76 лет назад, 22 марта 1943 года, белорусская деревня Хатынь была уничтожена отрядом карателей. 149 жителей деревни сгорели заживо или были расстреляны. Уже после Великой Отечественной Хатынь стала символом массового уничтожения мирного населения на территории СССР, оккупированной Германией. И каждый, кто слышал об этой трагедии, задавался вопросом: кто и за что уничтожил белорусскую деревню?
Почему сожгли Хатынь?
Утром 22 марта полицейский батальон получил приказ о ликвидации повреждённой линии связи между Логойском и деревней Плещеницы. При выполнении задания батальон нарвался на партизанскую засаду и в перестрелке потерял трёх человек. Одним из убитых оказался Ганс Вельке - олимпийский чемпион 1936 года в толкании ядра. Он был первым немцем, который стал победителем в соревнованиях по лёгкой атлетике. Вельке лично поздравлял сам Гитлер.
Фашисты решили отомстить за смерть любимца фюрера. Сначала они поехали в деревню Козыри, поскольку решили, что партизаны пришли именно из этого населённого пункта, и расстреляли там 26 лесорубов. Но потом выяснилось, что Вельке был убит партизанами, которые ночевали в Хатыни. И именно эту деревню фашисты выбрали для устрашения жителей округи.
Кто уничтожил деревню?
Участники уничтожения жителей деревни Хатынь - 118-й батальон немецкой вспомогательной охранной полиции и штурм-бригада СС «Дирлевангер». Главную работу делали первые. Они согнали всех жителей Хатыни в колхозный сарай, на дверь набросили засов, сарай обложили соломой и подожгли. Когда же под напором обезумевших от страха людей дверь рухнула, по мирным людям начали стрелять из станкового пулемёта и из автоматов.
Нужно отметить, что сегодня на различных интернет-форумах муссируется версия, что карательный батальон был украинским. Но на самом деле это не так. Во-первых, батальон этот так никогда и не назывался. А во-вторых, вся связь этого батальона с Украиной состоит в том, что он был сформирован в Киеве из военнопленных Красной Армии, который попали в плен на подступах к украинской столице. В 118-м служили не только украинцы, но и русские, а также люди других национальностей, поэтому оценивать стоит только их поступки, а не национальную принадлежность.
Все ли жители деревни Хатынь погибли?
Погибли не все, некоторые жители уцелели. Из взрослых выжил только 56-летний кузнец Иосиф Каминский, который в то утро ушёл в лес за хворостом. В хатынском огне у него погиб 15-летний сын. Именно отец и сын Каминские стали прототипами героев памятника, который установлен в Хатыни.
Ещё выжили 2 девушки - Юлия Климович и Мария Федорович. Им удалось выбраться из горящего сарая и убежать в соседнюю деревню. Но судьба оказалась к ним жестока. Хотя соседи их выходили, позднее они погибли, когда фашисты сожгли и соседнюю деревню.
Выжил Антон Барановский, которому было в ту пору 12 лет и которого каратели приняли за мёртвого. Виктор Желобкович (ему было 7 лет) остался жив, потому что спрятался под телом своей убитой мамы. 9-летняя Софья Яскевич, 13-летний Владимир Яскевич и 13-летний Александр Желобкович чудом сумели спрятаться, когда людей сгоняли в сарай, поэтому и выжили.
Сегодня из выживших остались в живых только двое - Софья Яскевич и Виктор Желобкович. Остальные умерли. Всего же в Хатыни было уничтожено 149 мирных жителей, 75 из которых дети.
Как сложилась судьба карателей?
Судьбы карателей сложились по-разному. В 1970-е был приговорен к 25 годам лишения свободы Степан Сахно. В 1975-м был расстрелян командир взвода батальона Василий Мелешко. Владимирк Катрюку удалось скрыться в Канаде. О прошлом его узнали только в конце 1990-х, но канадская сторона злодея не выдала. В 2015 году он умер своей смертью.
Григорий Васюра – начальник штаба батальона, которого назвали главным палачом Хатыни, сумел до середины 1980-х скрывать своё прошлое. После войны он стал директором по хозяйственной части совхоза «Великодымерский», был награждён медалью «Ветеран труда», стал почётным курсантом Киевского военного училища связи имени Калинина и не раз выступал перед молодёжью в образе фронтовика. В 1985 году его приговорили к расстрелу.
Кто принял решение увековечить память о сожжённой деревне?
Идея о создании мемориального комплекса на месте сожжённой Хатыни принадлежала Первому секретарю ЦК КПБ Кириллу Мазурову. В своих мемуарах он писал:
«В один из воскресных дней конца сентября 1963-го мы с Тихоном Яковлевичем Киселевым - тогда Председателем Совета Министров БССР - выехали в окрестности Минска. Километрах в пятидесяти от города по Витебскому шоссе свернули вправо по первой попавшейся дороге. Отъехав немного, остановились в березовом перелеске. Пройдя его, вышли на небольшую поляну. Несомненно, в прошлом это была пашня, но она давно уже не видела плуга, заросла высокой травой и кустарниками. В центре поля, на взгорье, увидели сожженную деревню. Десятка два обгорелых печных труб, словно памятники, поднимались к небу. От самих дворов и дворовых построек почти ничего не осталось - только кое-где серые каменные фундаменты. Перед нами была сожженная деревня, в которой после войны так никто и не поселился. Недалеко мы увидели небольшое стадо коров. Присматривал за ними пожилой человек. Подошли, разговорились. От пастуха услышали страшную историю о трагической гибели деревни Хатыни. Возникла идея увековечить Хатынь и ее жителей».
После того, как в 1965 году Мазуров ушёл на повышение в Москву, возведение мемориала велось под руководством пришедшего на его место Петра Машерова. В марте 1967 года объявили конкурс, победителем которого стал коллектив архитекторов Валентина Занковича, архитекторов Юрия Градова, Леонида Левина и скульптора Сергея Селиханова. Торжественное открытие мемориала состоялось летом 1969 года. Мемориал стал не просто памятью о конкретной сожжённой деревне, а символом всех белорусских деревень, сожжённых во время той страшной войны. Всего в Беларуси таких деревень было более 9000 и 186 из них так и не были отстроены.
За годы существования мемориала его посетили миллионы человек.
Как подробнее узнать о трагедии в Хатыни?
Тем, кто задаётся вопросом, что почитать или посмотреть о трагической истории Хатыни, стоит обратиться к творчеству писателя Алеся Адамовича. Его перу принадлежат произведения «Каратели» и «Хатынская повесть». На их основе режиссер Элем Климов снял фильм «Иди и смотри», который вышел на экраны в 1985 году. Это история белорусского мальчика Флеры, ставшего свидетелем страшной карательной акции и в считанные дни превратившегося из жизнерадостного подростка в старика. Этот фильм киноэксперты назвали одной из величайших лент о войне.
Современных туристов, которые приезжают в страну голубых озёр, привлекают .
.... Суббота, 27 ноября 1943 года. Страшная беда нависла над Красухой. На мостике, перекинутом через широкий ручей, неподалёку от дома Алексея Дмитриевича Дмитриева взрывом перевёрнуло легковую машину. Ехавшего в ней генерала Ферча ранило, его увезли в сторону Веретеней. Кто бы это мог сделать? Партизаны обычно совершают свои диверсии вдалеке от населённых пунктов, так как нельзя ставить под удар мирных граждан. Свои, красухинские, не могли на это решиться – знали, что ждёт потом жителей родной деревушки. Не имели никакого отношения к этому взрыву и жители соседних порховских деревень. Что касается партизан, то командование бригад, действовавших неподалёку от Красухи, провело тщательное расследование и выяснило, что никто такого задания не получал и никто не совершал диверсии в Красухе. Согласно другой версии, взрыв совершил мальчик Сенька по прозвищу Жаворонок, решивший отомстить за отца, погибшего на фронте, за пионервожатую Шуру, за всех красухинцев. Так или иначе, ясно одно: фашисты мстили мирным жителям за своё поражение на огромном советско-германском фронте, за провал своих планов. Пожалуй, что это была наиболее вероятная причина и их набега на Красуху в это серое ноябрьское утро. В час, когда произошёл взрыв, многие из жителей работали на гумне, молотили пшеницу. Чувствуя недоброе, бригадир сказал, чтобы люди скорее расходились. Но было уже поздно. Грузовики прямо по снежной целине обошли деревню. Солдаты прыгали с них на малом ходу и бежали к избам. Алексей Дмитриевич Дмитриев, заметив неладное на улице, вышел со двора, и, увидев офицера, направился к нему. -Жители тут не виноваты, могу поручиться головой. Офицер отдал приказ солдатам, и те пронзили Дмитриева штыком. Это было вступление к чудовищной трагедии, разыгравшейся несколько позже. В сорок третьем, в тьме метели На село моё Набежали, налетели Псы и коршуньё. Триста душ ни в чём невинных Выгнали на снег. Затолкали в пасть овина Триста человек! В каске, будто бес двурогий, Лаял гауптман: «Покажите путь к берлогам Пар – ти - зан! Три часа на размышленье. Драй и нуль минут. Исполняете – прощенье, Нет – капут!»
Нет! Ни слова об отряде. Замер стар и мал. И ни звука о пощаде Враг не услыхал. Заплескалось пламя в крыше, Взвился адский чад… Не слыхал – и не услышит. Мёртвые молчат. Только память не забыла Горевальных дней: Это было, было, было На земле моей. На земле седой и слёзной, Льющей кровь свою, - Неподкупной, гордой, грозной В праведном бою. Всем, в ком – тьма, кто к миру глухи, Следовало б знать, Что Россию, мать Красухи, Лучше не пугать!
Гитлеровцы бросились к домам и стали их поджигать. Жители пытались выгнать скот и спасти кое-какое имущество. Палачи били людей прикладами, стреляли и кололи, а вынесенные вещи бросали в огонь. Оставшихся в живых стали сгонять в конец деревни. Нина Михайловна по канаве сумела уползти. Уже за деревней догнала Женю Павлову, комсомольского вожака. Полчаса назад её гнали со всеми к гумну. Отец посоветовал ей бежать: он подумал, что их погонят в Германию, а у Женьки гордый характер и строптивый – не ей быть в рабынях. Послушавшись отца, она прыгнула в канаву. По ней тоже стреляли, но промахнулись. Со стороны теперь она видела, как немцы загоняли людей в гумна, как к большим воротам они тащили доски, солому и канистры с горючим. Её осенило: фашисты хотят сжечь людей. Но она знала, что с обратной стороны гумен есть маленькие дверцы, в которые при молотьбе выбрасывают отходы. Женя поползла обратно. Но её заметили и пронзили штыком. А людей всё вели к гумнам и толкали к открытым дверям. Две молодые старорусские беженки попытались не идти, но их швырнули в гумно силой. Мария Лукинична Павлова, шедшая с ребятами – одиннадцатилетним Николаем, шестилетним Витей, десятилетней Галей и семилетней Надей, на мгновенье потеряла детей – их увлекла людская толпа. В тот же момент сильный удар свалил её с ног. Она потеряла сознание и уже ничего не видела и не слышала. А в двух гумнах дело шло к своему ужасному концу. Людей били прикладами, в них стреляли из автоматов. Беззащитных не только убивали, над ними ещё и глумились. Офицер требовал указать нахождение партизан. Все молчали. Слышались только крики малолеток, которые не понимали, что плакать нельзя, да иногда голоса матерей, просивших пощадить хотя бы малолетних детей. Люди молчали, а время шло. И вот уже заколачивают двери, обливают горючим ворота и стены, подносят горящие факелы и скоро оба гумна превращаются в высоченные факелы. Сквозь бушующее пламя и дым неслись стоны, плач и крики. Солдаты отвечали на них беспощадным автоматным огнём. А Мария Лукинична Павлова пришла в себя тогда, когда догорали оба гумна. Безумными глазами смотрела она на всё то, что осталось от самых дорогих для неё существ. Плохо видя, и ничего не соображая, она поползла в сторону. Встретившая её в соседней деревне Нина Михайлова, еле узнала Марию Лукиничну. Ночью над Красухой стояло кровавое зарево. Фашисты оцепили деревню, а затем заминировали и подступы к ней, чтобы люди окрестных деревень не скоро узнали об этом злодеянии. Вряд ли удастся восстановить все имена несчастных, ставших жертвами фашистов в этот день. Скорбный список не полон: не выяснены имена всех погибших граждан Красухи, особенно её малолетних жителей. А беженцы соседних селений? А ведь были ещё и гости из Ленинграда, летний отдых для которых закончился так трагически. А беженцы Старой Руссы и других новгородских городов и сёл? Почти триста человек… Честных, скромных тружеников земли, мечтавших о мирной, спокойной жизни. Ты взошла на холм, Скорбна и грозовита. Ты устала, Босы ноженьки болят. Ты – из камня, Ты – из мёртвого гранита, Ты – немая, Но душа твоя – набат.
Вернулась женщина на родное пепелище. Деревни нет, только злой ветер метёт по дороге и огородам серую золу. Деревья обугленные. Полуразвалившиеся печные трубы. Одинокая ива скорбно склонила ветви. Но ничего не замечает одинокая босая женщина, пришедшая в погибшую Красуху. Она видит перед собой два страшных гумна, в которых мучительно страшно погибали её близкие… В глазах её неистребимое горе, но вместе с тем и ни с чем несравнимое мужество, на которое способна только русская женщина. Автор её - скульптор Антонина Петровна Усаченко. О трагедии Красухи она, как и многие, узнала из очерка Ивана Курчавова «Трагическая и мужественная Красуха», опубликованном в 1968 году в Комсомольской правде. Решено было поставить памятник в Красухе. На конкурс было выдвинуто 34 проекта. Работа Усаченко была признана лучшей. Она была привезена для обозрения в Порхов, получила единодушное одобрение порховчан, и в районе начинается сбор средств на сооружение памятника. Почему среди многих работ удача выпала на долю Усаченко? Может быть, потому, что она отобразила в этой скульптуре и своё горе? У неё на фронте погибли отец и два брата, старшую сестру угнали в фашистское рабство. В 1968 году в воскресный день 21 июня была установлена эта скульптура. В 1970 году появился документальный фильм «Была на земле деревня Красуха», который долгое время 27 ноября демонстрировался в кинотеатре «Победа» Серо-чёрный пепел Красухи и тысячи других деревень, сожжённых фашистами, стоны убиваемых и сжигаемых заживо людей звали к отмщению суровому и справедливому. В 1946 году на Нюрнбергский процесс свидетелем был приглашён житель Порховского района Кузнецов Яков Григорьевич, который хорошо знал про трагедию Красухи, сожжённую через месяц после того, как было уничтожено его родное село Кузнецово, находившееся в 20 км от Красухи. В конце октября 1943 года в его деревню приехали фашисты. Расстреляли много людей, среди которых был и его старший сын. Чудом уцелел и он сам, и младший сын, уйдя потом в партизаны. Там же встретили мальчика-ленинградца, который уцелел благодаря тому, что в тот момент, когда в их избу вошли фашисты, они играли с мальчишками в прятки, и те не заметили его. Самому старшему из сожжённых жителей деревни было 108 лет, а самому младшему – 4 месяца. А в этот день в его деревне погибло 47 человек. Из семьи Якова Григорьевича – жена на шестом месяце беременности, сын Николай 16 лет, сын Петя 9 лет и невестка, жена брата с двумя ребятами. Горе Якова Григорьевича, оставшихся в живых красухинцев и многих-многих тысяч людей никто не может облегчить. Нет на свете врача, который исцелил бы тяжкую душевную рану. И люди, испытавшие, что такое фашизм на себе, и знающие о войне минувшей лишь по книгам, воспоминаниям, фильмам не хотят, чтобы подобное повторилось. Плач страждущей, но выжившей Красухи, Казалось, уничтоженной дотла, До сей поры доносится до слуха… Застывшая от горя мать-старуха Свидетелем голгофы той была. Но что она поведает – немая? Лишь горе на лице и рядом – прах. Немой вопрос в её очах читаю: «За что нам доля выпала такая?» Окаменели слёзы на глазах. Чем ближе холм – тем явственнее звоны Через года, от тех зловещих дней, Как вздохи матушки-земли, как стоны, Одолевая на пути препоны, Доносятся всё чётче и сильней. Но что же здесь всё предано забвенью? Никто не слышит стонов почему? Что, нам необходимо повторенье Уроков горьких, разве в них спасенье? Вы присмотритесь к этому холму, Где выросли поодаль над полями Зла символы бетонных три столба, И вспомните, ЧТО скрылось за годами, Что БУДЕТ, если мы забудем с вами, - Отцам какая выпала судьба… Постойте здесь с закрытыми глазами, И всё всплывёт, и снова всё всплывёт, Что МОЖЕТ БЫТЬ ещё со всеми нами За теми, за зловещими столбами… Пусть память те столбы переживёт. А над Красухой тучи гонит ветер, Старуха-мать согбенная молчит, Как будто слышит свист зловещей плети… «Что ж не живётся мирно вам на свете?» - Журавль с гнезда у трёх столбов кричит. (Виктор Фокин)
Хатынь — бывшая деревня Логойского района Минской области Беларуси — была уничтожена фашистами 22 марта 1943 года.
В день трагедии недалеко от Хатыни партизанами была обстреляна автоколонна фашистов и в результате нападения убит немецкий офицер. В ответ каратели окружили деревню, согнали всех жителей в сарай и подожгли его, а тех, кто пытался бежать, расстреливали из автоматов и пулеметов. Погибли 149 человек , из них 75 детей в возрасте до 16‑ти лет. Деревня была разграблена и сожжена дотла.
Трагическая судьба Хатыни постигла не одну белорусскую деревню. Во время Второй мировой войны .
В память сотен белорусских деревень, уничтоженных немецко‑фашистскими оккупантами, в январе 1966 года было принято решение о создании мемориального комплекса "Хатынь" .
В марте 1967 года был объявлен конкурс на создание проекта мемориала, в котором победил коллектив архитекторов: Юрий Градов, Валентин Занкович, Леонид Левин, скульптор — Сергей Селиханов.
Мемориальный комплекс "Хатынь" включен в государственный список историко‑культурного наследия Белоруссии.
Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Константин Гапоненко
ТРАГЕДИЯ
ДЕРЕВНИ
МИДЗУХО
Человечество постоянно делает одну и ту же ошибку, считая, что одни его части лучше или хуже других.
Бертран Рассел
Приехал я на Сахалин в сентябре 1951 года. Здесь получил профессию учителя и значительную часть своей трудовой жизни провел в стенах небольшой Пятиреченской восьмилетки, где преподавал историю. В меру своих сил и способностей я помогал детям познакомиться с историей Греции, Рима, средневековой Европы, уразуметь процессы, способствующие становлению государства Российского.
То была старина, а за окнами школы, несмотря на эпоху застоя, шла быстротекущая жизнь. Мы приобщались к важнейшим событиям поселка, района, области, страны, записывали воспоминания людей старшего поколения. В школе возник даже небольшой музей, куда ребята приносили различные экспонаты. Особенно повезло разделу, посвященному короткой августовской войне 1945 года. Мы не раз выезжали на Камышовый перевал, на станцию Николайчук, где шли скоротечные бои, бродили по сопкам, раскапывали старые японские окопы, пополняя найденными гильзами и поржавевшими стволами винтовок стенды. В самом Пятиречье от той войны остались в нескольких местах солдатские могилы. Позже там установили памятник, а мы посадили деревья. Теперь там качают вершинами высокие ели и сосны.
К нам приходили и даже приезжали с материка участники боев, первые переселенцы, рассказывали, как обустраивались тут на новом месте, как соседствовали с японцами и корейцами. Интересное время тогда было на Сахалине!
Иногда я делал публикации о наших краеведческих новостях в городской газете. Видимо, поэтому в 1987 году мне предоставили возможность познакомиться с материалами о трагедии, случившейся в деревне Мидзухо летом сорок пятого года, когда в Маока (сейчас это город Холмск) высадился советский десант и начал продвижение в глубь острова. Мидзухо от нашего Пятиречья всего в двадцати километрах. На мой рабочий стол легли три объемистых тома следствия и суда над виновниками трагедии. Чем внимательнее я с ними знакомился, тем больше вопросов вставало передо мной. Сначала я взялся воссоздать картину событий, для чего сухой стиль протоколов пришлось переложить на разговорный язык. При этом я не отступал от документов, а там, где документы оказывались убедительнее, уступал им место. А вот объяснить истоки и причины трагедии оказалось затруднительно. К стыду, обнаружилось, что о Корее и корейцах, с которыми я живу бок о бок много лет, я мало что знаю.
В былые годы учебные классы Пятиреченской восьмилетки посещало немало детей корейской национальности, с их родителями у нас складывались нормальные отношения. Я заимел среди них добрых знакомых, хороших соседей, личных друзей, некоторые стали мне людьми дорогими и близкими. Бывало, я пытался проникнуть в их историю, но они решительно отмахивались от моих вопросов.
У корейцев вырастало поколение за поколением, не знающее родного языка, родной письменности, своей истории. Принято было считать, что корейцы у нас в стране нашли свою вторую родину. Чем больше они становились советскими, тем меньше нуждались в думах о прародине. Молодежь поступала в училища, техникумы, вузы, дипломы позволяли устраиваться на работу по специальности, энергия и предприимчивость выдвигали их на руководящие должности. Учителя, врачи, агрономы, зоотехники, инженеры, моряки, рыбаки, нефтяники, шахтеры – нет отрасли народного хозяйства, где бы не было толковых специалистов из числа корейцев.
Между тем в стране произошли разительные перемены, наладились тесные связи с Республикой Корея, в школах и вузах стали изучать корейский язык, историю страны. Нашлись спонсоры, профинансировавшие издание моей книги. С той поры прошло двадцать лет. Что-то в том издании меня не удовлетворило, и потребность в переработке стала необходимостью.
За дело взялся «Смерш»
Командование 2-го Дальневосточного фронта, чьи войска освободили Южный Сахалин в 1945 году, уже осенью столкнулось с массой трудностей. Нам досталась значительная территория, на которой было проложено семьсот километров железнодорожных путей, в крупных населенных пунктах построено девять бумажных фабрик, в сопках пробурены шахты, из чрева которых извлекали свыше полутора миллионов тонн угля в год. Работали деревообрабатывающие комбинаты, мебельные фабрики, консервные, кирпичные, мыловаренные заводы, механические мастерские, вдоль побережья размещалась уйма мелких предприятий, а по распадкам группировались крестьянские дома. Требовалось, чтобы предприятия работали, учреждения функционировали, в крестьянских хозяйствах осуществлялся уход за скотом, дети обучались в школах, врачи лечили больных. Между тем в наличии имелось лишь японское гражданское население, до смерти напуганное вторжением войск армии-победительницы.
И наши весьма настороженно относились к японцам. Соответствующие органы были убеждены, что японское командование оставило на Южном Сахалине широко разветвленную резидентуру. И совсем не случайно ночные пожары омрачали золотую сахалинскую осень. С наступлением зимы чаще заполыхало в жилых домах, на промышленных предприятиях.
Архивы сохранили протоколы совещаний, на которых обсуждались острейшие проблемы повышения бдительности. 28 февраля 1946 года на собрании партактива Маокского района начальник отдела НКВД тов. Румянцев наставлял присутствующих: «Некоторая часть японцев, бесспорно, враждебно настроена против нас, имеются случаи, когда японцы ведут себя вызывающе». Через месяц на закрытом совещании при начальнике гражданского управления области о бдительности заговорили громче. Левин, начальник гражданского управления города Хонто, предупреждал: «Вопрос бдительности очень остро стоит в условиях окружения японского населения, враждебно настроенного по отношению к нам… Мы ничем не гарантированы, что они в любое время не всадят нож в спину».
Однако, вчитываясь в документы того времени, испытываешь некоторое смущение. В выступлениях с мест не приводилось никаких конкретных примеров диверсионно-террористической деятельности, зато большинство ораторов говорили о массовых фактах хищения сетей, рыбопродукции нашими рабочими, жаловались, что военные ведут себя в отношении советских граждан как завоеватели, что среди наших работников нет настоящей дисциплины как на работе, так и в быту, что пьянство, картежная игра, хулиганство становятся настоящим бедствием. Сам Румянцев вынужден был признать: «Среди русского населения имеются факты проявления хулиганства, пьянства, мародерства, краж. У японцев забирают вещи, настраивают японцев против нас». Бросалось в глаза, что обстановка на местах складывалась исключительно благоприятно для всякого рода подрывной деятельности. Левин говорил, что банк в Хонто не охраняется. Непомнящий из Маока сетовал, что в городе на ночь остаются без охраны многие предприятия и учреждения. В городе Отиай, признавал Чумаченко, на охране объектов стоят японцы. Летынский из города Томари представил такую картину: на всех предприятиях имеется до шестисот человек японского инженерно-технического персонала, все делопроизводство ведется на японском языке, переводчиков нет, и кто знает, что они там пишут.
Удивительно: неохраняемый банк никто не ограбил, ни одно предприятие в Маока не пострадало от любителей наживы, томаринские инженеры не сговорились, чтобы вывести все предприятия из строя.
А пожары чаще всего случались из-за нашего разгильдяйства и пьянства. Хватил на ночь стакан неразведенного спирту, завалился спать с горящей папиросой, а потом выскакивает в исподнем на улицу (если успеет выскочить) и орет: «Политическая диверсия!» Разумеется, нельзя исключить вредительские поступки отдельных отчаянных голов, но в архиве не удалось найти ни одного дела о поджигателях.
Ночные пожары сорок пятого не раздули большого пламени партизанской войны на южном Сахалине. Не осуществились планы японской военщины, которая намеревалась поднять на вооруженную борьбу с советскими войсками резервистов, молодежные организации, «летучие отряды». Не пошло в ход оружие, припрятанное в тайниках. Не потрясли южный Сахалин крупные диверсии, не взлетели на воздух мосты, вокзалы, портовые сооружения. Южный Сахалин не стал ареной кровавой войны наподобие той, что потрясла Литву и Западную Украину. В новых условиях японцы проявили традиционное законопослушание, а наши – открытость, радушие, стремление обратить их в советскую веру, показать преимущества социалистического образа жизни. Немаловажную роль в этом сыграло одно очень важное обстоятельство: советские люди, как военные, так и гражданские, не питали к японцам враждебных чувств, какие питали к немецким оккупантам.
И вот в такой обстановке младшему лейтенанту контрразведки «Смерш»1 Кореневскому майор Горашов поручает одно весьма необычное дело. Чуткое ухо майора уловило тревожный слух: где-то в Маокском районе в августе сорок пятого года, в период наступления советских войск, японской полицией было вырезано несколько корейских семей. Сведения поступали из разных источников, они различались в деталях (по одним выходило, что злодеяния совершили военные, другие указывали на полицейских), но сходились в одном: в отношении какого-то количества корейцев преступление было совершено. Его следовало раскрыть и наказать виновных, а если последние успели скрыться, то событие предать огласке. Следует учитывать остроту момента: скоро начнется заседание Международного трибунала в Токио, где будут судить военных преступников Японии. Если обнаружится, что преступление совершили военные, то генералам предъявят и этот счет.
На то она и контрразведка, чтобы найти нужных людей, распутать самые запутанные нити, разгадать головоломные задачи, сделать вычисления. Только через несколько месяцев Кореневский выходит на результативные допросы. Дает показания Юн Ян Вон, крестьянин, родом из Кореи, 61 года от роду: «В конце февраля я поехал от рыбокомбината, где теперь работаю, в деревню Мидзухо за покупкой коровы. Там жил хороший знакомый – корейское имя у него Те Тен Фан. Дома его не оказалось, жена, японка Сато Мисако, сказала, что муж пропал еще в августе прошлого года. У нас не принято, чтобы женщина жила одна. Ее стали сватать за другого корейца в Маока. Улучив момент, я спросил ее, как же она выходит замуж, а вдруг муж жив? Тогда она призналась, что его убили. В августе, когда русские высадились в Маока,
1 Постановлением Государственного комитета обороны от 14 апреля 1943 года в системе Народного Комиссариата Обороны СССР было образовано Главное управление контр-разведки («Смерш» – «смерть шпионам»). После войны, в мае 1946 года, органы «Смерша» преобразовали в особые отделы и подчинили Министерству государственной безопасности. Все протоколы допросов свидетелей и участников трагедии оформлены на бланках управления контрразведки «Смерш» 2-го Дальневосточного фронта по приказу жандармов в Мидзухо убили всех корейцев. Еще в Мидзухо у меня был знакомый кореец Ямамото, но его я тоже не нашел. Спрашивал у старосты, у хозяина гостиницы, но они будто не знают, куда девался Ямамото, возможно, куда-то уехал. Но если бы он уехал, то продал бы свой дом в Маока, а там сейчас живут люди, которые дом не покупали. Да и куда мог уехать Ямамото, если у него была жена и пятеро детей?»
Откроем второй документ. Из протокола допроса свидетельницы Куриямы Акико, 1928 года рождения, жительницы деревни Мидзухо. Протокол составлен 13 июня 1946 года младшим лейтенантом Кореневским. «Когда я вернулась с сопок в свой дом, то обратила внимание, что в деревне не видно корейцев. Потом я узнала, что их убили. Узнала я так. В сентябре месяце я была на сенокосе, где рядом оказалась подруга Мичунэ Такако. Она рассказала, что слышала выстрел в селе в тот день, когда мы уходили в сопки. Я задумалась. Потом я слышала в доме отца Куриямы Китидзаемон разговор между японцем Киосукэ Дайсукэ и моим отцом в присутствии матери. Киосукэ Дайсукэ говорил: «Вот убили корейцев, а лучше было не убивать. Ошиблись». Отец мой сказал: «Да, убили корейцев без причины». Потом я еще раз слышала, как Киосукэ Дайсукэ спросил у отца: «Почему в деревне так много разговоров об убитых корейцах? Наверное ты рассказал?» Отец ответил, что он никому об этом не говорил… В октябре месяце к нам в дом пришел Какута Тиодзиро, вновь начался разговор об убитых корейцах. Я слышала, как Какута Тиодзиро сказал: «Не виноваты корейцы, зря их убили, плохое дело сделали». Отец поддержал его и сказал то же. Потом, когда мужчины ушли, моя мать Курияма Фумико рассказала, будто Какута Тиодзиро говорил, что убил корейца Нацукаву. Еще мать рассказала, как убили Нацукаву. Его ударили ножом в спину, он упал, стал говорить Какуте: «Я ничего плохого не сделал! Если я сделал плохое, то убейте меня. Но я не виноват!» Какута убил его… Хочу дополнить, что я сама видела на Какуте Тиодзиро костюм, который до убийства носил кореец Нацукава. Я сказала об этом Сато Мисако, жене Мацукавы. Та подтвердила, что это действительно костюм ее мужа, корейца Нацукавы. Потом Сато Мисако сказала, что видела свои два одеяла у японца Киосукэ Дайсукэ».
15 июня 1946 года тот же младший лейтенант Кореневский составил протокол допроса свидетеля Осинэй Иссио, 1928 года рождения, рабочего порта Маока, уроженца деревни Мидзухо. «Наша семья утром 22 августа эвакуировалась в деревню Тойосака. Туда же приехали вечером семьи Хасимото, Хосокавы. 23 августа приехало еще несколько семей. Мне Хасимото Сумиёси по секрету сказал: «Япония капитулировала потому, что среди корейцев много советских шпионов. Поэтому их убили в деревне Мидзухо». Далее Хасимото Сумиёси рассказал, что убивал он сам, а также Хосокава Хироси, Какута Тиодзиро, Морисита – имени его не знаю. Сколько убили корейцев и где их закопали, Хасимото не сказал, а я и не спросил. После Хасимото Сумиёси предупредил меня, чтобы я никому об этом не рассказывал».
Свидетельницу Хонду Миоко, 1927 года рождения, уроженку деревни Мидзухо, теперь жительницу Холмска, допрашивали оперуполномоченный МГБ по Южно-Сахалинску капитан Урмин и оперуполномоченный горотдела МГБ г. Холмска лейтенант Обидаев. Протокол от 30 июня 1946 года. «Вопрос: По каким причинам вы переехали в г. Холмск? Ответ: В Холмск я переехала потому, что в деревне Мидзухо мне оставаться было опасно. Там был убит мой муж, и я опасалась за свою жизнь. В июне 1945 года в деревне Мидзухо я вышла замуж за корейца Мацусита Дзиро. 21 или 22 августа он был убит потому, что по национальности был корейцем. Всего тогда было убито человек тридцать корейцев. Мне известны следующие: мой муж Мацусита Дзиро, двадцать девять лет, муж моей сестры Хонды Мисако – Нацукава Масао, двадцать семь лет, Ямамото, лет сорока, его жена, лет тридцати, их дети, сколько их было, не знаю. Вопрос: Кто принимал непосредственное участие в убийстве корейцев? Ответ: Говорят, что собирал всех корейцев в одно место полицейский Исэда, а убивали Какута Тиодзиро, Киосукэ Дайсукэ, Нагаи Котаро, Хосокава Такеси, Чиба Моити, Хосокава Хироси. Вопрос: Каким образом вы узнали об убийстве мужа и других корейцев? Ответ: Когда я вернулась домой, то мужа не было. Не было и мужа моей сестры Мисако. В доме было все разбросано и не оказалось одной постели и двух плащей мужа. Я принялась искать мужа, но его нигде не оказалось. Примерно 26 августа утром к нам зашел Какута Тиодзиро и сказал мне, что мой муж вместе со всеми корейцами взят жандармами и отправлен на автомашине в неизвестном направлении. Затем поочередно в этот же день заходили Хосокава Хироси и Морисита и говорили то же самое. Какута меня предупредил, чтобы я никого ни о чем не спрашивала и никому ничего не говорила. Об убийстве моего мужа сказала мне Курияма Акико. Его убили на поле, принадлежащем ее отцу Курияме Китидзаемон. Курияма Акико просила меня, чтобы я никому не говорила, откуда я узнала об убийстве моего мужа».
Того же 30 июня начальник Холмского горотдела МГБ майор Горашов допросил свидетельницу Хонду Мисако. «Я выехала из Мидзухо потому, что после убийства мужа жителями этой деревни мне стало горько и мучительно. Спустя один месяц после убийства мужа у меня родилась дочь. Поскольку у меня к мужу была большая привязанность, мне оставаться там было мучительно… Дополняю, что во время возвращения из поселка Урасима в Мидзухо я лично сама видела, как в обратном направлении, то есть в горы, шли две кореянки, мать и дочь, фамилии их я не знаю. За ними шли пятеро японцев, двое мне известны: Хосокава Такеси, лет семнадцати, и Судзуки Масаиоси, того же возраста. Куда они вели женщин, не знаю. Помню только, что женщины шли впереди, а японцы сзади, было видно, что вели они кореянок как задержанных. Возможно, что мать и дочь были убиты указанными японцами. Во всяком случае, проживая в Мидзухо до мая 1946 года, этих кореянок я больше не видела».
Наконец к майору Горашову 4 июля вызвали Судзуки Харуо, который с октября 1945 года был назначен новыми властями старостой деревни Мидзухо. Протокол зафиксировал: «Судзуки Харуо, 1910 года рождения, уроженец деревни Секигава, уезда Умма, префектуры Эхима, о. Сикоку, образование одиннадцать классов, женат, трое детей. Вопрос: Кто являлся организатором убийства корейцев в деревне Мидзухо? Ответ: На этот вопрос я точно ответить не могу. Предполагаю, что организатором был Морисита Ясуо. В 1945 году, еще до начала военных действий между СССР и Японией, в Мидзухо, на родину, он вернулся из армии. Когда между СССР и Японией началась война, Морисита пришел ко мне в дом и выразил мысль, что среди нас, японцев, имеется много корейцев, которые нас в любой момент могут выдать русским. Корейцы могут шпионить за нами, поэтому их необходимо уничтожить. Я ответил ему, что Япония фактически побеждена и думать об этом в настоящее время не стоит. 21 августа Морисита Ясуо приехал ко мне верхом на лошади примерно в 9-10 часов утра. У меня в это время находились односельчане Митани Харуми и Умэмото Нагуано. Морисита снова заявил, что среди нас имеются такие люди, которые с приходом русских будут нас предавать, при этом он назвал корейца Хирояма и его товарищей. Я спросил у Мориситы, имеются ли у него факты против Хироямы. Морисита ответил, что пока подобных фактов нет, но с приходом Красной Армии они могут иметь место, поскольку будто бы Хирояма является советским шпионом и выдаст русским местонахождение наших семей. Присутствующие при разговоре Митани Харуми и Умэмото Нагуано поддержали мнение о том, что затевать убийство не следует. Вопрос: Значит, вы были осведомлены о предстоящем убийстве корейцев? Ответ: Я не был уверен, что Морисита приведет свой план в действие».
Август на Сахалине – самая благодатная пора. Ветры утихли, облака уплыли за горизонт, солнце хоть и выкатывается на небесную сферу с опозданием, но печет со всей силой.
В один из таких дней 1946 года по дороге, ведущей из Южно-Сахалинска в глубь острова, ехали три машины: впереди – «виллис», за ним гремел железными бортами «студебеккер», крытый тентом, поодаль, чтобы не глотать пыль, бежал второй «виллис». Преодолев два перевала, машины покатили по неширокой долине, где там и сям были разбросаны домики с широкими окнами, крытые квадратиками жести. У каждого домика стояли две круглые силосные башни, небольшие, словно игрушечные, а дальше простирались лоскуты огородов: ждали второго укоса клевера, млела под солнцем уже отцветшая картофельная ботва, наливалась соком под густой темно-зеленой кроной сахарная свекла, полнели пышные вилки капусты, кое-где блестела стерня, видимо, какие-то злаки уже скосили. Повсюду видны были плоды упорного крестьянского труда. Каждый японец знал, что надо заблаговременно управиться с огородиной, заполнить силосные башни, запастись сеном, привезти топливо – уже в октябре пойдут дожди, подкрадутся заморозки, а там нагрянет зима, из-за хребтов подуют свирепые ветры, и долины надолго укроются толщами снега. Надо спешить, используя каждую минуту погожего дня. А тут снова военные, снова на окраине поселка, где за густым рядом лиственниц расположена школа, стоит навытяжку староста, прямой, как столбик, руки с раскрытыми ладонями держит в напряжении вдоль тела, поодаль несколько человек, все в темной одежде, застегнутой на все пуговицы. Машины останавливаются, из передней выходит капитан Роганов, рослый, стройный, молодцеватый, привычно распоряжается:
– Давайте ноги разомнем. Пепеляев, отведите арестованного оправиться.
Конвойные спрыгивают со «студебеккера», за ними робко спускается щуплый японец, совсем мальчишка. Он нерешительно оглядывается, потом, сообразив, что от него требуется, отходит к обочине и, отвернувшись, мочится. Офицеры курят, переговариваются, местные японцы покорно стоят, староста что-то коротко докладывает Роганову.
– Пепеляев, подойдите с арестованным!
Молоденький японец с робостью останавливается шагах в пяти и тонкой рукой делает жест в сторону невысоких сопок с рыжеватыми обрывами. Роганов, посадив старосту в свою машину, командует:
– Поехали!
Вскоре машины свернули на узкую проселочную дорогу и замедлили ход. Загремел под колесами мост, километрах в трех от него остановились. Совсем недалеко от дороги протекала речушка, слева и справа возвышались крутолобые сопки, поросшие ельником и березником, а над всем распадком колыхалось волнистое пахучее марево. Полноватый майор воскликнул:
– Солнце-то какое, товарищи! Роскошь какая!
Не дожидаясь, разделяет ли кто его восторг, он снял хромовые сапоги, расстелил портянки из белого полотна, развязал тесемки галифе и закатал штанины.
– Вода, однако, холодна!
Все кроме японцев снисходительно улыбнулись.
Через некоторое время появились пятеро японцев, в руках они несли лопаты с короткими черенками. На значительном расстоянии они остановились, отвесив поклон. Староста доложил Роганову, что понятые прибыли. Арестованному велели показать место захоронения. В сопровождении двух конвойных он прошел по дороге метров сорок, остановился и показал рукой влево.
– Что ж, топай туда.
Японец миновал участок, засеянный горохом, и показал на заросли стеблей, с которых сыпалась белая пыльца. Конвойный чихнул.
– Ах, чтоб тебя!.. Что тут можно найти!
Арестованный показал заметное углубление. Младший лейтенант слегка потыкал железным щупом.
– Почва рыхлая!
Капитан велел расчистить площадку. Японцы сложили лопаты и быстро вырвали хрупкие стебли.
– Младший лейтенант Гуров, определитесь!
– Мы находимся, – дополнил Гуров, – в тридцати метрах от правого берега речки… Как ее? От правого берега речки Урасимы. До одинокого разрушенного дома слева – двадцать метров, до проселочной дороги – десять. Можно приступать?
– Приступайте. Пусть сам копает.
Староста взял у одного из понятых лопату, слегка загнутую, с черенком, имевшим на конце маленькую поперечную ручку, и подал арестованному. Тот затоптался в нерешительности, будто не знал, с чего начать. Стало тихо. Арестованный в перекрестье многих пар глаз копал порывисто, дергался, видно стало, как крупные капли пота покатились по его лицу.
На небольшой глубине мелькнуло что-то грязно-серое. Роганов дал знак:
Японец воткнул лопату в вырытую землю. Все увидели, как у него тряслись руки.
И тут неистово закаркало воронье. Еще не начинали копать, а они уже прилетели и примостились на сухих ветках старого вяза, на одинокой безлистой березе перелетали с места на место, парили над долиной, невнятно перекликаясь между собой.
Вдруг их появилось много, закричали они громко, яростно стали спускаться ниже, пикировали к самой земле.
– Ну-ка шуганите их! – велел Роганов.
Один из конвойных мягко перевел затвор, отставил правую ногу далеко назад, повел стволом и замер на секунду. Винтовочный выстрел грянул звонко, эхо волной покатилось по распадку, ему воплями ответила стая вспугнутых птиц. Они взвились разом, замельтешили в беспорядке. И хотя одна из них упала, как темная тряпка, между ветками ольхи и тальника, остальные не улетели совсем, а лишь удалились на расстояние, сели на дом, на ветки и продолжали раздражать людей.
Младший лейтенант надел резиновые перчатки, ступил на край ямки, сделал несколько выбросов лопатой, пошарил руками и вдруг рывком поднял труп ребенка. Труп был весь в земле, ручки и ножки его не гнулись, запрокинутая головка с личиком, черным от земли и тлена, была ужасной.
– Возьмите!
Стоявший неподалеку пожилой японец из понятых принял труп. От трупа исходил запах разложившегося тела – запах тяжелый, непереносимый. Японец с трудом держал ношу на вытянутых руках.
– Кладите вот сюда.
Японец бережно положил, а младший лейтенант вынул из ямы еще один трупик. Майор в очках открыл свой саквояж, достал какие-то инструменты, флакончики и перчатки. Он подошел к первому трупу, легко разрезал одежду и сказал:
– Мальчик.
Потом он стал пинцетом трогать кожу на лице, на тельце, на голове и диктовать старшему лейтенанту, пристроившемуся в стороне с полевой сумкой на коленях:
– На черепе имеются два дырчатых пролома, проникающие в полость черепа. Грудная клетка разрушена… Прошу уважаемую комиссию и понятых засвидетельствовать.
Понятые робко подошли. Один из членов комиссии, склонившись над речкой, полоскал рот, мыл лицо – его страшно вырвало.
Майор в очках продолжал диктовать:
– Второй труп женского пола, рост 125 сантиметров, примерный возраст восемь-десять лет, кожные и мышечные ткани в стадии разложения.
Последний, шестой труп принадлежал взрослой женщине. Майор разрезал одежду, обнажил грудь, живот, таз. Было что-то нехорошее в том, что мужчины смотрели на беззащитное женское тело, черное, страшное, с уродливо вывернутой левой рукой.
Майор продолжал:
– На черепе, в области височной кости, рубленый дефект, на шее две колотые раны, в области живота…
– Неужели это он их порешил?
– Говорят, что он.
– За что?
Пепеляев достал из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок бумаги.
– Хосокава Такеси, 1928 года рождения. Он, дурачок, наверное и сам не знал, за что. Спроси об этом лучше у замполита. А вот то, что этому сопляку вышка обеспечена, это уж точно. За такие дела кокнут, как пить дать… Отведи его отсюда к речке, пусть умоется.
В «виллисе» старший лейтенант стучал по машинке, капитан Роганов диктовал:
– На основании распоряжения начальника управления МГБ Южно-Сахалинской области гвардии полковника т. Елисеева от 8 августа 1946 года комиссия в составе главного судебно-медицинского эксперта УМВД младшего лейтенанта Гурова, начальника следственного отдела УМГБ Южно-Сахалинской области капитана Роганова, помощника военного прокурора ДВО гвардии майора Чаповского, помощника начальника следственного отдела УМГБ по Хабаровскому краю майора Владимирова, переводчика УМГБ Южно-Сахалинской области Вторушина и понятых деревни Мидзухо Холмского района Теппо Итидзо, Манабэ Такамаса, рождения 1905 года, Сато Киндзо, 1882 года, Судзуки Синчаро, 1929 года, Анабэ Сикодзи, 1908 года, в окрестностях деревни Мидзухо Холмского района должны произвести раскопку ямы, в которой предположительно зарыты трупы корейцев, убитых в 1945 году. Место указано японцем Хосокава Такеси, рождения 1928 года. В 14 часов по местному времени комиссия приступила к работе…
Подошли понятые со старостой, стали как вкопанные, слушали пулеметную дробь машинки. Так же молча выслушали то, что зачитал им переводчик, по очереди нарисовали иероглифы против своих фамилий.
В отдалении стоял пожилой японец. Завидев на себе внимание кого-либо из офицеров, он низко кланялся.
– Спросите у старосты, что ему надо, – велел переводчику Роганов. Староста тут же доложил:
– Это отец арестованного. Он просит у господина начальника разрешения передать арестованному снедь и белье.
– Любопытно! – воскликнул капитан. – А ну-ка зовите его сюда.
Японец сообразил, от кого зависит удовлетворение его просьбы. Он стал низко кланяться Роганову и что-то говорить.
– Он благодарит господина начальника за то, что к нему проявляет внимание. Он просит разрешить передачу сыну.
– Арестованного ко мне!
Взоры всех присутствующих сосредоточились на предстоящей встрече. Сын остановился и поклонился отцу. Он не поднял глаз, не произнес ни слова. Отец молча ответил поклоном.
– Проверьте содержимое передачи.
– Запрещенных предметов не обнаружено.
– Передайте. А теперь я задам отцу вопрос. Скажите, Хосокава Хироси тоже ваш сын?
Не дослушав перевода, старик с поклоном повторил имя сына.
– Ясно. Так пусть ответит, как он воспитывал сыновей, если оба стали убийцами? Третий раз приезжаем трупы выкапывать – это ваши сыновья побоище тут устроили!
Японец внимательно выслушал переводчика, потом запрокинул голову и долго молчал, собираясь с мыслями. Наконец он заговорил, растягивая слова. Переводчик передал:
– Воспитывал он своих сыновей правильно, но от властей поступил такой приказ, чтобы убить корейцев. А если бы такого приказа не было, его сыновья никогда бы ничего плохого не сделали.
– Ну, такую песню мы уже слышали. Выходит, если бы поступил приказ зарезать родного отца, они бы его зарезали? Ладно, пусть думает как хочет. Спросите, что хотел бы он сказать своему сыну?
Японец снова заговорил. Сын на мгновение поднял глаза.
– Наставляет, чтобы сын на следствии говорил правду.
– Похвально. Что хочет сказать сын отцу?
Молодой японец тихо произнес несколько слов.
– Он не знает, что надо сказать.
– Все, – подытожил капитан Роганов. – Лирическая часть закончена, психологический опыт не удался. Переводчик, поблагодарите старосту и понятых.
Заключение.
На основе данных, добытых при исследовании вырытых из ямы трупов, отвечая на поставленные следствием вопросы, прихожу к следующему заключению:
Все шесть трупов убиты в одно время, на что указывает однородность процесса разложения трупов… Давность убийства вышеуказанных шести трупов не превышает 10-11 месяцев, то есть совершение убийства можно отнести к августу месяцу 1945 года.
По наличию множественных переломов костей у всех исследованных трупов, а также по наличию множественных ран на телах убитых оружие при убийстве применялось тупое, колющее и острорежущее… все убийства носят характер зверств.
…Трупы зарыты без соблюдения каких-либо правил при захоронении, то есть трупы убитых были брошены в яму с целью скрыть следы преступления.
Главный судебно-медицинский эксперт ДВО гвардии
майор медицинской службы Гудков.
Деревня Мидзухо
и некоторые ее обитатели
26 июня 2017, 16:17На выходных мы семьей отправились в путешествие на машине в Курскую область, навигатор повел нас по Киевскому шоссе. В районе брянской области по пути мы заметили указатель на мемориальный комплекс Хацунь. В дороге у нас было время посмотреть в интернете, что это за место. И то, что мы узнали, заставило содрогнуться, как и от любой информации об ужасах Великой Отечественной войны. И на обратном пути мы решили непременно посетить данный комплекс. Из-за сильного впечатления, которое произвело на меня и всю мою семью это место, я и решила сразу же написать этот пост.
Свернув направо с трассы (по направлению к Москве) мы оказались на дороге среди густого леса. Вся атмосфера была пропитана звенящей тишиной, казалось, сама природа хранит молчание в память о трагедии, разыгравшейся здесь в октябре 1941 года.
Немного истории.
Хацунь – деревня Карачевского района Брянской области. Возникла она в 1920-е годы в 7 км к северу от села Верхополье, в 9 км к югу от посёлка городского типа Белые Берега. В начале 20 века в Хацуни стояла всего одна хата и жил в ней единственный поселенец Анатолий Яшкин. Затем «подтянулись» еще две семьи – Стефана и Афанасия Кондрашовых. Изначально Кондрашовы жили примерно в двух километрах от Хацуни, в деревушке «Губановы Дворы», которая насчитывала 7 хат. У Стефана Ивановича Кондрашова было много деток в доме: Полина, Татьяна, Иван, Мария, Павел, Дмитрий. А вот земли под огородом было маловато. Тогда Стефан с братом Афанасием наведались в гости к Афанасию Яшкину, который в свою очередь был человеком приветливым и гостеприимным. Вскоре братья Кондрашовы построили там два домика, а рядом с ними посадили картофель, морковь, свеклу, лук, капусту и прочие огородные прелести для зимнего прокорма семей. Так и родилась эта деревушка, наречённая загадочным именем Хацунь.
Вскоре начали вырастать другие хаты: родственников Стефана и Афанасия Кондрашовых, а к 1941 году деревня насчитывала уже 12 домов и около 50 жителей.
Трагические события 41.
К осени 41-го территория Брянской области была практически полностью оккупирована фашистами. Брянск сильно бомбили, и жители, в спешном порядке покидавшие город, искали укрытия в лесах. Те, кому не хватало места в деревенских домах, строили землянки и шалаши. Хацунь, по мнению краеведов, является первой полностью уничтоженной немцами деревней в стране. Здесь прошла немецкая "репетиция" по уничтоженрию русского народа в соответствии с планом "Ост". Каратели действовали по установке - за одного убитого немца убивать по сто русских.
История трагического дня.
24 октября 1941 года, казалось, тоже будет днём таким, как и все предыдущие 19 с приходом немцев к Хацуни. Но неожиданно в деревне появилось несколько красноармейцев, выходивших из окружения. Жители указали им на пустую избу и посоветовали переночевать там, а в огороде накопать картошки, чтобы поесть. В свой дом никто бы их не позвал, потому что немцы предупредили всех жителей о том, что накажут каждого за содействие советским военным, но и гнать своих не позволила бы совесть.
Всё бы ничего, да только именно в тот самый момент, когда красноармейцы находились в хацунской хате, через деревню трое немцев вели шесть военнопленных. Красноармейцы бросили в фашистов две гранаты и завязали небольшой бой. Два немца были убиты, а вот третий, раненый, скрылся в лесу. Красноармейцы, не представляя, что теперь грозит маленькой деревне, покинули её. А уже 25 октября карательный батальон вошёл в деревушку…
Тут я хочу немного отойти от темы и рассказать о Евгении Петровиче Кузином, уроженце села Приютово, что в 5 км от Хацуни. Евгений Кузин – журналист, писатель, поэт, автор книги "Хацуньская исповедь". Человек, который всю жизнь посвятил изучению хацунской трагедии. Началось все с того, что в начале 70-х годов Кузину, тогда корреспонденту районной газеты, один из местных руководителей передал список из нескольких десятков имен расстрелянных в Хацуни людей. Именно благодаря Е.П.Кузину удалось узнать многие фамилии расстрелянных в Хацуни, именно он собрал воспоминания очевидцев трагедии – жителей окрестных поселков, многих из которых уже нет в живых. Его книга, в которой рассказывается о трагедии деревни, была издана небольшим тиражом и не оставила равнодушными ее читателей. Во многом, благодаря работе Евгения Кузина, брянские власти возобновили реставрацию мемориала и восстановили его до того вида, что сейчас мы можем увидеть при посещении.
Мне было тогда 5 лет. Помню, как немцы в 6 утра двигались через нашу деревню в сторону Хацуни. А на следующий день мы узнали, что Хацунь расстреляли…
Наутро, 25 октября, фашистские каратели окружили плотным кольцом Хацунь и начали выгонять жителей на середину деревни, выстраивать у глубокой дорожной канавы, а напротив пулемет установили, - рассказывает в письме Е.Кузину Василий Кондрашов (уроженец Хацуни, призванный в армию в 1937 году и избежавший расстрела) о собственных воспоминаниях и воспоминаниях брата Сергея. – Многие люди были босы, раздеты, на руках держали маленьких детей…Шестимесячную Нину Кондрашову проткнули штыком прямо в люльке, а семнадцатилетнюю Нину Яшину, обнаружив у нее какую-то вещь убитого красноармейцами немца, прибили гвоздями к воротам. Карательная операция началась в 10 утра. Всех согнали на окраину села, где уже по периметру стояли пулеметы. Первыми пали под пулями фашистов лесник из урочища «Гвозды» Герасим Тарасов и лесник Висельского кордона Михаил Кондрашов. Затем немцы открыли огонь из пулеметов и автоматов по толпе. Каратели не щадили никого: раненых добивали штыками, прикладами. Никто не должен был остаться в живых. Убито было 318 мирных жителей. Расстрел продолжался несколько часов. Тела расстрелянных пролежали под открытым небом около двух недель. Немцы запрещали хоронить погибших в назидание жителям окрестных деревень. Николаю Семенякину об этом рассказывал отец. По его словам, в Хацуни знали о готовящейся карательной операции и даже пытались спастись.
"Их предупредили, что будет расстрел, и вся деревня ушла в лес, а утром же надо скот кормить, коров доить, и они вернулись, а тут карательный отряд", - рассказал Николай. Но несколько человек всё-таки сумели спастись. Так, в живых остался дядя Василия и Сергея Кондрашовых – Афанасий Иванович. Он был ранен в плечо и голову, потерял сознание, и его «признали» немцы мертвым. От него-то братья и узнали подробности расстрела, где были убиты их отец, мать и 11 братьев и сестер.
Вдруг – рокот немецкого пулемета… Отец, прижав левую руку к груди, повернулся лицом к детям, что-то прошептал и упал рядом с мамой, - пишут Василий и Сергей Кондрашовы.
Также спасся 14-летний Женя Кондрашов, от которого о трагедии в Хацуни узнали в деревне Осиновые Дворики. Скрылся от преследователей и Афанасий Акулов, колхозный бригадир. Правда, во время побега от карателей Афанасий Васильевич был ранен.
Но повезло совсем немногим. Даже тем, кто пытался спрятаться, не удалось перехитрить оккупантов. Так, страшная участь постигла местного гармониста Михаила. Он с женой и ребенком спрятались в подвале. Когда из соседних деревень пришли люди хоронить погибших, то эту семью так и нашли в подвале, на корточках: они все пулями были изрешечены.
Из Документа в федеральном архиве - военном архиве во Фрайбурге под шифром
BA-MA, RH 26-56 / 21b, Приложение 177:
«…Командиры:
Старший лейтенант Эйлеманн, лейтенант Хефел, унтер-офицер Глезер.
Задание:
Поиск и освобождение 3 членов батареи, обыск места, арест всех людей и их расстрел.
На пути к месту действия группа Хефеля на пункте 3 нашла 13 казацких оседланных лошадей с 2 охранниками. Охрана сообщила, что остальные ушли на восток. Оба солдата были взяты с собой, окрестность была осмотрена, лошади были оставлены примерно в 600 м на дороге. Группа Хефеля маршировала дальше к деревне Хацунь.
Деревня - не закрытое поселение. Поселение разделено на северную и южную половину. Каждая часть может рассматриваться, как самостоятельная деревня.
Группа Эйлеманна производила зачистку южной деревенской части и при пункте 2 находила 3 тела пропавших без вести накануне солдат. Все 3 были убиты. Можно было установить, что один из них был ранен, в то время как оба других и раненый тоже имели по одному выстрелу в голову с близкого расстояния. У 3 трупов были сняты сапоги и чулки, у одного отсутствовали так же брюки и пальто. Ценные предметы и деньги были похищены. Было задержано еще несколько советских солдат, которые находились в домах. При обыске домов было установлено, что в домах скрывалось оружие и боеприпасы. При этом женщины непонятными жестами пытались отвлечь наших солдат от схронов оружия и вели их в те помещения, где никакого оружия не было спрятано. Скрытое в домах оружие и боеприпасы уничтожались. Группа Хефеля в северной части деревни освободилась, так как выяснилось, что жители северной части не принимали участия в нападении. Также в их домах не было обнаружено оружия.
В то время как группа Эйлеманна прикрывала южный район и производила зачистку окрестностей, лейтенант Хефель от старшего лейтенанта Эйлеманна получил приказ расстрелять жителей, так как они поддерживали нападение в предыдущий день, а также скрывали оружие в этот день.
Были расстреляны: 68 мужчин, 60 женщин.
Так как у большинства детей был средний возраст от 2 до 10 лет, было решено не предоставлять их самим себе. По этой причине все дети были расстреляны. Их было 60.»
Вот этот леденящий кровь приказ с жуткой припиской о том, чтобы не оставлять в живых детей в возрасте от 2-10 лет, дабы они впоследствии не были предоставлены сами себе((.
Первые дни после трагедии.
«Женя прибежал испуганный, весь дрожит. Забрался на печку и говорит: «Кап, а Кап, маму твою расстреляли». Капка сразу раскричалась, а Женя говорит: «Не кричи. Всю Хацунь расстреляли. И тетю Нюру с Толиком расстреляли. Всех...».
Воспоминания Лидии Васильевны Иноземцевой,
жившей в деревне Осиновые Дворики (в 2 км от Хацуни)
(из книги «Хацунская исповедь» Е.П.Кузина, 2007):
Когда жители окрестных деревень узнали о случившейся страшной и трагедии, боялись, что их постигнет та же участь. Поэтому в течение 3 дней в Хацунь никто не осмеливался даже ступить ногой. И только через две недели состоялось захоронение убитых мирных жителей.
По воспоминаниям Лидии Иноземцевой: «Я ходила хоронить хацунцев… Рыли мы большие могилы, укладывали убитых рядами, узелки их – тоже. Только некоторых в отдельных могилках родственники хоронили».
Около года избы оставались пустыми, только иногда заходили в них возвращавшиеся с боевых операций партизаны.
Через год после трагедии, в 1942 году, немцы сожгли Хацунь дотла. По-видимому, это было сделано для того, чтобы русские солдаты не находили там укрытия и пристанища.
Дальнейшая судьба Хацуни в послевоенные годы.
Начиная с 1944 года в Хацунь начали приходить люди из соседних деревень, решившие поселиться тут.
Захоронение погибших сначала было огорожено деревянным штакетиком, а в семидесятые годы прошлого столетия здесь была поставлена металлическая изгородь и открыт памятник «Скорбящая мать».
В те годы в Хацунь часто приезжали жители Брянска, Карачева, Белых Берегов и других населённых пунктов, учащиеся карачевских и брянских школ, но с годами это случалось всё реже… Могила жертв той страшной трагедии пришла в запустение, на ней не было даже холмика. Всё поросло травой и бурьяном...
10 сентября 2002 года глава администрации Карачевского района Вячеслав Ильич Кондратов издал распоряжение № 476 о создании творческой группы по подготовке проекта реконструкции хацунских захоронений. В неё вошли представители общественности района и руководители отдела администрации.
За эти годы был создан сам проект, собраны пожертвования, выделены средства из государственного и областного бюджета. В 2009 году начались работы по полной реконструкции мемориала. Открытие обновлённого мемориального комплекса состоялось 25 октября 2011 года - день 70-летия хацунской трагедии. В торжественном мероприятии приняли участие Председатель Правительства Российской Федерации Владимир Путин, полномочный представитель Президента Российской Федерации в Центральном федеральном округе Олег Говорун, делегации соседних регионов России, Украины, Белоруссии, Германии и других государств, общественных организаций.
Сегодня мемориал «Хацунь» включает в себя не только монументальное здание музея, но и 28 гранитных стел (по количеству районов Брянской области с высеченной на них информацией о жертвах фашизма в каждом районе), Стену Скорби, могилу мирных жителей с именами 318 погибших, братскую могилу красноармейцев, скульптурную композицию работы Александра Ромашевского (старик, закрывающий собой женщину, которая, в свою очередь, закрывает собой ребёнка), а так же часовню.
Немного про музей.
Музей, по задумке создаталей, разделен на две части. Верхняя, светлая, рассказывает о жизни до военного времени. Быт довоенного времени представляют люлька, прялка, рушники, орудия труда. Экспозиция собиралась по крупицам, поскольку от деревни буквально не осталось и следа, лишь могила 30 метров длиной и 6 шириной. Местные жители помогали в создании музея - собирали сохранившиеся предметы обихода, отыскивали пистьма и прочие документы. Также через родственников жителей удалось найти редкие фотографии хацунцев.
Нижняя же часть музея темная. В картинах брянских художников, документах, письмах и фотографиях рассказывает о трагедии Хацуни и других деревень, повторивших ее судьбу. Вместо окон - витражи с изображением лиц и рук людей, объятых огнем. В экспозиции размещены сделанные немцами фотографии публичных казней и расстрелов, расстрельные списки, где больше половины перечисленных - женщины и малолетние дети. Слезы сами катятся из глаз от увиденного. Очень тяжелое впечатление от увиденного. В зале музея толстая книга-тетрадь, наполненная отзывами неравнодушных посетителей.
Имена опознанных жителей увековечены в гранитных надгробиях.
Вот такая история конкретного места в брянской области, существование которого прервала страшная война(. Надеюсь, если кому-то будет по пути, так же как и нам, то, по-возможности, то загляните почтить молчанием память стертой с лица земли деревни...
И завершить этот рассказ я хотела бы стихотворением Г.А. Петровой (Барановой), жительницы брянской области:
Та же улица, та же дорога,
Только скорбью покрыто лицо,
Что не встретит никто у порога,
Невозможно зайти на крыльцо.
Та жестокость не канула в лету –
Многих жизней оборвана нить.
Не взываем мы больше к ответу,
Призываем лишь память хранить!
По Хацуни фашисты сновали,
Неожиданно враг налетел!
На воротах девчонку распяли,
Остальных увели на расстрел.
И в канаве утром туманным
Добивали штыками людей.
Посчитали расправу гуманной.-
Малолетних сгубили детей!
Обелиски: лампады под крышей,
Журавли сквозь огонь и сквозь дым.
Я прошу вас, пожалуйста, тише
Скорбно колокол плачет по ним.
ps. прошу прощения у пользователей за это добавление. Я указала источники доп.информации и некоторых фото, но они не отображаются в тексте. А один источник на самом сайте-информаторе просят делать активной ссылкой. Добавляю ее: http://www.kray32.ru/karachevskiy003_01.html
