«В читателях моих писем я представляю себе друзей. Письма к друзьям позволяют мне писать просто. Сперва я пишу о цели и смысле жизни, о красоте поведения, а потом перехожу к красоте окружающего нас мира, к красоте, открывающейся нам в произведениях искусства. Я делаю это потому, что для восприятия красоты окружающего человек сам должен быть душевно красив, глубок, стоять на правильных жизненных позициях. Попробуйте держать бинокль в дрожащих руках – ничего не увидите» (Д. С. Лихачев).
Письмо девятнадцатое
Как говорить?
Неряшливость в одежде – это прежде всего неуважение к окружающим вас людям, да и неуважение к самому себе. Дело не в том, чтобы быть одетым щегольски. В щегольской одежде есть, может быть, преувеличенное представление о собственной элегантности, и по большей части щеголь стоит на грани смешного. Надо быть одетым чисто и опрятно, в том стиле, который больше всего вам идет, и в зависимости от возраста. Спортивная одежда не сделает старика спортсменом, если он не занимается спортом. «Профессорская» шляпа и черный строгий костюм невозможны на пляже или в лесу за сбором грибов.
А как расценивать отношение к языку, которым мы говорим? Язык в еще большей мере, чем одежда, свидетельствует о вкусе человека, о его отношении к окружающему миру, к самому себе.
Есть разного рода неряшливости в языке человека.
Если человек родился и живет вдали от города и говорит на своем диалекте, в этом никакой неряшливости нет. Не знаю, как другим, но мне эти местные диалекты, если они строго выдержаны, нравятся. Нравится их напевность, нравятся местные слова, местные выражения. Диалекты часто бывают неиссякаемым источником обогащения русского литературного языка. Как-то в беседе со мной писатель Федор Александрович Абрамов сказал: «С Русского Севера вывозили гранит для строительства Петербурга и вывозили слово – слово в каменных блоках былин, причитаний, лирических песен… „Исправить” язык былин – перевести его на нормы русского литературного языка – это попросту испортить былины».
Иное дело, если человек долго живет в городе, знает нормы литературного языка, а сохраняет формы и слова своей деревни. Это может быть оттого, что он считает их красивыми и гордится ими. Это меня не коробит. Пусть он и окает, и сохраняет свою привычную напевность. В этом я вижу гордость за свою родину – свое село. Это не плохо, и человека это не унижает. Это так же красиво, как забытая сейчас косоворотка, но только на человеке, который ее носил с детства, привык к ней. Если же он надел ее, чтобы покрасоваться в ней, показать, что он «истинно деревенский», то это и смешно и цинично: «Глядите, каков я: плевать я хотел на то, что живу в городе. Хочу быть непохожим на всех вас!»
Бравирование грубостью в языке, как и бравирование грубостью в манерах, неряшеством в одежде, – распространеннейшее явление, и оно в основном свидетельствует о психологической незащищенности человека, о его слабости, а вовсе не о силе. Говорящий стремится грубой шуткой, резким выражением, иронией, циничностью подавить в себе чувство страха, боязни, иногда просто опасения. Грубыми прозвищами учителей именно слабые волей ученики хотят показать, что они их не боятся. Это происходит полусознательно. Я уж не говорю о том, что это признак невоспитанности, неинтеллигентности, а иногда и жестокости. Но та же самая подоплека лежит в основе любых грубых, циничных, бесшабашно иронических выражений по отношению к тем явлениям повседневной жизни, которые чем-либо травмируют говорящего. Этим грубо говорящие люди как бы хотят показать, что они выше тех явлений, которых на самом деле они боятся. В основе любых жаргонных, циничных выражений и ругани лежит слабость. «Плюющиеся словами» люди потому и демонстрируют свое презрение к травмирующим их явлениям в жизни, что они их беспокоят, мучат, волнуют, что они чувствуют себя слабыми, не защищенными против них.
По-настоящему сильный и здоровый, уравновешенный человек не будет без нужды говорить громко, не будет ругаться и употреблять жаргонных слов. Ведь он уверен, что его слово и так весомо.
Наш язык – это важнейшая часть нашего общего поведения в жизни. И по тому, как человек говорит, мы сразу и легко можем судить о том, с кем мы имеем дело: мы можем определить степень интеллигентности человека, степень его психологической уравновешенности, степень его возможной «закомплексованности» (есть такое печальное явление в психологии некоторых слабых людей, но объяснять его сейчас я не имею возможности – это большой и особый вопрос).
Учиться хорошей, спокойной, интеллигентной речи надо долго и внимательно – прислушиваясь, запоминая, замечая, читая и изучая. Но хоть и трудно – это надо, надо. Наша речь – важнейшая часть не только нашего поведения (как я уже сказал), но и нашей личности, наших души, ума, нашей способности не поддаваться влияниям среды, если она «затягивает».
Пресс-конференция в РИА «Новости»
Имя академика Лихачева относится к разряду говорящих имен, причем говорящих много и в разных областях: литературоведение, история, искусствоведение, философия… Круг интересов ученого был разнообразен, работы значительны, но широкую, что называется, всенародную известность Дмитрий Сергеевич приобрел на волне политической активности в так называемые перестроечные годы. Среди лиц, явившихся в то время на политическую сцену, лицо Лихачева отличалось явно не общим выражением. В атмосфере ажиотажа, граничившего с паникой, эта здоровая «необщность» выражалась в сдержанном отношении к сиюминутной политической конъюнктуре и в постоянном напоминании о значении традиционной русской культуры для нового постсоветского общества. Как, впрочем, и для советского – роль защитника памятников культуры, музеев, библиотек была для Дмитрия Сергеевича не нова. Знаток и ценитель всего, что связанно с наследием древности и старины, он просто не мог молчать там, где прекрасное подвергалось опасности со стороны неосмотрительных потомков. Так, например, Лихачев был противником проекта перестройки Невского проспекта, появившегося в первые годы правления Брежнева, противником авторитетным (в то время он уже был членкором Академии наук) и способным на глубоком уровне аргументировать свои возражения. Во многом именно благодаря выступлению Лихачева Невский проспект был спасен. Перед этим он выступал в защиту Царскосельского парка, в защиту Петергофа…
Несмотря на то, что время от времени академику Лихачеву приходилось высказывать оппозиционные мысли, и даже несмотря на то, что в молодости ему пришлось побывать в знаменитом СЛОНе (Соловецком лагере особого назначения), его фигура никак не вписывается в рамки профессионального диссидентства. Во-первых, возможно, по той простой причине, что у Лихачева не было нужды превращать свою оппозицию в профессию, в отличии от большинства профессиональных диссидентов, дело способное стать делом всей жизни у него и без этого имелось: литературоведение, исторические исследования, культурология… Во-вторых, скорее всего, потому, что диссидентство претило ему как таковое, как претит оно любому человеку, который по настоящему знает и любит Россию.
В минувшем месяце, 29 августа, в пресс-центре РИА «Новости» прошла пресс-конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Дмитрия Сергеевича. Указом Президента России 2006 год объявлен «Годом культуры, образования, гуманитарной науки – Годом академика Д. С. Лихачева». На пресс-конференции выступили: ректор Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов Александр Сергеевич Запесоцкий, директор Института мировой литературы имени А. М. Горького Александр Борисович Куделин, председатель Российского детского фонда Альберт Анатолиевич Лиханов. На пресс-конференции были представлены юбилейные издания Международного благотворительного фонда имени Д. С. Лихачева и Санкт-Петербургского государственного университета профсоюзов: «Уроки Лихачева», «Д. С. Лихачев: Университетские встречи», а также уникальное переиздание фундаментальных работ великого ученого «Избранные труды по русской и мировой культуре». Там же были подведены итоги VI Международных Лихачевских научных чтений, которые прошли в Санкт-Петербурге в конце мая 2006 года. Журналистам рассказали о планирующихся новых мероприятиях в рамках празднования 100-летия Дмитрия Сергеевича Лихачева.
Вот некоторые высказывания выступавших.
А. Б. Куделин, профессор, доктор филологических наук, член Российской академии наук, зам. академика-секретаря Отделения историко-филологических наук РАН, директор Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН, член Европейской ассоциации арабистов и исламоведов:
– Дмитрий Сергеевич не только выдающийся ученый, но еще и великий гражданин нашей страны, который всю жизнь стремился к тому, чтобы достижения отечественной культуры стали достоянием нашего народа, а также, чтобы они стали известны далеко за пределами нашей страны. Научная деятельность Дмитрия Сергеевича была тесно сплетена с общественной и общественно-политической деятельностью. И сегодня мы, к сожалению, слишком часто чувствуем отсутствие Дмитрия Сергеевича, потому что при его жизни многие вопросы решались очень просто и быстро. Хоть решались они и не так, как они должны решаться в демократическом обществе, к стандартам которого мы только движемся… Например, если какой-то памятник культуры надо было спасти или требовалась еще какая-то помощь, можно было бесконечно стучаться в разные очень высокие инстанции, а можно было попросить Дмитрия Сергеевича. Дмитрий Сергеевич звонил первому лицу государства или еще куда-то обращался, накладывалась соответствующая резолюция – и все решалось.
Мне очень приятно, что юбилей Дмитрия Сергеевича как бы плавно вышел из юбилея Пушкинского дома, Института русской литературы в Санкт-Петербурге, 100-летие которого мы отмечали в конце прошлого года. Дмитрий Сергеевич отдал очень много сил Пушкинскому дому, в нем прошла основная часть его научной жизни, и получилось так, что имя Дмитрия Сергеевича во многом тесно переплелось с именем Пушкинского дома. В Пушкинском доме было много замечательных ученых, и в этом созвездии ученых Дмитрий Сергеевич был одной из самых ярких звезд.
В Академии наук, которую я сейчас здесь представляю, тоже много делается для увековечения памяти Дмитрия Сергеевича Лихачева. Мы работаем еще и над тем, чтобы идеи, заложенные в его произведениях, научные идеи, прежде всего, не просто воспроизводились, но и развивались в нынешних условиях. Эти идеи способны развиваться и двигать нашу науку на благо всего нашего народа.
А. А. Лиханов, председатель Российского детского фонда, президент Международной ассоциации детских фондов (МФАД), член Российской академии естественных наук, член-корреспондент Российской академии образования:
– Наш Детский фонд всегда относился к Лихачеву как к доброму, возвышенному и непреходящему учителю. Мало кто даже из взрослых людей знает, что Лихачев замечательный учитель. Все считают, что он автор целой серии трудов по древнерусской литературе, человек академического склада. Причем тут дети? Однако еще при жизни Дмитрий Сергеевич выпустил книгу «Письма о добром и прекрасном», адресованную именно молодежи, она выходила в Москве в Детгизе. Заинтересованность всего российского общества в педагогическом наследии Лихачева показали и минувшие Лихачевские чтения. Там наглядно было показано, насколько сегодняшний сельский учитель лишен подготовленного и для него и для ребенка текста, который мог бы быть использован.
Благодаря полученному на чтениях импульсу издательством Детского фонда была выпущена книга «Заветное». Она сделана специально для детей и для учителей и состоит из коротких текстов, которые как бы выкристаллизованы из разных сочинений Дмитрия Сергеевича, из его статей, из академических сочинений, из писем. Книжка сделана так, чтобы она воспринималась детьми – слова сопровождаются картинками. И когда эту книжку читаешь от начала до конца, то получаешь как бы неформальный ответ на вопросы, которые ставит перед нами жизнь. Например о том, как дружелюбно относиться друг к другу, как вообще ценить культуру, что такое настоящая интеллигентность. Книга сопровождена специально подготовленными методическими рекомендациями для учителя. Эти рекомендации выдержаны в тоне советов, они подсказывают учителю, как провести тот или иной урок, как обсудить ту или иную тему из тех, которые Дмитрий Сергеевич здесь затрагивает.
И еще два слова об этом детском мире, почему ему нужна именно такая помощь. Сегодня у нас в стране 740 тысяч детей-сирот. Сегодня в тюрьмах у нас в 62-х специальных воспитательных колониях для несовершеннолетних 15 тысяч детей, и преступления этих детей с каждым годом становятся все более жестокими, дети сидят там, в основном, за убийства и за особо тяжкие преступления. Все это выпавшая в осадок пятнадцатилетняя политика нашего государства, которое практически ничего не делало для детей. Сейчас только спохватилось, объявив национальные проекты «Образование», «Здравоохранение», «Демография». Задумаемся о самом слове «демография»: ведь это всего лишь научный термин. А речь должна идти о возрождении нации. Нельзя думать только об увеличении населения страны. А кто подумает о сущности, о том, что сегодня с детьми происходит? Детский мир сегодня – это страждущий мир. И наша книга как раз и есть скромное, но лекарство от того, что сегодня происходит, от детских бед, от детских печалей.
А. С. Запесоцкий, ректор Санкт-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов, доктор культурологических наук, профессор, член-корреспондент Российской академии образования, заслуженный деятель науки России:
– Я скажу несколько слов о том, что уже сделано. Во-первых, следует заметить, что в России на сегодня сложились уже общественно-научные центры по изучению, осмыслению и распространению научного и нравственного наследия Дмитрия Сергеевича Лихачева. Первым в этом отношении надо назвать, безусловно, Пушкинский дом, где Дмитрий Сергеевич проработал почти всю свою жизнь. Второе место занимает Международный фонд имени Дмитрия Сергеевича Лихачева, его возглавляет Даниил Александрович Гранин, с которым связаны очень многие известные и авторитетные деятели науки и культуры не только в Петербурге, но и в Москве. Этот фонд проводит большую работу по популяризации наследия Дмитрия Сергеевича. Третьим следует назвать то учреждение, которое я возглавляю, это Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов, почетным доктором которого был Дмитрий Сергеевич. Так сложилось, что он был в своей жизни почетным доктором девятнадцати зарубежных вузов и только одного российского. С нашим университетом Дмитрий Сергеевич сотрудничал с 1992 года до своего ухода из жизни, и это было место, где он реализовывал свои культурологические интересы, свои интересы исследователя в сфере культуры.
К юбилею Дмитрия Сергеевича университет выпустил книгу «Д. С. Лихачев: Университетские встречи». Это тексты, созданные в сотрудничестве с университетом. Открывается этот сборник его изумительной лекцией, посвященной роли Петербурга в истории русской и мировой культуры. И если кому-то захочется пообстоятельнее разобраться в том, почему большинство международных мероприятий происходит сегодня в Петербурге и почему сегодня президент России пытается именно Петербург превратить в крупный международный дипломатический центр, тому стоит ознакомиться с одной из лекций Лихачева, опубликованной в этой книге. Здесь же и одна из его завершающих работ – «Декларация прав культуры», которую Дмитрий Сергеевич создал в сотрудничестве с учеными нашего университета. Всего здесь 16 лихачевских текстов.
Мы также издали отдельный сборник работ Лихачева по культуре – «Избранные труды по русской и мировой культуре». Здесь, конечно, не все работы. Надо сказать, что к 1993 году Дмитрий Сергеевич опубликовал полторы тысячи научных работ и после этого продолжал заниматься научной работой до последних дней жизни. В книге собраны, на наш взгляд, наиболее яркие и интересные его работы по культуре, позволяющие составить представление о Лихачеве как об ученом исследователе культуры.
Я хотел бы рассказать подробнее о том новом, что сегодня произошло в осмыслении научного наследия Лихачева. При жизни Дмитрия Сергеевича считали очень крупным специалистом в области древнерусской литературы. Широкую известность он получил как исследователь «Слова о полку Игореве». Ко всему остальному, что делал Лихачев, в научном мире относились как к некой очень высококлассной публицистике. И многие ученые говорили, что, дескать, это некое хобби Дмитрия Сергеевича, которое не надо рассматривать как серьезную научную работу. Но, проведя достаточно серьезное исследование работ Дмитрия Сергеевича, мы можем сказать, что рядом с Лихачевым филологом стала не менее яркая, не менее крупная фигура Лихачева культуролога – специалиста по изучению культуры и очень яркого, самобытного теоретика культуры.
Сегодня о Лихачеве очень серьезно говорят философы, хотя при жизни у Дмитрия Сергеевича были противоречия между рядом его высказываний и действий и философским цехом. Сегодня можно говорить об очень ярком Лихачеве-историке, об очень своеобразном его взгляде на историю. Любой, кто перечитает работы Лихачева, в этом убедится. Я хочу привести только несколько примеров.
Вот, скажем, Лихачев совершенно особо трактует реформы Петра I. В общественном сознании, благодаря целому ряду историков утвердилось мнение, что петровские реформы, если говорить упрощенно, это время, в которое Петр I перевел отсталую малокультурную Россию из Азии в Европу. Лихачев говорит, что это было не так. Россия и до Петра I была европейской страной, и она была страна великой культуры, но великой средневековой культуры. Петр I только превратил Россию из европейской средневековой страны в европейскую страну нового времени.
Посмотрите, как интересно он пишет о Петре I: «Для осуществления реформы Петру потребовалось совершенно искаженное представление о русской истории. Раз необходимо было большее сближение с Европой, значит надо было утверждать, что Россия была совершенно отгорожена от Европы, раз надо был быстрее двигаться вперед, значит необходимо было создать миф о России косной, малоподвижной и так далее, раз нужна была новая культура, значит старая никуда не годилась. Как это часто случалось в русской жизни – для движения вперед требовался основательный удар по всему старому, и это удалось сделать с такой энергией, что вся семивековая история России была отвергнута и оклеветана».
Или вот еще один стереотип о величайшем культурном упадке, который был на Руси после монгольского ига, в период конца XIV начала XV века. А Лихачев утверждает: какой же это был упадок, это наоборот был триумф русской культуры. Или вот что, например, он пишет об Андрее Рублеве. «Андрей Рублев был первым русским живописцем, в творчестве которого с особой силой сказались национальные черты. Высокий гуманизм, чувство человеческого достоинства – черты не лично авторские, они взяты им из окружающей действительности. В этом убеждает тот образ человека, который воплощен в произведениях Рублева, он не мог быть выдуман художником, он реально существовал в русской жизни. Грубые и дикие нравы не могли дать той утонченной и изящной человечности, которая зримо присутствует в произведениях Рублева и его школы. Если бы от XIV–XV веков не сохранилось ничего, кроме произведений Рублева, то они одни, эти произведения, могли бы ясно свидетельствовать о высоком развитии Руси XIV–XV веков, – развитии как человеческой личности, так и общественной культуры». Вот вам Лихачев-культуролог, который по-своему и очень аргументировано смотрит на историю России.
Я думаю, что Россия интуитивно чувствует, кто такой Лихачев. И весь народ, и отдельные чиновники чувствуют. Но мы должны его еще узнать. Наш университет в этом году провел юбилейные Лихачевские научные чтения, на них съехалась почти вся страна. Это говорит о том, что у нас существует колоссальная общественная потребность в осмыслении наследия Дмитрия Сергеевича. Есть подспудное ощущение, что Лихачев – это именно та фигура, которая нужна нам сегодня для самоидентификации российского общества. В его работах очень много ответов на вопросы «кто мы? откуда мы? зачем мы?», и в самой личности Лихачева мы находим ответы на эти вопросы.
К огромному сожалению, наши инициативы сегодня не вполне доходят до страны, ощущается очень сильное нежелание что-либо делать в среднем звене чиновников. Президент выпустил два указа об увековечении памяти Лихачева, выразил свою личную позицию. Из аппарата президента указы вышли в правительство России… и там все это дело благополучно затихло. Пол года создавали огромный огркомитет, в который вошли представители РАН, РАО, целого ряда общественных организаций… На днях я разговаривал с рядовым чиновником министерства, который мне заявил: «А мы не будем собирать этот оргкомитет». – «Почему?» – «А я не считаю, что это нам нужно». «Я решил, – говорит чиновник, имя которого вам ничего не скажет. – Министр считает так же, как вы? А я с министром на эту тему не разговаривал…»
Мы все в оргкомитете ждем, когда мы будем востребованы, когда наши идеи и разработки будут воплощаться, а никому не известные чиновники уже решили, что стране ничего не надо. Ни президент, ни общественность им не указ, и потребности школьников и учителей школ их не интересуют.
В рамках пресс-конференции ее участники ответили на вопросы журналистов.
– Расскажите, пожалуйста, какие работы академика Лихачева войдут в трехтомник, который сегодня проанонсирован? Есть ли планы издать полное собрание трудов Лихачева?
Александр Куделин:
– Есть некоторая неравномерность в публикации произведений Дмитрия Сергеевича. Такое произведение как «Поэтика древнерусской литературы» выдержало несколько изданий, а есть произведения, скажем, 1940-х годов, которые не переиздавались ни разу, они давно стали библиографическими редкостями. Поэтому перед теми сотрудниками Пушкинского дома, которые работали над собранием сочинений, встал сложный вопрос: давать основные произведения, которые уже несколько раз переиздавались или дать произведения, которые неизвестны?
Что касается полного собрания сочинений, то я приведу вам пример. Институт лингвистических исследований в Санкт-Петербурге делает грандиозный проект, имеющий общенациональное значение, – Большой академический словарь русского языка. Последний раз такой семнадцатитомный словарь издавался в 1950-е годы, этот словарь хороший, но за 50 лет он устарел. Новый словарь издается на основании более 10 миллионов карточек, которые есть в институте лингвистических исследований. И вот представители Академии наук после всевозможных хождений по инстанциям добились, чтобы тираж этого словаря был поднят с одной тысячи экземпляров до… пяти тысяч. Да нам только за границу надо отправить эти самые пять тысяч экземпляров, чтобы выполнить запросы библиотек. Мы и в Госдуму обращались, презентации были, все что угодно. Поэтому боюсь, что если таким же образом будет идти речь об издании полного собрания сочинений Лихачева, то это издание мы увидим не скоро.
– Как на ваш взгляд за последние десятилетия изменилась роль интеллигенции в России.
Александр Запесоцкий:
– В результате разнообразных общественных процессов в 1990-е годы интеллигенция оказалась отодвинута на обочину исторического развития. Первоначально, в Горбачевский период, ее использовали, потом отодвинули, сказав: «Спасибо, вы нам больше не нужны, вы свое дело сделали». Сейчас мы ощущаем, что без интеллигенции что-то в стране не получается. И интеллигенция становится более востребованной на разных уровнях по-разному. Даже деловые люди сейчас стремятся к тому, чтобы и их считали интеллигенцией. Но именно мир бизнеса дает сейчас интеллигенции понять, что не надо высовываться, дескать, будете мешать нам строить особняки не только посреди Петербурга, но и в Ясной Поляне, будете протестовать, – мы вас сотрем в порошок. Мир бизнеса появился в качестве новой российской реальности, он сейчас противостоит интеллигенции и очень жестко противостоит.
– Как в проведении года памяти Лихачева участвует Москва?
Альберт Лиханов:
– Пока что мы только ждем ответа от мэра Москвы Юрия Лужкова, от главы Департамента образования Любови Кезиной, от Департамента культуры. Нам до сих пор неизвестно, что собираются сделать московские власти, хотя, конечно же, и на них распространяется указ президента. Вы правы, Лихачев не может быть «приватизирован» только Петербургом, он достояние всей страны и, конечно же, Москвы. Поэтому нам будет жаль, если Москва останется в стороне от памятных мероприятий. Нас это тоже беспокоит.-
С 1 сентября по 28 ноября 2006 года во всех школах Петербурга, а также в Белгородской, Ростовской, Новосибирской, Кировской областях пройдут уроки, посвященные памяти Дмитрия Сергеевич Лихачева.
10 ноября в Санкт-Петербурге, в Центральной городской публичной библиотеке имени Маяковского состоится подведение итогов конкурса, посвященного 100-летию Лихачева.
27 ноября – 1 декабря Пушкинский дом проводит научные чтения, посвященные разработке проблем Древней Руси. Эти чтения традиционно посвящаются памяти Дмитрия Сергеевича Лихачева.
28 ноября Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов открывает на своей территории памятник Д. С. Лихачеву – это будет бронзовый бюст работы петербургского скульптора, одного из представителей классической школы, Григория Ястребенецкого.
29 ноября в Петербурге состоится презентация трехтомника избранных трудов Лихачева, подготовленного РАН и Пушкинским домом при активном участии Лихачевского фонда.
Об академике Дмитрие Лихачеве я узнал совсем недавно. Нет, конечно, я знал, что в России был такой ученый Лихачев, но в какой области и чем известен не имел никакого представления. Уверен, что я не одинок, ведь академика Лихачева не стало в 1999 году, и прошло много времени — достаточного для того, чтобы о человеке просто забыли. Уже выросло целое поколение, которое не помнит Дмитрия Лихачева. Обращая внимание на интересы современного общества, молодежи, я почти уверен, что знания о трудах Дмитрия Сергеевича, о величайшем наследии ученого сведены к минимуму, и нам всем должно быть стыдно — школам, университетам, гос. структурам, родителям… Ведь, Дмитрий Сергеевич Лихачев — это достояние России, национальный герой и патриот России, жизнь которого стала великим подвигом стояния за духовность нашего народа, за родную культуру, за все доброе и прекрасное.
Самый большой дар этого великого сына России своему народу - его книги, статьи, письма и воспоминания. Его литературные труды были обращены не только к ученым, но и к самому широкому кругу читателей, в том числе - к детям. Написаны они удивительно простым и по настоящему красивым языком.
За всю свою жизнь Дмитрий Сергеевич написал более 1000 статей, оставил около 500 научных и 600 публицистических трудов. В том числе более 40 книг по истории древнерусской литературы и русской культуры, многие из которых переведены на разные языки. Внёс значительный вклад в изучение древнерусского искусства. Круг научных интересов Лихачёва весьма обширен: от изучения иконописи до анализа тюремного быта заключённых. Кстати, первый научный труд Лихачева был опубликован во время отбывания наказания в Соловецком лагере особого назначения — «Картёжные игры уголовников». (Арестован был 8 февраля 1928 года за участие в студенческом кружке «Космическая академия наук» — отсидел 4,5 года.)
На протяжении всех лет своей деятельности являлся активным защитником русской культуры, пропагандистом нравственности и духовности.
Одной из самых интересных и ценных книг Д. Лихачева является книга-завещание: «Письма о добром и прекрасном». Эти «письма» (46 писем) адресованы не кому-либо конкретно, а всем читателям. Прежде всего – молодым, кому еще предстоит учиться жизни, идти ее сложными путями. Советы, которые можно получить, прочитав эту книгу, касаются практически всех сторон жизни.
Эту книгу переводят в разных странах, переводят на многие языки. Вот что пишет сам Д. С. Лихачев в предисловии к японскому изданию, в котором он объясняет, почему эта книга написана:
«По моему глубокому убеждению добро и красота едины для всех народов. Едины – в двух смыслах: правда и красота – вечные спутники, они едины между собой и одинаковы для всех народов. Ложь – зло для всех. Искренность и правдивость, честность и бескорыстие всегда добро.
В своей книге «Письма о добром и прекрасном», предназначенной для детей, я пытаюсь самыми простыми доводами объяснить, что следование путем добра – путь самый приемлемый и единственный для человека. Он испытан, он верен, он полезен – и человеку в одиночку и всему обществу в целом.
В своих письмах я не пытаюсь объяснить, что такое добро и почему добрый человек внутренне красив, живет в согласии с самим собой, с обществом и с природой. Объяснений, определений и подходов может быть много. Я стремлюсь к другому – к конкретным примерам, исходя из свойств общей человеческой натуры…
…Я буду счастлив, если читатель, к какому бы возрасту он ни принадлежал (случается ведь, что и взрослые читают детские книги), найдет в моих письмах хотя бы часть того, с чем он сможет согласиться. Согласие между людьми, разными народами – это самое драгоценное и сейчас самое необходимое для человечества».
«Из писем о добром» очень понравилось одно из самых мудрых высказываний ученого:
«Есть свет и тьма, есть благородство и низость, есть чистота и грязь: до первых надо дорасти, а до вторых стоит ли опускаться? Выбирай достойное, а не легкое»
Я обязательно посвящу большую статью этому труду, опубликую выдержки самых интересных, на мой взгляд, писем-советов. Для самых нетерпеливых оставляю ссылку на книгу. Прочесть в режиме он-лайн или скачать .
Сегодня же опубликую самые тревожные мысли Дмитрия Сергеевича о России и русских, о русской культуре и искусстве, о русском менталитете и характере русского человека. Самые интересные выдержки из самых известных научных работ, интервью.
«Я занимаюсь Русью всю свою жизнь и нет для меня ничего дороже, чем Россия»
Никакой особой миссии у России нет и не было! Народ спасёт культура, не надо искать никакую национальную идею, это мираж. Культура - основа всех наших движений и успехов. Жизнь на национальной идее неизбежно приведет сначала к ограничениям, а потом возникает нетерпимость к другой расе, к другому народу, к другой религии. Нетерпимость же обязательно приведет к террору. Нельзя добиваться возвращения вновь какой-либо единой идеологии, потому что единая идеология рано или поздно приведет к фашизму.
О России:
Сейчас в моду вошла идея так называемого евразийства. Ущемленная в своем национальном чувстве часть русских мыслителей и эмигрантов соблазнилась легким решением сложных и трагических вопросов русской истории, провозгласив Россию особым организмом, особой территорией, ориентированной главным образом на Восток, на Азию, а не на Запад. Отсюда был сделан вывод, будто европейские законы не для России писаны, и западные нормы и ценности для нее вовсе не годятся. На самом же деле Россия - это никакая не Евразия. Россия - несомненная Европа по религии и культуре.
«Россия будет жива до тех пор, пока смысл ее существования в настоящем, прошлом или будущем будет оставаться загадкой и люди будут ломать себе голову: зачем Бог создал Россию?»
О разнице между патриотизмом и национализмом:
Национализм — страшное бедствие современности. Несмотря на все уроки XX века, мы не научились по-настоящему различать патриотизм и национализм. Зло маскируется под добро. Надо быть патриотом, а не националистом. Нет необходимости ненавидеть каждую чужую семь, потому что любишь свою. Нет необходимости ненавидеть другие народы, потому что ты патриот. Между патриотизмом и национализмом глубокое различие. В первом — любовь к своей стране, во втором – ненависть ко всем другим. Национализм, отгораживаясь стеной от других культур, губит собственную культуру, иссушает ее. Национализм - это проявление слабости нации, а не ее силы. Национализм же – это самое тяжелое из несчастий человеческого рода. Как и всякое зло, оно скрывается, живет во тьме и только делает вид, что порождено любовью к своей стране. А порождено оно на самом деле злобой, ненавистью, к другим народам и к той части своего собственного народа, которая не разделяет националистических взглядов. Народы, в которых патриотизм не подменяется национальным «приобретательством», жадностью и человеконенавистничеством национализма, живут в дружбе и в мире со всеми народами. Националистами мы никогда и ни при каких случаях быть не должны. Мы, русские, в этом шовинизме не нуждаемся.
Об отстаивании своей гражданской позиции:
Даже в случаях тупиковых, когда все глухо, когда вас не слышат, - будьте добры высказывать свое мнение. Не отмалчивайтесь, выступайте. Я заставлю себя выступать, чтобы прозвучал хоть один голос. Пусть люди знают, что кто-то протестует, что не все смирились. Каждый человек должен заявлять свою позицию. Не можете публично, - хотя бы друзьям, хотя бы семье.
О совести:
Совесть — это в основном память, к которой присоединяется моральная оценка совершенного. Но если совершенное не сохраняется в памяти, то не может быть и оценки. Без памяти нет совести. Совесть не только ангел-хранитель человеческой чести, — это рулевой его свободы, она заботится о том, чтобы свобода не превращалась в произвол, но указывала человеку его настоящую дорогу в запутанных обстоятельствах жизни, особенно современной.
О событиях Августа 1991 года:
В августе 1991 года народ России одержал великую социальную победу, которая сравнима с деяниями наших предков времен Петра Великого или Александра II Освободителя. Волей сплоченной нации было окончательно сброшено ярмо духовного и телесного рабства, которое почти на век сковало естественное развитие страны. Освобожденная Россия стремительно начала набирать скорость движения к высшим целям современного общечеловеческого бытия.
О руководителях ГКЧП:
Не поддавайтесь на лицемерие так называемых руководителей - руководителей заговора. Кто из захватчиков власти в прежние времена не клялся народу его интересами? Не верьте этому. Потому что интересы народа они могли защищать гораздо раньше. Они отвечали за положение в стране, у них и так была власть.
О сталинских репрессиях:
Мы претерпели от Сталина огромные, миллионные жертвы. Придёт время, когда все тени жертв сталинских репрессий встанут перед нами стеной, и мы уже не сможем пройти сквозь них.
О суде над КПСС:
Весь так называемый социализм строился на насилии. На насилии ничего построить нельзя, ни хорошего, ни даже плохого, все развалится, как у нас и развалилось. Мы должны были судить коммунистическую партию. Не людей, а сами безумные идеи, которыми оправдывались чудовищные преступления, беспримерные в истории.
Об интеллигенции:
К интеллигенции, по моему жизненному опыту, принадлежат только люди свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам. Основной принцип интеллигентности — интеллектуальная свобода, свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли. Меня лично смущает распространенное выражение «творческая интеллигенция», — точно какая-то часть интеллигенции вообще может быть «нетворческой». Все интеллигенты в той или иной мере «творят», а с другой стороны, человек пишущий, преподающий, творящий произведения искусства, но делающий это по заказу, по заданию в духе требований партии, государства или какого-либо заказчика с «идеологическим уклоном», с моей точки зрения, никак не интеллигент, а наемник.
О любви к Родине:
Многие убеждены, что любить Родину - это гордиться ею. Нет! Я воспитывался на другой любви - любви-жалости. Наша любовь к Родине меньше всего походила на гордость Родиной, ее победами и завоеваниями. Сейчас это многим трудно понять. Мы не пели патриотических песен, - мы плакали и молились. Я хотел удержать в памяти Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери сидящие у ее постели дети, собрать ее изображения, показать их друзьям, рассказать о величии ее мученической жизни. Мои книги - это, в сущности, поминальные записочки, которые подают «за упокой»: всех не упомнишь, когда пишешь их, - записываешь наиболее дорогие имена, и такие находились для меня именно в древней Руси.
Об убийстве Царской семьи в Екатеринбурге:
Столетие началось в России со страшного, неслыханного злодеяния - расстрела царя, детей, слуг. Причем без какого-либо даже подобия суда. И то, что в конце века мы осознали это и покаялись, просто просится в учебник в назидание потомкам. Век начался с убийства, а заканчивается похоронами его жертв. Это событие нравственного порядка, безусловно, отразится на дальнейшей судьбе России.
О защите прав животных:
Человек должен защищать права животных, независимо от того, нужны они ему в его хозяйстве или нет. Дельфины, киты, слоны, собаки - мыслящие, но бессловесные существа. За них человек обязан говорить, писать, даже судиться. Потребительское отношение к живому в мире безнравственно.
Об отношении к смертной казни:
Я не могу не быть против смертной казни, ибо я принадлежу к русской культуре. Смертная казнь развращает тех, кто ее осуществляет. Вместо одного убийцы появляется второй, тот, кто приводит приговор в исполнение. И поэтому, как бы ни росла преступность, все же смертную казнь применять не следует. Мы не можем быть за смертную казнь, если считаем себя людьми, принадлежащими русской культуре.
О жаргоне, о сленге:
«А язык наш беднеет…»
«Бравирование грубостью в языке, как и бравирование грубостью в манерах, неряшеством в одежде, - распространеннейшее явление, и оно в основном свидетельствует о психологической незащищенности человека, его слабости, а вовсе не о силе. Говорящий стремится грубой шуткой, резким выражением, иронией, циничностью подавить в себе чувство страха, боязни, иногда просто опасения. <…> В основе любых жаргонных, циничных выражений и ругани лежит слабость. „Плюющиеся словами“ люди потому и демонстрируют свое презрение к травмирующим их явлениям жизни, что они их беспокоят, мучат, волнуют, что они чувствуют себя незащищенными против них.
По-настоящему сильный и здоровый, уравновешенный человек не будет без нужды говорить громко, не будет ругаться и употреблять жаргонных слов. Ведь он уверен, что его слово и так весомо».
О мелочах в жизни:
«…нет маловажных дел или обязанностей, нет пустяков, нет «мелочей жизни». Все, что происходит в жизни человека, - важно для него… В жизни надо иметь служение - служение какому-то делу. Пусть это дело будет маленьким, оно станет большим, если будешь ему верен.
…В материальном мире большое не уместишь в малом. В сфере же духовных ценностей не так: в малом может уместиться гораздо большее, а если в большом попытаться уместить малое, то большое просто перестанет существовать.
Если есть у человека великая цель, то она должна проявляться во всем - в самом, казалось бы, незначительном. Надо быть честным в незаметном и случайном, тогда только будешь честным в выполнении своего большого долга. Большая цель охватывает всего человека, сказывается в каждом его поступке, и нельзя думать, что дурными средствами можно достигнуть доброй цели…»
Академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв. Юрченко/РИА Новости Отрывок из статьи академика Дмитрия Лихачева, опубликованной 20 лет назад. Размышления о русском характере:
«…Я не проповедую национализм, хотя и пишу с искренней болью по родной для меня и любимой России. Я просто за нормальный взгляд на Россию в масштабах ее истории. Читатель, думается, в конце концов поймет, в чем суть такого «нормального взгляда», в каких чертах национального русского характера скрыты истинные причины нашей нынешней трагической ситуации.
…Судьба нации принципиально не отличается от судьбы человека. Если человек приходит в мир со свободной волей, может выбирать сам свою судьбу, может стать на сторону добра или зла, сам отвечает за себя и сам себя судит за свой выбор, обрекая на чрезвычайные страдания или на счастье признания - нет, не собой, а Высшим Судьей своей причастности к добру (я намеренно выбираю осторожные выражения, ибо никто не знает точно, как происходит этот суд), то и любая нация точно так же отвечает за свою судьбу.
И не надо ни на кого сваливать вину за свою «несчастность» - ни на коварных соседей или завоевателей, ни на случайности, ибо и случайности далеко не случайны, но не потому, что существует какая-то «судьба», рок или миссия, а в силу того, что у случайностей есть конкретные причины…
Одна из основных причин многих случайностей - национальный характер русских.
Он далеко не един. В нем скрещиваются не только разные черты, но черты в «едином регистре»: религиозность с крайним безбожием, бескорыстие со скопидомством, практицизм с полной беспомощностью перед внешними обстоятельствами, гостеприимство с человеконенавистничеством, национальное самооплевывание с шовинизмом, неумение воевать с внезапно проявляющимися великолепными чертами боевой стойкости.
«Бессмысленный и беспощадный», - сказал Пушкин о русском бунте, но в моменты бунта эти черты обращены прежде всего на самих себя, на бунтующих, жертвующих жизнью ради скудной по содержанию и малопонятной по выражению идеи.
«Широк, очень широк русский человек - я бы сузил его», - заявляет Иван Карамазов у Достоевского.
Совершенно правы те, кто говорит о склонности русских к крайностям во всем. Причины этого требуют особого разговора. Скажу только, что они вполне конкретны и не требуют веры в судьбу и «миссию».
Центристские позиции тяжелы, а то и просто невыносимы для русского человека.
Это предпочтение крайностей во всем в сочетании с крайним же легковерием, которое вызывало и вызывает до сих пор появление в русской истории десятков самозванцев, привело и к победе большевиков. Большевики победили отчасти потому, что они (по представлениям толпы) хотели больших перемен, чем меньшевики, которые якобы предлагали их значительно меньше. Такого рода доводы, не отраженные в документах (газетах, листовках, лозунгах), я тем не менее запомнил совершенно отчетливо. Это было уже на моей памяти.
Несчастье русских - в их легковерии. Это не легкомыслие, отнюдь нет. Иногда легковерие выступает в форме доверчивости, тогда оно связано с добротой, отзывчивостью, гостеприимством (даже в знаменитом, ныне исчезнувшем, хлебосольстве).
То есть это одна из обратных сторон того ряда, в который обычно выстраиваются положительные и отрицательные черты в контрдансе национального характера. А иногда легковерие ведет к построению легковесных планов экономического и государственного спасения (Никита Хрущев верил в свиноводство, затем в кролиководство, потом поклонялся кукурузе, и это очень типично для русского простолюдина).
Русские часто сами смеются над собственным легковерием: все делаем на авось и небось, надеемся, что «кривая вывезет».
Эти словечки и выражения, отлично характеризующие типично русское поведение даже в критических ситуациях, не переводимы ни на один язык. Тут вовсе не проявление легкомыслия в практических вопросах, так его толковать нельзя, - это вера в судьбу в форме недоверия к себе и вера в свою предназначенность.
Стремление уйти от государственной «опеки» навстречу опасностям в степи или в леса, в Сибирь, искать счастливого Беловодья и в этих поисках угодить на Аляску, даже переселиться в Японию.
Иногда это вера в иностранцев, а иногда поиски в этих же иностранцах виновников всех несчастий. Несомненно, что в карьере многих «своих» иностранцев сыграло роль именно то обстоятельство, что они были нерусскими - грузинами, чеченцами, татарами и т.п.
Драма русского легковерия усугубляется и тем, что русский ум отнюдь не связан повседневными заботами, он стремится осмыслить историю и свою жизнь, все происходящее в мире, в самом глубоком смысле.
Русский крестьянин, сидя на завалинке своего дома, рассуждает с друзьями о политике и русской судьбе - судьбе России. Это обычное явление, а не исключение!
Русские готовы рисковать самым драгоценным, они азартны в выполнении своих предположений и идей. Они готовы голодать, страдать, даже идти на самосожжение (как сотнями сжигали себя староверы) ради своей веры, своих убеждений, ради идеи. И это имело место не только в прошлом - это есть и сейчас. (Разве не верили избиратели в явно несбыточные обещания Жириновского, ныне заседающего в Госдуме?)
Нам, русским, необходимо наконец обрести право и силу самим отвечать за свое настоящее, самим решать свою политику - и в области культуры, и в области экономики, и в области государственного права. Опираясь на реальные факты, на реальные традиции, а не на различного рода предрассудки, связанные с русской историей, на мифы о всемирно-исторической «миссии» русского народа и на его якобы обреченность в силу мифических представлений о каком-то особенно тяжелом наследстве рабства, которого не было, крепостного права, которое было у многих, на якобы отсутствие «демократических традиций», которые на самом деле у нас были, на якобы отсутствие деловых качеств, которых было сверхдостаточно (одно освоение Сибири чего стоит), и т.д. и т.п.
У нас была история не хуже и не лучше, чем у других народов.
Нам самим надо отвечать за наше нынешнее положение, мы в ответе перед временем и не должны сваливать все на своих достойных всяческого уважения и почитания предков, но при этом, конечно, должны учитывать тяжелые последствия коммунистической диктатуры.
Мы свободны - и именно поэтому ответственны. Хуже всего все валить на судьбу, на авось и небось, надеяться на «кривую». Не вывезет нас «кривая»!
Мы не соглашаемся с мифами о русской истории и русской культуре, созданными в основном еще при Петре, которому необходимо было оттолкнуться от русских традиций, чтобы двигаться в нужном ему направлении. Но означает ли это, что мы должны успокоиться и считать, что мы пребываем в «нормальном положении»?
Нет, нет и нет! Тысячелетние культурные традиции ко многому обязывают. Мы должны, нам крайне необходимо продолжать оставаться великой державой, но не только по своей обширности и многолюдству, а в силу той великой культуры, которой должны быть достойны и которую не случайно, когда хотят ее унизить, противопоставляют культуре всей Европы, всех западных стран. Не одной какой-либо стране, а именно всем странам. Это часто делается непроизвольно, но подобное противопоставление само по себе уже указывает на то, что Россию можно ставить рядом с Европой.
Если мы сохраним нашу культуру и все то, что способствует ее развитию, - библиотеки, музеи, архивы, школы, университеты, периодику (особенно типичные для России «толстые» журналы), - если сохраним неиспорченным наш богатейший язык, литературу, музыкальное образование, научные институты, то мы безусловно будем занимать ведущее место на севере Европы и Азии.
И, размышляя о нашей культуре, нашей истории, мы не можем уйти от памяти, как не можем уйти от самих себя. Ведь культура сильна традициями, памятью о прошлом. И важно, чтобы она сохраняла то, что ее достойно.
Впервые статья Дмитрия Лихачева «Нельзя уйти от самих себя» была опубликована в журнале «Новый мир», 1994, №6. Полный ее текст можно прочитать .
Продолжение следует…
В статье использованы материалы: gazeta.ru , lihachev.ru .
Нашли ошибку? Выделите ее и нажмите левый Ctrl+Enter .
Дорогие друзья! Сегодня тема нашего занятия - культура речи . Материалом для урока нам послужат книги, статьи, высказывания академика Дмитрия Сергеевича Лихачева (1906-1999), слушать выступления которого было величайшим наслаждением для всех, кто любит родной язык. Его речь можно считать эталоном современного разговорного русского языка.
Хорошо известен источник, из которого этот великий ученый черпал сокровища русской словесности - это древнерусская литература. Говорил он, конечно, не на древнерусском, а на современном русском языке, и говорил без всякого притязания на ораторское красноречие. Но речь его всегда была прекрасной, потому что в ней невольно обнаруживались и высота его духовной культуры, и любовь к родному языку, и бесподобное знание и чувство русского языка, и глубокое уважение и любовь к слушателю или собеседнику.
лихачев культура речь язык
Недаром еще древние мудрецы слово сравнивали с водой, а говорящего человека - с источником. И потому спрашивали: «Течет ли из одного источника сладкая и горькая вода?».
В статье: «О языке устном и письменном, старом и новом» , напечатанной в книге «Русская культура» (Изд. «Искусство», М., 2000), Дмитрий Сергеевич Лихачев писал о русском языке так:
«Самая большая ценность народа - это язык, - язык, на котором он пишет, говорит, думает. Думает! Это надо понять досконально, во всей многозначности и многозначительности этого факта. Ведь это значит, что вся сознательная жизнь человека проходит через родной ему язык. Эмоции, ощущения - только окрашивают то, что мы думаем, или подталкивают мысль в каком-то отношении, но мысли наши все формулируются языком.
Вернейший способ узнать человека - его умственное развитие, его моральный облик, его характер - прислушаться к тому, как он говорит.
Если мы замечаем манеру человека себя держать, его походку, его поведение и по ним судим о человеке, иногда, впрочем, ошибочно, то язык человека - гораздо более точный показатель его человеческих качеств, его культуры.
Итак, есть язык народа, как показатель его культуры, и язык отдельного человека, как показатель его личных качеств, качеств человека, который пользуется языком народа.
Я хочу писать не о русском языке вообще, а о том, как этим языком пользуется тот или иной человек.
О русском языке как о языке народа писалось много. Это один из совершеннейших языков мира, язык, развивавшийся в течение более тысячелетия, давший в XIX веке лучшую в мире литературу и поэзию. Тургенев говорил о русском языке - «...нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»»
Так и нынешнее наше занятие посвящено не русскому языку вообще, а тому, как мы им пользуемся. Прочитав такие высокие слова Д.С. Лихачева о русском языке, задумаемся о нашей речи, о наших словах. Ведь неоспоримо, что слово, сказанное человеком, вольно или невольно служит средством самовыражения. От избытка того, что хранится в сердце, говорят уста человека.
Итак: «Почему ты так говоришь?» «Почему мы так говорим?» «Почему они так говорят?» Почему? Почему? Почему?!
Вспомним, как считал Д.С.Лихачев: «Вернейший способ узнать человека - его умственное развитие, его моральный облик, его характер - прислушаться к тому, как он говорит.
Если мы замечаем манеру человека себя держать, его походку, его поведение и по ним судим о человеке, иногда, впрочем, ошибочно, то язык человека - гораздо более точный показатель его человеческих качеств, его культуры ».
Здесь Д.С. Лихачев подходит к очень важной и животрепещущей теме - он говорит о чистоте нашего разговорного языка :
«А ведь бывает и так, что человек не говорит, а «плюется словами». Для каждого расхожего понятия у него не обычные слова, а жаргонные выражения. Когда такой человек с его словами-плевками говорит, он выявляет свою циническую сущность».
Что означает слово циник ? В «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (М., 1995) циничный определяется как «бесстыдный», а цинизм - как пренебрежение к нормам общественной морали нравственности, наглость, «бесстыдство».
Неужели кто-то из нас сознательно хочет быть или выглядеть бесстыдным?! Ведь бесстыдство несовместимо с любовью. Не стыдятся лишь того, кого не любят, кого не уважают, к кому выражают скверное отношение. Недаром в русской культурной традиции стыд всегда соседствовал с совестью: «Ни стыда, ни совести!» - гласит известное народное порицание человека с циничным поведением. А переступает человек границу добра и зла чаще всего через слово - через неправильное, неподобающее, противоестественное употребление слов, через ненормативную лексику, то есть через скверные слова! От этого и само такое преступление (или проще - преступление) норм общественной морали называется сквернословием .
Представьте, дорогие друзья, что кто-либо из вас идет по улице в чистой, опрятной, новой одежде. И вдруг кто-то по неосторожности или намеренно обдаст Вас грязью. Ваша одежда вдруг примет совсем другой вид, и Вы сами себя сразу же почувствуете по-другому. Неужели Вам сразу же не захочется омыть свое лицо и руки, очистить свою одежду от этой грязи!?
Но и душа человека имеет свою невидимую для глаза, но ощутимую для внутреннего чувства одежду. Одежда души каждого человека обдается скверной, когда человек слышит сквернословие. Впрочем, если человек идет в очень грязной одежде или привык всегда ходить только в грязной одежде, то еще какое-то количество грязи, может быть, не так огорчит его, как человека, привыкшего ходить в чистой и опрятной одежде…
Известна нетерпимость Д.С. Лихачева к ненормативной лексике. В одном из интервью 1976 года он сказал: «Если бесстыдство быта переходит в язык, то бесстыдство языка создает ту среду, в которой бесстыдство уже привычное дело».
Д.С. Лихачев в книге «Письма о добром и прекрасном», в 19-м письме «Как говорить?», писал: «Наша речь - важнейшая часть не только нашего поведения, но и нашей личности, нашей души, ума, нашей способности не поддаваться влиянием среды, если она «затягивает»» .
Дмитрий Сергеевич Лихачев любил повторять завет Н.В. Гоголя: «Со словом надо обращаться честно».
В заключение позвольте привести еще одно замечательное высказывание Дмитрия Сергеевича о слове и языке.
«Слово, язык помогают нам видеть, замечать и понимать то, чего мы без него не увидели бы и не поняли, открывают человеку окружающий мир.
Явление, которое не имеет названия, как бы отсутствует в мире. Мы можем его только угадывать с помощью других, связанных с ним и уже названных явлений, но как нечто оригинальное, самобытное оно для человечества отсутствует. Отсюда ясно, какое огромное значение имеет для народа богатство языка, определяющее богатство «культурного осознания» мира.
Русский язык необычайно богат. Соответственно богат и тот мир, который создала русская культура» .
А теперь, дорогие друзья, главный вопрос: «Как научиться высокой культуре речи, то есть доброречию ?»
Для этого необходимо не только знать правила и нормы русского языка. Не менее важно - читать и слушать тех, кто оставил нам высочайшие образцы русской словесности! Русская литература очень богата словесными сокровищами. Читая вслух лучшие произведения русских поэтов и писателей, переписывая их под диктовку, изучая содержание этой литературы, можно постепенно и самому научиться правильно писать и говорить чистым и красивым языком.
И напротив, если слух наш будет постоянно воспринимать только косноязычные фразы, сленг, жаргон, блатной язык и ненормативную лексику, то о какой культуре речи может идти речь? И как наше слово отзовется в окружающем мире?
Хорошо, если наше слово будет нести в мир радость, свет, добро и любовь. Давайте, друзья, любить свой родной язык и охранять чистоту русского слова!
28 ноября исполняется 110 лет со дня рождения академика Дмитрия Сергеевича Лихачева - человека, который не просто был известнейшим отечественным специалистом по древнерусской культуре, но и одним из духовных лидеров общества. Мы беседуем о нем с писателем .
Честно говоря
- Евгений Германович, каким образом состоялось Ваше знакомство с академиком Лихачевым?
В 1986 году, закончив филфак Киевского университета, я приехал в Ленинград и поступил в аспирантуру Института русской литературы, знаменитого Пушкинского Дома. Защищал диссертацию о хронике византийского монаха IX века Георгия Амартола. И вышло так, что Дмитрий Сергеевич прочитал мою диссертацию, заинтересовался - и спросил: не хотел бы я остаться в возглавляемом им Отделе древнерусской литературы. Я, разумеется, согласился.
Но это уже было после, в 1990 году, а познакомились мы с ним, когда я только поступил в аспирантуру. Было заседание в отделе древнерусской литературы, я делал сообщение по теме своей диссертации, и Лихачев что-то у меня спросил. Я начал ему отвечать - и употребил расхожее выражение «честно говоря». Дмитрий Сергеевич улыбнулся и спросил: «А что, все остальное вы говорили не честно?» Тогда я несколько растерялся, мне казалось, что это вполне нормальное выражение, дающее некий оттенок речи - но спорить с Лихачевым не решился. Уже значительно позже я понял, что он прав, потому что в «честно говоря» есть некое кокетство: речь должна быть в стилевом отношении более прямой, более определенной.
И вот с 1990 года я стал работать в Отделе древнерусской литературы. Надо сказать, что все сотрудники этого Отдела попали туда не случайно, их всех пригласил Дмитрий Сергеевич, «ДэЭс», как мы его называли. Неудивительно, что атмосфера у нас в отделе была совершенно неказенная, семейная. И это выражалось не только в интересном общении, не только в разговорах на высокие темы. Дмитрий Сергеевич постоянно помогал своим сотрудникам в каких-то бытовых вопросах. Мне и моей семье он тоже неоднократно помогал.
Вот, знаете, бывают люди доброжелательные. Они хотят окружающим добра, но зачастую это их желание так и остается у них внутри. А бывают люди добродеятельные - которые не просто испытывают к людям добрые чувства, но активно действуют, помогают им решать те или иные проблемы. Дмитрий Сергеевич был человеком именно что добродеятельным. Когда он видел, что кому-то плохо, у кого-то беда - он немедленно начинал действовать. Он знал, кому и куда позвонить, что сказать и что написать. Ему приходилось подписывать много разных писем о помощи людям, и если он видел, что дело серьезное, то либо делал приписку от руки, либо писал отдельное письмо.
Однажды у него возникла возможность отправить меня на год в Германию, на стажировку. Для этого, конечно, требовалось представить в Академию наук характеристику, подписанную начальником. Все мы знаем, как такие характеристики пишутся: сотрудник сам пишет текст и отдает начальнику на подпись. Вот и я тоже написал и договорился с Дмитрием Сергеевичем, что вечером заеду к нему домой и привезу эту бумагу. Лихачев прочитал ее - и сказал: «По-моему, вы слишком поскромничали, вы недостаточно о себе написали». И он сел за свою старенькую машинку «Ундервуд» 1946 года и напечатал мне характеристику на своем бланке. Вроде бы мелочь, но очень характерная. Лихачев всегда ко всему относился предельно серьезно, и эта серьезность сильно контрастировала с окружающей действительностью.
Легальный канал
В перестроечные годы Лихачева называли одним из духовных лидеров общества. Какой смысл тогда вкладывался в это выражение и как Вы сами его понимаете?
В советское время значение слов «духовный», «духовность» было иным, нежели до революции, оно не предполагало непременно религиозного содержания. Духовность понималась как нравственное совершенство, порядочность, стремление к высшим, неутилитарным ценностям и смыслам. Поэтому выражения «духовный лидер», «духовный авторитет» означали прежде всего высокий нравственный авторитет. Духовный лидер - это человек, чьим этическим суждениям доверяют, кого не просто с интересом слушают, но и готовы следовать его словам, поступать так, как он советует.
Такие авторитеты в России были всегда. Но если до, условно говоря, XVIII века это были в основном люди духовного звания, то уже в XIX веке властителями умов стали писатели. После 1917 года писатели продолжали играть эту роль, но уже где-то с 60-70-х годов они в известной мере отошли на второй план по сравнению с учеными. Кредит доверия к науке в то время был велик, от ученых ждали не только каких-то конкретных открытий и изобретений, но и некой высшей правды. Собственно говоря, к 80-м годам прошлого века кто у нас, у советской интеллигенции, были главные властители умов? Два академика - Сахаров и Лихачев, и писатель Солженицын. Понятно, что я упрощаю, что можно было назвать много других авторитетных имен, но если выделить «первую тройку», то получается именно так.
Причем совершенно понятно, почему таким властителем дум стал именно Дмитрий Сергеевич Лихачев. С одной стороны, он был представителем научного знания - строгого, рационального, объективного. С другой - та область науки, в которой он специализировался, то есть древнерусская литература, максимально пронизана религиозными смыслами, потому что практически вся древнерусская литература - о Боге, о вере, и даже когда речь идет вроде бы о земных, посюсторонних вещах - войнах, смутах, династических распрях и так далее - всё это подается в православной перспективе, всё оценивается с духовной точки зрения. Поэтому в советское время медиевистика (раздел истории и культурологии, посвященный Средневековью - прим. ред. ) сделалась, по сути, единственным легальным, разрешенным каналом, по которому можно было транслировать христианское видение мира, христианские ценности.
Конечно, была и Церковь - тоже ведь легальный, несмотря на всю советскую атеистическую пропаганду, канал. Но разница в том, что Церковь становилась таким каналом в основном для тех людей, кто уже сделал свой духовный выбор. А благодаря исследованиям по древнерусской культуре что-то узнать о христианстве могла гораздо более широкая аудитория, не только верующие. Многим все это казалось интересным уже хотя бы потому, что было совершенно не советским, это казалось экзотикой. И далее уже получалось по-разному. Кого-то христианская составляющая древнерусской письменности особо не зацепила, а кто-то, наоборот, всерьез уверовал. Например, редактор серии книг «Памятники литературы Древней Руси», совершенно светская дама, отредактировав 12 томов этого издания, пришла к вере.
Неужели в советское время, работая в области медиевистики, всегда удавалось вот так прямо, открытым текстом говорить о православной вере? Власти не пытались это как-то контролировать?
Разумеется, не все так было лучезарно. Да, давление было очень сильное. Когда я начинал работать - а ведь это было уже на излете советской власти! - очень непросто было, допустим, издать житие какого-нибудь святого под заглавием «Житие». Надо было называть «повесть о жизни», «жизнеописание», но ни в коем случае не житие. Иногда доходило до курьезов. Например, разрешали издать некий текст, но требовали везде удалить в нем слово «серафим». Тогда начальству показали, как это будет выглядеть: «шестикрылый <…>», и оно отступилось. А вот в серии «Памятники литературы Древней Руси» «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона удалось издать только в последнем томе, который вышел уже в 1994 году.
Тем не менее, в формате медиевистики о многом говорить удавалось, и не только Лихачеву, но и, например, Сергею Сергеевичу Аверинцеву, чьи книги «От берегов Босфора до берегов Евфрата» и «Поэтика ранневизантийской литературы» для многих тогда открыли огромный мир Православия.
Но вернемся к Вашему вопросу о Лихачеве как духовном авторитете общества. Тут надо пояснить, что хотя и само имя Лихачева, и его книги были известны многим, но все-таки его влияние на массы началось с 1986 года, когда его пригласили выступить в студии Останкино. Вот после этого о нем узнали и те, кто раньше древнерусской литературой особо не интересовался. В перестроечные годы Дмитрий Сергеевич становится известен многим, и слово его обретает большое влияние. Людям казалось - и совершенно правильно казалось! - что когда Дмитрий Сергеевич высказывается не только по научным, но и по общественно важным вопросам - он опирается на утраченные культурные традиции. Кто-то явно осознавал, что это за традиции, кто-то только интуитивно чувствовал, но все, для кого он был авторитетом, понимали, что Лихачев говорит не только «от себя», что в его словах, в его личности, в его судьбе просвечивает что-то значимое и настоящее.
- А в науке? Если в двух словах, что главное из сделанного Дмитрием Сергеевичем?
Начну с того, что Лихачеву принадлежит самое авторитетное издание «Повести временных лет», и уже не одно поколение исследователей пользуется этим комментированным изданием.
Но самое главное, на мой взгляд, это то, что работы Лихачева позволили понять древнерусскую литературу как единое целое. Прежде всего я имею в виду его книги «Человек в литературе Древней Руси», «Развитие русской литературы X-XVII веков: Эпохи и стили» и «Поэтика древнерусской литературы». Дмитрий Сергеевич исчерпывающе объяснил, чем древняя Русь отличается от нашего времени, а чем похожа на него. И сделал он это с такой ясностью, глубиной и гениальной простотой, как до него не делал никто.
Причем речь не о популяризации науки - это работы, написанные для специалистов, но написаны они настолько ясным языком, что их могут читать и понимать и непрофессионалы. Там излагаются очень сложные вещи, но излагаются без всякой зауми, без наукообразного пустословия. Иногда ученых делят на собирателей фактов и интерпретаторов. Так вот, Лихачев был и тем, и другим. Скажем, в его книге «Текстология» есть множество фактов, которые он установил сам. С другой стороны, он сумел многочисленные разрозненные факты свести в единую систему.
Большая судьба
Вы говорили о его судьбе. Имеется в виду тот опыт, который получил Лихачев, будучи репрессирован и отправлен на Соловки?
Да, и это тоже. Напомню, что в 1928 году, сразу после окончания университета, Дмитрия Сергеевича арестовали и осудили к пяти годам лагерей за доклад о преимуществах дореволюционной орфографии, который он сделал в студенческом кружке. Лихачев был отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения и находился там до 1932 года.
И вот тут сложный вопрос, если говорить насчет «позитивного опыта» жизни в условиях лагеря. Варлам Шаламов считал, что никакого позитивного опыта там вообще нет, что тюрьма никого не делает лучше и что о том, что происходит в заключении, порой лучше не рассказывать. И в такой позиции есть своя правда. Слишком многих заключение ломает, оставляет незаживающие раны на всю жизнь.
Но бывает и иначе - когда страдания закаляют душу, и именно так получилось с Лихачевым. Причем это не домыслы и предположения - о том, что с ним происходило в лагере, мы знаем от него самого, из его воспоминаний, они многократно издавались. Например, там описывается ситуация, когда его должны были расстрелять, вместе со многими другими заключенными - даже не за какой-то проступок, нарушение внутрилагерного распорядка, а просто для острастки остальным заключенным. Но кто-то успел предупредить об этом Дмитрия Сергеевича, и тот вечером в барак не вернулся, всю ночь прятался в поленнице дров, слышал выстрелы. И наутро, когда он вышел оттуда, то ясно осознал, что больше уже ничего не боится. Всё, кончился страх – раз и навсегда.
Отсутствие страха не означает, конечно, глупой бравады. Лихачев не искал неприятностей, но когда они сами по себе случались, воспринимал их спокойно и действовал так, чтобы добиться своего. Он всегда осознавал свою ответственность за окружающих людей, за своих подчиненных, своих учеников, и не допускал каких-то непродуманных действий, из-за которых они могли бы пострадать. Он мог избегать каких-то демонстративных акций, но продиктовано это было не страхом, а стремлением к наибольшей пользе.
Вот яркий пример. В 1963 году в Ленинграде проходил суд над Иосифом Бродским, которого обвинили в тунеядстве. Лихачев не выходил на демонстрации. Он сделал другое: добился через руководство Пушкинского Дома заказа Бродскому на перевод английского поэта Джона Донна, результатом чего стала справка о том, что с Бродским заключен трудовой договор. Таким образом, разрушался основной пункт обвинения: раз есть трудовой договор, то Бродский уже не может считаться тунеядцем. К сожалению, даже такая справка не помогла: Бродскому вынесли обвинительный приговор, - но Лихачев в той истории был единственным человеком, который попытался сделать что-то практическое, как-то реально человеку помочь.
Дмитрий Сергеевич не делал резких движений - но и не шел против совести. Например, когда от всех советских академиков требовали подписать письмо, осуждающее академика Сахарова, не подписали только двое - академик Капица и академик Лихачев. Причем причину отказа он объяснил так: с Сахаровым лично не знаком, ничего о нем не знает, а потому не считает себя вправе подписывать подобные письма. Кстати сказать, когда в 1991 году Сахаров умер и надо было провести гражданскую панихиду в Академии наук, встал вопрос: а кто панихиду будет открывать? Капицы тогда уже не было в живых, а все остальные академики подписали то письмо. Пришлось срочно пригласить из Ленинграда Дмитрия Сергеевича, и тот приехал и открыл панихиду.
А как вообще складывались отношения Лихачева с советской властью? Он же диссидентом, в отличие от Сахарова, не был. Но и особой любви, насколько я знаю, между ними не было?
Отношения складывались трудно. С одной стороны, он был авторитетнейшим ученым, академиком, и с его мнением приходилось считаться. Так, например, когда в 60-е годы строили гостиницу «Ленинград» (ныне «Санкт-Петербург»), Лихачев призвал городские власти не делать ее многоэтажной, чтобы не разрушать архитектурный ансамбль города - и власти вняли.
С другой стороны, советская власть никогда не считала его «своим». Чтобы быть «своим», недостаточно не быть диссидентом. У советской власти, если можно так выразиться, было звериное чутье на стиль. Власть смотрела на Дмитрия Сергеевича и понимала, что он ее не любит и никогда не полюбит. Что он - чужой, что он живет в какой-то иной системе координат. Он был, кстати, единственным академиком, не вступившим в коммунистическую партию.
Лихачев не был против советской власти - он был вне . И это ее раздражало, быть может, не меньше, чем прямое противостояние. И советская власть мстила. Мало того, что до перестройки Дмитрий Сергеевич был невыездным, то есть не имел права поехать за границу, исключая, разве что, Болгарию. Но вот когда в октябре 1975 года он отказался подписать письмо против академика Сахарова, ему устроили показательную экзекуцию. На следующее утро он должен был читать лекцию по «Слову о полку Игореве» на историческом факультете Ленинградского университета. Едва Дмитрий Сергеевич вышел за дверь своей квартиры, на него набросились двое молодых людей и избили. Грабить не стали, как бы давая понять, что не за тем приходили. Лихачев пошел в университет, прочитал лекцию - и только потом обратился в академическую поликлинику. Ему сделали рентген, и оказалось, что сломаны два ребра. Могло быть хуже - но его спасло то, что он, идя на лекцию, взял с собой конспект, толстую тетрадь, и засунул ее под пальто. Конспект сыграл роль брони. Били-то его в область сердца, и, как знать, чем это в ином случае могло кончиться. Ну а несколько позже, когда он ненадолго поехал на дачу, ему пытались поджечь квартиру. Отогнули ломом дверь, залили в образовавшийся проем какую-то горючую жидкость и подожгли. К счастью, это вовремя заметили соседи и вызвали пожарных.
Сигналы были совершенно очевидными. Лихачев их прекрасно понимал, но не боялся. Уже в конце 80-х я ему говорил, что надо сделать глазок в двери, что нельзя открывать не глядя. Но Дмитрий Сергеевич ответил, что если уж с ним захотят расправиться, то никакой глазок не поможет. «Они просто поставят перед дверью какую-нибудь безобидную старушку, - пояснил он. - Я открою, а они ворвутся. От судьбы не уйдешь».
Внутренний огонь
Каким был Лихачев в личном общении? Мне доводилось слышать, что он был крайне мягок с людьми, крайне интеллигентен, даже, можно сказать, кроток. Это так?
Давайте начнем со слова «интеллигентен». В последнее время в консервативных кругах возникла мода уничижительно относиться к русской интеллигенции, считать ее виновной в революции и прочих российских бедах. Мне такой подход не нравится. Дмитрий Сергеевич любил слово «интеллигент», и это было очень важное для него понятие. Как известно, в английском и немецком языках значение этого слова - интеллектуал. Нравственной составляющей там нет. А в русском языке, в русской культуре - есть. И надо сказать, в разработке значения этого слова Лихачев сыграл большую роль. Он говорил: «Можно притвориться умным, можно притвориться образованным, но нельзя притвориться интеллигентным». Подчеркивал, что слово «интеллигент» не обязательно соотносится с определенным социальным слоем. Интеллигентным может быть крестьянин или рабочий, в то время как не всякий профессор бывает интеллигентен. Вспоминая о заключении на Соловках, Дмитрий Сергеевич говорил, как много он видел там интеллигентных крестьян. У этих людей было глубокое знание своих традиций и удивительная деликатность, даже аристократизм.
Теперь что касается кротости. Лихачев был человеком огромного темперамента - иначе бы он просто не стал тем, кем стал. А темперамент ведь вовсе не обязательно выражается в каких-то ярких внешних проявлениях. Это огромный внутренний огонь, это энергия, позволяющая человеку горы свернуть. Такой темперамент, на мой взгляд, был у тихих старцев-монахов, основывавших монастыри в диких, пустынных местах.
Менее всего Лихачев напоминал рассеянного ученого из классической беллетристики. Не был он этаким «батенькой». Например, в 70-е годы был случай, когда он пригласил на работу в Отдел древнерусской литературы свою ученицу Руфину Петровну Дмитриеву, но тогдашний директор Пушкинского Дома не хотел ее брать. Так Дмитрий Сергеевич в дирекции перевернул мраморный столик! И ее приняли, конечно, куда после этого им было деваться? Или вот, уже когда я работал в Отделе, он возмутился, увидев авторский состав одного из научных сборников, подготовленных его сотрудниками. В этот сборник попали работы человека с очень сомнительными взглядами. Лихачев швырнул этот том на пол и в гневе спросил: «Как это могло случиться? Как такой автор смог попасть в наш сборник?!»
Но такое бывало редко. Обычно в общении с людьми он был мягок, вежлив, не повышал голоса. Причем, что характерно, со сверстниками мог быть более жестким, чем с людьми помоложе. А когда он получил Государственную премию, то просто раздал ее своим аспирантам - тихо, без публичных заявлений. Тогда это поддержало меня и мою семью.
В течение нескольких лет, с 1986 по 1993 год, Лихачев был председателем правления Фонда культуры. Насколько эта деятельность была совместима с особенностями его личности?
Эта работа была для него очень важным делом. По натуре ведь Лихачев был благотворителем, и тут вдруг у него появляется инструмент благотворительности. Причем, согласившись занять этот пост, Дмитрий Сергеевич отказался получать зарплату - весьма, кстати, приличную. Он считал, что заниматься благотворительностью нужно, не получая от этого никаких доходов. Однако это было его личное решение, он его своим подчиненным не навязывал.
Но со временем работа в Фонде стала огорчать Дмитрия Сергеевича. Помню, однажды он вытащил из портфеля отчет какого-то чиновника и сказал: «Ну что это такое? Вот человек был в Германии - и пишет финансовый отчет: налаживал связи с немецкими коллегами, выпил столько-то пива, счета прилагаются…». Возможно, действительно надо было налаживать связи, но постепенно у Дмитрия Сергеевича стало складываться впечатление, что такого рода вещи в деятельности его подчиненных играют слишком большую роль. В результате возникших разногласий ему было предложено стать почетным председателем Фонда, от чего он отказался, заметив, что разница между председателем и почетным председателем такая же, как между государем и милостивым государем . На этом его работа в Фонде завершилась.
Негромкая вера
- Был ли Лихачев воцерковленным православным христианином?
Несомненно, Дмитрий Сергеевич был человеком верующим. Это подтверждается его воспоминаниями. В советское время он, понятно, не демонстрировал свою веру, не крестился напоказ. Не изменился его стиль и впоследствии, когда можно стало открыто ходить в церковь.
Случалось, я видел его в храме - например, после похорон одного нашего коллеги. Тогда после отпевания Дмитрий Сергеевич подошел ко кресту.
Я знаю, что в юности, еще до ареста, Дмитрий Сергеевич достаточно открыто манифестировал свою веру. При этом он принадлежал к «иосифлянам» - так называли последователей митрополита Иосифа (Петровых), не поддержавшего декларацию патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Старгородского) о сотрудничестве с советской властью. Тогда Лихачев был по-юношески бескомпромиссным (достаточно сказать, что в том студенческом докладе, за который и был впоследствии арестован, он говорил о старой орфографии как о «попранной и искаженной врагом Церкви Христовой и народа российского»). Однако после возвращения из лагеря Дмитрий Сергеевич вынужден был быть более осторожным.
Замечу, что в лагере он дружил со священниками, особенно близко - с отцом Николаем Пискановским. В годы ленинградской блокады он ходил в Князь-Владимирский собор - храм, который не закрывался и в эти страшные годы. В своих «Воспоминаниях» он говорит об этом времени: «В голод люди показали себя, обнажились, освободились от всяческой мишуры: одни оказались замечательные, беспримерные герои, другие - злодеи, мерзавцы, убийцы, людоеды. Середины не было. Все было настоящее. Разверзлись небеса, и в небесах был виден Бог. Его ясно видели хорошие. Совершались чудеса».
Уже после перестройки он, бывая в Америке, общался с американским православным священником Виктором Потаповым. Вообще же, он справедливо считал веру глубоко личным делом и избегал разговоров на эту тему.
- Если совсем уж в двух словах: в чем может быть для современного человека главный урок жизни Лихачева?
Не быть слишком современным. То есть уметь держать дистанцию между собой и своим временем, оценивать события исходя не из сиюминутного, а из вечного.
Книги Д.С. Лихачева:
Дмитрий Лихачев. Мысли о жизни. Воспоминания. СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2014.
Дмитрий Лихачев. Мысли о добром и прекрасном. СПб., Азбука-Аттикус, 2015.
Дмитрий Лихачев. Русская культура. СПб., Искусство, 2007.
Книги о Д.С. Лихачеве:
Дмитрий Лихачев и его эпоха: Воспоминания. Эссе. Документы. Фотографии / Сост. Е.Г. Водолазкин. 2-е изд. СПб., Logos, 2006.
Валерий Попов. Дмитрий Лихачев / Серия Жизнь замечательных людей. М., Молодая гвардия, 2013.
Читая Д.С. Лихачёва. Семь уроков из жизни и книг академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва: Учебно-методическое пособие для учителей и учащихся гимназий, лицеев и средних школ. Новосибирск, Издательство НИПКиПРО, 2006.
Беседовал Виталий Каплан
Текст “Десять интересных фактов о Дмитрии Лихачеве” – Ася Занегина
