общежития и в конце концов на все человечество, не сумевшее построить общественные отношения на разумных началах.
Два литературных жанра, возникшие еще во времена Ренессанса, послужили Свифту образцом для создания его знаменитого романа – жанр путешествий и жанр утопий.
Свифт – мастер иронического повествования. Все в его книге пронизано иронией.
Весь текст книги Свифта свидетельствует о том, что он был против всяких королей. Стоит только ему коснуться этой темы, как весь сарказм, присущий его натуре, выплескивается наружу. Он издевается над людьми, над их низкопоклонством перед монархами, над их страстью возводить своих королей в сферу космических гипербол.
Презрение Свифта к королям выражается всем строем его повествования, всеми шутками и насмешками, какими он сопровождает всякое упоминание о королях и их образе жизни.
В первой книге («Путешествие в Лилипутию») ирония заключается уже в том, что народ, во всем похожий на все другие народы, с качествами, свойственными всем народам, с теми же общественными институтами, что и у всех людей, - народ этот – лилипуты. Поэтому все притязания, все учреждения, весь уклад – лилипутский, т.е. до смешного крохотный и жалкий.
Во второй книге, где Гулливер показан среди великанов, крохотным и жалким выглядит он сам. Он сражается с мухами, его пугает лягушка, карлик засовывает его в кость, он чуть не тонет в суповой миске и пр. Он предпринял свое сатирическое повествование с целью избавить весь род человеческий от глупых притязаний на какие-то привилегии одних людей перед другими, на какие-то особые права и преимущества.
Свифт с таким же презрением как к королям относится и к знати. Он смеется над пустой и глупой борьбой партий (низкокублучники и высококаблучники, за которыми просматриваются тори и виги), пустой и глупой сварой тупоконечников и остроконечников, влекущей кровопролития и жестокость (намек на религиозные войны).
Четвертая книга тенденциозна в высшей степени. В ней резко разграничены два полюса – положительный и отрицательный. К первому относятся гуингнмы (лошади), ко второму – иеху (выродившиеся люди).
Иеху – отвратительное племя грязных и злобных существ, живущих в стране лошадей. Это выродившиеся люди. Исторические прогнозы Свифта безнадежны. Человечество деградирует, идет к гибели, вырождению. Оно идет к своему концу, оно превратится в иеху.
Причины такой деградации рода людского – «общие болезни человечества»: внутренние распри общества (дворянство борется «за власть, народ – за свободу, а король – за абсолютное господство»), войны между народами. Поводом их «является честолюбие монархов, которым все бывает мало земель или людей, находящихся под их властью; иногда – испорченность министров, вовлекающих своих государей в войну, чтобы заглушить и отвлечь недовольство подданных их дурным управлением» и т.д.
Полную противоположность иеху и, следовательно, неразумным, лживым, тщеславным, жестоким людям являют собой гуингнмы (лошади). Они не отдалялись от природы, «все произведения которой совершенны», они не знали войн, у них нет королей и вообще каких-либо правителей, они не знают слов «власть, правительство, война, закон, наказание и тысячи подобных понятий». На языке гуингнмов совсем нет слов, обозначающих ложь и обман». У них нет понятия «мнение», ибо «мнение» есть суждение, которое возможно оспорить, а спорных суждений не могло быть в царстве разумных лошадей, они утверждали лишь то, что доподлинно знали, потому что у них не было ни борьбы, ни войн, возникающих из-за противоположных мнений.
Аллегорический смысл притчи Свифта о лошадях (гуингнмах) достаточно ясен – писатель зовет к опрощению, к возврату на лоно природы, к отказу от цивилизации.
Сентиментализм в Англии.
Родиной сентиментализма была Англия. В конце 20-х годов XVIII в. Джеймс Томсон своими поэмами «Зима» (1726), «Лето» (1727) и т. п., впоследствии соединёнными в одно целое и изданными (1730) под названием «Времена года», содействовал развитию в английской читающей публике любви к природе, рисуя простые, непритязательные сельские ландшафты, следя шаг за шагом за различными моментами жизни и работ земледельца и, видимо, стремясь поставить мирную, идиллическую деревенскую обстановку выше суетной и испорченной городской.
В 40-х годах того же столетия Томас Грей, автор элегии «Сельское кладбище» (одно из известнейших произведений кладбищенской поэзии), оды «К весне» и др., подобно Томсону, старался заинтересовать читателей деревенскою жизнью и природою, пробудить в них сочувствие к простым, незаметным людям с их нуждами, горестями и верованиями, придавая вместе с тем своему творчеству задумчиво-меланхолический характер.
Другой характер носят знаменитые романы Ричардсона - «Памела» (1740), «Кларисса Гарло» (1748), «Сэр Чарльз Грандисон» (1754) - также являющиеся ярким и типичным продуктом англ сентиментализма. Ричардсон был совершенно нечувствителен к красотам природы и не любил её описывать, - но он выдвинул на первое место психологический анализ и заставил англ, а затем и всю евр публику живо интересоваться судьбою героев и особенно героинь его романов.
Лоренс Стерн, автор «Тристрама Шенди» (1759-1766) и «Сентиментального путешествия» (1768; по имени этого произведения и самое направление было названо «сентиментальным») соединял чувствительность Ричардсона с любовью к природе и своеобразным юмором. «Сентиментальное путешествие» сам Стерн называл «мирным странствием сердца в поисках за природою и за всеми душевными влечениями, способными внушить нам больше любви к ближним и ко всему миру, чем мы обыкновенно чувствуем».
Кладбищенская поэзия - условное обозначение поэтического направления в сентиментализме.
Кладбищенская поэзия является наиболее резким тематическим выражением общего настроения меланхолии и отречения, хар-го в эту эпоху англ поэзию природы. Развитие темы экзотизма сельской жизни и ландшафта (Бэтлер - Грей - Томсон - Шенстон) в силу распада соц базы дворянства как класса приводит к меланхолическим пейзажам, к поэтическим мотивам ночи или вечера, тумана, зловещего пейзажа и т. п. Нейтральный ландшафт сменяется таинственным и страшным: лес - пожарищем, руинами, наконец кладбищем. В то же вр заимствованный у буржуазии рационалистический протестантизм становится мистическим. Возникает англ предромантизм: мистическое возрождение готики, меланхолическое, примиренное любование природой, оссианизм, сентиментализм и, как высшая его точка, кладбищенская поэзия, мысли которой о тщете мира, грусть, зловещий поэтический пейзаж, кладбище (или символ его - руины) как непременное место наблюдения, примиренно-безнадежный тон авторского монолога.
Типичными предшественниками направления можно считать Р. Блэйра (1699-1746) и Э. Юнга («Жалоба, или ночные думы о жизни, смерти и бессмертии»).
Одно из самых известных произведений кладбищенской поэзии - «Элегия на сельском кладбище („Elegy Written in a Country Churchyard “)» Томаса Грея, дважды переведенная Жуковским.
Самые известные кладбищенские поэты - Томас Парнелл, Томас Уортон, Томас Перси, Томас Грей, Джеймс МакФерсон, Уильям Коллинз, Марк Акенсайд, Джозеф Уортон, Генри-Кирк Уайт.
«Сентиментальное путешествие по Франции и Италии».
Книга вышла в 1768 году в двух томиках под названием «Сентиментальное…». Книга осталась неоконченной. «Путешествия по Италии» так и не появились. Автор скончался, не завершив своего труда.
Жанр путешествий был модным. Открытие новых земель, уже достаточно интенсивная мировая торговля, завоевание колоний и, наконец, образовательные путешествия знатных молодых людей, совершаемые обычно в Италию, родину искусств, - всё это обусловило и появление жанра путешествий, и его расцвет. Однако «Путешествие …» Стерна было особого рода, на что указывало словечко «сентиментальное».
Есть путешественники праздные, пытливые, тщеславные, он же, Стерн (или пастор Йорик, так именовал себя писатель), - путешественник чувствительный,т.е. искатель чувств.Писатель не идеализирует чел и показывает, как добрые побуждения борются в нем с себялюбием, эгоизмом, корыстью, самолюбием и тщеславием.
ЛЮБОВЬ РОМАНЧУК
"Композиционные особенности романа Свифта "Путешествия Гулливера..."
http://www.roman-chuk.narod.ru/1/Swift.htm
Введение
О Свифте и о его "Путешествиях" беспрерывно пишутся статьи и книги.
Однако даже среди узких специалистов царит по отношению к Свифту такой разброд, что куда чаще можно встретить полемику об изучении 4-й части "Путешествий", чем собственно их изучение. Сам же Свифт стал излюбленным клиническим объектом для психоаналитиков Запада: его "гулливерские фантазии" возвещались взращенными на почве глубокой сексуальной озабоченности (фрейдисты), человеконенавистничества (Адольф Хайденхайн, 1934: "О человеконенавистничестве: патографическое изыскание по поводу Джонатана Свифта"), "маниакально-депрессивного заболевания литературного гения" (Эва Рид "Свифт или эгоист") или "невротической фантазии, сосредоточенной на труположестве" (Бэн Карпман) (См. подробнее -
В английском литературоведении анализу творчества Свифта посвящена огромная библиография. Однако при ее анализе видно, что в основном исследования затрагивают анализ сатиры Свифта, его жизни, идейного содержания творчества. Множество работ посвящено самой жизни и личности Свифта, до сих пор вызывающей неумолкаемые споры (Приведение некоторых астрономических фактов в Лапуте, неизвестных науке тогдашнего времени, породили даже версию о том, что Свифт был марсианином - см.: ). Однако серьезных работ, посвященных литературному анализу его "Путешествий", и, в частности, композиционным особенностям, практически нет. Отчасти это отсутствие поясняется тем фактом, что Свифта давно стало принято "урезать", отбрасывая неудобные, неприятные части (особенно 4-ю часть) и издавая в сильно сокращенном виде. Эта традиция привела к установившемуся взгляду на произведение Свифта не как на единое композиционное целое, а как на некое лоскутное одеяло с ярко выраженной качественной неоднородностью отдельных частей, а, следовательно, с возможностью без ущерба для всего произведения по своему усмотрению исправлять эту неоднородность, откидывая неудавшиеся, лишние куски и оставляя удавшиеся.
Отношение к книге Свифта было и остается неоднозначным в критике Англии. Воспринятая поначалу на-ура, она быстро охладила критиков своей ироничностью, многоаспектностью прочтения.
Гуманистам Англии 18 в. с этой книгой приходилось трудно. "Книга, - пишет В. Муравьев, - снова и снова заставляла звучать все ту же гамму критических чувств: от грусти и недоумения до негодования и возмущения. Кроме всего прочего, записки капитана Гулливера подразумевали совсем не то понятие о литературе, которое успело сложиться и утвердиться в 18 в. за каких-нибудь полстолетия. Свифтовские "Путешествия" состоят в прямом родстве с книгами Рабле и Сервантеса; на современного же им "Робинзона Крузо" они походят только в насмешку. Как и в "Сказке бочки", Свифт просто "изобразил" стиль презираемой им литературы, в данном случае "правдивый язык" записок мореплавателя. по сути же дела, "Путешествия Гулливера" в литературе 18 в. - книга-утопия, которая напрашивается на сопоставления и тут же опровергает их" .
Джозеф Уортон, автор первой монографии о жизни и творчестве Попа, заметил: "В будущем столетии Гулливер станет так же темен, как Гаргантюа", имея в виду, что сатирические намеки Свифта устареют и станут неактуальны. И в самом деле, для многих эти намеки стали раздражающе непонятны, а по новым стандартам времени даже неприемлемы или не нужны. Новые стандарты можно было назвать "правилами вкуса и морали", "законами изящного" или "потребностями науки и просвещения". Литература была сочтена предметом читательского обихода и объявлена беллетристикой, которой надлежало развлекать поучая и поучать развлекая. С этой точки зрения "Путешествия" Свифта были либо "неудачны, либо злонамеренны. Между этими приговорами надолго располагалась типичная просветительская критика Свифта" .
На протяжении 18 в. Свифта вспоминали, хулили и все же читали. Среди критиков-хулителей нашлись и два ценителя и последователя Свифта: Г. Фильдинг (упоминавший о Свифте в романе "Амелия" 1752 г. устами героя-резонера как о величайшем мастере насмешки) и Л. Стерн, принявший Свифта за образец.
В 1781 г. вышел серьезный критический этюд о Свифте в книге доктора Самюэля Джонсона "Жизни наиболее выдающихся английских поэтов". Джонсон, называвший устно "Путешествия Гулливера" "чудовищными россказнями", отнес книгу к изделию низшего сорта, в которое незачем вчитываться.
И, наконец, нашелся ценитель, увидевший в романе Свифта великую утопию. Этим ценителем был писатель У. Годвин. Комментируя этот факт, В. Муравьев пишет: "История отдаления английской литературы от Свифта в 18 в. завершается странным, но характерным эпизодом: "Путешествия Гулливера" были прочитаны как анархический манифест и программа всеобщего благоустройства по примеру гуигнгнмов. "Путешествия Гулливера" и были рассчитаны на такого толкователя: уклад жизни гуигнгнмов - совсем не простая пародия. Это шутка всерьез, как все шутки Свифта. Как он сам замечал, его дело не веселить читателей, а издеваться над ними; но издевался он по-особому. Он имитировал типовую логику людей Нового времени, стиль их мысли и речи, механическую незыблемость их убеждений" . Рано или поздно это должны были принять всерьез и отшатнуться от его шуток. Свифтовская история с лошадьми, живущими правильнее всего с точки зрения разума и естества, была объявлена как аллегория и художественная форма, а в остальном все показалось достойно восхищения и подражания. Именно в этом ключе прочитал книгу У. Годвин. Буквально каждый тезис его "Исследования о политической справедливости" был подсказан 4-м путешествием Гулливера и вдохновлен верой в неизбежное торжество разума и добродетели.
Невозможность сразу разобраться в смыслах, заложенных в роман, привели к тому, что книгу Свифта принялись переписывать, сокращать, приспосабливая для детского безобидного прочтения.
Как образно выразился В. Муравьев, "Триумфальное шествие Гулливера по европейскому материку постепенно сворачивало к детской, попутно растрясая и обезвреживая текст книги" .
Стали нормой сокращенные издания. В первой половине 19 в. остроумие Свифта стало цениться невысоко, будучи чересчур всеобъемлющим. Дефо, как возвышенный человек, стал цениться намного больше Свифта. Так, Кольридж, обвиняя Свифта в излишней мизантропии, к пристрастию к низменному и грубому, к созерцанию исключительно пороков и безумств человечества, писал: "Сравните презрительного Свифта и презираемого Дефо, и насколько же выше окажется последний!" Именно он дал знаменитое емкое определение Свифту: "засушенная раблезианская душа". Саму книгу, признавая ее "высшим достижением свифтовского гения", он представлял не как целостную структуру, а лоскутное одеяло .
В этом плане судьба Свифта в России более удачная. Он неоднократно переиздавался и переводился (лучшим русским переводом считается перевод А. Франковского), и изучение его было более объективным, свободным от национальных обид. Ныне Свифт возвращается и в Англию в своем полном объеме. В данном исследовании мы будем опираться на выводы биографов Свифта в ХХ в. М. Мэка, К. Вильямса.
1. Жанровая и типологическая принадлежность романа Свифта "Путешествия Гулливера"
1. 1. Определение ключевых понятий. Их генезис
Композиция в широком понимании - это конкретное оформление сюжета, т. е. все приемы, средства и способы группировки образов, связей и их развития в произведении, которые придают произведению стройность и "прелесть порядка" (Гораций). По мнению Л. Щепиловой, "композиция шире сюжета, однако все основные ее средства связаны с сюжетом" . К. Федин определил композицию как "логику развития темы" , а Л. Леонов уподобил ее упаковке . По мнению В. Кожинова, термин "композиция" часто подменяют синонимическими словами "структура", "архитектоника", "конструкция" и нередко отождествляют с сюжетом и фабулой, вследствие чего исследователь требует его полной ликвидации . Согласно его мнению, "термин "композиция" не имеет однозначного толкования, под композицией иногда понимают чисто внешнюю организацию произведения (деление на главы, части, явления, акты, строфы и т. п. - "внешняя композиция"); иногда же ее рассматривают как его внутреннюю основу ("внутренняя композиция")" .
Разница между художественно интересными и развлекательно-занимательными произведениями находит свое выражение в ряде специфических особенностей их композиции. В первом случае увлекательность сюжета достигается психологическими средствами, путем углубления характеров и идейного заострения произведения; в этом случае обстоятельства не утаиваются, а, напротив, раскрываются читателю с самого начала. Во втором случае сюжет строится по принципу изображения сложного сплетения внешних обстоятельств (интрига), запутанного происшествия, тайны и разгадки.
Одним из главных законов композиции является отчетливая мотивированность всех действий, поведения и переживаний персонажей. Именно она, по словам Н. Г. Чернышевского, дает писателю возможность "безукоризненно группировать фигуры" , т. е. самой группировкой персонажей отразить жизненную правду.
В. Шкловский предложил схему из четырех типов применяемой в произведениях композиции: 1) композиция прямого времени (свойственна произведениям классицизма), которой свойственна традиционная схема сюжета: экспозиция, завязка, действие, кульминация, развязка; 2) принцип естественности; 3) композиция обратного времени, включающая приемы ретроспекции; 4) спиралевидная или кольцевая композиция (игра на уровне художественного времени) .
Композиция обладает самостоятельной содержательностью, ее средства и приемы преображают и углубляют смысл изображенного. Согласно В. Хализеву, композиция литературных произведений включает "расстановку" персонажей (т. е. систему образов), событий и поступков (композиция сюжета, иногда называемая фабулой), способов повествования, подробностей обстановки, поведения, переживаний (композиция деталей), стилистических приемов (речевая композиция), вставных рассказов и лирических отступлений (композиция внесюжетных элементов), а существенными приемами композиции являются многозначительное соседство внешне не связанных эпизодов, высказываний, деталей .
Литературоведы, понимающие композицию более локально, считают ее основной единицей отрезок текста, в пределах которого сохраняется одна точка зрения на изображенное или один способ изображения: динамическое повествование или статическое описание, суммирующая характеристика, диалог, пейзаж, портрет, интерьер, лирическое отступление и т. п. . Согласно В. Шкловскому, композиция есть последовательность подачи событий и их подробностей в тексте произведения .
Б. Успенский предлагает считать основной единицей композиции отрезок текста, в пределах которого сохраняется одна точка зрения на изображенное или один способ изображения: динамическое повествование или статическое описание, суммирующая характеристика, диалог, пейзаж, портрет, интерьер, лирическое отступление и т. п.
Композиция отличается от сюжета и фабулы. Она обусловливается материалом, объектом изображения, мировоззрением писателя, его видением мира, конкретной идеей, лежащей в основе произведения и жанровыми задачами, поставленными автором. Своеобразие композиции произведения начинается уже с экспозиции, которая может быть расположена в самом начале (прямая), в середине или даже в конце. А тип композиции зависит прежде всего от пространственно-временной "точки зрения", слагающей повествование, которая может воплощаться в различных формах: хроника, мемуары, дневник, автобиография, воспоминания, жизнеописание, роман и т. д.
По определению Л. Левицкого, "мемуары - повествование в форме записок от лица автора о реальных событиях прошлого, участником или очевидцем которых он был" . Мемуары не чужды субъективности и по фактической точности уступают документу. Устойчивые признаки мемуаров - фактографичность, преобладание событий, ретроспективность материала и взгляда, непосредственность авторских свидетельств. Перечисленные признаки, однако, не обеспечивают "чистоты жанра" или четкости границ мемуарной литературы. Иногда мемуарная форма используется как литературный прием. Как пишет Л. Левицкий: "В форму мемуаров иногда облекают чисто художественный вымысел, что усиливает искренность, достоверность повествования, ощущение отстраненности автора и оправдывает большую композиционную свободу" .
В отличие от мемуаров, дневник, по определению М. Чудаковой, "форма повествования, ведущегося от первого лица в виде подневных записей. Обычно такие записи не ретроспективны: они современны описываемым событиям. Наиболее определенно дневник выступает как жанровая разновидность художественной прозы и как автобиографические записи реальных лиц" .
В форме дневника могут быть написаны и отдельные части произведения. При этом возникают возможности стилизации, сложной речевой игры. Дневниковая и мемуарная формы повествования стали особенно распространены в эпоху Просвещения, времени возникновения теории литературы в качестве предмета. Объявив правду высшим мерилом искусства и человека, Просвещение повернуло общественное внимание в сторону литературы факта: различных хроник, мемуаров, описаний, путевых заметок, жизнеописаний и т. д. Писатели XVIII в. стремятся убедить читателей, что их книги не вымысел, а доподлинная, почти документальная запись случившегося. Правдоподобие стало синонимом истинности и художественности произведений. Данное требование привело к: 1) устранению автора из текста; 2) переходе от третьего лица объективного рассказчика к первому лицу непосредственного очевидца; 3) введению различных приемов, свойственных документальному жанру: описей, хроник, дневников и т. д.; 4) упрощению стиля произведения; 5) переходу к хроникальной разновидности сюжета; 6) применению сжатости повествования, максимальному устранению из него описаний, портретных характеристик, пейзажей; 7) введению повышенной событийной насыщенности текста; 8) замене строгой концентрической замкнутой композиции произведения, свойственной литературе классицизма, композицией естественной, разорванной и открытой и т. д.
Композиция художественного произведения во многом зависит и определяется его жанром. И тут следует несколько слов сказать о такой компоненте жанра романа Свифта "Путешествие Гулливера", как утопия.
Жанр утопии возник в эпоху Возрождения, хотя определенные черты просматриваются и в рыцарских романах, и в религиозных произведениях. Утопия, по определению (от греч. ou - не, нет и topox - место, т. е. место, которого нет) - художественное произведение, содержащее воображаемую картину будущего общества .
Замечено, что появление утопии зачастую совпадает с полосами социально-исторических кризисов и переломов. В процессе развития утопическая литература, корнями уходя в сказочный фольклор, выработала ряд устойчивых, сюжетных "ходов" (сны, видения, путешествия и т. д.). У истоков утопии стоит Платон, автор книг "Государство", "Законы". Классическим же произведением, оказавшим влияние на развитие жанра в 16-19 вв. и давшим сам термин "утопия", была "Утопия" Т. Мора (1516). Линию Мора продолжали Т. Кампанелла ("Город солнца", 1602), В. Андреа ("Христианополь", 1619) и Ф. Бэкон ("Новая Атлантида", 1627). Утопические прорывы в будущее наблюдаются у Ф. Рабле (Телемское аббатство в "Гаргантюа и Пантагрюэле"), отчасти у Шекспира в его драме-сказке "Буря" (1623). В эпоху Просвещения утопические проекты высказывались преимущественно в форме публицистических трактатов (Ж. Ж. Руссо, У. Годвин), известен утопический роман Л. Мерсье "2440-й год" (1770).
Кризис религиозного и становление научного мышления в эпоху Просвещения способствовали тому, что целостное художественное воплощение обобщенной картины социальных противоречий становится осознанной функцией фантастики, а поиски их разрешения происходят в пределах самой действительности. Фантастика, развивавшаяся до того в русле мифологии либо религии, более не удваивает действительность введением особого мира, а предлагает свой фантастический мир как обобщенную модель единственной реальности; ее утопия развертывается как "посюсторонняя" утопия. Это особенно заметно в получающих широкое распространение собственно утопических произведениях (Томар Мор, Кампанелла, Бэкон, Сирано де Бержерак). По мнению P. Нудельмана, "утопический образ из категории "невозможного" сдвигается в более узкую категорию "несуществующего", но потенциально возможного; художественная глубина и многозначность образа уменьшаются, острота заложенного в нем противоречия снижается" . Одновременно в фантастике появляется и такой прием, как "альтернативный мир", т. е. в произведении описывается мир, где история по той или иной причине пошла другим путем. Примером такого мира могут служить, например, миры Свифта. Мир утопии в значительной мере теряет способность к саморазвертыванию и, как правило, представляет собой статичную панораму действительности, "продолженной"по линиям важнейших социальных или научно-технических реальных тенденций. Роль познавательного (ретроспективного) и игрового элементов в утопии падает.
1. 2. Жанровая принадлежность "Путешествий Гулливера" Свифта в историческом контексте
Роман Свифта "Путешествие Лемиэля Гулливера в некоторые отдаленные страны света, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей" (Travels into several remote notions of the world in four parts by Lemuel Gulliver, first a surgeon, and then a captain of several ships), изданный в 1726 г. (русский перевод - 1772-1773 гг.) нельзя отнести к традиционному жанру роману-утопии (или роману-антиутопии), хотя в нем наличествуют черты и первого и второго вида романов, равно как и сатирико-дидактических произведений 16 в. .
То общее, что объединяет их - это универсальность охвата жизненных явлений, фантастическая или аллегорическая канва сюжета и типажей, использование мотивов фольклора.
Давая оценку этому произведению, В. Муравьев назвал "Путешествия" "одним из замечательных пробных камней морали и интеллекта (не говоря уже о чувстве юмора): во взаимодействии с этой великой книгой то и другое вырисовываются наиболее отчетливо" , помогая как нельзя лучше обнаружить строй мыслей и оценок целой эпохи. Первым, как уже отмечалось, определил "Путешествия" как утопию У. Годвин.
Элементы утопии находили и позднейшие исследователи свифтовского творчества. Так, И. И. Чекалов отмечал: "В гротескно-сатирическом описании всех трех стран, которые посещает Гулливер перед своим заключительным путешествием, содержится контрастирующий момент - мотив утопии, идеального общественного устройства. Этот мотив используется и в функции, собственно ему присущей, т. е. является способом выражения положительных взглядов Свифта; как авторская идея в чистом виде, он с трудом поддается вычленению, ибо на него всегда падает отсвет гротеска.
Мотив утопии выражен как идеализация предков. Он придает повествованию Гулливера особый ракурс, при котором история предстает перед читателем как смена деградирующих поколений, а время повернуто вспять. Этот ракурс снят в последнем путешествии, где мотив утопий выдвинут на передний план повествования, а развитие общества представлено идущим по восходящей линии. Его крайние точки воплощены в гуигнгнмах и еху. Гуигнгнмы вознесены на вершину интеллектуальной, нравственной и государственной культуры, еху низринуты в пропасть полной деградации. Однако такое положение не представлено неизменным от природы. Общественное устройство гуигнгнмов покоится на принципах разума, и в своей сатире Свифт пользуется описанием этого устройства как противовесом картине европейского общества XVII в. Тем самым расширяется диапазон его сатиры. Однако страна гуигнгнмов -идеал Гулливера, но не Свифта" .
В последней фразе, видимо, и следует искать ключ к определению утопического в романе. Утопия для Гулливера - вовсе не утопия для Свифта и читателя. Понятие утопии оказывается опрокинутым в прочтении, а ирония Свифта становится двойственной, обращенной не только к изображаемому, но и к своему герою. Ироническое отношение автора к Гулливеру, впавшему в экстатический энтузиазм под воздействием интеллекта гуигнгнмов, проявляется не только в комическом подражании Гулливера лошадям, его странном поведении во время обратного путешествия в Англию и тяге к конюшне при возвращении домой - подобные комические воздействия среды Гулливер испытывал и после возвращений из предыдущих путешествий, - но и в том, что в идеальном для Гулливера мире гуигнгнмов Свифт наметил контуры самого тиранического рабства.
Так Свифт подвергает испытанию смехом рационализм просветителей и там, где они усматривали неограниченную перспективу для развития личности, видит возможности ее вырождения.
Иные исследователи увидели в книге Свифта признаки героического эпоса, революционного пафоса, бунтарства. "При всем пессимизме, - отмечал В. Дубошинский, - герою Свифта удалось увидеть тени великих предков..., в которых воплотились бессмертные традиции тираноборства, величие мысли... Эти эпизоды (восстание населения Линдалино, решившего коренным образом изменить государственное устройство Больнибарби - авт.) составляет несатирический пласт повествования, придающий особое значение роману" . И, далее: "Миру чудовищных лапутян, струльдбургов, йэху противостоят героические образы. Так в самой художественной структуре выявляется дифференцированный подход Свифта к человеческому миру. Из романа явствует, что мечтой Свифта является свобода и разумный труд для блага всех и отдельной личности. В отличие от других просветителей, Свифт не считал, что человек по своей природе склонен к добру. Добро должно быть завоевано и утверждено. Путь к нему лежит через борьбу с несправедливостью" . Такое мнение во многом сходно с мнением У. Годвина и является чересчур прямолинейным.
Видеть в государстве гуигнгнмов утопию будущего так же неверно, как и полагать его антиутопией. Свифт гораздо более неоднозначен, а в его романе слишком много смыслов, чтобы можно было их свести к чему-то одному. Можно согласиться с В. Скоттом в том, что диковинные вымыслы в "Путешествиях Гулливера" "допускаются ради того, чтобы извлечь из них философский смысл и нравственный закон. Допущение чудес в этом случае подобно плате при входе в лекционный зал; это вынужденная уступка автору, за которую читатель получает возможность духовного обогащения" .
"Путешествия Гулливера" принято относить к сказочной сатире, гротеску.
"Основной темой "Путешествий", - пишет И. И. Чекалов, - является изменчивость внешнего облика мира природы и человека, представленная фантастической и сказочной средой, в которую попадает Гулливер во время своих странствий. Меняющийся облик фантастических стран подчеркивает, в соответствии с замыслом Свифта, неизменность внутренней сути нравов и обычаев, которая выражена одним и тем же кругом осмеиваемых пороков. Вводя сказочные и фантастические мотивы повествования в их собственной художественной функции, Свифт не ограничивается ею, но расширяет значимость за счет пародии, на основе которой строятся сатирический гротеск. Пародия всегда предполагай момент подражания заранее известному образцу и те" самым вовлекает в сферу действия свой источник. Текст "Путешествий" буквально пронизан аллюзиями, реминисценциями, намеками, скрытыми и явными цитатами" .
Итак, роман Свифта не вмещается в рамки какого-то одного жанра. В нем присутствуют элементы утопии, дидактики, фантастики, аллегории, сказки, мемуаристики, представляя сложное сочетание художественных приемов и средств для выражения единой четко слаженной концепции, на которой держится единство романа. Прежде чем выразить ее, разберем внешнюю композицию произведения.
2. Композиционные особенности романа Свифта "Путешествия Гулливера"
2. 1. Композиция романа
"Путешествия Гулливера" построены в жанре морских путешествий (типичная примета большинства утопий и исторических произведений). Роман разделен на четыре части, в которых рассказывается о четырех путешествиях Гулливера (общем герое всех частей книги) и в которых описываются четыре фантастических страны (Четырехпалубный корабль, на котором Гулливер отправляется в плавание, является как бы символом четырехчастного же путешествия). Все эти части обрамлены и связаны выдержанными в реалистическом ключе морскими путешествиями.
Четыре части "Путешествий" - это четыре сатирических модификации человеческой никчемности . В 1-й и 2-1 частях уменьшение физического роста человека является сатирическим способом уменьшения моральной и идеологической сторон человеческого существования. В 3-й и 4-й человек как бы разделен на два самостоятельных существа, смешные и жуткие в своей однобокости: жителей Лапуты, воплощающих теоретический разум человека, оторванный от житейской практики, а потому слепой и бессмысленный; и йэху - воплощение возрожденных инстинктов человека, освобожденного от цивилизованной "политуры". Вся человеческая жизнь показана в четырех сатирических измерениях и аспектах: в 1-й части показано умаление человеческой никчемности, выявленной внешне, т. е. в политической и социальной жизни; во 2-й - умаление жизни внутренней (человек сам оказывается в роли лилипута и никчемными кажутся все его переживания и действия); в 3-й - политическая никчемность; в 4-й - физическая и интеллектуальная никчемность.
Разные исследователи по-своему трактовали и видели суть композиционного единства романа. Так, по мнению А. Аникста, "Путешествия Гулливера" обладают глубоко продуманной композицией, в основе которой лежит принцип контраста: карлики - в 1-й части, великаны - во 2-й, сверхобразованные люди - в 3-й, примитивные существа - во второй" .
Следует отметить и то обстоятельство, что "Путешествия Гулливера" написаны неравномерно. Элементы приключенческие развернуты в первых двух частях, в третьей же и четвертой преобладают сатира и дидактика.
Говоря об источниках "Путешествий Гулливера", необходимо отметить античные и гуманистические традиции, которые посредством сюжетных параллелей составляют особый пласт источников "Путешествий", играя в романе роль гротеска и занимательности. В соответствии с этой традицией мотивы группируются вокруг схемы вымышленного путешествия. Что касается Гулливера, то данная схема опирается также на английскую прозу XVII в., в которой широко представлены повествования путешественников эпохи великих географических открытий. Из описаний морских путешествий XVII в. Свифт заимствовал приключенческий колорит, придавший фантастике иллюзию зримой реальности.
Внешне "Путешествия Гулливера" выглядят как записки мореплавателя, но это не так. Гулливер выступает как нетипичный путешественник, а как "пасвилянт и очернитель" . Путешественнику просветители отводили роль провозвестника нового либерально-буржуазного мироустройства, сеятеля волнующих сведений и мечтаний, расширителя кругозора.
Капитан Гулливер явно не помышляет ни об утопиях, ни об аллегориях, ни о чем-нибудь "чудесном" или "романическом". Перед читателем неспешно развертывается не лишенное забавности, но прежде всего пунктуальное, изобилующее фактами повествование.
Свифт, прежде чем написать роман, ознакомился со всякого рода литературой путешествий, чрезвычайно модной в его время, вставляя из нее в свое произведение целые куски специальных описаний (например, устройство корабля). Но на этом его сходство с ней заканчивается.
Анализируя отличие свифтовской прозы от литературы путешествий и достоверных описаний, В. Муравьев отмечал: "Путешествия Гулливера" (особенно первые две части) до сих пор сохраняют и сохранят до конца существования всякой литературы эту прелесть сбывшейся на новый лад старой сказки. Со сказкой, в отличие от философского или утопического трактата, у записок Гулливера тем более родства, что это прежде всего повесть о злоключениях героя, а не занимательные поучения подставного лица; равно и не страноведческое описание, хотя все научные достижения последнего здесь налицо" .
Итак, сказочная фабула в сочетании с правдоподобным приключенческим колоритом морского путешествия составляет конструктивную основу "Путешествий". Сюда включен и автобиографический элемент - семейные рассказы и собственные впечатления Свифта о необычном приключении его раннего детства (в годовалом возрасте он был тайком увезен своей няней из Ирландии в Англию и прожил там почти три года). Это - поверхностный пласт повествования, позволивший "Путешествиям" с самых первых публикаций стать настольной книгой для детского чтения. Однако сюжетные линии фабулы, являясь иносказанием обобщенной сатиры, объединяют множество смысловых элементов, рассчитанных исключительно на взрослого читателя, - намеков, каламбуров, парод и т. п., -в единую композицию, представляющую смех Свифта в самом широком диапазоне - от шутки до "сурового негодования".
Поначалу роман напоминает забавную сказку. Постепенно, однако тон повествования становится более серьезным, подводя читателя к самому главному - природе человека и общества. "Путешествия Гулливера" - притча, иносказание . С одной стороны, они несут неизгладимую печать своего времени, наполняясь конкретными политическими смыслами (так, борьба партий тори и виги отображена в виде тяжбы "тупоконечников" и "остроконечников" в Лилипутии, само название королевства Трибниа является анаграммой слова Британия), с другой - имеют общечеловеческую направленность, выраженную путем сатирического бичевания всех пороков. При этом смех Свифта столь же всеобъемлющ, как и тематика романа, и охватывает все оттенки смешного от добродушного юмора и мягкой иронии до гневного сарказма и ядовитых насмешек. Объясняя столь разные оттенки смешного, равно как и отмечаемую исследователями некоторую непоследовательность в вопросе о природе человека, М. Заблудовский пишет: "В вопросах о разуме, как и вообще во всех проблемах просветительства, Свифт мучительно колеблется между верой и неверием, между утопией и отчаянием, переходя от одной крайности к другой, горько издеваясь над самим собой и тем мистифицируя читателя" .
Исследователи справедливо относят "Путешествия" к пародии на жанр путешествий (в частности, на "Робинзона Крузо" - пародия особо ощутима в сцене, где своеобразным "Пятницей" Гулливера в его постройке жилища служит серый лошак). Как отмечает А. Ингер, "от других путешествий книга Свифта отличает то, что там читателю представляются страны, ему неведомые, а здесь он постепенно убеждается в том, что его надули", привезя "в до тошноты знакомые места" и показав "до тошноты знакомые нравы" . Фантастичность используется в качестве приема остранения, представляя привычное, примелькавшееся в необычном ракурсе. Подобным приемом пользовались и иные писатели 18 в. (Монтескье в "Персидских письмах", Вольтер в "Простодушном"). Однако у Свифта, при той же сути и цели, иной вариант художественного приема: сначала он словно меняет линзы, через которые его герой рассматривает людей, а затем и просто переворачивает привычные отношения, изображая мир, где все наоборот (например, разумные животные управляют одичавшими людьми).
Таким образом, "Путешествия Гулливера" - книга фантастическая, но фантастика в ней необычная. Необычность ее в том, что, как отмечает А. Ингер, "Свифт в этом придуманном им мире принципиально не пользуется предметами необычными, небывалыми, которые фантастика конструирует из элементов реального мира, но только соединяет друг с другом в самых неожиданных, в реальности ненаблюдаемых сочетаниях" . Например, схватка человека и большой осы, лошадь, продевающая нитку в иголку. Фантастика первых двух частей - фантастика наглядного сопоставления размеров - служит способом создания двусторонней нравственной перспективы изображения: Гулливер с точки зрения размерной нормы или действительность с точки зрения несоразмерного ей Гулливера - два взаимодополняющих плана. В 3-й части он нормальный человек в безумном мире, путешествующий по областям сбывшихся мечтаний современников: остров науки, управление кастой ученых, общение с мертвыми, земное бессмертие.
Есть в книге и научная фантастика (в 3-й части), и утопия, или антиутопия (4-я часть), и элементы политического памфлета (в 1-й части).
Фантастическая ситуация каждого путешествия создает нравственную наглядность изображения и в каждом случае наглядно разъясняет какой-нибудь аспект жизни общества. В 1-й части - аспект политический, когда рассмотрению подлежит современная государственность (типичным примером является суд над Гулливером; тут Гулливер выступает в качестве жертвы, героя). Во 2-й части он выступает объектом, а не действующим лицом, через который открывается облик современного мира. В 3-й - критика науки, а в 4-й - культа разума.
В мире каждого путешествия человеческий мир открывался по-разному, и фантастика каждого путешествия была наглядным способом его открытия.
В какой-то мере "Путешествия" можно назвать и философской повестью (распространившейся в литературе 18 в.) с характерной для нее заданностью сюжета и образов, призванных наглядно проиллюстрировать определенную мысль, тезис или концепцию.
Наконец, следует отметить оставшуюся в "Путешествиях" непревзойденность и самой приключенческой фабулы.
Попытки нарушить композицию романа при издании книги в сокращенном варианте (либо изъятии из общей структуры какой-либо части) неизменно приводили к потере основных достоинств романа. Композиция книги представляет собой одно целое, логически выверенное построение, где каждая часть соотносится с другой не только главным героем и предметом аллегории, но и самим сюжетом. Так, четвертая часть логически следует из третьей. Если в 3-й части на острове волшебников перед Гулливером проходят века европейской цивилизации от античности до современности, и он видит свидетельства постепенного упадка, как духовного, политического, так и физического (в отличие от просветителей), то появление после такого сопоставления в 4-й части йэху, деградировавших в животных людей выглядит совершенно логичным прогнозом будущего и грозным предостережением.
Заканчивая главу о жанре и композиции романа, нельзя не упомянуть о мнении писателя А. Левидова, полагавшего роман Свифта его исповедью, автобиографией, повествованием о скитаниях нормального человека в ненормальном мире. "Путешествия Гулливера", - пишет он, - сатирическое, авантюрное, полемическое, пародийное и нравоучительное произведение. Но Свифт назвал его личной книгой" . В этом мнении многое верно. Однако это не значит, что можно отождествлять Гулливера со Свифтом. По мнению М. Левидова, "в первых трех частях Свифт - Гулливер - читатель одно лицо. Но не в четвертой. Тут Свифт просит читателя отойти в сторону и с предельной откровенностью отождествляет себя с Гулливером. Ибо Гулливер в этой части максимально активен. В 1-й части Гулливер действует, но не по своей воле, во 2-й - он слушает..., в 3-й наблюдает. А в 4-й, действуя, слушая и наблюдая, он. Кроме того... активно высказывается и принимает жизненно важное решение о своей жизни" .
И тут мы подходим к философски-психологической концепции романа, которая заключена в том, что "нормальный человек брошен в мир безумия и нелепости, единственно реальный мир".
Истинность "Путешествий" оказывается не в том, что они якобы описывают действительные существа и происшествия, и не в отдельных сугубо реалистических сценах, а в доскональном портретном сходстве мира, открытого Гулливером, и развернувшегося до своих горизонтов цивилизованного общества. "Мистификация" была в том, что жанровый канон литературы путешествий, доведенный до совершенства (описание, превращенное в отчет) у Свифта теряет свою привычную успокоительно-наставительную задачу, превращаясь, по выражению В. Муравьева, в "орудие вколачивания в глотку истины о совремернности, а не преподнесение "истинных" буржуазных мифов" .
2. 2. Повествование
Основу повествовательной формы романа Свифта составляет пародия. Свифт пародийно использует приемы, типичные для книг мореплавателей и открывателей земель. Пародия заключена уже в самом названии: сначала хирург, а потом капитан нескольких кораблей.
"Путешествия Гулливера" имеют многоплановое ироническое построение.
Два плана повествования - фантастический и приключенчески-реальный - изображаются сходными художественными средствами.
В описаниях собственно приключений явно видны черты того нового реализма, который ввел в своем "Робинзоне" Дефо, т. е. исключительное внимание к детальной и правдивой фиксации бытовых фактов, окружения персонажа. Но та же фиксация присуща и описаниям фантастических стран.
Смесь документальности (цифр, фактов, подробностей) и выдумки создает особый колорит фактологической сказки. Описания морских путешествий, бурь и кораблекрушений выдержаны в тоне, обычном для повествований мореходов. Видимость изложения голых фактов строжайше соблюдена во всей книге, начиная с первой фразы: "My father had a small estate in Nottinghamshire; I was the third of five sons" ("Я уроженец Ноттингенпшира, где у моего отца было небольшое поместьe") . Как отмечает В. Муравьев, "Записки капитана Гулливера имеют место быть документом: именно такое отношение к ним поощрял Свифт" . Но всякий раз вполне правдоподобный поначалу рассказ переходит в фантастическое описание необыкновенной, вымышленной страны. Однако и тут Свифт для видимости сохраняет точность, указывая географическое местоположение выдуманной страны. Иллюзия правдоподобия, окутывающая гротескный мир "Путешествий" выполняет троякую роль: с одной стороны, она приближает его к читателю, с другой - маскирует памфлетную основу произведения, с третьей - "служит камуфляжем иронии автора, незаметно надевающего на Гулливера маски, зависящие от задач сатиры" .
Столкновение приемов из столь различных жанров (воображение и точный расчет, фантастика и фактографичность) происходит с самого начала, когда Гулливер попадает в шторм на судне "Антилопа" собственности капитана Вильяма Причарда. Ряд цифровых подробностей привязывает читателя к привычной ему действительности, которую разрывает страшная буря:
"We were driven by a violent storm to the northwest of Van Diemen"s Land. By an observation, we found ourselves in the latitude of 30 degrees 2 minutes south. Twelve of our crew were dead by immoderate labor and ill food, the rest were in a very weak condition. On the fifth of November, which was the beginning of summer in those parts, the weather being very hazy... " ("Ураган отнес нас к северо-западу от Вандименовой Земли. Мы находились на 30 2 южной широты. Двенадцать человек из нашего экипажа умерли от переутомления и дурной пищи, остальные были очень изнурены. 5 ноября сильный ветер продолжал гнать нас вперед и вперед; стоял густой туман" ).
Стиль судового журнала поначалу не выбивают даже два существенных для перехода в сказку сообщения:
"The declivity was so small, that I walked near a mile before I got to the shore" ("Дно оказалось настолько отлогим, что мне пришлось брести по воде добрую милю, прежде чем я достиг берега" ) и "I lay down on the grass, which was very short and soft" ("Я лег на траву, очень низкую и мягкую" ).
Такое предварительное реалистическое введение в фантастику характерно для Свифта. Аналогично этому, в стране великанов Гулливер сначала замечает очень высокую траву, а перед появлением гуигнгнмов видит множество копыт на земле.
Лилипутский микрокосм смыкается вокруг Гулливера во время его сна, вызванного усталостью, жарой и полупинтой водки. Этой подробностью классическое введение в сказку у Свифта строго мотивировано. Далее, как заметил В. Скотт, Свифт одолжился у древнегреческого автора Филострата, из мифологического жизнеописания Геркулеса, в котором он нисколько не претендует на правдоподобие, создание иллюзии жизненной ситуации. Аналогично и у Свифта: фантастические прообразы путешествий и открытий Гулливера проникнуты насмешкой над примитивно-бытовым представлением о правдоподобии, однако Свифт делает это более замаскировано, путем точного перечисления цифр и фактов. "Их посредством, - пишет В. Муравьев, - он и превратил филостратовскую сцену в гулливеровскую, мифологические россказни - в реалистическое описание. Немного вникнув в это описание, читатель мог бы понять, что его дурачат: такая безличная, ледяная, сверхъестественная аккуратность была бы немыслима в рассказе о действительном происшествии" .
Материализация лилипутов посредством внешне научной, а по сути раблезианской "точности" цифр и фактов была самой безобидной из насмешек, уготованных читателю. Несмотря на выдумку, пределы возможного всюду установлены вполне реалистически. Поэтому, при всей необычайности обстоятельств, отчет о судьбе Гулливера в Лилипутии куда более похож на мемуары о придворной службе, чем на авантюрно-героическую небылицу. Сообщив, что лилипуты в 12 раз меньше людей, Свифт на протяжении всей 1-й части вплоть до мельчайших деталей выдерживают эту пропорцию. Великаны же в 12 раз больше людей, и все размеры находятся в соответствии с этой мерой. Самые невероятные выдумки преподносятся реалистически, загодя.
Гулливеровское описание страны пигмеев складывается из самых обыденных для читателя подробностей. Лилипуты живут, как европейцы или даже англичане, и все у них происходит почти так же. Да и сама Лилипутия выглядит "кукольным слепком с Англии" .
Характерно, что, как заметили исследователи, при ее описании (и вообще в трех книгах "Путешествий") полностью отсутствуют метафоры, риторика, подсказки читателю. И дело тут не только в мемуарной манере писания, т. е. в том, что, как пишет В. Муравьев, "в тесных рамках мемуарной схемы жестким мемуарным слогом удостоверяется существование империи пигмеев" .
Дело еще и в точке видения. Свифт скрыт за Гулливером, а Гулливер поглощен своей незатейливой повестью. Взгляд на необычные внешне события подан глазами обыкновенного среднего европейца, и именно этим становится полон скрытой насмешки.
Можно не согласиться с В. Муравьевым в том, что "Лилипутия иносказательна не более, а гораздо менее, чем необитаемый остров в "Робинзоне Крузо" . Просто иносказание у Свифта гораздо более глубоко запрятано и лежит в глубинах человеческой природы, а у Дефо оно более поверхностно, открыто. Повесть о Робинзоне по характеру напоминает житие, а капитан Гулливер более занят описанием внешнего мира. По замечанию Мэйнарда Мэка, комментатора Свифта ХХ в.: "Его (Гулливера) отчет о путешествиях был сделан так, чтобы походить на истинные рассказы путешественников свифтовского времени... Свифт, целью которого в "Гулливере" было, кроме всего прочего, показать тщету этих упований (т. е. упований просветителей на естественную природу человека - авт.) сознательно берет на вооружение враждебные ему литературные жанры" .
Иносказание содержится уже в самом размере обитателей Лилипутии. Царство лиллипутов - не только сказочное, но еще и кукольное. Гулливер по большей части и описывает свои игры и забавы в ожившем кукольном мире, но описывает в самых серьезных выражениях. Он в очень малой степени наблюдатель и в очень большой - участник этих игр, связанный их правилами, в 9 пунктах изложенными в королевском приказе. Он имеет свое кукольное имя - Куинбус Флестрин ("the Man-Mountain" - "Человек-Гора"), свои игровые обязанности (например, "to carry in his pocket the messenger and horse a six days journey once in every moon, and return the said messenger back (if so required) safe to our Imperial Presence" - "раз в луну относить в своем кармане гонца вместе с лошадью на расстояние 6 дней пути" ), свой игровой титул "нардака", "самый высокий в государстве".
Размерность, соотношение частей играет огромную смыслообразующую роль в романе.
С одной стороны, как отмечает И. И. Чекалов, "иллюзия зримой реальности увеличивается... благодаря тому, что во внешнем облике между лилипутами и великанами, с одной стороны, и самим Гулливером и его миром -с другой, существует точное соотношение величин. Количественные соотношения поддерживаются качественными различиями, которые устанавливает Свифт между умственным и нравственным уровнем Гулливера, его сознанием и, соответственно, сознанием лилипутов, бробдингнежцев, еху и гуигнгнмов. Угол зрения, под которым Гулливер видит очередную страну своих странствий, заранее точно установлен: он определяется тем, насколько ее обитатели выше или ниже Гулливера в умственном и нравственном отношении" .
С другой стороны, соотношение частей необходимы Свифту для придания окружающему иного ракурса видения.
Относительность человеческих суждений наглядно проявляется при перемене масштабов, когда Гулливер оказывается то среди лилипутов, то среди великанов. Придворные интриги, международная дипломатия и религиозные распри, когда ими занимаются крошечные человечки-лилипуты, выглядят особенно комично. Но, оказавшись сам своего рода лилипутом в Бробдингнеге, стране великанов, Гулливер смущенно обнаруживает, что в глазах просвещенного короля бробдингнежцев его мудрость "цивилизованного" англичанина кажется величайшим безумством, а советы насчет того, как лучше всего держать в подчинении свой народ с помощью усовершенствованной артиллерии, отвергаются с негодованием. "The King was struck with horror at the description I had given of those terrible engines, and the proposal I had made. He was amazed how so impotent and grovelling an insect as I (these were his expressions) could entertain such inhuman ideas, and in so familiar a manner as to appear wholly unmoved at all the scenes of blood and desolation, which I had painted as the common effects of those destructive machines, whereof he said some evil genius, enemy to mankind, must have been the first contriver" ("Выслушав мое описание этих разрушительных орудий... король пришел в ужас. Он был поражен, что такое бессильное и ничтожное насекомое, как я (это его собственное выражение), не только таит столь бесчеловечные мысли, но и считает их вполне разумными и естественными. Он был глубоко возмущен тем спокойным равнодушием, с каким я рисовал перед ним ужасные сцены кровопролития и опустошения, вызываемые действием этих разрушительных машин" ).
Мир, очень похожий на европейский, но показанный в уменьшенном кукольном размере, выглядит насмешкой над общепринятым, позволяя увидеть его в ином, обмельченном, ключе. А пребывание Гулливера в стране великанов разрушает множество иллюзий. Самые прославленные придворные красавицы Бробдингнега кажутся Гулливеру отвратительными: он видит все дефекты их кожи, ощущает отталкивающий запах их пота... А сам он, пресерьезно рассказывающий о том, как он отличился в сражении с осами, как бестрепетно рассекал своим ножом мух и как отважно плавал в лохани, начинает казаться и нам не менее смешным, чем бробдингнежцам, которые потешаются над этими его "подвигами".
Применение разных пропорций Свифт одолжил у Рабле. Но если у последнего эта разность размеров служит выражением народного юмора, радостным гимном здоровому телу, то у Свифта она выступает наглядным и пародийным отображением многих человеческих и философских смыслов.
"Путешествия Гулливера" обманчиво и заманчиво просты и прямолинейны. Читатель легко и незаметно подставляет себя на место Гулливера, тем более, что Гулливер, особенно поначалу, совершенно лишен индивидуальности: это средний, можно даже сказать, усредненный тип человека нового времени (Everyman). В этом смысле он сродни Робинзону Крузо. В литературоведении предпринимались попытки усмотреть в четырех частях "Путешествий" некое последовательное поступательное развитие характера этого героя. Но эти попытки не дали ощутимых результатов. Образ Гулливера условен: он, как пишет А. Елистратова, "необходим для философско-фантастического эксперимента Свифта над человеческой природой и обществом; это та призма, через которую он преломляет, разлагая на составные лучи, спектр действительности" .
Звание хирурга, а следовательно, и естественнонаучное образование, полученное Гулливером, позволяют придать видимость нарочитой точности достоверности его удивительным наблюдениям и находкам в ранее неведомых странах. Но Гулливер, как и подавляющее большинство его сограждан, для Свифта даже не homo sapiens или homo rational (человек мыслящий или человек разумный), а всего лишь, по формулировке самого писателя, homo rationis capax (человек, способный к разумному мышлению) .
И все же Гулливера можно трактовать и как психологический образ, поскольку он не просто демонстрирует положение вещей читателю, но открывает истину для себя и делает из нее свои заключения (в утопиях же истина не открывалась, а излагалась). Такое усреднение служит не только для создания ракурса видения обыкновенного человека и дальнейшего его прозревания, но и для легкости отождествления Гулливера с читателем, в чем заключался дополнительный иронический подтекст.
При анализе композиционных особенностей романа не следует упускать из виду такой важный прием, как тон повествования, которым Свифт дополнительно (вместе с документальностью) достигает иллюзии правдоподобия. О заведомо неправдоподобных вещах он повествует таким невозможно-спокойным, правдивым тоном, как будто речь идет о самых обыкновенных явлениях. Таким образом, как видим, иллюзия достоверности достигается, во-первых, точнейшим соблюдением пропорций и размеров, тщательными арифметическими подсчетами и фактическими сведениями (так, Гулливер сообщает, что съедает за раз почти 2000 порций у лилипутов; сообщает, сколько пошло на него материала и т. д.; и, во-вторых, тоном повествования.
Множество эпизодов в романе связано с практическим трудом человека. Гулливер не пропускает ни одной технической детали, описывая свою работу над постройкой флотилии для лилипутов:
"Five hundred workmen were employed to make two sails to my boat, according to my directions, by quilting thirteen fold of their strongest linen together. I was at the pains of making ropes and cables, by twisting ten, twenty or thirty of the thickest and strongest of theirs. A great stone that I happened to find, after a long search, by the sea-shore, served me for an anchor. I had the tallow of three hundred cows for greasing my boat, and other uses"
("Пятьсот человек под моим руководством сделали для нее (лодки - авт.) два паруса, простегав сложенное в тринадцать раз самое прочное полотно... Я скручивал вместе по десять, двадцать и тридцать самых толстых и прочных тамошних канатов. Большой камень, найденный на берегу, послужил мне якорем. Мне дали жир трехсот коров для смазки лодки..." )
Или постройку помещения во время его пребывания у великанов:
"This man was a most ingenious artist, and according to my directions, in three weeks finished for me a wooden chamber of sixteen feet square, and twelve high, with sash windows, a door, and two closets, like a London bedchamber. The board that made the ceiling was to be lifted up and down by two hinges... A nice workman, who was famous for little curiosities, undertook to make me two chairs, with backs and frames, of a substance not unlike ivory, and two tables, with a cabinet to put my things in"
("Этот столяр был замечательный мастер: в три недели он соорудил, по моим указаниям, деревянную комнату в 16 футов длины и ширины и 12 футов высоты, с опускающимися окнами, дверью и двумя шкафами, как обыкновенно устраиваются спальни в Лондоне. Потолок был устроен так, что его можно было открывать и закрывать... Другой мастер, специалист по изящным безделушкам, сделал для меня из какого-то особенного материала, похожего на слоновую кость, два кресла с подлокотниками и спинками, два стола и комод" ).
Заключение
Жанр "Путешествий Гулливера" нельзя вместить в какое-то одно определение. Роман вмещает в себе признаки нескольких жанровых канонов (фантастика, утопия, сатира, авантюрные приключения, философская притча, аллегория, реалистическое бытописание, политический памфлет и т. д.) и вместе с тем это одновременно тонкая пародия на эти жанры. По форме "Путешествия" выглядят как описание морских путешествий, так что их можно отнести к документированным мемуарам морехода Гулливера, сначала лекаря, а потом капитана, с иносказательным подтекстом и автобиографическими реминисценциями самого Свифта. Это очень личная и очень грустная книга. Пессимизм Свифта, достигающий апогея в 4-й части, в какой-то степени уравновешивается забавными эпизодами и приключениями, особенно плотными в 1 и 2 частях.
Композиционное единство романа держится за счет: 1) четко выверенной и логически разматывающейся концепции о природе человека и общества; 2) структуры текста, базирующейся на антитезах: лилипуты - великаны, ученые - ничтожества; 3) единого героя, играющего в романе 4 отдельные роли: великана, лилипута (гомункула), слушателя, мыслящего, - символизирующие путь созревания человека в мире; 4) внешнего морского, приключенческого обрамления; 5) иронии и тона повествования.
Именно в таком единстве четырех частей становится понятна идея автора об относительности всего в мире и обществе и о сущности природы человека.
Сжатую характеристику сущности прозы Свифта дал А. Уотт, написавший, что "ее точно выстроенная структура, при всей ее простоте и смысловой прозрачности, предполагает скорее аккуратное резюме, нежели полный исчерпывающий отчет об описываемых событиях" .
В заключение можно привести слова М. Левидова, наиболее точно высказавшегося о структуре и тайне романа:
"Торопятся, сталкиваясь друг с другом, темы, эпизоды, воспоминания, мысли, эмоции, далекие переживания, забытые, но воскресшие парадоксы, частные ненависти, случайные идиосинкразии, стремясь осуществиться, приобрести плоть и форму. Единственная, неповторимая книга: книга - мир! Так расшифровывается окончательная тайна "Гулливера". Такова эта, самая обширная, но одновременно самая личная книга, когда-либо написанная человеком. Словно великан мысли и страсти писал ее. А читали - лилипуты" .
Библиография
1. Аникст А. А. Джонатан Свифт и его "Путешествия Гулливера" // Свифт Дж. Путешествие Лемиэля Гулливера в некоторые отдаленные страны света, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей. - М.: Худ. Лит., 1982. - С. 5-24.
2. Брандис Е. Послесловие // Свифт Дж. Путешествие Лемиэля Гулливера в некоторые отдаленные страны света, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей. - М.: Правда, 1989. - 349 с. - С. 316-333.
3. Веселовский А. Джонатан Свифт: жизнь и творчество // Веселовский А. Этюды и характеристики, 3 изд. - М., 1907.
4. Гиленсон Б. А. Утопия // Краткая литературная энциклопедия: В 7. / Под ред. А. Суркова. Т. 7. - М.: Сов. энциклопедия, 1972. - С. 853.
5. Дубошинский И. А. "Путешествия Гулливера" Д. Свифта. - М., 1969.
6. Дубошинский И. А. Свифт // Краткая литературная энциклопедия: В 7 т. / Под ред. А. Суркова. Т. 6. - М.: Сов. Энциклопедия, 1971. - С. 705-710.
7. Елистратова А. А. Английский роман эпохи Просвещения. - М.: Наука, 1966. - 472 с. - С. 62-84.
8. Елистратова А. А. Свифт и другие сатирики // История всемирной литературы: В 9 т. Т. 5. - М.: Наука, 1988. - С. 38-44.
9. Заблудовский М. Сатира и реализм Свифта // История англ. литературы. Т. 1. в. 2. - М. -Л.: Изд-во АН СССР, 1945.
10. Зозуля Е. Свифт. - М., 1933.
11. Ингер А. Джонатан Свифт // Свифт Дж. Сказка бочки. Путешествие Гулливера. - М.: Правда, 1987. - С. 3-26.
12. История зарубежной литературы 18 века / Под ред. Неустроева, С. Самарина. - М.: МГУ, 1974.
13. Кожинов В. Композиция // Краткая литературная энциклопедия: В 7 т. Т. 3. /Под ред. Суркова А. А. - М.: Сов. энциклопедия, 1964.
14. Левидов М. Путешествия в некоторые отдаленные страны, мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях. - М.: Сов. писатель, 1964, 1986. - 423 с. (вышла в 1939 г.)
15. Левитан Л. С. О некоторых соотношениях фабулы, сюжета и композиции; Буде И. Ю. Художественное действие в рассказе Ю. Казакова "Тихое утро" // Сб.: "Вопросы сюжетостроения". - Рига, 1969.
16. Левицкий Л. Мемуары // Краткая литературная энциклопедия: В 7 т. Т. 4. /Под ред. Суркова А. А.;М., 1964.
17. Леонов Л. Литературные выступления. Писатели о творчестве. - М., "Сов. Россия", 1966. - С. 101-102.
18. Мильчина В. Автобиография // Литературный энциклопедический словарь/Под ред. В. Кожевникова, П. Николаева. - М., 1987.
19. Мортон А. Английская утопия. - М., 1956.
20. Муравьев В. Джонатан Свифт. - М.: Просвещение, 1968. - 79 с.
21. Муравьев В. Путешествие с Гулливером. (1699-1970). - М.: Книга, 1972. - 207 с.
22. Непомнящий Н. Странники Вселенной. - М.: Олимп, 1999.
23. Нудельман Р. И. Фантастика // Краткая литературная энциклопедия: В 8 т. Т. 7 / Гл. ред. А. А. Сурков. - М.: Сов. энциклопедия, 1975. - С. 894.
24. Письмо Свифта Попу от 29 сентября 1725 г. // Jonathan Swift. Correspondence, vol. III. Ed. by Harold Williams. - Oxford, Clarendon Press, 1963. - P. 103.
25. Рак В. Д. Предисловие // Свифт Дж. Избранное. - Л.: Худ. Лит. Ленингр. Отд., 1987. - 446 с.
26. Свифт Дж. Путешествие Лемиэля Гулливера в некоторые отдаленные страны света, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей (пер. А. Франковского). - Донецк-Киев: ЦЕНТР, 1992. - 364 с.
27. Скотт В. О сверхъестественном в литературе и, в частности, о сочинениях Эрнста Теодора Вильгельма Гофмана (пер. А. Г. Левинтона) // Скотт В. Собр. соч.: В 20 т. Т. 20. - М.: Худ. лит., 1965. - С. 620.
28. Теория литературы: В 3 кн. Кн. 2. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. - М., "Наука", 1964.
29. Тимофеев Л. И. Основы теории литературы. - М., "Просвещение", 1971.
30. Уотт Айэн. Происхождение романа (1957). Пер. О. Ю. Анцыфаровой // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. - 2001. - № 3.
31. Урнов Д. М. Робинзон и Гулливер: Судьба двух литературных героев. - М., 1973.
32. Успенский Б. А. Поэтика композиции. - М.: Искусство, 1970. - 225 с.
33. Федин К. Писатель, искусство, время. - М., "Советский писатель", 1956.
34. Хализев В. Композиция // Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В. Кожевникова, П. Николаева. - М., "Художественная литература", 1987. - С. 164.
35. Чекалов И. И. Творчество Джонатана Свифта // История зарубежной литературы 18 в.: Учебник / Под ред. З. И. Плавскина - М.: Высшая школа, 1991. - 335 с. - С. 48-59.
36. Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. Т. 2. - М., Изд-во АН СССР, 1949.
37. Чудакова М. Дневник // Краткая литературная энциклопедия: В 7 т. Т. 2. /Под ред. Суркова А. А. - М., 1964. - С. 707.
38. Шамрай А. Джонатан Свіфт і його твір // Свіфт Дж. Мандри до різних далеких країн світу Леміеля Гулівера, спершу лікаря, а потім капітана кількох кораблів. - К.: Дніпро, 1983. - 287 с. - С. 5-24.
39. Шкловский В. Заметки о прозе русских классиков. - М., "Художественная литература", 1955.
40. Щепилова Л. В. Введение в литературоведение. - М., "Высшая школа", 1968.
41. Bullit J. M. Jonathan Swift and the anatomy of satire. - Camb., 1966.
42. Carnochdn W. B. Lemuel Gulliver"s mirror for man. - Berkeley; Los Angeles, 1968.
43. Churchill R., Ferguson O. W., Jackson R., Murry J. The mind and art of Jonathan Swift. - L. -N. Y., 1936.
44. Clark J. R. Form and frenzy in Swift"s "Tale of a tub". - Ithaca; L., 1970.
45. Collins J. C. Jonathan Swift: a biographical and critical study. - L., 1893.
46. Craik H. Thй life of Jonathan Swift: In 2 vol. - L., 1969.
47. Davis H. Jonathan Swift. - N. Y., 1964.
48. Davis H. Thй satire of Jonathan Swift. - N. Y., 1947.
49. Donoghue D. Jonathan Swift: a critical introd. - N. Y.; L., 1959.
50. Ehrenpreis J. Swift: thй man, his works, and his вge: In 2 vol. - L., 1964.
51. Ehrepreis I. Swift. The man, his works and the age. V. 1-2. - L., 1964-1967.
52. Fabrikant C. Swift"s landscape. - Baltimore; L., 1982.
53. Gilbert J. G. Jonathan Swift: Romantic and cynic moralist. - Austin; L., 1966.
54. Mack M. Gulliver"s Travels // Swift J. A Collection of Critical Essays. - Prentice-Hall, 1964. - P. 111-112.
55. McKusick J. C. Coleridge philosophy of language. - New Haven, 1986. - P. 54.
56. Rowse A. L. Jonathan Swift: major prophet. - L., 1975.
57. Stephen L. Swift. - L., 1962.
58. Swift J. Gulliver"s Travellers // http://www.litrix.com/gulliver.
59. The world of Jonathan Swift. - Oxford, 1968.
60. Twentieth-century interprйtation of Gulliver"s travels: A coll. of critical essays. - Englewood Cliffs (N. J.), 1968.
61. Williams K. Jonathan Swift. - L., N. Y., 1968.
62. Романчук Л. Утопии и антиутопии: их прошлое и будущее// "Порог". - 2003. - №2. - C. 49-53.
«Путешествие Гулливера»- замечательное произведение английского писателя Джонатана Свифта, принесшее ему всемирную известность. Над этой книгой писатель работал почти пять лет. Он поставил себе цель-изобразить и высмеять ненавистные ему порядки Англии того времени. Именно фантастика помогла ему нарисовать в иносказательной форме картину всего общества и создать отдельные сатирические образы, которые полностью отразили его замысел.
Роман разделен на четыре части, в каждой из которых герой произведения Люмюэль Гулливер попадает в незнакомые земли, переживая в своих путешествиях все новые захватывающие приключения.
Сначала Гулливер попадает в страну лилипутов-человечков, которые в двенадцать раз меньше, чем обычные люди. А на самом деле лилипуты-современники самого Свифта. Маленькие человечки выглядят особенно смешно, когда пытаются казаться великими министрами, сильными правителями и мудрыми людьми, но маленький рост только подчеркивает их жестокость, жадность и коварство. В некоторых персонажах угадывается намек на людей, живших в те времена. Например, в императоре Лилипутии (крошечном человечке, считавшем себя монархом всех монархов, украшением и грозой Вселенной и величайшим из людей) современники Свифта узнавали короля Георга 1.
Из государства лилипутов Гулливер попадает в страну великанов и сам словно превращается в лилипута. Король страны задает герою вопросы, которые ставят его в тупик. Дело в том, что вопросы короля про политическое и общественное устройство сформулированы так, что на них можно дать лишь конкретные ответы. И эти ответы характеризуют английское общество не с лучшей стороны. Этим автор опровергает существовавшую легенду о мудрости и величии политического строя Англии тех времен.
В третьей части Свифт с помощью сатиры высмеивает ученых, которые проводят все свое время в изучении математики, астрономии и даже еду готовят в форме геометрических фигур, при этом они совсем не приспособлены к обычной жизни. Они строят кривые дома, шьют неудобную одежду.
В четвертой части Гулливер попадает в страну, где в качестве рабочей силы используют существ йеху, в них Гулливер с ужасом узнает людей. В неприглядных образах йеху отразились жадность, эгоизм, аморальность-черты, которые, к сожалению, автор наблюдал в окружающем обществе.
С помощью сатиры и фантастических приемов Джонатан Свифт высмеял в своем произведении порочное общество и его правителей, выступил с острой критикой всего политического и общественного строя страны, в которой пришлось ему жить.
Великий английский писатель XVIII века Джонатан Свифт (1667-1745) завоевал мировую известность своим сатирическим романом «Путешествия Гулливера».
Многие страницы этой книги, направленные против буржуазии и дворянства старой Англии, не утратили своего сатирического значения и в наши дни.
Угнетение человека человеком, обнищание трудящихся, пагубная власть золота существовали, разумеется, не в одной только Англии. Поэтому сатира Свифта имела куда более широкое значение. (Данный материал поможет грамотно написать и по теме Путешествия Гулливера. Роман.. Краткое содержание не дает понять весь смысл произведения, поэтому этот материал будет полезен для глубокого осмысления творчества писателей и поэтов, а так же их романов, повестей, рассказов, пьес, стихотворений.
) Такой обличительной силы не достигал в то время никакой другой писатель. Об этом очень хорошо сказал А. М. Горький: «Джонатан Свифт - один на всю Европу, но буржуазия Европы считала, что его сатира бьет только Англию».
Выдумка Свифта и его изобретательность поистине неистощимы. В каких только переделках не побывал его ! Чего только не довелось повидать ему на своем веку! Но при всех обстоятельствах, комических или плачевных, он никогда не теряет рассудительности и хладнокровия - качеств, типичных для среднего англичанина XVIII века. Но порою спокойный, уравновешенный рассказ Гулливера расцвечивается блестками лукавого юмора, и тогда нам слышится насмешливый голос самого Свифта, который нет-нет, да и выглянет из-за спины своего бесхитростного героя. А иногда, не будучи в силах сдержать своего негодования, Свифт и вовсе забывает о Гулливере и превращается, в сурового судью, превосходно владеющего таким оружием, как ядовитая ирония и злобный сарказм.
Непревзойденной осталась в «Путешествиях Гулливера» и сама приключенческая фабула, заставляющая читателей следить с напряженным вниманием за небывалыми похождениями героя и восхищаться пылкой фантазией автора.
Сочиняя свой роман, писатель использовал мотивы и образы народных сказок о карликах и великанах, о глупцах и обманщиках, а также широко распространенную в Англии XVIII века мемуарно-приключенческую литературу - книги о подлинных и мнимых путешествиях. И все это сделало произведение Свифта настолько интересным и занимательным, что сатирический философский роман, роман исключительно глубокомысленный и серьезный, стал вместе с тем одной из самых веселых, любимых и распространенных детских книг.
История литературы знает несколько бессмертных книг, которые, подобно «Путешествиям Гулливера», пережив свое время, попали в руки юных читателей и стали неотъемлемым достоянием любой детской библиотеки. Кроме романа Свифта, к таким книгам относятся: «Дон Кихот» Сервантеса, «Робинзон Крузо» Дефо, «Приключения барона Мюнхаузена» Бюргера и Распе; «Сказки» Андерсена, «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу и некоторые другие замечательные произведения, входящие в сокровищницу мировой литературы.
Сокращенные переводы, переделки и пересказы «Путешествий Гулливера» для детей и юношества появлялись в разных странах еще в XVIII веке. И тогда и позже в детских изданиях «Путешествий Гулливера» мысли самого Свифта, как правило, опускались. Оставалась только развлекательная приключенческая канва.
В нашей стране классики мировой литературы издаются для детей и юношества иначе. В советских изданиях сохраняется не одна только фабула классического произведения, но и, по возможности, его идейное и художественное богатство. Сопроводительная статья и примечания помогают юным читателям уяснять трудные места и непонятные выражения, встречающиеся в тексте книги.
Этот принцип применен и в настоящем издании «Путешествий Гулливера».
Джонатан Свифт прожил долгую и трудную жизнь, полную испытаний и тревог, разочарований и горестей.
Отец писателя, молодой англичанин Джонатан Свифт, в поисках заработка переехал со своей женой из Англии в столицу Ирландии Дублин. Внезапная смерть унесла его в могилу за несколько месяцев до рождения сына, которого в память об отце назвали тоже Джонатаном. Мать осталась с ребенком без всяких средств к существованию.
Детство Свифта было безрадостным. Долгие годы ему пришлось терпеть нужду, существовать на скудные подачки богатых родственников. После окончания школы четырнадцатилетний Свифт поступил в Дублинский университет, где господствовали еще средневековые порядки и главным предметом было богословие.
Товарищи по университету позднее вспоминали, что уже в эти годы Свифт отличался остроумием и язвительностью, независимым и решительным характером. Из всех предметов, преподававшихся в университете, он интересовался больше всего поэзией и историей, а по главной дисциплине богословию - получал оценку «небрежно».
В 1688 году Свифт, не успев окончить университет, уехал в Англию. Началась самостоятельная жизнь, полная лишений и борьбы за существование. После долгих хлопот Свифту удалось получить место секретаря у влиятельного вельможи, сэра Вильяма Темпля.
Вильям Темпль был раньше министром. Выйдя в отставку, он переселился в свое поместье Мур-Парк, разводил цветы, перечитывал древних классиков и радушно принимал именитых гостей, приезжавших к нему из Лондона. На досуге он занимался сочинительством и издавал свои литературные труды.
Гордому, неуживчивому Свифту было трудно привыкнуть к положению, среднему между секретарем и слугой, и он тяготился службой. Покинув своего «благодетеля», он снова уехал В Ирландию, надеясь найти менее унизительную службу. Когда эта попытка окончилась неудачей, Свифту пришлось опять вернуться к прежнему хозяину. Позднее Темпль оценил его способности и стал относиться к нему более внимательно. Он вел со Свифтом долгие беседы, рекомендовал ему книги из своей обширной библиотеки, знакомил со своими друзьями, доверял ответственные поручения.
В 1692 году Свифт защитил диссертацию на степень магистра, что дало ему право занять церковную должность. Но он предпочел остаться в Мур-Парке и с перерывами жил здесь вплоть до смерти Темпля в 1699 году, после чего нужда заставила его принять место священника в бедной ирландской деревушке Ларакоре.
Ирландия, куда снова закинула Свифта, была в то время страной отсталой и бедной, целиком зависимой от Англии. Англичане сохраняли в ней видимость самоуправления, но фактически свели к нулю действие ирландских законов. Промышленность и торговля находились здесь в полном упадке, население облагалось непомерными податями и жило в нищете.
Пребывание в Ирландии не прошло для Свифта бесплодно. Он много ездил и ходил по стране, знакомился с ее нуждами и чаяниями и проникся сочувствием к угнетенному ирландскому народу.
Вместе с тем Свифт жадно ловил политические новости, шедшие из Англии, поддерживал связи с друзьями Темпля и при всяком удобном поводе отлучался в Лондон и подолгу там задерживался.
В XVIII веке Англия превратилась в самую могущественную капиталистическую державу в мире. В результате буржуазной революции, совершившейся в середине XVII века, в стране были подорваны основы феодальных порядков и открылись возможности для развития капитализма.
Буржуазия, добившись победы, пошла на сговор с дворянством, которое, в свою очередь, втягивалось в процесс капиталистического развития. Буржуазия и дворянство быстро нашли общий язык, потому что они боялись революционности народных масс.
В Англии расцветали промышленность и торговля. Купцы и предприниматели неслыханно богатели за счет ограбления народных масс и колониальных разбоев. Английские быстроходные корабли бороздили моря земного шара. Купцы и авантюристы проникали в малоисследованные земли, убивали и порабощали туземцев, «осваивали» природные богатства отдаленных стран, которые становились английскими колониями.
В Южной Америке, например, были найдены золотоносные реки, и целые толпы искателей легкой наживы устремлялись на добычу золота. В Африке оказались большие запасы драгоценной слоновой кости, и англичане снаряжали за ней целые караваны судов. В тропических странах при помощи дарового труда рабов и каторжан возделывались кофейные, сахарные и табачные плантации, добывались всевозможные пряности, ценившиеся в Европе чуть ли не на вес золота. Все эти товары, почти задаром достававшиеся ловким негоциантам, продавались на европейских рынках с пятидесятикратной, а то и стократной прибылью, превращая вчерашних уголовных преступников в могущественных миллионеров, а прожженных авантюристов нередко делая вельможами и министрами.
Упорно борясь с соседними государствами за первенство, англичане построили самый мощный по тем временам военный и торговый флот, победили в многочисленных войнах и вытеснили со своего пути другие страны, прежде всего Голландию и Испанию, и заняли первое место в мировой торговле.
Со всех концов света в Англию стекались несметные капиталы и сокровища. Превратив эти богатства в деньги, капиталисты построили множество мануфактурных производств, на которых с утра до ночи трудились тысячи рабочих - вчерашних крестьян, насильственно согнанных со своих земельных участков.
Добротные английские сукна и другие товары высоко ценились на европейских рынках. Английские предприниматели расширяли свои производства, а купцы увеличивали свои обороты. Буржуа и дворяне строили дворцы и утопали в роскоши, а основная масса населения жила в нищете и влачила полуголодное существование.
«Новорожденный капитал, писал К. Маркс,- источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят» 1.
Эта мрачная, жестокая эпоха зарождения и развития английского капитализма вошла в историю под именем эпохи первоначального накопления.
В английской литературе все особенности этого исторического периода получили наиболее яркое отражение в сочинениях Джонатана Свифта и Даниэля Дефо, автора «Приключений Робинзона Крузо».
Истекал первый год нового, XVIII века. Английский король Вильгельм III деятельно готовился к войне с Францией - единственной западноевропейской страной, которая могла тогда соперничать с могущественной Англией и оспаривать ее международное влияние. В самой Англии в то время достигла наибольшего напряжения борьба двух политических партий - тори и вигов. И те и другие стремились безраздельно господствовать в стране и руководить ее политикой.
Виги хотели ограничить королевскую власть, чтобы можно было беспрепятственно развивать промышленность и торговлю. Они требовали войны, чтобы расширить колониальные владения и упрочить господство Англии на морях. Тори всячески сопротивлялись капиталистическому развитию Англии, старались усилить власть короля и сохранить старинные привилегии дворянства. И те и другие были одинаково далеки от подлинных запросов и нужд народа и выражали интересы имущих классов.
Свифту были чужды требования и той и другой партии. Наблюдая ожесточенную борьбу тори и вигов, он сравнивает ее в одном из писем с дракой кошек и собак. Свифт мечтал о создании какой-то третьей, подлинно народной партии. Но эта задача в Англии XVIII века была неосуществимой.
Свифту приходилось выбирать между двумя уже существующими партиями. Тщетно пытался он найти в политических программах тори и вигов что-либо, что могло бы привлечь к ним его симпатии. Но без поддержки тех или других он, безвестный священник деревенского прихода, единственным оружием которого могло стать его острое перо, был не в силах выступить на политической арене, чтобы высказать свои подлинные убеждения. Личные связи с друзьями Темпля, занимавшими в это время видные посты в правительстве, привели Свифта в лагерь вигов.
Не подписывая своего имени, он выпустил несколько остроумных политических памфлетов, которые имели большой успех и оказали вигам поддержку. Виги старались разыскать своего неизвестного союзника, но Свифт до поры до времени предпочитал держаться в тени.
Он бродил по тесным лондонским улицам, прислушивался к разговорам прохожих, изучал настроения народа. Ежедневно, в один и тот же час, он появлялся в Бэттоновской кофейне, где собирались обычно лондонские литературные знаменитости. Свифт узнавал здесь последние политические новости и салонные сплетни, прислушивался к литературным спорам и молчал.
Но изредка этот никому не известный, угрюмый человек в черной сутане священника вмешивался в разговор и рассыпал мимоходом такие остроты и каламбуры, что посетители кофейни замолкали, чтобы не проронить ни одной его шутки, которые затем разносились по всему Лондону.
«Сказка бочки» - английское народное выражение, имеющее смысл: говорить чепуху, молоть вздор. Следовательно, уже в самом заглавии содержится сатирическое противопоставление двух несовместимых понятий.
В этой книге Свифт беспощадно осмеивает различные виды человеческой глупости, к которым относит в первую очередь бесплодные религиозные споры, сочинения бездарных писателей и продажных критиков, лесть и угодничество перед влиятельными и сильными людьми и т. д. Для того чтобы избавить страну от насилья безнадежных глупцов, Свифт предлагает самым серьезным тоном произвести проверку обитателей Бедлама ", где без сомнения можно найти немало светлых умов, достойных занять самые ответственные государственные, церковные и военные должности.
Но главная тема «Сказки бочки» - резкая сатира на религию и на все три наиболее распространенные в Англии религиозные направления: англиканскую, католическую и протестантскую церкви. Свифт изображает соперничество этих церквей в образах трех братьев: Мартина (англиканская церковь), Петра (католицизм) и Джека (протестантизм), которые получили в наследство от своего отца (христианская религия) по кафтану. Отец в своем завещании строго-настрого запретил сыновьям производить какие-либо переделки в этих кафтанах. Но спустя короткое время, когда кафтаны вышли из моды, братья начали их переделывать на новый лад: нашивать галуны, украшать лентами и аксельбантами, удлинять или укорачивать и т. д. Сначала они пытались оправдать свои действия, перетолковывая текст завещания, а затем, когда дело зашло уже чересчур далеко, братья заперли отцовское завещание в «долгий ящик» и начали между собой ссориться. Петр оказался самым хитрым и ловким. Он научился надувать легковерных людей, разбогател и так раздулся от спеси, что вскоре рехнулся и напялил на себя сразу три шляпы, одну поверх другой (намек на тиару - тройная корона папы римского).
Свифт хочет доказать этой сатирой, что любая религия изменяется со временем, подобно тому, как меняется мода на платье. Поэтому не следует придавать значения религиозным обрядам и церковным догматам: они кажутся людям правильными лишь в определенный период, а затем устаревают и заменяются новыми.
Религия, по мнению Свифта,- это лишь удобная внешняя оболочка, за которой скрываются всяческие преступления и прячутся любые пороки.
На первый взгляд Свифт осмеивает только церковные распри своего времени, но в действительности он идет дальше: разоблачает религию и неизбежно связанные с ней предрассудки и суеверия. Это понимали уже и современники Свифта. Знаменитый французский писатель и философ тонко подметил антирелигиозный смысл свифтовской сатиры: «Свифт,- писал он,- высмеял в своей «Сказке бочки» католичество, лютеранство и кальвинизм 1. Он ссылается на то, что не коснулся христианства, он уверяет, что был исполнен почтения к отцу, хотя попотчевал его трех сыновей сотней розог; но недоверчивые люди нашли, что розги были настолько длинны, что задевали и отца».
Понятно, английское духовенство не могло простить автору «Сказки бочки» нанесенной им обиды. Священнику Свифту нельзя уже было рассчитывать на церковную карьеру.
«Сказка бочки» после своего появления произвела настоящую сенсацию и за один год выдержала три издания.
Книгу покупали нарасхват и старались угадать, кто из известных писателей может быть ее автором? В конце концов Свифт признался, что и «Сказку бочки» и ряд других, ранее изданных анонимных памфлетов написал он. После этого Свифт вошел на правах равного в узкий круг виднейших литераторов, художников и государственных деятелей Англии и заслужил славу самого талантливого писателя и самого остроумного человека своего времени.
Теперь у Свифта началась странная двойная жизнь. Будучи в Ирландии, он оставался скромным настоятелем бедного деревенского прихода. Попадая в Лондон, он превращался в знаменитого писателя, к голосу которого почтительно прислушивались не только литераторы, но и министры.
Время от времени Свифт позволял себе такие чудачества и шутки, которые сначала приводили в замешательство, а потом заставляли покатываться от хохота весь Лондон. Такова, напри мер, была известная проделка Свифта с астрологом Джоном Партриджем, который регулярно выпускал календари с предсказаниями на будущий год. Свифт не любил шарлатанов и решил хорошенько проучить этого мнимого ясновидца, разбогатевшего за счет народного невежества.
В начале 1708 года на лондонских улицах появилась брошюра «Предсказания на 1708 год» за подписью некоего Исаака Би-керстафа. «Мое первое предсказание,- пророчил Бикерстаф,- относится к Партриджу, составителю календарей. Я исследовал его гороскоп своим собственным методом и нашел, что он обязательно умрет 29 марта сего года, около одиннадцати часов вечера, от горячки. Я советую ему подумать об этом и своевременно урегулировать все свои дела».
Через несколько дней появилась новая брошюра - «Ответ Бикерстафу», в которой прозрачно намекалось, что под этим именем укрылся прославленный писатель Джонатан Свифт. Читателям предлагалось внимательно следить за тем, что будет дальше Лондон насторожился...
Уже на следующий день мальчишки бойко распродавали листовку «Отчет о смерти мистера Партриджа, автора календарей, последовавшей 29-го сего месяца». Здесь сообщалось с протокольной точностью о том, как Партридж заболел 26 марта, как ему становилось все хуже и хуже и как он признался затем, когда почувствовал приближение смерти, что его «профессия» астролога основывалась на грубом обмане народа. В заключение сообщалось, что Партридж умер не в одиннадцать часов, как было предсказано, а в пять минут восьмого: Бикерстаф допустил ошибку на четыре часа.
Почтенный мистер Партридж бегал по улицам, ловил мальчишек, продававших «отчет» о его смерти, уверял, что он жив и здоров, что он и есть тот самый Партридж, что он вовсе и не думал умирать... «Отчет» был составлен настолько деловито и правдоподобно, что к Партриджу один за другим явились: гробовщик - снять мерку с его тела, обойщик - обтянуть комнату черным крепом, пономарь-отпеть покойника, лекарь - омыть его. Цех книгопродавцев, к которому принадлежал Партридж, поспешил вычеркнуть его имя из своих списков, а португальская инквизиция в далеком Лиссабоне предала сожжению брошюры «Предсказания Бикерстафа» на том основании, что эти предсказания сбылись и, следовательно, их автор связан с нечистой силой.
Но Свифт не остановился на этом. Великолепно владея сатирическим стихом, он написал «Элегию на смерть Партриджа».
