Вампилов, или из провинции в вечность. Нравственные искания героев в пьесах А. Вампилова

УДК 821.151.1.09. «1917/1991»

ДЕНИСОВА Татьяна Николаевна, аспирант кафедры теории и истории литературы Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова. Автор 3 научных публикаций

«НЕГЕРОИЧЕСКИЙ» ГЕРОЙ А. ВАМПИЛОВА

В статье идет речь о ярком представителе драматургии 70-х годов XX века - Александре Вампилове, создателе психологической драмы, который ввел в литературу новый тип героя - своеобразного «лишнего человека» XX века.

Философская проблематика, психологическая драма, герой «безгеройного времени», антигерой

В драматургии 50-60-х годов своеобразие концепции личности заключалось в пафосе утверждения романтического героя своего времени, активного и деятельного преобразователя окружающей действительности.

Однако уже к концу 1960-х - началу 1970-х в драматургии обозначается проблема несосто-явшейся личности, что было связано, по мнению П. Богдановой, с тем, что «ранний этап 50-х - начала 60-х годов в театре был этапом социального оптимизма» 70-е были отмечены отсутствием иллюзий, рухнувших вместе с от-тепелью»1.

Изображение процесса перехода от социально активных молодых героев 50 - 60-х, годов «оттепели», их надежды на изменение мира - к разочарованию, краху надежд, к утере идеалов и иллюзий, обозначившееся в психологической драме 60-х, получило в дальнейшем глубокое художественное и аналитическое воплощение в творчестве А. Вампилова 70-х годов.

А. Вампилов начинает там, где закончили его предшественники - в точке «поражения

© Денисова Т.Н., 2011

молодого героя, убеждающегося в тщетности романтических упований»2. За внешним, часто благополучным его существованием стоит драма молодого человека 70-х годов XX века, в основе которой лежит разлад между идеалами и действительностью, переосмысление роли обманутого поколения, поколения, не избежавшего серьезных нравственных потерь.

В драмах Вампилова появляется новый герой - неудобный, противоречивый, не всегда понятый. Некоторые критики считали, что вам-пиловские герои нетипичны, не соотнесены со своим временем; что это - герои-одиночки, живущие узкими частными интересами, оторванные от коллектива, «это бездеятельные люди, не участвующие активно в производственном процессе, не соответствующие высоким нравственным требованиям, которые к ним предъявляются»3. С появлением героев с недостатками, слабостями и даже пороками, в критике возникло много споров об их «положительности», либо «отрицательности». А.Ю. Мещанский отмечает, что «в действующих лицах пьес

драматурга выводятся скорее не потерянные для общества люди, маргинальные личности, а типы героев, не вписывающихся в рамки социальных представлений о благополучии»4. Сам Вампилов считал: «Чтобы достойно жить, необходимы героические усилия. Важно не то, что человек делает, не то, что он говорит, - важно то, что с ним происходит»5. Драматург исследует социально-нравственную проблематику жизни общества, которая выпестовала русскую литературу, подняв ее до уровня философского осмысления. Вампилов подчинялся чеховскому эстетическому принципу «рисовать жизнь такою, какова она есть на самом деле», и, по мысли Ли Хуна, подвел черту под социальной эйфорией 60-х годов, художественно исследуя те социально-нравственные метастазы, которые разъедали общество и личность6.

Моделью для типа вампиловского героя в той или иной степени стал Третьяков из пьесы «Дом окнами в поле». Многие черты характера Третьякова можно наблюдать и в героях более поздних произведений Вампилова: Колесове, Бусыгине, Зилове, Шаманове. Они образованны, способны к сильным чувствам, не удовлетворены реальностью; они объединены желанием понять жизнь и найти свое место, внутренней свободой и раскованностью. И каждый из них, делая выбор, в разной степени идет на нравственный компромисс. Как утверждает

А. Собенников, автор показывает судьбу одного и того же героя в двух разных прочтениях: «обретение человеческого лица, подлинного «Я»... и утраты «Я», разрушение человека»7. Выбор героя вампиловских пьес становится все более трудным и мучительным. Как замечает С.Н. Моторин, главной особенностью выбора, перед которым оказывается вампиловский герой, является его «неявность»: «Проблема состоит не в том, чтобы решить, какой из путей правильный, и пойти именно этим путем, а в том, что необходимо увидеть саму возможность выбора»8. Причем выбор героев должен носить не умозрительный, а деятельный характер.

Прием двойничества, по определению Т. Журчевой, один из основных в вампиловс-кой поэтике9.

Как считают Н. Лейдерман и М. Липовец-кий, через всю драматургию Вампилова проходит система достаточно устойчивых драматургических типов, образующих вполне четкие дуэты 2. В его пьесах обязательно есть характер блаженного чудака, своеобразного юродивого XX века, «чудика», который позднее обозначился в творчестве Шукшина10; этому типу противостоит герой-прагматик. Благодаря такому приему главный герой оказывается на перекрестке противоположных возможностей и на протяжении всей пьесы совершает свой собственный выбор. Вампилов не ставил перед собой задачи создать образ «положительно прекрасного человека», а пытался разобраться в проблеме: кто он, герой того безгеройного времени, в котором жил он сам? И в полной мере этот вопрос решается в образе «героя нашего времени» - центрального персонажа «Утиной охоты» Викторе Зилове.

«Утиная охота» - самая творчески выстраданная и самая горькая из пьес Вампилова. Она стала не только его художественным открытием, но и, по наблюдению М.И. Громовой, «поворотным моментом развития советской драматургии»11. Именно в этой «драме несо-стоявшейся человеческой жизни» появляется литературный тип, бывший традиционным для русской литературы XIX века и позже трансформировавшийся в творчестве драматургов «новой волны» - тип «лишнего человека».

Этот тип героя (Виктор Зилов) появляется в вампиловских пьесах не внезапно: он продолжает линию его персонажей. Характеризуя своего героя, Вампилов намекает в подробной ремарке на царящую в его душе дисгармо-нию12. Виктор Зилов не только представляет собой «портрет, составленный из пороков всего нашего поколения в полном их развитии», но к нему подходят все классические характеристики «лишнего человека»: так же, как Печорин, он «бешено гоняется за жизнью», стремясь реализовать свой личностный потенциал, но разрушает все вокруг, не находя соответствия своим идеалам в реальности. Трагическая обреченность одаренной личности, «неспособность реализовать себя, приводит

к отчуждению от среды, доходящую до полного отрыва, выпадению из нее». Ли Хун отмечал, что Зилов лишь автоматически подчиняется привычкам, главная из которых - ложь6. Еще

В.Г. Белинский высказал недоверие словам «лишних людей»: «Они сами не знают, когда лгут, а когда говорят правду, когда слова их -вопль души, или когда они - фразы»13. Эти слова можно отнести и к Зилову, перестающему различать игру и реальность, а ложь становится привычкой и необходимостью. Он лжет на работе и дома, и, привыкая к вранью, убежден в своей искренности. В.Г. Белинский замечал, что в характерах таких людей «нет полноты ни в каком чувстве, ни в какой мысли, ни в каком действии.»13.

Ощущение «пустоты сердца» мучает героя: «Мне все безразлично. Все на свете. Неужели у меня нет сердца?» Как заметила Фесенко Э.Я., у Зилова нет связи с прошлым (отношение к умирающему отцу), нет связи с будущим (детей нет, он не мечтает о них)14. В его монологе, обращенном к жене, но льющемся в пустоту, с центральным мотивом разочарования и сосредоточения на своем внутреннем мире, можно услышать перекличку с лермонтовскими «Думой» и «Героем нашего времени», в которых дана характеристика героя 30-х годов 19 века -героя «безгеройного времени»13. В критике осмысление этого монолога неоднозначно: Б. Сушков считает, что этот монолог Зилова -свидетельство его раскаяния, возможности возрождения, ибо охота привлекает его потому, что там он ощущает возможность появления себя, другого, что «.нет больше его прежнего, другого и не будет»15. «Этими короткими фразами, - пишет А.В. Лакшин, - будто гвозди заколачиваются». Критик не оставляет Зилову надежды на возрождение16. Зилов занимает свое место «в ряду лишних людей семидесятых», не видящих смысла в жизни, не находящих своего применения6. «Зилов - это боль Вампилова, боль, рожденная угрозой нравственного опустошения, потери идеалов, без которых жизнь человека совершенно обессмысливается», -отмечал О. Ефремов17. Драматург, обращаясь не к сложившемуся герою, а к становящему-

ся, исследует такое, распространенное среди молодежи семидесятых, явление, как утрата нравственных критериев, духовная пустота, апатия и равнодушие.

Отношение к Зилову в критике было неоднозначным. В работах Н. Тендитника18, Я. Бул-гана19, Н. Котенко20, трактовки вампиловского героя абсолютно различны, но во всех трех Зилову отказывается в позитивной жизненной перспективе. До сих пор идет острая полемика о «загадке Зилова». О. Кучкина отзывается

о Зилове как о человеке «конченном», хотя и ощущающем свою деградацию21. Н. Акилов считает Зилова эгоцентристом с обывательскими интересами, утверждается, что такие, как Зилов, нетипичны и опасны, т.к. мешают строить светлое будущее22; В. Савицкий и

В. Лакшин сходятся в оценке Зилова, считая, что утиная охота, куда он так стремится,- это лишь самообман, суррогат мечты давно духовно опустошенного человека. Из Зилова сделали «редкостный образчик цинизма». О нем писали: «.Перед нами смертельная тоска. Отчетливо видно: Зилову жить нечем и незачем. По сцене мыкается мертвец»23. Но, как справедливо отметила Э.Я. Фесенко, нельзя назвать вампиловского героя «живым мертвецом», если вместе с ним Вампилов размышляет на «вечные темы» - о Жизни и Смерти, о Воскресении и Любви14.

В критике звучат голоса и в поддержку Зи-лова: Н. Антипьев утверждает, что хотя сам Зилов чувствует себя «лишним человеком», но он - «не лишний для жизни. Он самый нужный для нее»24. Т. Шах-Азизова рассуждает о «трагичной и беспощадной» утиной охоте,25 а Е. Стрельцова проводит параллель между Зи-ловым и шукшинским героем Егором Прокуди-ным: «Родство героев - в нехватке внутренних ресурсов начать вторую жизнь»26. Очень точно Э.Я. Фесенко отнесла Зилова к тому типу человека, который «прекрасно испугался» (испугался стать похожим на своего двойника Диму -истинно мертвую душу)». О многозначности образа главного героя говорит и Г. Чебато-ревская, отмечающая постоянное ожидание пробуждения в душе Зилова, которое так и

не состоялось27. И хотя воскрешение Зилова на страницах драмы не произошло, но она полна скрытого смысла и оставляет чувство уверенности, что встреча героя не только с Верой, но и с Богом обязательно произойдет.

Александр Вампилов стремился показать внутреннюю сложность неоднозначного человека. Его герой - мыслящий, рефлексирующий -задается вопросами: «Зачем? Кто я? В чем сущность человеческого бытия?» А.Вампилов, как и М.Ю.Лермонтов, не осуждает саму жизнь, значение имеет лишь то, как персонажи пьес ее проживают. Режиссер О. Ефремов, сравнивая Зилова с «Героем нашего времени», отмечал: «Зилов... есть такое «горькое лекарство», которое, как выяснилось, нужно и нам, людям совершенно иного времени. Нужно для того, чтобы нравственно очиститься, содрогнуться

от зрелища духовного опустошения человека, очень на нас похожего, совсем не изверга и не подонка» 17

Сложность оценки вампиловских персонажей в том, что они исследуются автором так глубоко, что однозначная оценка невозможна: все смешивается. Граница между Добром и Злом оказывается затушеванной, стертой многооттеночными отношениями между персонажами.

Постепенно отходя от романтизма шестидесятых, А. Вампилов предложил абсолютно новую для советской драматургии 70-х годов XX века концепцию героя - «негероического человека», фатально одинокого, одаренного, не видящего пути к самореализации, с утерянными нравственными ориентирами, продолжая галерею «лишнего человека» в русской литературе.

Примечания

1 Богданова П. Большая перемена // Современная драматургия. 1999. № 4. С. 163.

2 Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература 1950-1990-х годов: в 2 т. Т. 2. С. 272.

3 Нечаева И. Приметы современной психологической драмы // Писатели и литературный процесс. Вып. 4. Душанбе, 1974. С. 74.

4 Мещанский А.Ю. Феномен пьянства в драматургии А. Вампилова // Семантика и прагматика слова и текста. Архангельск, 2010. С. 176.

5 Вампилов А. Я с вами, люди. М., 1988. С. 245.

6Хун Ли. Художественный мир А. Вампилова-драматурга. М., 2006. С. 101, 122.

7 Собенников А. Чеховские традиции в драматургии А. Вампилова // Чеховиана: Чехов в культуре 20 века. М., 1993. С. 156.

8 Моторин С.Н. Творчество Александра Вампилова и русская драма 80-90-х годов XX века. М., 2002.

9 Журчева Т. Драматургия А. Вампилова в историко-функциональном освещении. Куйбышев, 1984. С. 179.

10 Мартиросян О.А. Своеобразие типа героя В.М. Шукшина // Вестн. Помор. ун-та. Сер.: Гуманит. и соц. науки. 2009. № 3. С. 50-53.

11 Громова М.И. Русская современная драматургия. М., 1999. С. 50-51.

12 Вампилов А. Прощание в июле. Пьесы. М., 1977.

13 Белинский В.Г. Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова. СПб., 1840. URL: http://az.lib.ru/b/ belinskij_w_g/text.

14 Фесенко Э.Я. Философская драма Александра Вампилова. // Res philologica. 2000. Вып. 2. С. 225, 227.

15 Сушков Б. Александр Вампилов. М., 1989.

16 Лакшин В. Дни и годы героев Вампилова // Юность. 1976. № 5.

17 Ефремов О. О Вампилове // Вампилов А. Дом окнами в поле. Иркутск, 1981. С. 624-625.

18 Тендитник Н. В битве за человеческие сердца // Сибирь, 1972. № 6.

19 Булган Я. Время в пьесах молодых // Театр. 1972. № 5.

20 Котенко Н. Испытание на самостоятельность // Молодая гвардия. 1972. № 5.

21 Кучкина О. Характер «вообще» и характер-проблема // Театр. 1974. № 2.

22 Акилов Н. Раздумье о судьбе таланта // Театральная жизнь. 1975. № 1.

23 Рудницкий К. По ту сторону вымысла. Заметки о драматургии Вампилова // Вопр. литературы. 1976. № 10.

24 Антипьев Н. Герой сопротивления канонам. Наедине с совестью. М., 1981.

26 Стрельцова Е. Героический тупик // Театр. 1992. № 10.

27 Чебаторевская Т. Такой разный Александр Вампилов // Лит. газ. 1974. 22.05.

Denisova Tatiana

A. VAMPILOV’S «NONHEROIC» HERO

The article is about an outstanding dramaturgy representative of the 70s XX century - Alexandr Vampilov -the creator of psychological drama, who introduced in the literature a new type of character - a distinctive «unnecessary person» of the XX century.

Контактная информация: e-mail: [email protected]

Рецензент - Николаев Н.И., доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой теории и истории литературы Северодвинского филиала Северного (Арктического) федерального университета имени М.В. Ломоносова

Пьесы Александра Вампилова «Утиная охота», «Старший сын», «Прошлым летом в Чулимске», «Провинциальные анекдоты» на первый план выдвигают нравственную проблематику . Драматург пытается «подтолкнуть» своих героев к осмыслению их жизни, помещая их в воспоминания, сны, житейские привычные ситуации.

Основное внимание автор уделяет будничным, обыденным ситуациям, что сближает его с В. Шукшиным. Герои Вампилова – обычные люди, помещенные в заурядные события, но проявляющие себя по-разному. Героев Вампилова «окрестили» «инфантилами» за их специфические черты характера (вспомните «жизненно» неприспособленного Зилова, живущего мечтой, но не желающего ее осуществлять).

Сложно определить жанровую принадлежность пьес Вампилова: они сочетают в себе элементы водевиля, драмы и даже трагедии, что отражает все перипетии описанного автором времени.

Особенность пьес Вампилова состоит в том, что все его герои переживают некий перелом, результатом которого становится открытие нравственных основ жизни. Так, герой «Старшего сына», сыгравший злую шутку с хозяевами случайного ночного пристанища, открывает для себя тепло их семьи, радость взаимной любви и заботы, в которые молодой человек не верил. Зилов на мгновение становится тем романтичным и нежным юношей, в которого влюбилась когда-то Галина. В «Прошлым летом в Чулимске» юная Валя становится воплощением бесконечного труда на благо созидания и добра, которого не видят слепые люди.

Герои «Утиной охоты» особенны тем, что они, молодые, тридцатилетние, утратили нравственные ориентиры; они живут сегодняшним днем, случайными удовольствиями. Мало у кого из них есть цель – оправданная, настоящая. Вампилов устами одной из своих героинь называет это общество «Аликами», учитывая и то, что они не брезгуют алкоголем. Это общество безликих, утративших моральные ориентиры людей. Частью этой компании является и Зилов, но он и отличается от других тем, что это общество ему изрядно надоело, он знает все его уловки и его психологию; Зилов мечтает вырваться на охоту. Символ утиной охоты многогранен: с одной стороны, это чистое стремление заблудившейся души вырваться к свету, т.е. обрести истинную жизнь, свободу; с другой стороны, охота – это убийство, т.е. смерть. Такие кардинальные черты мы видим и в своем герое: он может быть изменником, а может превратить заурядные вещи в воспоминания о первом свидании, он может любить и восхищаться красотой, а может намеренно сводить свою подругу с богатым товарищем.

Зилов отличается и тем, что для него вопрос смысла жизни перестал быть бытовым – очередным рассуждением в пьяном угаре, но стал бытийным – попыткой истинно осознать жизнь и понять, для чего он живет.

Пьеса включает в себе несколько картин воспоминаний главного героя, в каждом их которых он видит себя сеятелем зла, разрушителем: лжет жене, на работе подписывает липовые документы, обещает влюбившейся в него девушке несбыточное. Зилов осуждает себя («Я сам виноват, я знаю »), но не меняется: череда его «злодеяний» постоянно растет. Герой настолько дезориентирован в жизни, что не может отличить цинизма, лжи от восторженности, высокого порыва, настоящих человеческих чувств.

Подводят Зилова и его же идеалы: он хотел стать таким охотником, как официант Димка. Но Димка – алкоголик и циник, наглый и бездушный – по определению не может быть образцом для подражания. В финале пьесы Зилов принимает приглашение официанта поохотиться, подтверждая тем самым свою моральную деградацию и обезличивание: «Плакал он или смеялся – по его лицу мы так и не поймем ». Зилов подтверждает выводы своего создателя: зачастую интеллигенты на поверку оказываются типичными обывателями без смысла жизни и без цели. Вампилов утверждает, что во многом именно от человека зависит атмосфера вокруг него.

blog.сайт, при полном или частичном копировании материала ссылка на первоисточник обязательна.

В этом плане - ив других планах - Шукшин обнаружил весьма важную для всего литературного процесса 60- 70-х гг. творческую близость к исканиям драматурга Александра Вампилова (1937-1972), трагически погибшего на Байкале за два года до смерти Шукшина, создателя пьес «Старший сын» (1968), «Утиная охота» (1971), «Провинциальные анекдоты» (1971), «Прошлым летом в Чулимске» (1971) и др. Внешне эта близость обнаружилась, скажем, в повышенном внимании обоих писателей к упомянутым выше наивным приемам, которыми провинция и деревня «утепляли», украшали свой быт, «поэтизировали» его.

Их объединяло, как людей театра, и нечто более глубокое: осознание того, как сюжетна, сценична жизнь, богата непроявленными приключениями, парадоксами, комическими ситуациями, повторами сюжета.

Пьесы Вампилова парадоксально сочетали трагический гротеск и воде-вильность, естественность и неведомые, якобы невозможные ранее для героев психологические изменения, решения: все становилось возможным для выбитых из колеи, потрясенных сознаний.

Таковы были весьма игровые пьесы (и спектакли) этого драматурга-реформатора. А. Вампилов искал особые маргинальные характеры, относимые какой-то роковой силой на обочину жизни, в промежуток. «Маргинальный» - не значит «плохой», «преступный», это отъединенные, растерявшиеся, наивные существа, не умеющие часто «с волками жить и по-волчьи выть». А. Вампилов искал и находил... даже целые маргинальные семьи, слои общества. Его пьеса «Старший сын» начинается со злой шутки двух молодых людей: где-то в предместье, ночью, они зашли наугад в случайную квартиру, желая в ней только переночевать. Увидев, что их вот-вот выгонят, один из легкомысленных хулиганов объявил, что он... внебрачный сын отсутствующего хозяина этой квартиры, главы семьи! В других художественных мирах эта недобрая эксцентричная шутка осталась бы в рамках эпизода, анекдота: никто не стал бы такой неразумной игре двух молодых шалопаев... подыгрывать! Но весь мир Вампилова так пропитан фантасмагориями, эксцентрикой, что в парадоксальную выходку обитатели случайной квартиры... поверили, убедили затем самих выдумщиков в правде этого мнимого сыновства, заставили их же повести себя сообразно фантастической логике вполне человечно.

Вся история юноши Бусыгина резко меняет бытовой смысл: вначале он разыгрывает из себя сына-самозванца, затем., превращается в сына, усваивает доброту и наивность хозяина дома, старшего Сарафанова, начинает искренне жалеть и любить «отца». Озорник очеловечивается.

Таков - реален и фантастичен - провинциальный быт и в других пьесах А. Вампилова. В пьесе «Прошлым летом в Чулимске» фантастичен сам мир крошечного городка или поселка на границе леса (тайги) и городской цивилизации: он полон сильных, грубых страстей. Здесь отрешенный от сильных чувств» от былого успеха следователь Шаманов встречает Валю, действительно любящую его. Но эта сильная, страстная жизнь долгое время лишь обтекала Шаманова.

Сюда даже является наивный эвенк Еремеев - как снежный человек... Но этот городок, где укрылся Шаманов, где он ищет только покоя, оказывается, живет в глубокой, ломающей судьбы зависимости от большого «города», от его чиновников и жуликов, он унижен этой зависимостью. Идеального оазиса для «утиной охоты», отдыха от бесчеловечной игры-жизни нет и здесь.

Любопытно, что А. Вампилов нигде не подталкивает действие. Поэтика А. Вампилова не только в этой пьесе близка поэтике «чудачеств» В. Шукшина, и характеристика ее почти целиком относится и к «характерам» В. Шукшина. Жизнь в «Старшем сыне» не конструируется, а возникает, ее драматургия не привносится извне, а рождается в ней самой. Парни, пытающиеся переждать 5-6 часов под крышей чужого дома, уверенные в том, что жестоко надули окружающих, попадают в мир, существующий в нервных неприкрашенных формах быта, мир почти сказочных чудес, мир, согретый сердечностью.

Множество сюжетно-смысловых ситуаций, драматичных состояний героев, своего рода осознаний героями себя («самосознаний») во времени связывали и главное произведение А. Вампилова - пьесу «Утиная охота» (1971), и новеллистические циклы В. Шукшина «Характеры» (1973), «Беседы при ясной луне» (1975) и др. В сущности и герой «Утиной охоты» Зилов, роль которого в 70-е гг. прекрасно исполнили и О. Ефремов, и О. Даль, персонаж-антилидер, убегающий от серьезных решений, обманывающий все надежды, и бесчисленные шоферы, плотники, чудаки и «деревенские Сократы» Шукшина живут идеей игры, охоты, озорства, вызова. Им всем необходимо одно:

Надо куда-нибудь деться - Хоть к черту, хоть к небесам...

Вампиловский герой Зилов мыкается по сцене - чаще всего в ресторане, среди стаи псевдодрузей (это уже не коллектив, а «антиколлектив»), осознавая и свою и всеобщую неприкаянность. Одному из псевдодрузей, Официанту, он говорит об этом своем печальном открытии:

«Ну вот мы с тобой друзья. Друзья и друзья, а я, допустим, беру и продаю тебя за копейку. Потом мы встречаемся и я тебе говорю: „Старик, говорю, у меня завелась копейка, пойдем со мной, я тебя люблю и хочу с тобой выпить". И ты идешь со мной, выпиваешь. Потом мы с тобой обнимаемся, целуемся, хотя ты прекрасно знаешь, откуда у меня копейка».

Где дружба, где сговор, где действует инстинкт стаи, групповой эгоизм? Как характерно для монологов Зилова частое повторение «ну вот мы друзья», «мы с тобой обнимемся», - он еще не до конца верит, что все выветрилось, вылетело из слов о дружбе, из жестов дружбы, что освобождение от идеала свершилось. Отсюда - поиск идеала «на стороне», вне «антисодружества», «бандочки друзей», там, где есть «утиная охота».

Герой Вампилова не хочет, чтобы его страсть к утиной охоте называли «хобби». Он говорит об особой тишине на этой охоте: «Знаешь, какая это тишина? Тебя там нет, ты понимаешь? Нет. Ты еще не родился. И ничего нет. И не будет». Обычная тайга в час ожидания охоты превращается для него в нечто святое: «Я повезу тебя на тот берег, ты хочешь?.. Ты увидишь, какой там туман - мы поплывем как во сне, неизвестно куда. А когда поднимается солнце? О! Это как в церкви и даже почище, чем в церкви... А ночь! Боже мой!»

В сущности и пьесы А. Вампилова, и многие новеллы Шукшина (и особенно сказка «До третьих петухов») - это разорванное на акты, сцены исповедальное пространство весьма одиноких, смятых жизнью мечтателей, живых среди неживого мира, это одиночество среди ожесточившихся упрощенных сознаний.

В повествовательной технике В. Шукшина, в его абсолютном слухе на все голоса жизни, умении героев «подать реплику» партнеру, в чувстве общей «сценичности» жизни, легко дробящейся и дробимой на кадры, мизансцены, присутствовало много других воздействий, находок, кроме опыта А. Вампилова.

И в этих сценках резко возросла роль реплик, словесных дробей, современной лексики. «В какой области выявляете себя?» - так спрашивает кандидата наук его деревенский земляк Глеб («Срезал»); «Твой бугор в яме?» - это одна секретарша спрашивает другую по телефону о начальнике (на работе он или в отъезде); «Тут пошел наш Иван тянуть резину и торговаться, как делают нынешние слесари-сантехники» - это о герое сказки «До третьих петухов». «Понесу по кочкам», «сделать ей подарок к Восьмому марта» (т.е. ребенка), «свадьба - это еще не знак качества», «за это никакой статьи нет» (т. е. наказания), «бросил пить - нечем вакуум заполнить», «о культуре тела никакого понятия», «примешь (т. е. выпьешь)?» и т. п. - богатство реплик Шукшина весьма пестрое, смешанное, окрашенное ироническим светом.

Но, безусловно, наивысший успех новеллистического искусства Шукшина связан с рассказами, в которых, как у А. Вампилова, происходит своеобразная смена героями лица, биографии, хлестаковское пребывание в чужой маске, в чужой роли. Шукшин смело вторгается в сферу такого хлеста-ковского, крайнего «озорства» героев, розыгрыша, загадочного надувательства. Вся новеллистика Шукшина кажется всего лишь изложением занимательных историй не менее занимательным образом. Эта игра в занимательное притворство происходит, например, в рассказах «Генерал Малафей-кин», «Миль пардон, мадам», безусловно, в трагикомическом рассказе «Срезал», в целом ряде эпизодов из «Калины красной», в фантастическом путешествии Ивана-дурака за пресловутой справкой о его уме («До третьих петухов»).

Маляр Семен Малафейкин, обычный сельский житель, вдруг начал в вагоне поезда странную игру с попутчиками: он выдал себя за генерала милиции. А что он, ремонтировавший дачи, знает о генеральской жизни? Оказывается, «знает» целый пласт льгот, подачек, прикорма:

«Напрасно отказываетесь от дачи - удобно. Знаете, как ни устанешь за день, а приедешь, затопишь камин - душа отходит.

Дача-то? - Да.

Нет, конечно! Что вы! У меня два сменных водителя, так один уже знает: без четверти пять звонит. „Домой, Семен Иванович?" - „Домой, Петя, домой". Мы с ним дачу называем домом».

На первый взгляд эти игры в начальников, смена официальных масок, чудеса в решете, перескок в иные миры, кабинеты, дачи просто потешают, дают героям возможность порезвиться. Бронька Пупков в рассказе «Миль пардон, мадам!», сгорая от нетерпения, пристраивается к любой компании новичков и в очередной раз с подробностями рассказывает, как в годы войны пробовал «погасить зловредную свечку», т. е. убить Гитлера... Егор Прокудин, бывший вор в «Калине красной», едва его обидели деревенские родители невесты, сразу же подбирает для себя, надевает удобную маску прокурора, возможно начальника лагеря, воспитателя, и начинает обличать стариков, умело «внедряя» в свою речь типовые интонации, доводы, поддевки. Он и защищает себя, как демагог, и забавляется, высмеивая и эту демагогическую лексику.

«- Видите, как мы славно пристроились жить! - заговорил Егор, изредка остро взглядывая на сидящего старика. - Страна производит электричество, паровозы, миллионы тонн чугуна... Люди напрягают все силы. Люди буквально падают от напряжения, ликвидируют остатки разгильдяйства и слабоумия, люди, можно сказать, заикаются от напряжения, - Егор наскочил на слово „напряжение" и с удовольствием смаковал его, - люди покрываются морщинами на Крайнем Севере и вынуждены вставлять себе золотые зубы... А в это самое время находятся люди, которые из всех достижений человечества облюбовали себе печку! Вот как! Славно, славно... Будем лучше чувал подпирать ногами, чем дружно напрягаться вместе со всеми...»

Наивысшего мастерства в игре словесными клише, смене словесных масок, созданных на основе газетных формул, всякого рода «речезаменителей», скоморошьего балагурства, вызывающего в памяти традиции народных пересмешников, достиг Шукшин в рассказе «Срезал». В этом рассказе деревенский пересмешник (и мужицкий пророк) Глеб Капустин, уже давно вовлекший в свои обличения приезжих кандидатов, ученых и т. п., своих же односельчан, свою семью, тоже играющую и подыгрывающую ему, действительно сбивает с толку своими художествами заезжего интеллектуала. Сбивает с первых же реплик:

«- Ну, и как насчет первичности?

Какой первичности? - опять не понял кандидат.

Первичности духа и материи...

Как всегда... Материя первична...

А дух - потом. А что?»

Перечитайте этот небольшой рассказ, и вы почувствуете всю страшноватую природу смеха, переодевания Глеба в спорщика, «полуученого»: с одной стороны, он высмеивает затасканные формулы, весь поток информации из Москвы, а с другой - как бы предупреждает, что и провинция себе на уме, что она - не только объект манипуляций, «объего-ривания»... В озорниках, пересмешниках позднего Шукшина, включая и Глеба Капустина, и Егора Прокудина (его смех, как выяснилось, трагический, предсмертный, как и его же светлый порыв к нормальной жизни), и условного Ивана-дурака, нельзя видеть «распоясавшихся обывателей», «наступательную силу хамства», пустоту людей из антимира, отягощенных «комплексом духовной неполноценности», которая оборачивается «желанием покуражиться над другими» (Л. Аннинский).

Это очень жестокая, пренебрежительная оценка. Ведь явно еще в 60-70-е гг. многие истины засалились, покрылись своего рода «известью», все имитировалось. Василий Шукшин первым задумался над проблемой огромной важности: почему вся эта деревенская, низовая Россия так боится... Москвы, владеющей «телевластью», экспериментов над собой, исходящих из столицы? Наивны, смешны наскоки Глеба Капустина на умника из Москвы. Еще более наивны опыты Алеши Бесконвойного по самозащите, спасению душевного равновесия от наскока абсурда. Герой новеллы «Алеша Бесконвойный» каждую субботу топит баню, спасается от микробов (отмывается) в ее пекле. Попробовали было отнять у него это мгновение покоя, эту возможность вспомнить и взвесить прожитое, отгородиться на миг от суеты, как он взорвался. «Что мне, душу свою на куски порезать?» - кричал тогда Алеша не своим голосом. И это испугало Таисью, жену. Дело в том, что «старший брат Алеши, Иван, вот так-то застрелился».

Все пересмешники Шукшина, как заметила исследователь С. М. Козлова, после появления его исторического романа о Разине каким-то поразительным образом стали сливаться с образом Степана Разина, столь же могучего и наивного народного заступника, страдальца, творца: «Они, как ребро Адама, выделены из тела народа. Они - орудия в руках народа, творящего историю... В этом определении Глеба Капустина тоже проекция шукшинского образа Разина... Глеб Капустин, таким образом,-„уровень эпохи", „срез времени"... Он выражает, отражает время в его противоречиях, он „срезает" один за другим нарост догм и лжи».




Эпиграф урока «Останешься ли ты, человек, человеком? Сумеешь ли ты превозмочь всё то лживое и недоброе, что уготовлено тебе во многих житейских испытаниях, где трудно различимы даже противоположности: любовь и измена, страсть и равнодушие, искренность и фальшь?» В.Распутин «Я люблю людей, с которыми всё может случиться.» А. Вампилов




« Фабула" это последователь ность событий, как они происходят. Конфликт произведения: он является движущей силой и определяет главные стадии развития сюжета: зарождение конфликта – завязка, наивысшее обострение – кульминация, разрешение конфликта – развязка.


Бусыгин – студент – медик, представившийся сыном Сарафанова; Семён (Сильва) – торговый агент, возлюбленный Макарской; Андрей Григорьевич Сарафанов – играет на похоронах, но скрывает это от детей; Васенька – десятиклассник, сын Сарафанова; Кудимов – лётчик, жених Нины; Нина – дочь Сарафанова; Макарская – тридцатилетняя женщина, возлюбленная Васеньки и Сильвы;


Андрей Григорьевич Сарафанов Пишет музыкальное сочинение под названием "Все люди - братья". Это для него не просто декларация, а принцип жизни.


Владимир Бусыгин "Не дай Бог обманывать того, кто верит каждому твоему слову".








СПРАВЕДЛИВОСТЬ - «справедливое отношение к кому-нибудь, беспристрастие". МИЛОСЕРДИЕ - « способность помочь кому-нибудь или простить кого-нибудь из сострадания, человеколюбия»