Война 1812 года в литературе
Отечественная война 1812 года в творчестве а.С. Пушкина
Отечественная война 1812 года и А.С. Пушкин - два крупнейших явления великой истории России, навеки останутся в благодарной памяти народной. Они в определенной мере взаимосвязаны.
Нашествие на Россию Наполеона и разгром его разбудили у юного лицеиста, ставшего поэтическим гением, великие патриотические и гражданские чувства, его самосознание, умонастроение в значительной мере повлияли на его становление как великого певца русской героики.
Вспоминая позже события того военного времени, в 1829 г. А.С. Пушкин писал:
На юных ратников взирали,
Ловили брани дальний звук,
И детские лета и... проклинали
И узы строгие наук.
И многих не пришло. При звуке песней новых
Почили славные в полях Бородина,
На кульмских высотах, в лесах Литвы суровых,
Вблизи Монмартра...
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас...
Эти события были особенно близки юному Пушкину, так как проходили невдалеке от д. Захарово, где до поступления в лицей в 1811 г. он жил в летнее время в почти шесть детских лет. Ему была памятна старая Смоленская дорога, по которой двигался Наполеон в Москву и обратно, а также усадьба Голицыных, в которой много раз бывал Пушкин и потом останавливался Наполеон. С раннего детства памятна и Москва, занятая врагом. Все это усиливало впечатления Саши Пушкина от нашествия французов.
Всю жизнь не покидали Пушкина чувства гордости за Россию, за ее мужественных ратников, зародившиеся и крепнувшие у впечатлительного и любознательного 13-летнего юноши в суровую военную годину 1812 года.
А.С. Пушкин своим гениальным поэтическим словом воспел величайшие свершения героев Бородина, народный подвиг защитников Отечества в 1812 году, воздвиг поэтический немеркнущий памятник народу, его рядовым воинам и полководцам, отстоявшим Россию от наполеоновских захватчиков. Все новые и новые поколения людей уже более 200 лет, читая Пушкина, соприкасаются чувствами и умом с гениальными поэтическими ощущениями поэта войны 1812 года. Многие дети впервые узнают о Бородино, о Кутузове, Багратионе, Давыдове из поэтических уст Пушкина.
Поэт обращается к Отечественной войне 1812 года более чем в 90 своих стихотворений, поэм, прозе и письмах. Отечественная война 1812 года, заграничные походы русской армии 1813-1814 гг. занимают одно из самых значительных мест в творчестве поэта на героико-патриотические темы. Гениальные пушкинские строки о двенадцатом годе, Бородино, нашествии на Москву, отдельных событиях и особенно о многих участниках войны, с которыми Пушкин лично общался, помогают лучше понять, оценить это крупнейшее историческое событие в русской и мировой истории. Его оценки Александра I, Наполеона, Кутузова и других крупных личностей того времени метки, характерны, интересны. Это оценки гениального современника тех событий.
Через два года после войны, 8 января 1815 г., на публичном чтении в лицее, при переходе с младшего на старший курс, в присутствии Г.Р. Державина, Пушкин читает свое знаменитое стихотворение, написанное в октябре-ноябре 1814 г., «Воспоминаний в Царском Селе». В этом стихотворении, покорившем Державина, Пушкин выразил свое отношение к Отечественной войне, в которой ярко проявились ратные традиции Руси. Поэт весомо заявил о себе как гениальном певце русской героики, певце бранного поля.
Бессмертны вы во век, о росски исполины,
В боях воспитаны средь бранных непогод!
О вас, сподвижники, друзья Екатерины,
Пройдет молва из рода в род.
О громкий век военных споров,
Свидетель славных россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
Потомки грозные славян,
Перуном Зевсовым победу похищали;
Их смелым подвигам страшась дивился мир;
Державин и Петров героям песнь бряцали
Струнами громозвучных лир.
В пушкинских строках наяву чувствуется бранное Поле Бородина, суровость и напряжение жестокого боя.
Ретивы кони бранью пышут,
Усеян ратниками дол,
За строем строй течет, все местью, славой дышат,
Восторг во грудь их перешел.
Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,
И се - пылает брань; на холмах гром гремит,
В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,
И брызжет кровь на щит.
Сразились. Русский - победитель!
И вспять бежит надменный галл;
Но сильного в боях небесный вседержитель
Лучом последним увенчал,
Не здесь его сразил воитель поседелый;
О бородинские кровавые поля!
Не вы неистовству и гордости пределы!
Увы! на башнях галл кремля!..
Любопытно заметить, что юный Пушкин в стихотворении отметил важную черту русских храбрецов. Враг изгнан из России. Русские войска в Париже. Но русские не мстители.
Но что я зрю? Герой с улыбкой примиренья
Грядет с оливою златой.
Еще военный гром грохочет в отдаленье,
Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,
А он - несет врагу не гибель, но спасенье
И благотворный мир земле.
Русский воин, защищая Отечество, храбр, бесстрашен, вступив же на землю неприятеля, благороден, не мстителен.
Юношеское стихотворение Пушкина, написанное 190 лет тому назад, и поныне современно, хотя не перевелись некоторые деятели, стремящиеся принизить роль Пушкина и его творчества. Автор правдиво показал образ российского воина, героику и патриотизм русского и всех народов России, предупредив возможных неприятелей от посягательств на Россию. Стихотворение звучит как призыв гениального поэта, великого гражданина России к нынешним поколениям, призывающим на подвиг во имя независимости своего государства.
В 1815 г. Пушкин еще дважды возвращается к теме Отечественной войны 1812 года. Вскоре после появления в русской печати сообщения о бегстве Наполеона с о-ва Эльба и возвращении его в Париж поэт пишет «Наполеон на Эльбе», а затем по поручению директора департамента народного просвещения И.И. Мартынова на ожидавшуюся торжественную встречу Александра I после взятия русскими войсками Парижа, - стихотворение «Александру».
В «Наполеоне на Эльбе» вновь прозвучал голос Пушкина во славу России. Непобедимому Наполеону, державшему в трепете народы Европы, Россия нанесла сокрушительное поражение.
Но туча грозная нависла над Москвою,
И грянул мести гром!..
Полнощи царь младой! ты двигнул ополченья,
И гибель вслед пошла кровавым знаменам,
Отозвалось могущего паденье,
И мир земле, и радость небесам,
А мне - позор и заточенье!
И раздроблен мой звонкий щит,
Не блещет шлем на поле браней;
В прибрежном злаке меч забыт
И тускнет на тумане.
В последующих сочинениях А.С. Пушкин многократно обращается к героической теме Отечественной войны 1812 года. В 1831 г. им написано стихотворение «Перед гробницею святой». Автор посвящает его великому полководцу, герою Отечественной войны М.И. Кутузову.
В Петербурге в Казанском соборе, в святой гробнице, под громадами гранитных столбов и нависшими знаменами.
«...спит сей властелин,
Сей идол северных дружин,
Маститый страж страны державной,
Смиритель всех ее врагов,
Сей остальной из стаи славной
Екатерининских орлов.
Пушкин напоминает о двенадцатом годе и роли в исходе войны Кутузова.
В твоем гробу восторг живет!
Он русский глас нам издает;
Он нам твердит о той године,
Когда народной веры глас
Возвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» Ты встал - и спас...
В 1835 г. Пушкин пишет стихотворение «Полководец». Оно посвящено памяти М.Б. Барклая де Толли -военному министру и главнокомандующему 1-й Западной армией в начальный период Отечественной войны 1812 года.
В этом стихотворении поэт рассказал, как он часто посещал Военную Галерею в Зимнем Дворце и восхищался помещенными здесь портретами свыше 300 генералов - участников войны. Эти портреты были написаны английским художником Доу, жившим в России почти 10 лет.
Талантливой кистью Доу и пушкинскими поэтическими строками увековечены имена и лица тех, «чей высокий лик в грядущем поколенье» приводит «в восторг и в умиленье» не только поэта, но и всех патриотов России. Пушкин отдавал должное заслуженному полководцу Барклаю де Толли и, как он считал, отнюдь не принизил роль М.И. Кутузова. Поэтому в своем пространном «Объяснении», опубликованном в 4-м номере «Современника» за 1936 г., Пушкин называет причину замены Барклая де Толли и дает яркую оценку М.И. Кутузову, называя его спасателем России. Вот пушкинские слова: «Слава Кутузова неразрывно соединена со славою России, с памятью о величайшем событии новейшей истории». И далее: «Имя его не только священно для нас, но не должны ли мы радоваться, мы, русские, что оно звучит русским звуком?»
Пушкин пишет: «Один Кутузов мог предложить Бородинское сраженье; один Кутузов мог отдать Москву неприятелю, один Кутузов мог оставаться в этом мудром, деятельном бездействии, усыпляя Наполеона на пожарище Москвы и выжидая роковой минуты: ибо Кутузов один облечен был в народную доверенность, которую так чудно он оправдал».
Вся короткая жизнь гениального Пушкина наполнена светлой памятью о войне двенадцатого года, ее героях, народе, одержавшем нелегкую победу.
Со многими героями войны Пушкин был лично знаком, гордился этим знакомством, постоянно с ними общался, вел обширную переписку.
В работе Пушкина «Рославль» мужественная патриотка Полина сумела высоко оценить героический подвиг в войне 1812 года. Любящая свою родину и готовая отдать за нее свою жизнь, она восклицает: «Стыдись, разве женщины не имеют своего Отечества? Разве нет у них своих отцов, братьев, мужей? Разве кровь русская для нас чужда?» Здесь Пушкин в художественной форме передает переживания героев произведения о событиях, происходивших в 1812 году, о Бородинском сражении, о пожаре Москвы, о настроениях людей, участии отдельных лиц в формировании полков, о патриотизме, охватившем население, о французских пленных. Один из них, некто Сеникур, узнав о пожаре в Москве воскликнул: «Боже мой! Он погиб, как, разве вы не видите, что пожар Москвы есть гибель всему французскому войску, что Наполеону негде, нечем будет держаться, что он принужден будет скорее отступить сквозь разоренную опустелую сторону при приближении зимы с войском расстроенным и недовольным».
Пушкин и в других своих повестях («Метель», «Гробовщик» и др.) обращался к событиям Отечественной войны 1812 года.
Своим отношением к Отечественной войне 1812 года Пушкин проявил себя как великий патриот России, активно выступающий за ее могущество, ее величие и целостность. Он восхищался теми, кто не щадя своей жизни посвящал себя полностью России, ее защите и процветанию. В своем творчестве он остро выступал против тех, кто пытался принизить Россию, очернить русский народ, предать свою Родину.
И.А. Крылов и народные настроения 1812 года.
События Отечественной войны 1812 года нашли своё отражение и в баснях Ивана Андреевича Крылова. В августе 1812 года были опубликованы две басни И.А. Крылова «Кот и повар» и «Раздел», так начинался цикл басен посвящённых войне с Наполеоном Бонапартом, в которых автор в иносказательной форме сумел выразить своё отношение не только, к конкретным историческим лицам (Наполеон, Александр I, М.И.Кутузов), но и, шаг за шагом следуя за русской армией, к военным действиям.
Уже осенью 1812 года печатаются басни: «Ворона и курица», «Волк на псарне», «Обоз» и «Щука и кот», которые известны как тетралогия басен, посвящённых главнокомандующему русской армией, генерал - фельдмаршалу М.И. Кутузову. Они связаны непосредственно с военными событиями, в них Крылов проявляет себя как «политический писатель», поддерживающий и оправдывающий тактику М.И. Кутузова. Интересно, что по своему психологическому складу М.И. Кутузов очень напоминал И.А. Крылова. Недаром Крылов чувствовал в нём родственную душу и прославлял в своих баснях.
И.А. Крылов с самого начала войны очень чутко улавливал народные настроения. В басне «Раздел», посвящённой начальному этапу военных действий, мы читаем:
В делах, которые гораздо поважней,
Нередко от того погибель всем бывает,
Что чем бы общую беду встречать дружней,
Всяк споры затевает
О выгоде своей.
Как человек гражданский и далёкий от военной науки, Крылов вряд ли мог иметь собственные представления о том, как воевать. Но он руководствуется здравым смыслом. Прекрасно понимая, что генерал Барклай де Толли – это полководец не облечённый доверием армии и народа, он был уверен, что Барклай не способен эффективно командовать войсками, даже, если избранная им тактика правильная. И.А. Крылов понимал то, что дух войска важнее стратегического искусства полководца. Поэтому, если сама идея отступления не встречает поддержки в войсках, оно бессмысленно. Если Кот из басни «Кот и повар», поедающий жаркое, легко ассоциируется с Наполеоном, захватывающим русские города, то под поваром, скорее всего, подразумевается сам царь Александр I со свойственной ему в этот период набожностью и со всегда присущими колебаниями в решении важных вопросов. Это к нему обращены заключительные строки басни:
А я бы повару иному
Велел на стенке зарубить:
Чтоб там речей не тратить по-пустому,
Где нужно власть употребить.
После Бородинского сражения М.И.Кутузов был вынужден принять непопулярное решение об оставлении Москвы французам. И.А.Крылов откликнулся на отступление русских войск басней «Ворона и курица».
Автор противопоставляет правительственной точке зрения мысль об исторической правоте гланокомандующего: «противу дерзости искусством вооружась, вандалам новым сеть поставил и на погибель им Москву оставил». А вот народ верит Кутузову:
Тогда все жители, и малый, и большой,
Часа не тратя, собралися
И вон из стен московских поднялися,
Как из улья пчелиный рой».
Однако русское общество по-разному относится к защите Отечества.
Между двумя обитательницами московских подворий - Вороной и Курицей - происходит разговор, раскрывающий различные взгляды обывателей:
Ворона с кровли тут на эту всю тревогу Спокойно, чистя нос, глядит. "А ты что ж, кумушка, в дорогу?- Ей с возу Курица кричит.- Ведь говорят, что у порогу Наш супостат". "Мне что до этого за дело?- Вещунья ей в ответ.- Я здесь останусь смело. Вот ваши сестры - как хотят; А ведь Ворон ни жарят, ни варят: Так мне с гостьми не мудрено ужиться, А может быть, еще удастся поживиться Сырком, иль косточкой…»
Позиция так называемых «Ворон» - жить «как бог на душу положит», надежда на дружбу с врагом, с которым ей нечего делить.
Басня "Волк на псарне", была написана в первых числах октября в связи с получением в Петербурге известий о попытке Наполеона вступить в мирные переговоры через генерала Лористона, имевшего 23 сентября 1812 года свидание с Кутузовым. Генерал Лористон передал Кутузову мирные предложения Наполеона, приведенные в донесении Кутузова Александру I. В них указывалось, что Наполеон "желает положить предел несогласиям между двумя великими народами и положить его навсегда". Кутузов решительно отклонил предложения Наполеона и 6 октября разбил французские войска при селении Тарутино.
Как бы то ни было, недоброжелатели М.И. Кутузова усиленно распространяли слухи о его готовности вступить в мирные переговоры с французами. Эти слухи необходимо было опровергать. Удивительно, но быстрее всех отреагировал Крылов. В басне автор представляет дело таким образом, что французы, изображаемые под видом волка, случайно вместо овчарни, попавшего на псарню, загнанные в безвыходное положение, обратились к Кутузову с предложением мира. Но волка перебивает псарь (Кутузов):
"Послушай-ка, сосед,- Тут ловчий перервал в ответ,- Ты сер, а я, приятель, сед, И волчью вашу я давно натуру знаю; А потому обычай мой: С волками иначе не делать мировой, Как снявши шкуру с них долой". И тут же выпустил на Волка гончих стаю.
Собственноручную копию это басни И.А. Крылов отправил супруге Кутозова, а та переслала мужу. В армии эта басня имела огромный успех, при её чтении «воздух потрясался от восклицаний гвардии».
После сдачи Москвы французам, обвинения в адрес М.И. Кутузова в бездеятельности и лени стали общим местом. И опять-таки Крылов, который ещё недавно упрекал в басне «Кот и повар» русское командование за бездействие, тут со свойственным ему чутьём понял глубокую правду Кутузова и встал на его защиту. Его ответом на обвинения главнокомандующего русской армией в бездействии стала басня «Обоз». В ней две лошади – «конь добрый» и «лошадь молодая» - спускают с горы обоз с горшками. Первый идёт не спеша и успешно довозит хрупкий груз до места. Вторая лошадь издевается над его осторожностью. Однако как только доходит до дела, хвастливая лошадь вместе с обозом оказывается в канаве:
…..И с возом бух в канаву!
Прощай хозяйские горшки!
Как в людях многие имеют слабость ту же: Всё кажется в другом ошибкой нам; А примешься за дело сам, Так напроказишь вдвое хуже.
Творчество баснописца высоко ценили сами участники войны 1812 года, они были очень популярны в действующей армии и многие читали их наизусть! И.А. Крылов в аллегорической форме выражал своё отношение не только к событиям войны, но и к конкретным участникам этих событий.
Басни не относятся к историческим жанрам литературы. Патриотические произведения Крылова - исключение, потому что они раскрыли подлинно народный характер Отечественной войны 1812 года. Вот уже двести лет они популярны во всех слоях русского общества, так как написаны языком, который понятен всем поколениям россиян. Многие образные выражения баснописца стали «крылатыми», пополнив копилку народной мудрости.
В.А. Жуковский – «певец во стане русских воинов»
В 1812 году Василий Андреевич Жуковский в чине поручика вступил в Московское ополчение. В день Бородинского сражения он находился в резерве, всего в двух верстах от места боя; после сдачи Москвы его прикомандировали к штабу М. И. Кутузова. В военном лагере русской армии при селении Тарутино Жуковский написал знаменитую оду «Певец во стане русских воинов», в которой поименно прославил всех живых и погибших героев Отечественной войны. В декабре того же года ода появилась в журнале «Вестник Европы», обратив на поэта внимание двора.
«Певец во стане русских воинов» напечатано впервые в журнале «Вестник Европы», с подзаголовком: «Писано после отдачи Москвы перед сражением при Тарутине». Написанное и в самом деле «во стане русских воинов» в канун знаменитого Тарутинского сражения, оно сразу же приобрело огромную популярность и быстро распространилось в армии во множестве списков. «Певец во стане русских воинов» надолго определил поэтическую репутацию Жуковского.
Необычайный успех стихотворения объяснялся, конечно, прежде всего, его высокими художественными достоинствами. Но, пожалуй, самое главное, в чем современники увидели его особую новизну и особую привлекательность, заключалось в том, что в многокрасочной картине, развернутой перед ними поэтом, они впервые ощутили свое время, свой мир, наконец, свою войну - ту самую, которая была их грозным сегодняшним днем.
Конечно, жанр, в каком написано стихотворение, тоже заключал в себе определенную долю литературной условности достаточно явно смыкался с традиционными одами. Однако в полной мере используя художественные возможности этого жанра, Жуковский, в сущности, очень мало считается здесь с налагаемыми им ограничениями, смело идет к действительности, к «натуре», и это позволяет ему создать целую галерею выразительных исторических портретов.
В «галерее» Жуковского представлены так или иначе все наиболее известные герои двенадцатого года, причем каждый из них входит сюда непременно с какою-нибудь характерной, присущей только ему чертой, по которой он особенно запомнился современникам. Таковыми были портреты: М.И. Кутузова, П.И. Багратиона, Н.Н. Раевского, Я.П. Кульнева, М.И. Платова, Д.В. Давыдова, А.С. Фигнера, А.И. Кутайсова, М.С. Воронцова. Представляя их в полном блеске их боевой славы, в ореоле подвига, с которым каждый из них вошел в историю, поэт видит в них не просто блестящий «сонм героев», отчужденных и замкнутых в своем величии, а прежде всего живых людей, своих современников, членов единого боевого братства, в котором слава «вождей победы» неотделима от славы каждого воина. Это братство, эта семья живет единой жизнью, ведя общий счет и громким победам, и горьким утратам. Поэтому как глубоко свое, личное читатель переживает и тот восторг, с которым поэт описывает Кутузова перед полками, и то восхищение, которое звучит в стихах о «Вихорь-атамане» Платове, и ту глубокую печаль, с которой певец ведет рассказ о гибели Кутайсова, Кульнева и Багратиона.
Впоследствии Жуковский еще не однажды обратится к теме Отечественной войны. Уже вскоре появятся стихотворения «Вождю победителей» и «Певец в Кремле», а двадцать семь лет спустя, в дни торжеств, посвященных открытию памятника героям Бородина, он напишет «Бородинскую годовщину». Но «Певец во стане русских воинов» навсегда останется в его творчестве не только самым первым, но и самым блистательным, самым вдохновенным его произведением о героях великой народной эпопеи. «Никто более тебя, - напишет ему Пушкин, - не имел права сказать: глас лиры, глас народа».
Спустя почти сорок лет, приветствуя Жуковского незадолго до его смерти, его друг и литературный соратник Вяземский воскресил именно эту страницу его творческой биографии:
Певец царей, и рати, и народа,
Он вещий твой, о Русская земля,
Младой певец, отчизны верный сын,
Как под ружьем, он с лирой боевою
Стоял в рядах Тарутинских дружин.
1812 год явился не только важнейшей страницей истории России, но и принципиального значения вехой в истории русской литературы и поэзии. Никогда прежде художественное слово не становилось таким мощным выразителем чувств, охвативших общество, как это произошло после вторжения Наполеона. Поэтическая летопись Отечественной войны потому так богата и выразительна, что каждый, кто писал о войне 1812 года, вложил в них лучшее, что было в нем как в художнике.
Пожалуй, ни одно событие из российской военной истории (кроме Великой отечественной, конечно) не оставило такую живую и долгую память, как война с Наполеоном. Не последнюю роль здесь сыграли и Лермонтов со Львом Толстым. Все мы смотрели на Бородинскую битву глазами Пьера Безухова и – ночью разбуди – продекламируем «Скажи-ка, дядя, ведь недаром…» У всех на слуху имена участников войны 1812 года – поэта Дениса Давыдова и писательницы, «кавалерист-девицы» Надежды Дуровой, чьи произведения входят в наш читательский обиход с отрочества. Российские писатели постарались немало для увековечения имён и событий тех лет. И те, кто был непосредственным их участником, как тот же Денис Давыдов или ополченец Василий Жуковский, написавший знаменитое «Певец во стане русских воинов». И те, кто родился на десятилетия позже, как популярная в 19-начале 20 века писательница Софья Макарова (роман «Грозная туча»). Книги о войне с французами есть на любой возраст и вкус и в электронных библиотеках, и в каждой районной.
Тех, кто постарше и посерьёзнее, увлекут «Письма русского офицера» Ф.Глинки, романы «Сожжённая Москва» Г.Данилевского, «Н. Рославлев, или Русские в 1812 году» М.Загоскина и «Свидание с Бонапартом» Б.Окуджавы. Для дошкольников и младших школьников писал свои исторические книги С. Алексеев («Птица-слава: повести из русской военной истории»), Н.Надеждина («Недаром помнит вся Россия»), Е.Холмогорова («Великодушный русский воин», о генерале Раевском).
Каждому громкому имени войны 1812 года посвящена не одна книга. Конечно, больше всего – Кутузову. О нём написаны одноимённые исторические романы О.Михайлова, Л.Раковского. Кстати, и оппоненту Кутузова посвящено немало любопытных художественно-исторических исследований, самые известные из которых принадлежат Е.Тарле («Наполеон» и «Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год»). Второй по популярности – Денис Давыдов, о котором написан роман Н.Задонского и адресованная младшим школьникам книжка А.Баркова «Питомец муз, питомец боя…» О Багратионе – одноимённый роман С.Голубова и повесть «Мужество» двух Михаилов – Лободина и Бойцова. О Барклае – книга, специально изданная для школьников под редакцией В.Балязина. О Н.Дуровой – повесть И.Стрелковой «Во славу Отечества».
В этом году издательство «РОСМЭН-ПРЕСС» (автор-составитель Е.А.Гуричева) выпустило оригинальную «книгу с пазлами» «Отечественная война 1812 года». На каждом развороте в ней – красочные картинки со всеми подробностями обмундирования и вооружения русских и французских войск и рядом – лаконичное, но ёмкое изложение всех основных этапов войны с Наполеоном. Полезно не только детям, но и их родителям! Как и книги издательства «Белый город» «Русские победы» (автор – В.Калинов), «Война 1812 года» (Ю.Лубченков) с картами и схемами главных сражений и «Герои 1812 года» (А.Лазарев) о партизанах и их легендарных командирах Денисе Давыдове, Александре Сеславине и других. Отлично изданные книги, с яркими иллюстрациями, качественными репродукциями известных картин, даже с фрагментами панорамы Бородинской битвы Ф.Рубо. Потрясающе интересно: подробности о партизанской войне, о лихих отрядах Дениса Давыдова, в которых кто только не служил! Плечом к плечу били врага помещики и крестьяне, донские казаки и джигиты-горцы, мальчишки-юнкера… А крестьянские отряды, которые возглавляли колоритнейшие персонажи, вроде Василисы Кожиной, которая ходила на француза с одними вилами!..
Есть книги универсальные, для чтения всех возрастов, например, С. Любецкий «Русь и русские в 1812 году», М.Брагин «В грозную пору: 1812 год», П. Жилин «»Отечественная война 1812 года.
Особняком в этом ряду стоит повесть Константина Сергиенко «Бородинское пробуждение». Фантастическая, историческая, лирическая и даже слегка детективная, эта книга, может быть, лучше, чем самое глубокое и серьёзное исследование, позволяет проникнуться атмосферой тех горьких и мужественных дней. И след за Константином Сергиенко хочется сказать: «Я почувствовал нерв тех великих дней. Мне показалось, что он затаён и во мне, в каждом из нас, и время любви, славы и восторга ещё вызовет его к жизни». Герой повести «Бородинское пробуждение», писатель, мечтает написать книгу о войне 1812 года. Он приезжает на Бородинском поле и, заночевав там, просыпается гусарским поручиком Берестовым накануне великого сражения. И оказывается в центре грозных событий. Это не сухой методичный пересказ, тяжеловесная реконструкция эпизодов той войны, а искреннее, как выдох, мальчишески свежее восприятие «дел давно минувших лет». «Я проникся всеми жизнями, погасшими на холмистой равнине Бородинского поля», – говорит Сергиенко.
Эта повесть – о великой истории России. О той крепкой цепи, звенья которой – легендарные битвы: сражения под предводительством Минина и Пожарского, Куликовская, Полтавская, Бородинская, сражения за Москву в 41-м здесь же, при селе Бородино… Недаром один из героев повести – полковник Артюшин, ветеран Великой Отечественной. «Он выполз из дота за патронами, но пулемётная очередь из подходившего танка раздробила ему плечо. Он лежал и прощался с жизнью, но граната, брошенная товарищем, осадила танк. Здесь, на Бородинском поле, среди гранитных монументов прошлого века ворочались стальные громады и очереди плели в воздухе свинцовую сетку». Романтика, которой так сегодня не хватает, и чистота, щемящая пронзительность – всё это подкупает в повести Сергиенко.
«Чего только не перенесла Россия, вспомнить страшно! – говорят герои исторической повести Софьи Макаровой «Грозовая туча». – И все перенеслось и перетерпелось. Господь посылает вместе с испытанием и силы нести его. Как грозная туча, нагрянул на нас Наполеон со своими полчищами, и, как от тучи, не осталось от них и следа. От грозы воздух очищается, пусть и эта вражья гроза заставит нас встрепенуться и полюбить ещё сильнее своё отечество».
Иллюстрация: “Сквозь пожар”, Верещагин В. В.
Национальный исследовательский университет
Кафедра Истории и культурологи
Институт Тепловой и Атомной Энергетики
«Гроза двенадцатого года…». Отечественная война 1812 года в литературе, изобразительном искусстве и мемориальных памятниках.
Выполнил:
Студент группы № Тф-11-15
Кудрявцев Максим Владимирович
Старший преподаватель
Быкова Наталья Павловна.
Москва 2015 г.
План реферата
Введение.
Глава 1. Литература.
Отечественная война 1812 года в творчестве А.С. Пушкина
И.А. Крылов и народные настроения 1812 года.
В.А. Жуковский – «певец во стане русских воинов»
Глава 2. Изобразительное искусство.
2.1. В.В. Верещагин и его цикл полотен «1812 год»
2.2. Ф.А. Рубо – панорама «Бородинская битва»
2.3. Военная галерея Зимнего дворца в Санкт-Петербурге.
Глава 3. Мемориальные памятники.
3.1. Памятник «Благодарная Россия героям 1812 года» (г. Смоленск)
3.2. Мемориальная Кутузовская изба (г. Москва)
3.3. Памятник князю Петру Ивановичу Багратиону (г. Москва)
Список литературы.
Введение.
Люди часто обращаются к своему прошлому. Прошлое России богато и уникально. Обращение к истории Отечественной войны 1812 года сейчас особенно актуально, т.к. в 2012 году отмечался 200-летний юбилей тех исторических событий.
Двенадцатый год!... У кого из русских не забьётся трепетно сердце от этих двух слов. «Гроза двенадцатого года» - вот в памяти народа образ нависшей над нацией огромной тучи, угрожавшей лишить её самостоятельности и своего будущего в истории. События Отечественной войны 1812 года внесли немаловажный вклад в историю развития человечества, затронув не только экономическую и политическую стороны жизни, но и духовную её часть, а именно искусство. 1812 год оставил глубочайший след в сознании и, без сомнения, породил исполинский творческий импульс, давший миру великую русскую литературу, созданию грандиозных батальных произведений живописи, графики и скульптуры, а также архитектурных и мемориальных памятников.
Глава 1. Литература
1.1. Отечественная война 1812 года в творчестве а.С. Пушкина
Отечественная война 1812 года и А.С. Пушкин - два крупнейших явления великой истории России, навеки останутся в благодарной памяти народной. Они в определенной мере взаимосвязаны.
Нашествие на Россию Наполеона и разгром его разбудили у юного лицеиста, ставшего поэтическим гением, великие патриотические и гражданские чувства, его самосознание, умонастроение в значительной мере повлияли на его становление как великого певца русской героики.
Вспоминая позже события того военного времени, в 1829 г. А.С. Пушкин писал:
На юных ратников взирали,
Ловили брани дальний звук,
И детские лета и... проклинали
И узы строгие наук.
И многих не пришло. При звуке песней новых
Почили славные в полях Бородина,
На кульмских высотах, в лесах Литвы суровых,
Вблизи Монмартра...
Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас...
Эти события были особенно близки юному Пушкину, так как проходили невдалеке от д. Захарово, где до поступления в лицей в 1811 г. он жил в летнее время в почти шесть детских лет. Ему была памятна старая Смоленская дорога, по которой двигался Наполеон в Москву и обратно, а также усадьба Голицыных, в которой много раз бывал Пушкин и потом останавливался Наполеон. С раннего детства памятна и Москва, занятая врагом. Все это усиливало впечатления Саши Пушкина от нашествия французов.
Всю жизнь не покидали Пушкина чувства гордости за Россию, за ее мужественных ратников, зародившиеся и крепнувшие у впечатлительного и любознательного 13-летнего юноши в суровую военную годину 1812 года.
А.С. Пушкин своим гениальным поэтическим словом воспел величайшие свершения героев Бородина, народный подвиг защитников Отечества в 1812 году, воздвиг поэтический немеркнущий памятник народу, его рядовым воинам и полководцам, отстоявшим Россию от наполеоновских захватчиков. Все новые и новые поколения людей уже более 200 лет, читая Пушкина, соприкасаются чувствами и умом с гениальными поэтическими ощущениями поэта войны 1812 года. Многие дети впервые узнают о Бородино, о Кутузове, Багратионе, Давыдове из поэтических уст Пушкина.
Поэт обращается к Отечественной войне 1812 года более чем в 90 своих стихотворений, поэм, прозе и письмах. Отечественная война 1812 года, заграничные походы русской армии 1813-1814 гг. занимают одно из самых значительных мест в творчестве поэта на героико-патриотические темы. Гениальные пушкинские строки о двенадцатом годе, Бородино, нашествии на Москву, отдельных событиях и особенно о многих участниках войны, с которыми Пушкин лично общался, помогают лучше понять, оценить это крупнейшее историческое событие в русской и мировой истории. Его оценки Александра I, Наполеона, Кутузова и других крупных личностей того времени метки, характерны, интересны. Это оценки гениального современника тех событий.
Через два года после войны, 8 января 1815 г., на публичном чтении в лицее, при переходе с младшего на старший курс, в присутствии Г.Р. Державина, Пушкин читает свое знаменитое стихотворение, написанное в октябре-ноябре 1814 г., «Воспоминаний в Царском Селе». В этом стихотворении, покорившем Державина, Пушкин выразил свое отношение к Отечественной войне, в которой ярко проявились ратные традиции Руси. Поэт весомо заявил о себе как гениальном певце русской героики, певце бранного поля.
Бессмертны вы во век, о росски исполины,
В боях воспитаны средь бранных непогод!
О вас, сподвижники, друзья Екатерины,
Пройдет молва из рода в род.
О громкий век военных споров,
Свидетель славных россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
Потомки грозные славян,
Перуном Зевсовым победу похищали;
Их смелым подвигам страшась дивился мир;
Державин и Петров героям песнь бряцали
Струнами громозвучных лир.
В пушкинских строках наяву чувствуется бранное Поле Бородина, суровость и напряжение жестокого боя.
Ретивы кони бранью пышут,
Усеян ратниками дол,
За строем строй течет, все местью, славой дышат,
Восторг во грудь их перешел.
Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,
И се - пылает брань; на холмах гром гремит,
В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,
И брызжет кровь на щит.
Сразились. Русский - победитель!
И вспять бежит надменный галл;
Но сильного в боях небесный вседержитель
Лучом последним увенчал,
Не здесь его сразил воитель поседелый;
О бородинские кровавые поля!
Не вы неистовству и гордости пределы!
Увы! на башнях галл кремля!..
Любопытно заметить, что юный Пушкин в стихотворении отметил важную черту русских храбрецов. Враг изгнан из России. Русские войска в Париже. Но русские не мстители.
Но что я зрю? Герой с улыбкой примиренья
Грядет с оливою златой.
Еще военный гром грохочет в отдаленье,
Москва в унынии, как степь в полнощной мгле,
А он - несет врагу не гибель, но спасенье
И благотворный мир земле.
Русский воин, защищая Отечество, храбр, бесстрашен, вступив же на землю неприятеля, благороден, не мстителен.
Юношеское стихотворение Пушкина, написанное 190 лет тому назад, и поныне современно, хотя не перевелись некоторые деятели, стремящиеся принизить роль Пушкина и его творчества. Автор правдиво показал образ российского воина, героику и патриотизм русского и всех народов России, предупредив возможных неприятелей от посягательств на Россию. Стихотворение звучит как призыв гениального поэта, великого гражданина России к нынешним поколениям, призывающим на подвиг во имя независимости своего государства.
В 1815 г. Пушкин еще дважды возвращается к теме Отечественной войны 1812 года. Вскоре после появления в русской печати сообщения о бегстве Наполеона с о-ва Эльба и возвращении его в Париж поэт пишет «Наполеон на Эльбе», а затем по поручению директора департамента народного просвещения И.И. Мартынова на ожидавшуюся торжественную встречу Александра I после взятия русскими войсками Парижа, - стихотворение «Александру».
Но туча грозная нависла над Москвою,
И грянул мести гром!..
Полнощи царь младой! ты двигнул ополченья,
И гибель вслед пошла кровавым знаменам,
Отозвалось могущего паденье,
И мир земле, и радость небесам,
А мне - позор и заточенье!
И раздроблен мой звонкий щит,
Не блещет шлем на поле браней;
В прибрежном злаке меч забыт
И тускнет на тумане.
В последующих сочинениях А.С. Пушкин многократно обращается к героической теме Отечественной войны1812 года. В 1831 г. им написано стихотворение «Перед гробницею святой». Автор посвящает его великому полководцу, герою Отечественной войны М.И. Кутузову.
В Петербурге в Казанском соборе, в святой гробнице, под громадами гранитных столбов и нависшими знаменами.
«...спит сей властелин,
Сей идол северных дружин,
Маститый страж страны державной,
Смиритель всех ее врагов,
Сей остальной из стаи славной
Екатерининских орлов.
Пушкин напоминает о двенадцатом годе и роли в исходе войны Кутузова.
В твоем гробу восторг живет!
Он русский глас нам издает;
Он нам твердит о той године,
Когда народной веры глас
Возвал к святой твоей седине:
«Иди, спасай!» Ты встал - и спас...
В 1835 г. Пушкин пишет стихотворение «Полководец». Оно посвящено памяти М.Б. Барклая де Толли -военному министру и главнокомандующему 1-й Западной армией в начальный период Отечественной войны 1812 года.
В этом стихотворении поэт рассказал, как он часто посещал Военную Галерею в Зимнем Дворце и восхищался помещенными здесь портретами свыше 300 генералов - участников войны. Эти портреты были написаны английским художником Доу, жившим в России почти 10 лет.
Талантливой кистью Доу и пушкинскими поэтическими строками увековечены имена и лица тех, «чей высокий лик в грядущем поколенье» приводит «в восторг и в умиленье» не только поэта, но и всех патриотов России. Пушкин отдавал должное заслуженному полководцу Барклаю де Толли и, как он считал, отнюдь не принизил роль М.И. Кутузова. Поэтому в своем пространном «Объяснении», опубликованном в 4-м номере «Современника» за 1936 г., Пушкин называет причину замены Барклая де Толли и дает яркую оценку М.И. Кутузову, называя его спасателем России. Вот пушкинские слова: «Слава Кутузова неразрывно соединена со славою России, с памятью о величайшем событии новейшей истории». И далее: «Имя его не только священно для нас, но не должны ли мы радоваться, мы, русские, что оно звучит русским звуком?»
Пушкин пишет: «Один Кутузов мог предложить Бородинское сраженье; один Кутузов мог отдать Москву неприятелю, один Кутузов мог оставаться в этом мудром, деятельном бездействии, усыпляя Наполеона на пожарище Москвы и выжидая роковой минуты: ибо Кутузов один облечен был в народную доверенность, которую так чудно он оправдал».
Вся короткая жизнь гениального Пушкина наполнена светлой памятью о войне двенадцатого года, ее героях, народе, одержавшем нелегкую победу.
Со многими героями войны Пушкин был лично знаком, гордился этим знакомством, постоянно с ними общался, вел обширную переписку.
В работе Пушкина «Рославль» мужественная патриотка Полина сумела высоко оценить героический подвиг в войне 1812 года. Любящая свою родину и готовая отдать за нее свою жизнь, она восклицает: «Стыдись, разве женщины не имеют своего Отечества? Разве нет у них своих отцов, братьев, мужей? Разве кровь русская для нас чужда?» Здесь Пушкин в художественной форме передает переживания героев произведения о событиях, происходивших в 1812 году, о Бородинском сражении, о пожаре Москвы, о настроениях людей, участии отдельных лиц в формировании полков, о патриотизме, охватившем население, о французских пленных. Один из них, некто Сеникур, узнав о пожаре в Москве воскликнул: «Боже мой! Он погиб, как, разве вы не видите, что пожар Москвы есть гибель всему французскому войску, что Наполеону негде, нечем будет держаться, что он принужден будет скорее отступить сквозь разоренную опустелую сторону при приближении зимы с войском расстроенным и недовольным».
Пушкин и в других своих повестях («Метель», «Гробовщик» и др.) обращался к событиям Отечественной войны 1812 года.
Своим отношением к Отечественной войне 1812 года Пушкин проявил себя как великий патриот России, активно выступающий за ее могущество, ее величие и целостность. Он восхищался теми, кто не щадя своей жизни посвящал себя полностью России, ее защите и процветанию. В своем творчестве он остро выступал против тех, кто пытался принизить Россию, очернить русский народ, предать свою Родину.
Введение.
1 .Произведения о войне 1812 года...................
а.) Произведения Державина
б.) Произведения Жуковского
в.) Басни Крылова
2. Пушкин об Отечественной войне 1812 года
3. «Письма русского офицера» Ф. Глинки..........
4. Отечественная война в произведениях исторической беллетристики . Три старинных русских романа.
а.) Произведения P. M. Зотова
в.) Произведения.
5. «Горячие следи» 1812 года...........................
Заключение. I
ВВЕДЕНИЕ.
В первый день нового, 1813 года русская армия, преследуя остатки разгромленных наполеоновских войск, перешла Неман. Театр военных действий переносился на территорию Западной Европы. Впереди был ещё долгий и трудный путь, тяжелые, кровопролитные сражения, но самый главный, самый драматический период борьбы с наполеоновским нашествием был завершён: здесь, на берегах Немана, для России закончилась
Отечественная война.
Современник и участник войны Сергей Глинка писал
четверть века спустя, что г «события исполинские, прикосновенные к судьбе рода человеческого, зреют, созревают и дозревают в постепенном и непреодолимом ходе времени. Мы, - утверждал он, - может быть, видели первые буквы того, что вполне прочитает потомство на скрижалях истории человечества».
Севера, «смиренный, кроткий, но челоперунный» агнец , который и поражает «змея-исполина».
На этот необъятный вселенский фон поэт и проецирует конкретные исторические события, прозревая в них некий высший смысл, некое предуказание мировой Судьбы. Аллегории, олицетворения, библейские и мифологические ассоциации, к которым он обращается на протяжении всего повествования, порой излишне сложны, неясны, а то и просто темны; громоздок, тяжел, архаичен и стиль его описаний и рассуждений. Но это - Державин. Мощь творческого воображения, блеск и смелость живописи, величественная красота старинного поэтического «глагола» - все это делает его «Гимн» одним из самых значительных произведений того времени.
Выдающимся явлением русской поэзии стало стихотворение «Певец во стане русских воинов» (1812г.)] Написанное и в самом деле «во стане русских воинов » в канун знаменитого Тарутинского сражения, оно сразу же приобрело огромную популярность и быстро распространилось в армии во множестве списков. Автор «Походных записок русского офицера» (впоследствии один из виднейших русских писателей) вспоминал: «Часто в обществе военном читаем и разбираем «Певца во стане русских воинов». Почти все наши выучили уже сию пиесу наизусть. Верю и чувствую теперь, каким образом Тиртей водил к победе строи греков. Какая поэзия! Какой неизъяснимый дар увлекать за собою душу воинов! »
Необычайный успех стихотворения объяснялся, конечно, прежде всего его высокими художественными достоинствами. Яркая образность, легкий, изящный стих, свежесть и живая непосредственность лирического чувства - все это заметно выделяло «пэан» ([ритуальный военный гимн древних греков) Жуковского на фоне поэзии классицизма того времени. О н впервые помог ощутить свое время, свой мир, свою войну - ту самую, которая была их грозным сегодняшним днем.
Жанр в котором написано стихотворение тоже заключал в себе определенную долю литературной условности и в иных своих образцах, в том числе и у самого Жуковского («Песня барда над гробом славян-победителей», 1806г.), явно смыкался с тиадиционными одами классицистов. Однако в полной мере используя художественные возможности этого жанра, Жуковский очень мало считается с налагаемыми им ограничениями, смело идет к действительности, к «натуре», что позволяет создать целую галерею выразительных исторических портретов, не менее
богатую и колоритную, чем знаменитая Военная галерея Зимнего дворца.
В «галерее» Жуковского представлены все наиболее известные герои двенадцатого года, причем каждый из них входит сюда с какой-нибудь характерной, присущей Толькой ему чертой, по которой он особенно запомнился современникам. Таковы портреты Кутузова, Багратиона, Раевского, Платова, Давыдова, Воронцова и других. Представляя их в полном блеске их боевой славы, в ореоле подвига, с которым каждый из них вошел в историю, поэт видит в них не просто блестящий «сонм героев», отчужденных и замкнутых в своем величии, а прежде всего живых людей, своих современников, членов единого братства, в котором слава «вождей победы» неотделима от славы каждого воина. Это братство, эта семья живет единой жизнью, ведя общий счет и громким победам, и горьким утратам. Поэтому как глубоко свое, личное читатель переживает и тот восторг, с которым поэт описывает Кутузова перед полками, и то восхищение, которое звучит стихах о «Вихорь-атамане» Платове, и ту глубокую печаль, с которой певец ведет рассказ о гибели Кутайсова, Кульнева и Багратиона.
Впоследствии Жуковский еще не однажды обратится к теме Отечественной войны. Уже вскоре появятся стихотворения «Вождю победителей» и «Певец в Кремле», а двадцать семь лет спустя, в дни торжеств, посвященных открытию памятника героям Бородина, он напишет «Бородинскую Годовщину». Но «Певец во стане русских воинов» (1812г.) навсегда останется в его творчестве не только самым первым, но и самым блистательным, самым вдохновенным его произведением о героях великой народной эпопеи. «Никто более тебя, - напишет ему Пушкин,- не иУел права сказать: глас лиры, глас народа».
На фоне высокоторжественной патетической лирики 1812 года весьма резко выделяются басни.
Басня, как известно, не принадлежит к жанрам, в которых решаются большие исторические проблемы. Басни Крылова - удивительное исключение. Никто из русских писателей того времени не подошел к пониманию подлинно народного характера Отечественной войны так близко, никто не выразил именно народного взгляда на нее с такой отчетливостью, с какой это сделал великий русский баснописец.
Один из красноречивейших примеров в этом отношении - знаменитая басня «Ворона и Курица», где Крылов проводит мысль, отчетливо противостоящую точке зрения правительственных кругов, - мысль об исторической правоте
Который, «противу дерзости искусством воружась, вандалам новым сеть поставил и на погибель им Москву оставил». Народ верит Кутузову, понимает его в этом нелегком, но единственно верном решении - оставить древнюю русскую столицу.
Тогда все жители, и малый, и большой, Часа не тратя, собралися И вон из стен московских поднялися, Как из улья пчелиный рой.
И вот какой знаменательный разговор происходит между двумя обитательницами московских подворий - Вороной и Курицей: " !1
При жизни Давыдова «Дневник» его печатался лишь в отрывках. Но и в отрывках он стая подлинным литературным явлением своего времени. Написанный непосредственным участником великих событий, он соединил в себе неотразимую достоверность исторического документа и замечательную выразительность художественного повествования. «Представляем военным людям судить о достоинстве этих статей, - и писал, - что же касается до литературного, с этой стороны они - перлы нашей бедной литературы: живое изложение, доступность для всех и каждого, интерес, слог его, быстрый, живописный, простой и благородный, прекрасный, поэтический! Как прозаик, - заключает Белинский, - Давыдов имеет полное право стоять наряду с лучшими прозаиками русской литературы».
В 1836 г. вышда книга, о которой сразу же заговорили все. Это была книга Надежды Дурювой «Кавалерист-девица. Происшествие в России».
Книга не случайно имела такой подзаголовок «Происшествие в России». Написанная в жанре обычных военных мемуаров, повествуя о многочисленных походах и сражениях, участником которых был ее автор, книга Дуровой, однако, имела в виду какую-то совершенно особую цель, особую мысль, которая, по-видимому, должна была заставить читателя воспринимать повествование не просто как рассказ о походах и сражениях, а как нечто, несомненно, более значительное, более важное, имеющее отношение не только к военной жизни.
«Происшествием» была собственно жизнь Надежды Дуровой, сама ее судьба. Происшествием невиданным, неслыханным - таким, сама исключительность которого заставляла задуматься о многом.
«Происшествие» начинается с 17 сентября 1806 г., когда молодая дочь сарапульского городничего Надежда Дурова тайно покидает родительский дом и под именем Александра Соколова присоединяется к казачьему полку, идущему на Дон. Весной следующего года ее принимают в Коннопольский уланский полк, и уже в мае она участвует в боевых действиях против наполеоновских войск, проявляя незаурядную храбрость и воинское умение.
Прослужив некоторое время в одном их самых «престижных» гусарских полков (Мариупольском), куда она была определена по распоряжению царя, Дурова затем вновь перевелась в уланы, в Литовский полк, с которым в Отечественную войну прошла многотрудный путь от Немана до Бородина.
В своих многолетних походах она вела записки, нечто вроде дневника. Писательское чутье подсказало ей, что это и есть тот первостепенной важности материал, который лучше всяких беллетристических вымыслов расскажет современникам о действительной жизни, о ее важнейших нравственно-социальных проблемах. Духовный мир молодого современника, драматизм и поэзия его нравственных исканий, ставших подвигом, - вот та мысль, которая легла в основу первой ее книги. Эту особенность таланта Дуровой тонко уловил Белинский: «Боже мой, что за чудный, что за дивный феномен нравственного мира героини этих записок, с ее юношеской проказливостью, рыцарским духом... с ее глубоким поэтическим чувством, с ее грустным, тоскливым порыванием на раздолье военной жизни... И что за язык, что за слог и Девицы-кавалериста! Кажется, сам Пушкин отдал ей свое прозаическое перо, и ему-то обязана она этою мужественною твердостию и силою, этою яркою выразительностию своего слога, этою живописною увлекательностию своего рассказа, всегда полного, проникнутого какою-то скрытою мыслию».
Этою «скрытою мыслию» было, в сущности, само мироощущение писательницы, то, может быть, не вполне ясное, но никогда не покидавшее ее сознание, что сама исключительность ее судьбы - это все же во многом следствие ее одиночества, трагического одиночества в обществе, для которого она может представить какой-то интерес лишь в виде определенного «раритета»...
Эта обобщающая мысль, таящаяся в глубоком подтексте «Записок», делает их не только фактом мемуарной литературы, но и явлением гораздо более широким, художественно - масштабным. В русской художественной прозе об Отечественной войне их можно считать одним из первых и наиболее ярких образцов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
В истории русской литературы, вероятно, не было ни одного писательского поколения, которое не проявило бы к эпохе Отечественной войны 1812 года самого живого творческого интереса и не внесло бы в разработку этой великой темы своего вкладаЛ И это естественно. Ибо каждое поколение, стремясь осознать свое место в историческом процессе, по необходимости соотносит себя с прошлым, с тем социально-историческим и нравственно-духовным опытом, который отстоял в этом прошлом и выделяет в нем какие-то новые, в особой степени значимые для себя грани.
Так, несомненно, будет и впредь, и с этой точки зрения, вероятно, все литературные поколения вполне между собою
равноправны.)
Все, кроме, пожалуй, одного - кроме того, самого первого, для которого Отечественная война была не историей, не преданием, а героической современностью, бурным и грозным сегодняшним днем. Писатели этого поколения имеют не только ту, самой историей определенную привилегию, что им выпало на долю запечатлеть великие события, свидетелями и участниками которых они были, но и ту, что для всех последующих поколений они стали «людьми двенадцатого года», то есть воплотили в себе сознание своей эпохи во всем его неповторимом своеобразии и противоречивости, во всем многоразличии его творческих проявлений. Поэтому какими бы условными, далекими от реальной исторической действительности ни казались нам картины, запечатленные, скажем, в поэзии Державина или Жуковского, Востокова или Воейкова, Милонова или Ф. Глинки, сами эти произведения будут для нас такими же живыми «документами эпохи», такими же незаменимыми источниками знаний, как и непосредственно-документальные свидетельства Давыдова и Орлова, того же Ф. Глинки и Дуровой, Лажечникова и Батюшкова. У этой литературы особое место. И - особое значение.
Список литературы
„ Сыны Отечества про...м А. Емельянов, т ОРНАТСКАЯ 1988*
„ Три старинных забытых романа! е В. Тройский {
Сторублевская Мария 9 А класс
В работе рассматриваются призведения Державина,Жуковского, Крылова и других писателй 19 века, В которых звучит главная тема отечественной война 1812 г.
Скачать:
Предварительный просмотр:
ПЛАН:
Введение.
1 .Произведения о войне 1812 года
а.) Произведения Державина
б.) Произведения Жуковского
в.) Басни Крылова
- Пушкин об Отечественной войне 1812 года
I г
- «Письма русского офицера» Ф.Глинки
- Отечественная война в произведениях исторической беллетристики. Три старинных русских романа
а.) Произведения P.M. Зотова
б.) Произведения Н.И.Греча
в.) Произведения Н.М. Коншина.
- «Горячие следи» 1812 года
Заключение. I
ВВЕДЕНИЕ.
В первый день нового, 1813 года русская армия, преследуя остатки разгромленных наполеоновских войск, перешла Неман. Театр военных действий переносился на территорию Западной Европы. Впереди был ещё долгий и трудный путь, тяжелые, кровопролитные сражения, но самый главный, самый драматический период борьбы с наполеоновским нашествием был завершён: здесь, на берегах Немана, для России закончилась
Отечественная война.
Современник и участник войны Сергей Глинка писал
четверть века спустя, что г «события исполинские, прикосновенные к судьбе рода человеческого, зреют, созревают и дозревают в постепенном и непреодолимом ходе времени. Мы, - утверждал он, - может быть, видели первые буквы того, что вполне прочитает потомство на скрижалях истории человечества».
Величайшему в новой истории России событию - Отечественной войне 1812 года - тоже предстояло «дозревать в постепенном и непреодолимом ходе времени» J Ибо истинные масштабы того, что совершил русский народ в 1812 году, были столь огромны, а влияние, которое народная война оказала на исторические судьбы России,ртоль. .исключительно, что все это и в самом деле могло быть в достаточно полной мере осознано лишь со временем, через годц И годы.
1. ПРОИЗВЕДЕНИЯ О ВОЙНЕ 1812 ГОДА.
В русскую литературу Отечественная война вошла сразу же, можно сказать, в самые первые её дни. И первое слово о ней, как, вероятно, и всегда в такие времена, прозвучало в поэзии. Это было слово-воззвание, набатный зов к оружию, к священной борьбе с жестоким и коварным «всеевропейским завоевателем».
Раздался звук трубы военной, Гремит сквозь бури бранный гром: Народ, развратом воспоённый, Грозит нам рабством и ярмом!
Теперь ли нам дремать в покое,
России верные сыны?!
Пойдём, сомкнёмся в ратном строе,
пойдём - и в ужасах войны
друзьям, Отечеству, народу
отыщем славу и свободу
иль все падём в родных полях!
(Ф.Глинка «Военная песнь, написанная во время приближения
неприятеля к Смоленской губернии»)
В стихах звучит гордое презрение к врагу, непоколебимая вера в грядущую победу.. Залог этой победы - вся история России, великие деяния её «героев славы».
Современному читателю, вероятно, покажется несколько странным тот ф^кт, что, широко откликаясь на события, связанные с войной, поэзия той поры н даёт, как правило, конкретного изображения самих событий. Воспевая, например, Бородинское или Смоленское сражения, поэт не стремится запечатлеть какие-либо характерные их подробности, а создаёт картину некоего условно-обобщённого сражения, картину, в которой от реальной исторической действительности остаются лишь имена; все же остальное - аллегория, символы, мифические уподобления и т.п.
Кутузов, как Алкид, Аитея нового в объятиях теснит. От оживляющей земли подняв высоко, Собраться с силами ему он не даёт,
Стенающий гигант, вращая мутно око, Ещё упершеюсь пятою в землю бьёт.
Чудовища, ему послушны, - Подобье басенных кентавров и химер - Лежат вокруг его изъявлены, бездушны. Там Витгенштейн троим драконам жало стёр.
(А. Востоков «К россиянам»)
Это был стиль эпохи, монументальный стиль русского классицизма, уходящий своими корнями в XVIII в., в поэзию Ломоносова и Державина. В поэзии 1810-х г.г. он начинал уже клониться к закату, теснимый новыми литературными течениями - сентиментализмом и предромантизмом, - но время Отечественной войны было его временем, его «звёздным часом», ибо именно его мощная и Многокрасочная палитра оказались созвучны тому высокому гражданско-патриотическому пафосу,
который отличал русскую поэзию 1812 года.
Огромное многофигурное полотно, посвященное Отечественной войне, создает в это время сам Г.Р. Державин. Это «Гимн лироэпический на прогнание французов из Отечества».
Эпопею борьбы с наполеоновским нашествием Державин изображал как гигантское, поистине вселенское противоборство мировых сил, масштабы которого можно представить, лишь обратившись к исполинским фантасмагориям Апокалипсиса.
Ф г J? *.
Открылась тайн священных дверь! Исшел из бездн огромный зверь, Дракон иль демон змеевидный; Вокруг его ехидны С6 крыльев смерть И смрад трясут, Рогами солнце прут; Отенетяя вкруг всю ошибами сферу, Горящу в воздух прыщут серу, Холмят дыханьем понт, Льют ночь на горизонт \ И движут ось всея вселены. Бегут все смертные смятенны От князя тьмы и крокодильных стад. Они ревут, свистят и всех страшат...
Перед «князем тьмы» все трепещет, все падает ниц. И лишь один - один во всей вселенной - обнажает меч. Это вождь
Севера, «смиренный, кроткий, но челоперунный» агнец, который и поражает «змея-исполина».
На этот необъятный вселенский фон поэт и проецирует конкретные исторические события, прозревая в них некий высший смысл, некое предуказание мировой Судьбы. Аллегории, олицетворения, библейские и мифологические ассоциации, к которым он обращается на протяжении всего повествования, порой излишне сложны, неясны, а то и просто темны; громоздок, тяжел, архаичен и стиль его описаний и рассуждений. Но это - Державин. Мощь творческого воображения, блеск и смелость живописи, величественная красота старинного поэтического «глагола» - все это делает его «Гимн» одним из самых значительных произведений того времени.
Выдающимся явлением русской поэзии стало стихотворение «Певец во стане русских воинов» (1812г.)] Написанное и в самом деле «во стане русских воинов » в канун знаменитого Тарутинского сражения, оно сразу же приобрело огромную популярность и быстро распространилось в армии во множестве списков. Автор «Походных записок русского офицера» И.И. Лажечников (впоследствии один из виднейших русских писателей) вспоминал: «Часто в обществе военном читаем и разбираем «Певца во стане русских воинов». Почти все наши выучили уже сию пиесу наизусть. Верю и чувствую теперь, каким образом Тиртей водил к победе строи греков. Какая поэзия! Какой неизъяснимый дар увлекать за собою душу воинов! »
Необычайный успех стихотворения объяснялся, конечно, прежде всего его высокими художественными достоинствами. Яркая образность, легкий, изящный стих, свежесть и живая непосредственность лирического чувства - все это заметно выделяло «пэан» ([ритуальный военный гимн древних греков) Жуковского на фоне поэзии классицизма того времени. О н впервые помог ощутить свое время, свой мир, свою войну - ту самую, которая была их грозным сегодняшним днем.
Жанр в котором написано стихотворение тоже заключал в себе определенную долю литературной условности и в иных своих образцах, в том числе и у самого Жуковского («Песня барда над гробом славян-победителей», 1806г.), явно смыкался с тиадиционными одами классицистов. Однако в полной мере используя художественные возможности этого жанра, Жуковский очень мало считается с налагаемыми им ограничениями, смело идет к действительности, к «натуре», что позволяет создать целую галерею выразительных исторических портретов, не менее богатую и колоритную, чем знаменитая Военная галерея Зимнего дворца.
В «галерее» Жуковского представлены все наиболее известные герои двенадцатого года, причем каждый из них входит сюда с какой-нибудь характерной, присущей Толькой ему чертой, по которой он особенно запомнился современникам. Таковы портреты Кутузова, Багратиона, Раевского, Платова, Давыдова, Воронцова и других. Представляя их в полном блеске их боевой славы, в ореоле подвига, с которым каждый из них вошел в историю, поэт видит в них не просто блестящий «сонм героев», отчужденных и замкнутых в своем величии, а прежде всего живых людей, своих современников, членов единого братства, в котором слава «вождей победы» неотделима от славы каждого воина. Это братство, эта семья живет единой жизнью, ведя общий счет и громким победам, и горьким утратам. Поэтому как глубоко свое, личное читатель переживает и тот восторг, с которым поэт описывает Кутузова перед полками, и то восхищение, которое звучит стихах о «Вихорь-атамане» Платове, и ту глубокую печаль, с которой певец ведет рассказ о гибели Кутайсова, Кульнева и Багратиона.
Впоследствии Жуковский еще не однажды обратится к теме Отечественной войны. Уже вскоре появятся стихотворения «Вождю победителей» и «Певец в Кремле», а двадцать семь лет спустя, в дни торжеств, посвященных открытию памятника героям Бородина, он напишет «Бородинскую Годовщину». Но «Певец во стане русских воинов» (1812г.) навсегда останется в его творчестве не только самым первым, но и самым блистательным, самым вдохновенным его произведением о героях великой народной эпопеи. «Никто более тебя, - напишет ему Пушкин,- не иУел права сказать: глас лиры, глас народа».
На фоне высокоторжественной патетической лирики 1812 года весьма резко выделяются басни И.А. Крылова.
Басня, как известно, не принадлежит к жанрам, в которых решаются большие исторические проблемы. Басни Крылова - удивительное исключение. Никто из русских писателей того времени не подошел к пониманию подлинно народного характера Отечественной войны так близко, никто не выразил именно народного взгляда на нее с такой отчетливостью, с какой это сделал великий русский баснописец.
Один из красноречивейших примеров в этом отношении - знаменитая басня «Ворона и Курица», где Крылов проводит мысль, отчетливо противостоящую точке зрения правительственных кругов, - мысль об исторической правоте
М.И. Кутузова, который, «противу дерзости искусством воружась, вандалам новым сеть поставил и на погибель им Москву оставил». Народ верит Кутузову, понимает его в этом нелегком, но единственно верном решении - оставить древнюю русскую столицу.
Тогда все жители, и малый, и большой, Часа не тратя, собралися И вон из стен московских поднялися, Как из улья пчелиный рой.
И вот какой знаменательный разговор происходит между двумя обитательницами московских подворий - Вороной и Курицей: " ! 1
Ворона с кровли тут на всю тревогу
Спокойно, чистя нос глядит. «А ты что ж, кумушка, в дорогу? - Ей с возу Курица кричит. - Ведь говорят, что у порогу Наш супостат». - «Мне что до этого за дело? - Вещунья ей в ответ. - Я здесь останусь смело. Вот ваши сестры - как хотят;
А ведь ворон ни жарят, ни варят: Так мне с гостьми не мудрено ужиться, А может быть, еще удастся поживиться Сырком, иль косточкой...»
У г
Разговор и в самом деле знаменательный. Ибо в этом простодушном диалоге двух «простодушных птиц» с предельной, поистине притчивой ясностью обнажается суть одной из сложных и весьма болезненных нравственно-социальных ситуаций того времени, ситуации, в которой проявляется поразительное несовпадение интересов различных слоев русского общества в их отношении к великому общенациональному делу - защите Отечества. В беззаботных речах Вороны - не просто беспечность существа, привыкшего жить «как бог на душу положит». Смысл их гораздо глубже, определеннее, коварнее. За их внешним легкомыслием - лукавый умысел, тайная надежда на дружбу с врагом, с которым нечего делить, - словом, все то, что достаточно определенно появилось в социальной психологии известной части высшего общества того времени.
Тонкая и острая эпиграмма скрыта в басне «Щука и Кот», эпиграмма на адмирала Чичагова, неумелые действия которого позволили Наполеону выскользнуть из окружения на Березине. Басню же «Волк на псарне» хочется назвать эпической - настолько отчетливо и полно выразил в ней Крылов самый «сюжет» народной войны. Однажды, после сражения под Красным, объехав с трофеями всю армию, полководец наш сел на открытом воздухе, посреди приближенных к нему генералов и приближенных офицеров, вынул из кармана рукописную басню И. А. Крылова и прочел ее вслух. При словах: «Ты сер, а я, приятель, сед», произнесенных им с особой выразительностью, он снял фуражку и указал на свои седины. Все присутствующие были восхищены этим зрелищем. ,
Различные «реалии» эпохи прочитываются в подтексте и многих других басен великого русского баснописца, и проницательные современники всегда умели их прочитать.
■I
2. ПУШКИН ОБ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОИНЕ
1812 ГОДА
По окончании Отечественной войны в «военной литературе» наступает некоторое затишье, в общем-то вполне естественное и объяснимое: великая национальная эпопея требовала глубокого осмысления.
В самом изображении войны довольно долго продолжает господствовать прежняя традиция: о войне пишут ее современники, и неудивительно, что они лишь как бы продолжают свою прежнюю, давно определившуюся тему.
Так, например, Ф." Глинка, написавший свою первую военную песню в июле 1812 года у стен Смоленска, после войны создает целую «сюиту», отразившую наиболее значительные события Отечественной войны - битву под Смоленском («Прощальная песнь русского воина»), Бородинское сражение («Песнь сторожевого воина» и др.), пожар Москвы («Песнь русского воина при виде горящей Москвы») и др. Как и вся поэзия той поры, они лишены исторической конкретности - события угадываются лишь по именам действующих в них лиц, да по географическим наименованиям.
Заметным явлением поэзии той поры стала ода Н. Карамзина «Освобождение Европы и слава Александра I » (1814), где он последовательно проводит весьма знаменательную мысль о том, что фигуры, подобные Наполеону, тем более одиозны, что находятся в вопиющем противоречии с духом времени, что
Сей лютый тигр, не человек,
Явился в просвещенный век.
Он явился в то время, когда: "
" * /
Уже гордились мы Наукой, Ума плодом, добра порукой И славились искусством жить; Уже мы знали, что владетель Отцом людей обязан быть, Любить не власть, а добродетель; И что победами славна Лишь справедливая война.
Преступление Наполеона тем тяжелее, что оно направлено против абсолютных завоеваний человечества , на которые не имеет права покушаться никакое самовластье. В этом и заключалась самая суть мысли Карамзина - в предостережении всем царям, в том числе и Александру I, хотя он и представлен здесь как орудие Провидения, просвещенный властитель, способный оградить незыблемые права человека и поэт обязывает царя блюсти эти права.
Обновление темы Отечественной войны, новый ее поворот
начинается с Пушкина.
В юношеских своих стихотворениях Пушкин еще во многом следует традиции, своим знаменитым предшественникам - в особенности Державину, чья тяжелая лира слышится и в «Воспоминаниях в Царском Селе», и в «Наполеон на Эльбе».
Однако уже в стихотворении («Наполеон» (1821год) поэт выходит далеко за пределы традиции как чисто поэтической, так и той, что существовала в осмыслении исторического опыта, связанного с Отечественной войной. Пушкин впервые в русской поэзии поднимается до осмысления ее в контексте реальной истории Европы, в контексте тех грандиозных политических потрясений, начало которым положила Великая французская революция.
Образ Наполеона видится поэту не только в ослепительном блеске былой славы и как «грозный бич вселенной», но как великая и глубоко трагическая фигура, чья трагедия состоит прежде всего в том, что он предал лучшие идеалы человечества, лучшие его надежды, исполнение которых зависело именно от него, гения, рожденного и вознесенного революцией.
Когда на площади мятежной i Во прахе царский труп лежал И день великий, неизбежный - Свободы яркий день вставал,- Тогда в волненье бурь народных Предвидя чудный свой удел, В его надеждах благородных Ты человечество презрел.
И обновленного народа Ты буйность юную смирил, Новорожденная свобода, Вдруг онемев, лишился сил...
Именно в этом видел поэт самое тяжкое и самое роковое преступление Наполеона, преступление, с которого и началось предопределенное и неотвратимое падение узурпатора, поскольку сама победа русского народа над Наполеоном приобретала теперь и совершенно иной масштаб, и совершенно новый исторический смысл, представая не только как победа над завоевателем, но и как победа над тираном, «похитителем свободы».
Поэтому, клеймя тирана, Пушкин воздает ему и хвалу за то,
что
Он русскому народу Высокий жребий указал, Й миру вечную свободу Из мрака ссылки завещал.
i- I *
В словах «высокий жребий» заключался не только тот смысл, что русский народ был главной силой, сокрушившей всеевропейское владычество Наполеона, но и - в особенности - тот, что в ходе титанической борьбы с вражеским нашествием русский народ впервые осознал своё право на социальную свободу. Пять лет спустя об этом заявит Николаю I декабрист А. А. А. Бестужев. «Наполеон вторгся в Россию, и тогда-то русский народ впервые ощутил свою силу, - напишет он в своем письме к царю из Петропавловской крепости, - тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а в последствии и народной. Вот начало свободомыслия России... Еще война длилась, когда ратники, возвратясь в домы, первые разнесли ропот в классе "народа. «Мы проливали кровь, - говорили они, - а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили Родину от тирана, а нас опять тиранят господа»... Тогда-то стали говЬрить военные: «Для того ль освободили мы Европу, чтобы наложить её цепи на себя? Для того ль дали конституции Франции, чтобы не сметь говорить о ней, и купили кровью первенство между народами, чтобы нас унижали дома?» .
Как справедливо заметил Б. В. Тимашевский, «размышления Пушкина о войне 1812 г. Никогда не были ретросперктивными суждениями историка, это всегда - отклики на запросы современности». Особенно характерны в этом отношении произведения Пушкина 1830-х годов: стихотворения «Перед гробницею святой» и «Полководец» и прозаический этюд «Рослеслав».
Стихотворение «Перед гробницею святой» было написано в 1831 г., когда в связи с польским восстанием в Европе стали раздаваться призывы к новому походу на Россию.
Клеветникам России, ее заклятым врагам, замышляющим новый крестовый поход на нее, поэт бросает гордый вызов:
Так высылайте ж нам, витии, Своих озлобленных сынов: Есть место им в полях России, Среди нечуждых им гробов.
В 1835 г. Пушкин пишет стихотворение «Полководец», замечательное не только тем, что в нем воссоздан выразительнейший портрет выдающегося полководца Барклая де Толли, но и тем, что, раскрывая неоценимые услуги Барклая перед Отечеством, печальное величие и драматизм его судьбы, оно, как и все пушкинские произведения об Отечественной войне, резко противостояло официальной точке зрения, которая все содержание великой народной эпопеи сводила лишь к триумфу русского царя.
О вождь несчастливый!.. Суров был жребий твой: Все в жертву ты принес земле тебе чужой. Непроницаемый для взгляда черни дикой, И, в имени твоем звук чуждый не возлюбя, Своими криками преследуя тебя, Народ, таинственно спасаемый тобою, Ругался над твоей священной сединою.
Объясняя эту историческую несправедливость вполне объективными причинами - недостатком народного доверия к иностранцу, - Пушкин тем самым подчеркивал именно решающее значение этого довЬрия в судьбах Отечественной войны. «Один Кутузов мог предложить Бородинское сражение, - писал он, поясняя смысл «Полководца», - один Кутузов мог отдать Москву неприятелю, один Кутузов мог остаться в этом мудром деятельном бездействии, усыпляя Наполеона на пожарище Москвы и выжидая роковой минуты: ибо Кутузов один облечен был в народную доверенность, которую так чудно он оправдал!».
Всего два года разделяют «Полководца» и лермонтовское «Бородино» (1837). «Всего» - потому что разделяют они не просто два произведения, а два поэтических поколения: поколение современников Отечественной войны и поколение тех, для кого она была уже весима отдаленной историей. Впрочем, правильнее говорить о встрече поколений, потому что еще в 1830 - 1837 г.г. Лермонтов написал стихотворение «Поле Бородина», в котором не без основания видят первый вариант будущего «Бородина». Именно на примере этих двух вариантов легче уяснить то новое, что принесло в тему Отечественной войны поколение Лермонтова.
По своему «жанру» «Поле Бородина», как и классическое «Бородино», представляет рассказ старого воина о Бородинском сражении. Есть в нем и целый ряд характерных выражений, стилистических слитков, которые в «Бородине» станут своего рода опорными, ключевыми:
«Ребята, уж не Москва ль за нами? Умремте ж под Москвой, Как наши братья умирали! » И мы погибнуть рбещали И клятву верности сдержали Мы в бородинский бой.
Рука бойцов колоть устала, И ядрам пролетать мешала Гора кровавых тел.
Однако это все же лишь отдельные находки; общий же образный строй несет на себе явные следы старой условно- романтической палитры. Например:
Л","
Шумела буря до рассвета; Я, голову подняв с лафета, Товарищу сказал: «Брат, слушай песню непогоды: она дика, как песнь свободы». Но, вспоминая прежние годы, Товарищ не слыхал.
Или:
Мой пал товарищ, кровь лилася, Душа от мщения тряслася, И пуля смерти пронеслася Из моего ружья.
«Бородино» - верх стилистической цельности и, отсюда, изобразительного совершенства. Сказался здесь, вероятно, и возмужавший талант Лермонтова, но главное было в другом - в безграничных художественных возможностях, которые открылись для поэзии с победой реализма. Пушкинского реализма. Это был принципиально новый уровень, тип поэтического мышления, гарантирующий неизмеримо большую полноту художественного отражения, неизмеримо большее многообразие изобразительных средств. Этот новый уровень, достигнутый и утвержденный в творчестве Пушкина и Лермонтова, станет той отправной точкой, с которой начнется триумфальной шествие русского реализма во второй половине XIX века.
) I "
* г
3. «ПИСЬМА РУССКОГО ОФИЦЕРА» Ф.ГЛИНКИ
В 1815-1816гг. вышли «Письма русского офицера» Федора Глинки. Книга представляла тем больший интерес, что это были не столько мемуары, сколько «живые репортажи» о событиях, в которых довелось участвовать автору. «Окруженный шумом весенних бурь, - вспоминал он, - я посвящаю все свое время одним обязанностям службы. Иногда только, в минуты общего вдохновения, при свете полевых огней, часто на самом месте боя изливал я, как умел, мысли и чувства мои на бумаге». Подтверждал это и К. Н: Батюшков: «Один Глинка писывал в походе».
Замечательно, что уже в письме от 10 мая 1812 г., то есть за полтора месяца до начала войны, писатель не только предсказывает скорое ее начало, но и говорит о том, какова она будет, эта грядущая война: «Война эта должна быть необыкновенно ужасна!.. Наполеон, разгромив большую часть Европы, стоит, как туча, и хмурится над Неманом. Он подобен бурной реке, надменной тысячью поглощенных источников; грудь русская есть плотина, удерживающая стремление: прорвется - и наводнение 6} ^т неслыханно! О, друг мой! Ужели бедствия нашествий повторятся в дни наши?.. Ужели повторение? Нет! Русские не выдадут земли своей! Если недостанет воинов, то всяк из нас будет одной рукой водить соху, а другой сражаться за Отечество!».
В первые же дни войн£1 он вступает в армию и принимает участие в боях под Смоленском. В письмах этих дней он рассказывает о беспримерном героизме защитников города, о широчайшем размахе народной войны, в которую на его глазах превращалась борьба с наполеоновским нашествием. «Мой друг! - пишет он. - Настают времена Минина и Пожарского! Везде гремит оружие, везде движутся люди! Дух народный, после двухсотлетнего сна, пробуждается, чуя угрозу военную».
Восхищаясь храбростью и стойкостью русских солдат, мужеством и самоотверженностью народных ополченцев, пришедших под стены Смоленска, писатель, однако, испытывает иногда некоторое недоумение. Например, он явно озадачен тем фактом, что разрастающаяся день ото дня народная война не только не встречает в правительственных кругах должного призвания, но, напротив, даже пугает их. «Дух пробуждается, души готовы, *- пишет он 19 июля. - Народ просит воли, чтоб не потерять вольности. Но война народная слишком нова для нас. Кажется, еще боятся развязать руки. До сих пор нет ни одной прокламации, дозволяющей собираться, вооружаться и действовать где, как и кому можно».
Боевой путь Глинки идет через всю войну. Писатель-воин постоянно в боях, в самых «горячих» местах -в арьергарде отступающих войск, в авангарде наступающих. Он участвует во всех главных сражениях двенадцатого года -под Смоленском и при Бородине, и у Вязьмы... вместе со своим Апшеронским полком он проделывает весь заграничный поход русской армии 1813-1814гг.
Первые главы «Писем русского офицера» начали выходить еще в 1812 году и сразу же привлекли к себе огромное внимание. «Письма эти, - вспоминал один из современников, - по появлении своем имели блистательный успе^, они с жадностью читались во всех слоях общества, во всех концах России. Красноречивое повествование о свежих еще, сильно волновавших событиях, живые, яркие картины, смело нарисованные в минуты впечатлений, восторженная любовь ко всему родному, отечественному и к военной славе, все в них пленило современников. Я помню, с каким восторгом наше, тогда молодое, поколение повторяло начальные строки письма от 29 августа 1812 г.: «Застонала демля и пробудила спавших на ней воинов. Дрогнули поля, но рдца покойны были. Так началось беспримерное сражение Бородинское».
В 1839 г. Глинка написал «Очерки Бородинского сражения» - развернутое, красочное описание этой величайшей битвы Отечественной войны, описание, которое, по выражению В. Г. Белинского, «дышит чем-то гомерическим, как будто выхвачено из эпоса, и производит впечатление, аналогическое с тем, которое производят на душу подвиги героев «Илиады»... Очерки главных дЬйствователей у, г.Глинки ярки и живы; с неутомимым интересом, с сильным сердечным биением и усиленным пульсом следишь за каждым из них, отдаешь ему весь, и забываешь на миг все остальное. Общие взрывы описаны не менее живо и действуют с какою-то оглушительной силою ». «Ксенофонту Бородина» - с такою надписью по дарил Глинке В. А. Жуковский своего «Певца во стане русских воинов».
4. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ИСТОРИЧЕСКОЙ БЕЛЛЕТРИСТИКИ. ТРИ СТАРИННЫХ РУССКИХ РОМАНА...
В конце 1820-х - начале 1830-х гг. тема Отечественной войны начинает возрождаться в произведениях исторической беллетристики. Первые опыты в этом роде - «Изидор и Анюта» А. Погорельского и «Вывеска» О. Сомова - правда, достаточно скромны (особенно повесть Погорельского), но как первые подступы к теме они все же заслуживают определенного внимания.
За повестью О. Сомова нЬльзя не признать даже определенных и весьма значительных по тому времени художественных достоинств. Это и хорошее знание предмета, и занимательность повествования, и естественность и простота стиля. Повествуя о нелегкой судьбе провинциального французского парикмахера, о его злоключениях во время похода в Россию, Сомов стремится увидеть войну глазами солдата вражеской армии, раскрыть бесчеловечную сущность наполеоновского вторжения как бы «изнутри». В описании событий, которое Сомов вкладывает в уста француза, правда, чувствуются русские источники («Письма русского офицера» Ф. Глинки, «Походные записки русского офицера» И. Лажечникова), но эта своеобразная переплавка наблюдений русских участников войны во впечатления наполеоновского солдата произведена писателем, надо сказать, достаточно искусно.
В 1831 г. Появляется роман М. Н. Загорского «Росласлев, или Русские в 1812 году».» 1 Это был настоящий, «полнометражный» исторический роман с широким охватом событий, с массой действующих лиц, с острым драматическим сюжетом. Современники проявили к нему живейший интерес, тем более понятный, что за два года до того Загоскин написал первый в русской литературе исторический роман «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году» и уже успел снискать славу «Русского
Вальтера Скотта».
В предисловии к новому роману Загоскин писал: «Предполагая сочинять эти два романа, я имел в виду описать русских в две достопамятные эпохи, сходные меж собою, но разделенные двумя столетиями; я желал доказать, что хотя наружные формы и физиономия русской нации совершенно изменились, но не изменились вместе с ними наша непоколебимая верность к престолу, привязанность к вере предков и любовь к любимой стороне». На этой нравственно- политической «триаде» и основывается содержание романа.
Со стороны чисто литературной новый роман Загоскина не слишком уступал «Юрию Милославскому». Та же в нем была живость изображения, то же хорошее знание русского быта, та же была увлекательность повествования. Однако сейчас все это воспринималось во многом по-иному. Если «Юрий Милославский» повествовал о временах почти незапамятных, то в «Рославлене» речь шла о совсем еще недавнем прошлом, которое не только не забылось, но и продолжало жить в настоящем в виде целого ряда острейших нравственно-социальных проблем. То есть, иначе говоря, новый роман 3"агос,кина, в отличие от первого, был не столько романом историческим, сколько романом о дне. А потому и критерии, с которыми современники подошли к новому роману, во многом отличались от тех, что они применяли к «Юрию Милославскому»: если в изображении жизни VII в. Загоскин вполне мог положиться на свое отличное знание русской старины, художественно е воссоздание которой уже само по себе имело в глазах читателей большую ценность и обеспечивало уму вполне дог гточное доверие, то к изображению войны 1812 года они имели возможность подойти с точки зрения своего собственного опыта, узнать или не узнать себя в героях «Рославлева», а это был уже другой, гораздо более конкретный и строгий критерий. Поэтому неудивительно, что, несмотря на довольно широки «массовый» успех, в серьезной критике новый роман Загоскина был встречен весьма холодно. Правда, всегдашние достоинства Загоскина-художника - умение «рисовать отдельное сцены и картины простонародного и помещичьего деревенского быта» (В. Г. Белинский) - отмечались и здесь, но это было и все, что говорилось в похвалу его нового романа.
Роман, надо полагать, оставил бы в истории русской литературы след и еще менее заметный, если бы не то неожиданное и в некотором роде особое внимание, которое проявил к нему Пушкин. Нет, Пушкин не переоценивал достоинств романа. Общее его мнение не расходилось ни с оценкой Белинского, ни даже с уничтожающим суждением П. А. Вяземского, считавшего, что «в «Рославлеве» нет истины ни в одной мысли, ни в одном чувстве, ни в одном положении». Показательнее было другое: вскоре же после появления «Рославлева» Пушкин принимается писать нечто вроде «ответа» на него, причем делает это в весьма своеобразной форме: от лица некоей дамы, якобы близко знавшей главную героиню загоскинского романа - Полину, он намерен изложить свою версию событий, о которых шла речь в романе.
Ярко, проникновенно, с искренним восхищением и любовью пишет рассказчица нравственно-духовный портрет своей подруги. Полина умна, образованна, независима. Ее суждения исполнены глубины и оригинальности. Ей присуща какая-то особая нравственная отвага. Но что, пожалуй, особенно в ней поражает и восхищает, - это какое-то удивительное тонкое и обостренное чувство национального достоинства, чувство, которому равно чужды и тупое «охотнорядское» чванство, и не менее тупое и унизительное барское пренебрежение к национальным традициям. Полина испытывает жгучий стыд, истинное унижение, когда сановные, ее соотечественники, эти «обезьяны просвещения», откровенно скучают в обществе великой мадам де Сталь, но спешат подхватить и разнести по городским гостиным ее не слишком скромный каламбур, брошенный им ею как бы в виде милости. Однако она искренне восхищена тем, как та же мадам де Сталь сказала одному «старому, несносносному шуту», который из угождения к иностранке вздумал было смеяться над русскими бородами: «Народ, который, тому сто. г, отстоял свою бороду, отстоит в наше время и свою голову».
Патриотическое чувство Полины чрезвычайно взыскательно и щепетильно. Истинная любовь к Отечеству, в ее представлении, предполагает высокую духовность и только потому может возвыситься до жертвенности. Оттого ей одинаково отвратительны и убогая безнародность «светской черни», и угрюмый шовинизм «гонителей Кузнецкого моста», который в дни, когда над Отечеством нависла смертельная опасность, обернулся обыкновенной трусостью, поспешными сборами «в саратовские деревни», в надежде, что «ожесточившийся народ» сам поднимет знамя Минина и Пожарского.
Настоящий патриотизм - чувство слишком высокое и обязывающее, что его унижать до огульного поношения всего иноземного, до смешных выходок вроде сжигания «десятка французских брошюрок» или отказа от лафита в пользу кислых щей. Полина это понимает. И чтобы выразить всю глубину своего презрения к этой «проворной перемене и трусости», она «на бульваре, на Пресненских прудах нарочно говорила по- французски; за столом в присутствии слуг нарочно оспоривала патриотическое хвастовство, нарочно говорила о многочисленности Наполеоновых войск, о его военном гении.» И мы, конечно же, ее понимаем, когда в ответ на укоры «в приверженности ко врагу отечества» она с гордостью заявляет: «Дай бог, чтобы все русские любили свое отечество, как я его люблю».
Вскоре Пушкин оставил работу над «Рославлевым» и больше к нему не возвращался. Учитывая тот факт, что заявленное в начале повествования намерение дать иную в сравнении с романом Загоскина версию событий осталось не осуществленным, естественно, как будто предположить, что Пушкин просто не завершил своего рассказа. Однако такое предположение было бы все же вряд ли основательным. Ибо главная, а лучше сказать единственная цель, ради которой он, собственно, и вступил в столь необычную полемику с Загоскиным, была, несомненно, достигнута и не нуждалась более ни в каких других сюжетных подтверждениях. Ему важно было выразить свое понимание истинного патриотизма, и он блистательно решил эту задачу, создав яркий и неотразимо убедительный образ Полины, который, начисто отменяя версию Загоскина, делал какие бы то ни было дальнейшие объяснения с ним совершенно излишними. Больше того, для выражения своей мысли Пушкин нашел еще более лаконичную и потому еще более емкую форму: публикуя этюд-пять лет спустя в «Современнике», он сократил его ровно вдь^е, замкнув повествование фразой «Наполеон был такая бестия, m-me de Stael претонкая штука!» Тем самым он не только придал рассказу совершенно новую сюжетную динамику, но и в значительной степени усилил его современное звучание, показав, что столичный «большой свет» 1830-х годов остался таким Же тупым, каким он был и четверть века назад. «Недавно, - заключает свой рассказ подруга Полины, - рассказывала я все это в одном очень порядочном обществе». «Может быть, - заметила мне, -me de Stael была не что иное, как шпион Наполеонов, а княжна доставляла ей нужные сведения». - «Помилуйте, - сказал я, - me de Stael, десять лет гонимая Наполеоном, благородная, добрая -me de Stael, насилу убежавшая под покровительство русского императора, -me de Stael, друг Шатобриана и Байрона, - me de Stael будет шпионом у Наполеона!..» - «Очень, очень может статься, возразила востроносая графиня Б.- Наполеон был такая бестия, а - me de Stael претонкая штука!».
Через несколько лет Гоголь в «Мертвых душах» даст к этой сцене красноречивый аналог, приведя «сметливое предположение» обитателей губернского города насчет того, «что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон»...
4. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ИСТОРИЧЕСКОЙ БЕЛЛЕТРИСТИКИ. ТРИ СТАРИННЫХ РУССКИХ
РОМАНА
Остановимся на судьбе трех забытых литераторов. Они не случайно привлекают наше внимание так, обращаясь к развитию русской исторической прозы, нельзя обойти Рафаила Зотова, одного из самых плодовитых романистов своего времени Деятельность Николая Греча не менее достойна почтения: он был не только автором одного из популярнейших тогда романов, но заметной (и далеко не однозначной!) фигурой литературной жизни 10-30-х годов, создателем кёплохих учебных книг по русскому языку, наконец писателем,/оставившим нам интересные мемуары. Менее известен Николай Коншин, однако его личность постоянно обращала на себя внимание исследователей: в его судьбе и его творчестве отразились характернейшие черты эпохи литературного романтизма.
Итак, эти писатели интересны и сегодня, а их романы и ныне остаются не только памятником литературы прошлого, но способны и волновать нас, и подвести к размышлению о немаловажных вопросах.
При дворе Павла 1 хорошо знали дворцового гренадера Михаила Зотова, отличавшегося необычайной силой: он мог нести человека на вытянутой руке и, на удивление публики, легко гнул руками подковы. Это* офицер, внук Бату-хана, брата последнего крымского владыки Щагин-Гирея, сын татарского атамана, был отцом будущего писателя - Рафаила Михайловича Зотова (1795 - 1871). Матерью же его была простая крестьянка...
Наделенный от природы незаурядными способностями, юный Рафаил, окончив в 14 лет Петербургскую гимназию, отлично знал немецкий и французский языки и был страстным любителем литературы и драматических представлений. Поэтому не случайно поступил он на службу к главному директору театров обер-камергеру Л. Нарышкину. Недолго, однако, длилась эта служба: настал 1812 год, круто повернувший судьбы россиян. Исполненный патриотического порыва, шестнадцатилетний Рафаил Зотов вступает в ополчение. 5 сентября вместе со своею колонной он покидает северную столицу и с тех пор вплоть до окончания похода с полной самоотверженностью (он 10 раз был ранен) участвует в антинаполеоновской компании, пройдя с русской армией всю Европу. Перипетии своей военной судьбы
Зотов позже правдиво опишет в «Рассказах о походах 1812 и 1813 годов прапорщика Санкт-Петербургского ополчения».
По возвращении из похода он подает в отставку, женится в 1816 году на М. И. Пикулиной и с головой уходит в театральную жизнь. Будучи с 1818 по 1836 год начальником репертуара русского театра, он пишет сам для сцены и переводит. Его театральное наследие - более 100 пьес в стихах и прозе. В это время появляются на сцене его произведения. Так, в 1818 году был представлен в Петербургском театре «Ермак», а затем - опера «Куликовская битва» , далее последовали «Александр и София или Русские в Ливонии», «Юность Иоанна, или Нашествие Тамерлана на Россию» и другие. Эти постановки отличались определенностью авторского отношения к событиям, велеречивыми монологами, необычайными совпадениями, эффектными сценами; герои здесь были четко разграничены на положительных, достойных, с «светлой душой» и отрицательных, недостойных, бесчестных. Такого рода прямолинейность наблюдается и в прозе Р. Зотова, на стиль которой оказало некоторое воздействие «театральное мышление автора».
Возможно, к этому времени относится и его знакомство с Пушкиным, Гоголем, Лермонтовым, которые по вечерам иногда к
нему заглядывали.
В 1836 году, поссорившись по одному служебному делу с всесильным директором императорских театров А. М. Гедеоновым, Зотов вызвал его на дуэль. Это повлекло за собою отставку и закрыло двери к служебной карьере. Пятнадцать лет он зарабатывал на жизнь,- делая выборку из политических зарубежных изданий в рубрику «Заграничные известия» для газеты Греча «Северная пчела». «Так он перебивался... «из кулька в рогожку»] как говорится, и жил, не унывая, с грехом пополам, ни шатко ни валко, - вспоминал один из современников. - Между четырьмя и пятью часами дня Рафаила Михайловича можно было встретить зимою в бекеше с бобровым воротником, летом - в толстом пальто, с тростью в руке на Невском проспекте, где он гулял, окончив работу, напевая про себя оперный мотив и перенесясь мыслью в прежнее невозвратное время...» Вновь получить должность помог случай. Однажды в «Северной пчеле» Зотов поместил фельетон по поводу открытия Благовещенского моста. В фельетоне были стихи, которые показались очень лестными министру путей сообщения графу Клейнмихелю. Он-то и предложил Зотову место члена Совета путей сообщения. Но это произойдет в 1852 году.
А пока с присущим ему энтузиазмом Зотов писал роман за романом: в тридцатых годах выходит «Никлас, Медвежья Лапа, атаман контрабандистов или Некоторые черты из жизни Фридриха II», исторические повести «Студент и княжна, или Возвращение Наполеона с острова Эльбы» и «Наполеон на острове св. Елены», пятичастная «Военная история Российского государства», «Шапка юродивого, или Трилиственник. Исторический роман из времен Елизаветы и Екатерины», - в сороковых - «Бородинское ядро и Березинская переправа», «Фра- диаволо, или Последние годы Венеции». В пятидесятые годы появляются «Исторические очерки царствования императора Николая I », «Таинственные силы, или, Некоторые черты из царствования императора Павла I», «Две сестры, или Смоленск в 1812 году». Вот далеко не полный перечень написанного Рафаилом Михайловичем Зотовым.
Интерес к истории сопутствовал писателю всю жизнь: то он углублялся в русскую древность, то касался недавнего военного времени, с особым пристрастием писал об эпохе Александра I, о величии русской армии -освободительницы, о славных людях русской армии. Ему, «старому служаке», была присуща искренность гражданско-дидактических убеждений, солдатская прямолинейная ясность в представлениях о долге, чести и присяге...
Деятельный характер писателя проявлялся не только в многочисленных литературных опытах. Его заботило благо России, «устроительство дел государственных». Он выступает с разнообразными проектами, имеющими целью всеобщее благосостояние. То пишет о необходимости постройки железной дороги между Петербургом и Одессой, то подает проспекты об охране российских,рек, об учреждении гражданской стражи, о новых шоссе, или о всеобщей воинской службе не более трех лет, о помощи нищим...
Среди романов Р. Зотова «Леонид, или некоторые черты из жизни Наполеона» был одним из наиболее популярных; он выдержал четыре издания, что свидетельствовало о внимании к нему читателей. Популярность эта объяснялась прежде всего пристрастием современников к историческому жанру: все потянулись к истории. «В наше время, - писал Петр Сумароков в предисловии к своим повестям, - тысячи романв бывают раскуплены, прочитаны и расхвалены, может быть, только за то, что заглавию их прибавлено волшебное слово исторический ». Но не только в этом дело. Когда уже были написаны романы Достоевского, Толстого, и прежний Антоша Чехонте уже становился известным Чеховым, - Зотова издавали, переиздавали; последнее роскошное издание одного из романов писателя вышло у Сытина в 1905 году. Читатель был, как правило, увлечен сюжетом Зотова: события одно другого неожиданнее беспрестанно здесь сменялись, десятки непредвиденных (часто почти невозможных) совпадений, удивительных происшествий буквально не давали опомниться.
Повествование насыщено упоминанием самых известных полководцев, дипломатов, государственных деятелей, все они как бы непроизвольно сталкиваются с главным героем романа, лицом, созданным воображением писателя, беседуют с ним, принимают участие в его судьбе. Таким образом, не герой действует в истории, а история служит поводом для рассказа о
необыкновенного героя.
В том, как складывается судьба, есть сказочно- гиперболическая невероятность: Леонид успешно сражаеися против Наполеона, а затем удивительным образом, не оставляя мысли о милом своем отечестве, оказывается у него на службе, даже выполняет роль его шпиона в Австрии и, пройдя через массу приключений, возвращается на Родину.
«Повороты» событий в романе определялись удивительного рода случайностями. Вот, например, в единоборстве с массой французских солдат, уже почти опрокинутый ими, Леонид попадает палашом по висевшему на колесе фитилю; тлеющий конец его касается затравки орудия, раздается выстрел, и герой спасается, - отброшенный через колеса на сажень. Чудесным образом автор оставляет в живых и другого своего героя - Евгения: «Евгений был сбит с ног, и через него поскакал неприятельский эскадрон. По какому-то невероятному счастью, которое, впрочем, так часто встречается на войне, ни одна лошадь не наступила на Евгения, и когда все промчались, он... пошел потихоньку к лесу...». Подобного в романе много, но чудеса эти на грани вероятного - могло быть и такое. Бывало!
Удивительны и совершаемые героем подвиги. Леонид дважды спасает своего друга Евгения, затем и его сестру Наташу, позже - солдата Варлама и многих других; он едва не захватывает в плен Наполеона, выдерживает при защите батареи борьбу с сонмом французских солдат, мешает сладострастному негодяю Сельмару лишить чести немецкую девушку; умелыми действиями уничтожает с вверенным ему полком целое подразделение французской армии и т. д.
Леонид (это имя значит по-гречески подобный льву), самою судьбою предназначенный, чтобы восхищать воображение всех, всегда неожиданно торжествует, выскальзывает невредимым из самых, казалось бы безвыходных обстоятельств. Он являет собою примеры благородства, скромности, любезности,
богобоязненности и одновременно - смелости, решительности, самоотверженности, доброты и чувства долга.
Вместе с тем герой был «идеальный» сын своего века и своей среды: благопристойный, глубоко и искренно преданный не только русскому императору, но самой идее «помазанника божия». Благоговеющий перед любым венценосцем, он считает своим долгом служить ему, хотя и лишен слепого верноподданнического фанатизма и всегда сохраняет свое человеческое достоинство. По крайней мере он всеми силами души искренно стремится к добру, как он его понимает, к красоте, как он ее чувствует. Короче - он стремится быть человеком, поступающим благородно, по законам чести. Именно эти его черты, отмеченные автором, так или иначе привлекают
наши симпатии.
Рецидивы исторически объяснимых верноподданнических чувств, своеобразие патриотизма, исповедуемого героем, не помешают современному читателю ощутить и истинные патриотические настроения, господствующие в русском обществе во время французского нашествия 1812 года, и сочувственно отозваться душой на искренние порывы любви к Отечеству. Разве не вечно современно сказанное зотовским героем Леонидом о патриотизме: «Дай бог, чтобы это чувство никогда не ослабевало в сердцах русских. Первый день равнодушия нашего к отечеству - будет последним днем его славы и могущества. Не дай бог, чтобы это чувство никогда не ослабевало в сердцах русских. Первый день равнодушия нашего к отечеству - будет последним днем его славы и Могущества не дцй бог ни детям, ни внукам нашим дожить до этого».правда, Леонид далеко не всегда выдерживает испытания жизни, совершает проступки, опрометчивые шаги. Но его ошибки столь понятны и, как правило, непроизвольны, его раскаяние столь очевидно, что в конечном счете, несмотря на его странности и предубеждения, некоторую социальную ущербность представлений,
сказывающуюся в отношении к иным людям, и даже нравственные падения, происходящие вследствие минутных сердечных слабостей, - ореол героя и человека всяческих достоинств остается при нем.
Мы напрасно стали бы искать в романе Р. Зотова стремление к тому глубинному проникновению в историю, которым отличались лучшие образцы декабристской исторической прозы, наиболее значительные произведения Н. Полевого, М. Загоскина, и И. Лажечникова или непревзойденная повесть Н. Гоголя «Тарас Бульба». Исторические события являются у Зотова, как уже говорилось, декорацией, фоном, на котором разыгрываются драматические происшествия из жизни главного героя. Желая придать этим событиям особую увлекательность, автор как бы «подгоняет» их под свой замысел и для этого вводит в свой роман таинственную фигуру графини Б., являющуюся тайным организатором множества межгосударственных отношений и военных столкновений с предначертанным ей исходом. При этом одним из основных соучастников антинаполеоновского замысла оказывается... Талейран.
Здесь (как и в других случаях) Зотов основывается вовсе не только на фантазии. Ведь «сложные» отношения между Наполеоном и Талейраном - исторический факт. Уже встреча Александра I и Бонапарта в Эрфурте (28 сентября 1808^года) обнаружила удивившую тогда Александра позицию Талейрана, убеждавшего наедине русского императора «спасти Европу», ибо «русский государь должен быть союзником французского народа», и позже выступавшего как «Анна Ивановна», шпионящая в пользу и за счет императора Александра I».
Или, например совершенно соответствует историческим данным то, что за полтора года до начала русской компании Наполеон стал «не только размышлять вслух о войне с Россией, но и серьезно изучать этот вопрос». Подобный же факт, представленный в романе Зотора многоречивыми монологами Наполеона и спорами, возникающими в его окружении, изображается с наивной откровенностью, причем психологическая подоплека словесных баталий заметно упрощена.
Итак, в «Леониде...» было немало авторских вольностей, фантазий на тему истории, что вполне соответствовало романтическому отношению к изображению прошлого; отчасти же это были даже «приемы», возвращающие к опытам предромантической прозы. Однако успехи отечественной исторической романистики, личный жизненный опыт автора, влияние Вальтера Скотта не могли не сказаться на художественной стилистике романа, и видимость достоверности явилась одной из направляющих его сюжета. Поэтому-то так интересны многие бытовые сцены, некоторые военные и «светские» эпизоды, самое развитие интриги, наконец «заставки», в которых дается широкая панорама эпохи.
Исторические несоответствия забываются в ярком динамизме событий. Постоянно возникающие нравственные вопросы заставляют с волнением следить за «колебаниями» характеров и обстоятельств. Таким образом намечаются и контуры событий всей в целом истории наполеоновских войн, главное же - настроений и ощущений их участников (многое Зотов знал по собственному опыту).
Правдоподобно отражены в романе некоторые светские, провинциальные, армейские межгрупповые, кастовые отношения, причем автор, естественно, передает их с позиции своего воемени и основываясь на исторических реалиях.
Вспомним в связи с этим, что Зотов проводит своего героя во многом через те же события и сталкивает со многими из тех общественно-исторических явлений, которые много лет спустя будет художественно осмыслять;JI. Н. Толстой в своем всемирно известном реалистическом романе-эпопее «Война и мир»: тут и сражения, и знаменитые дипломатические встречи, наконец - тайные международные общества (масонов и др.). кстати сказать, роман Р. Зотова был Л. Толстому известен, среди многих других книг служил ему материалом во время работы...
Однако в художественном освоении материала между этими произведениями поистине пролегает бездна!
Не только жизнь героя, но и черты времени воссоздаются Р. Зотовым - участником тех событий, так сказать, поверхностно, на бытовом уровне. Толстой - даже факты очень личной жизни героев как бы подключает к основной задаче: отразить в историческом движении «мысль народную». Отсюда и многогранность исторических событий, и их сложное отражение через переживания и размышления различных лиц, находящихся на разных общественных уровнях и представляющих самые широкие слои народа.
Толстой наполняет обстоятельства жизни героев существенными приметами времени, приобщает их к миру, «где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов», вплетает частные события в общую картину, которая ощущается читателем как неизбежная в своей объективной закономерности. Ведь почти каждое эпохальное событие отражается в суждениях, намерениях и поступках многих толстовских героев, вскрывает черты их характеров, выявляет их отношения друг к другу и сказывается не только на их судьбе, но и на существенных изменениях их внутреннего облика. Отсюда - правдивое подключение к истории «самых обыкновенных простых лиц и
событий, связанных между собою художественной
необходимостью».
Не будем однако же судить Р. Зотова за то, что он не Толстой. Та поверхностная объективность, которая создана им - очевидцем, - содержит немало для нас ценного; даже из натуралистических элементов, из многочисленных
второстепенных фактов складывается мозаичная, но тем не менее
небезынтересная картина...
Между тем современная Р. Зотову критика была к писателю беспощадна. Например, Кс. Полевой, оценивая роман как «сброд происшествий, воющих от ужаса, когда они сближены», отрицая истинность изображения, давал суровую официально- дидактическую характеристику некоторым «неуставным» действиям героя и его случайным, нравственным падениям и считал, что автора можно похвалить только за то, что «он хотел написать хорошую книгу». Суров был В. Г. Белинский, иронически заметивший: Зотов «имеет удивительную способность писать плодовито и широко: прочитав одну часть его романа, вы думаете, что прочли целые пять романов».
Более поздние оценки были справедливее. Так, рецензент «Исторического вестника», отметив, что писатель пользовался в свое время большой известностью, указывал, что «Р. Зотов, уступая по силе дарования Лажечникову и Загоскину, занимает в литературе место непосредственно за этими романистами», и замечал, что в отличие от названных авторов Зотов «изображал лица, имеющие всемирное значение». В этой заметке было верно сказано, что в зотовском романе «кроме компаний Наполеона с 1806 по 1814 год, дипломатических интриг, тайных обществ, заговоров, военных действий той эпохи, изображены нравы нашего общества, быт помещиков, пользовавшихся всеми возмутительными правами крепостничества, едва выносимое невежество народа под гнетом вечного рабства, жизнь нашего солдата под тяжестью жестоких дисциплинарных условий».
Все это заметит в романе Зотова и современный читатель.
[Через два с небольшим месяца после начала Отечественной войны 1812 года в Петербурге вышел первый номер еженедельного исторического, политического и литературного журнала «Сын Отечества», основанного Николаем Ивановичем Гречем (1787-1867). Задача этого издания заключалась в том, чтобы вдохновлять русское общество на борьбу с наполеоновским нашествием. В то время вокруг журнала сплотились патриотические силы. В нем было напечатано вдохновенное «послание к русским» адъюнкт -профессора нравственных и политических наук Царскосельского лицея А. П. Куницына, утверждавшего идеи народного героизма в борьбе против захватчиков, патриотические басни И. А. Крылова и многие другие сочинения, исполненные священной ненависти к завоевателям, высокого ратного духа. Патриотической цели служили помещаемые в журнале воззвания и многие политические статьи, а так же серии антинаполеоновских карикатур. Этот хорошо известный современникам журнал процветал благодаря энергичному, хорошо образованному редактору, уже испытавшему себя на ниве журналистики (вместе с другими литераторами он уже издавал три журнала: «Гений времен», «Журнал новейших путешествий», «Европейский музеум»).
Основание «Сына Отечества», консолидация вокруг него прогрессивных литераторов не было случайностью в биографии Н. И. Греча, журналиста, филолога, писателя, многообразная деятельность которого вполне заслуживает внимания потомков. Было бы неверно, памятуя возникший позже, после 1825 года, «союз» Н. И. Греча с Ф. В. Булгариным и даже известную конфронтацию с А. С. Пушкиным в 1830-1831 годах (в связи с изданием журнала «Современник»), однозначно считать писателя безнадежным консерватором и поборником ортодоксально- монархической политики. {Деятельность Н. И. Греча сложнее и принесла немало пользы отечественной словесности. Достаточно в связи с этим упомянуть о дружеских отношениях, которые сохранились у Греча с Пушкиным до конца его дней, или вспомнить одно из итоговых сочинений позднего Н. И. Греча «Записки о моей жизни»," содержащие отнюдь не благонамеренные, но весьма критические суждения и бытописательные зарисовки монархической верхушки, по сей день вызывающие иктерес. Нельзя забывать и заслуги н. Греча на поприще филологии: его «Учебную книгу российской словесности», «Опыт" краткой истории русской литературы, «Практическую русскую грамматику» и др. Одним словом, близость к Булгарину далеко не определяет лицо общественно- литературной биографии Н. И. Греча и тем более - Греча - писателя, известного нам романами - «Поездка в Германию» (1831) и «Черная женщина» (1834)».
В первом из этих произведении, написанном в виде путевых записей и писем, следуя отчасти традициям нравственно- дидактических романов, Греч обращается к жизнеописанию петербургских немцев, рассказывает о жизни и истории романтической любви благородного и восторженного
Мстиславцева. Второй - также не исчерпывается «семейной историей» и повествует о самых разных, порою таинственных явлениях. Не случайно этим произведением увлекались современники...
Не только область истории, но открытая романтикам сфера фантастического, восходящего к фольклёрным мотивам и содержащего «порывы человеческого духа» к неизвестному, таинственному, высокому, предстает здесь читательскому взору. В мистике, в скрытых, непонятных явлениях, чреватых, как предполагалось, неограниченными возможностями власти над окружающими, в еще непонятных сознанию человека тайных связях с «силами природы», оказывающих влияние на нашу жизнь, мысль и чувства людей как бы* проникали в «иной мир», в котором самоутверждение личности неограниченно. Здесь романтические писатели черпали материал для «чудесных образцов. Нередко сюжет фантастических произведений развивался в связи с изображением окружающей повседневности, с повествованием о жизни современного общества или на фоне известных исторических событий. К таким произведениям принадлежит «Черная женщина» Греча. Ее главный герой, князь Алексей Кемский, образованный молодой человек, живущий богатою духовною жизнью и являющий собой пример добросердечия, отзывчивой непосредственности в отношении к людям и внутренне сосредоточенности, - зачастую забывает о печальных неожиданностях жизни и не умеет даже вообразить, как далеко могут зайти козни окружающих его людей, вроде его сводной сестры Алевтины, племянников «эгоистов и бездушников» или коварного Лемешова и стряпчего Тряпицына. Но всякий раз, когда несчастье, горькое разочарование или обман ожидают его, - вдруг черная женщина как видение, предваряющее мрачное событие или предостерегающий от
рокового поступка.
Однако писатель вовсе не исповедовал только слепую веру в потусторонние силы. Его взгляд на таинственное диалектичен, и в этом можно удостовериться из рассуждений героя о «видениях»: «Мысль ли это, облеченная воображением в видимые формы, затаившееся ли в душе воспоминание былого случая, которое в памяти рассудка исчезло...» Вместе с тем Кемский думает, что «видения наяву, когда человек обладает всем рассудком и всеми чувствами», «имеют связь с... душевными движениями, прошедшими, настоящими и будущими», причем «голос духовного мира» внятен только тому, «кто одарен способностью его слышать».
Алексей Кемский как раз относился к тем, кто внемлет голосу духовного мира и вообще принадлежит к людям
чрезвычайной чуткости.
Вместе с тем он является образцом истинного просвещения и гуманности и возглавляет галерею замечательных героев романа, всегда стремящихся к истинной человечности, искреннему благорасположению и доброте к людям, возвышающих культуру и нелицеприятно противопоставивших себя невежеству, грубой невоспитанности нравов и человеческим порокам. Может быть, где-то в оценке героев автор и грешит прямолинейностью, но его искренние симпатии к добру и красоте и столь же искреннее осуждение бездуховности и бессердечия, определенность этих нравственных оценок не может не вызывать сочувствия у современных читателей. Герой Греча живо на все отзывается, и предполагая в окружающих свойственное ему самому благородство, попадает нередко в весьма тяжелые обстоятельства. Однако чистота помыслов, вера в добро, сила духа пресущая Кемскому, благородные друзья-знакомцы, встреченные им на жизненном пути, наконец, предупреждающей его об опасности - в конечном счете помогают ему посрамить корыстолюбивых и пристрастных врагов своих.
В своем «духовидстве» и прозрениях Кемский не одинок: в романе изображена еще одна незаурядная личность, «натуралист, испытатель таинств природы» Алимари, обладающий подобного рода способностями и одновременно убежденный, что научные взыскания откроют когда-нибудь причины того, «что казалось неизъяснимым чудом», и все это «покажется нам в виде явления или действия природы, понятного ; и даже в естестве вещей необходимого». Такого рода взгляды составляют и неортодоксальную религиозность Алимаря, которая более походит на своеобразную нравственно-философскую систему христианского толка. Замечательный этот иноземец отличается самыми добрыми свойствами характера, и потому понятна его дружба с нашим героем.
Мы имеем основания не соглашаться с рядом ученых воззрений Алиари, но не можем не сочувствовать общему направлению его стремлений к духовности, к высокому и прекрасному в человечестве, стремлений, которым он следует
всю свою жизнь.
Всех истинно благородных персонажей романа: Алексея Кемского, Алимари, Наташу, художника Берилова и других объединяет не только доброжелательность, но высоко ставящееся ими чувство долга. Оно неизменно проявляется и в свойственном всем им патриотизме, том священном чувстве, «которое навечно приковывает человека к единственному, любимому отечеству, к
своему народу».
Спустя много лет после публикации «Черной женщины», в одном из писем к В.Ганке (1847) обрусевший немец Н. И.Греч вполне определил свои патриотические устремления, отстаивая русскую самобытность и заявляя об ощущаемой неприязни к нему некоторых иноземцев «за явную и гласную привязанность
к... славянскому отечеству...».
Поэтому на войне, беззаветно служа отчизне, «одушевленный какою-то высшею силою», подает Кемский «своим товарищам и подчиненным пример блистательной храбрости», готовый «драться до последней капли». Поэтому даже Алимари, «италиянец по происхождению, католик по вероисповеданию, славянин по матери и русский по месту рождения», по-сыновьи любит свою alma mater: «Я в России родился, - говорит он, - надеюсь и умереть в России: ее слава и благородствие мне драгоценны». Поэтому-то искренне скорбит он, когда «предания и развалины священной старины, заветы родительские... - все это истребляется тлетворным влиянием эгоизма, властолюбия и алчности к золоту...». Эти настроения героев, несомненно, относятся к характерным чертам эпохи.
Положительных героев роману объединяет также чувство истинного достоинства, определяющее их щепетильность и совестливость. Совесть и бессовестность - вот что непреодолимо различает людей. Эта мысль, развитая во многочисленных столкновениях героев, тем не менее всегда заслуживает внимания читателя. Поэтому, несмотря на некоторую искусственность в сцеплении происшествий, легших в основу романа, нас не покидает сочувствие герою, что поддерживает и неослабевающее внимание к развитию романтической интриги, в изощренной занимательности которой Н. И. Греч достиг, можно сказать, высокого мастерства.
Кстати сказать, поэтика его детективно-фаетастического повествования повлияла на сказочно -фантастическую прозу его времени, давая ей примеры напряженной увлекательности фабулы.
Жизнь и приключения князя Вяземского находятся в центре романа. Образы прошлого: бурное время суворовских походов и наполеоновских войн не остается забытым. Причем, участие героев «происшествиях эпохи» закономерности: согласно уже в те годы утвердившимся представлениям, всякий достойный уважения человек должен был биться за судьбы отечества. Писатель вводит в свой роман исторические лица: Суворова, Багратиона, Наполеона и многих других. Роман доносит до читательского слуха отзвуки событий конца XVIII - первой четверти XIX века. Правда, автор не стремился сколько-нибудь полному или глубокому их изображению, и житье-бытье героев идет в романе в целом как бы само по себе. Но многие характерные явления русской общественной жизни явственно отразились в произведении Греча, и вполне реалистично. Достаточно упомянуть скитания Кемского по приемным знатных особ, галерею различных чиновных типов, отлично характеризующих рутинную петербургскую бюрократию, грязных дельцов ее, вроде бесстыдного жулика Тряпицына, или «новой» молодежи, подобной Григорию,) Платону и Кити, племянникам Кемского.
На склоне лет писатель весьма категорически высказывался об исторических произведениях: «История только тогда хороша, когда говорит сущую правду, не стесняясь угождением кому- либо, не имея никакой цели, кроме изложения дел, как они были». И все же исторические события довершали полноту картины, дополняли детективно-фантастический сюжет, и все это в целом придало роману Греча пеструю увлекательность и сделало своеобразным бестеллером 30-х годов девятнадцатого века...
7 июня 1834 года в лавке Смиридина А. С. Пушкин приобрел «Черную женщину»,.. В статье «литературные мечтания» (1835) В. Г. Белинский не раз упомянул это произведение, со свойственной ему запальчивостью и иронией отнес Н. Греча к «гениям Смирдинского периода» и в дальнейшем называл его «почтенным и знаменитым автором «Черной женщины»», явно не считая его роман заслуживающим серьезной оценки. Это понятно: в пылу литературной полемики, утверждая принципы реализма и историцизма, он не мог иначе воспринимать художественную реальность, к которой принадлежал роман Н. Греча.
И многим современникам Греча такое различие было еще недоступно, и нередко, не понимая существенной обособленности фантастики Н. Греча от элементов чудесного в «Пиковой даме» А. С. Пушкина, сравнивали «Черную женщину» с этой пушкинской повестью. Иные современники оценивали роман как первую попытку в литературе изобразить «связь человека с природой», где пружиной избрано «чудесно- естественное, хотя и необъяснимое пока», как сочинение, в котором автор сумел «верно живописать внутреннюю работу духа в извечной борьбе между добром и злом, на пути к личному совершенствованию».
Между тем, через какое-то время В. Г. Белинский вновь коснулся творчества Н. Греча и признал, что «Черная женщина» «читается скоро и с удовольствием», причем ее отличает «прекрасный рассказ, многие удачно и верно схваченные черты с общества и времени, множество дельных мыслей, замечаний, местами даже теплота рассказа - все это делает то, что «роман читается»». Думается, что современный читатель, даже и вооруженный критической мыслью, не без интереса прочтет это произведение...
Среди многих книг пушкинской библиотеки есть небольшой томик: «Две повести Н. Коншина Спб. 1833 (Из его записок о Финляндии)». На форзаце написано: «Александру Сергеевичу Пушкину от автора». Листы книги разрезаны: видимо, она была прочитана поэтом... 22 декабря 1836 года в письме Коншину, получившему при содействии Пушкина место директора училищ Тверской губернии, поэт, в частности, писал: «...Заняв место Лажечникова, не займетесь ли вы, по примеру вашего предшественника, и романами. А куда бы хорошо!». Трудно с должной степенью достоверности утверждать, читал ли Пушкин роман Н. Коншина «Граф Обоянский...» Но его совет свидетельствует не только о желании сподвигнуть своего знакомца на создание исторических произведений, а предполагает у автора способность исполнить данный совет.
Николай Михайлович Коншин (1739-1859) не обладал большим художественным дарованием, но его литературные труды были замечены современниками. Вместе с тем, как отмечал его биограф замечательны «самые перепетии его жизни - влюбчивый, легкомысленный офицер-игрок превращается в страстного любителя словесности и усердного ее работника, потом в чиновника, наконец в серьезного педагога, которому поручено руководить сперва низшим, а потом и высшим учебными заведениями. Будучи тесно знаком с Е. А. Боратынским, он вошел в число членов так называемого пушкинского кружка, коротко знал А. А. Дельвига, Е. Ф.Розена, в. А. Эртеля и других, становится в 1821 году действительным членом Вольного общества любителей российской словесности. Коншин печатал немногие свои стихотворения в «Благонамеренном», «Соревнователе просвещения и благотворения», «Новостях литературы», «Невском альманахе», «Русском инвалиде» и других изданиях. В 1830 году он выступил как издатель альманаха «Царское Село», в который вошли стихотворения А. С. Пушкина, А. А. Дельвига, Е. А. Воротынского, Ф. Н. Глинки и, наконец самого Коншина.
Он был заметным участником литературной жизни 20-30-х годов, известен не только как поэт, но и как переводчик. Так, в 1822-1823 годах Коншин опубликовал в «Соревнователе просвещения» два отрывка из «Истории Карла V» историка Вильяма Робертсона: первый - об отречении от престола и смерти короля, второй - об ордене иезуитов. Позже он публикует в том же журнале речь Мирабо о французском языке и пр.
Литературная деятельность не прерывала военной и цивильной карьеры писателя. Будучи еще в 1811 году произведен в прапорщики полевой артиллерии,; он участвовал в компании 1812 года, затем в 1814 году - во вступлении союзных войск в Париж. После недолгой отставки - Коншин вновь в армии, где, как уже было сказано, служил ротным командиром в Финляндии.
С 1824 года - он асессор, чиновник особых поручений при Костромской казенной палате, и с тех пор до конца дней служит в разных учреждениях, сначала правителем Царскосельского дворцового правления, а затем в Твери, Ярославле, и выходит в отставку в 1856 году в чине действительного статского советника.
Спустя три года, однако он вновь получил назначение. В июне 1859 года направился по месту службы главным инспектором училищ Западной Сибири. Но принять должность Коншин не смог: выехав из Петербурга больным или простудившись по дороге, он долго болел и 31 октября 1859 года скончался в Омске.
Коншин, как и его современники, «посетил сей мир в его минуты роковые» (Ф. Тютчев). Ор встретил Отечественную войну 1812 года офицером конной артиллерии. Ему не суждено было принять участия в сражении под Бородином: из-за внезапной болезни (сильное отравление) он был отправлен в тыл. Но первые месяцы войны были полны многих испытаний и обогатили молодого офицера массой новых впечатлений, главное из которых - новое настроение в армии, выступавшей в поход против супостата - завоевателя. Свои воспоминания Н. Коншин с чистосердечной признательностью, откровенностью и удивительной простотой изложил затем в записках 1812 годе.
Участие в историческом походе в Европу начинается для писателя весною 1814 года, когда вместе со своей батареей он попадает в Варшаву, а затем - в Краков и Шклов. Здесь знакомится Коншин с учителем французского языка в Шкловском корпусе протоиреем Александром Старинкевичем, человеком «замечательного ума и скромности», обладателем отборной библиотеки «на всех языках». Под его влиянием «Коншин сильно увлекается чтением». Не исключено, что исторические сочинения уже в это время начинают занимать его. Упомянутые ранее переводы были, конечно, только началом его приобщения к истории. Между тем следуют поездки по делам службы в Вильно, Лифляндию, Петербург, затем перевод (1816) в Молдавскую армию, возвращение в столицу, служба в Финляндии. Из всего извлекал он массу новых сведений. Его пристальная наблюдательность помогла заметить и запомнить немало колоритных фигур, картин местного быта, ярких эпизодов походной жизни, и это служило ^источником его будущих сочинений. Но литературные понятия Коншина все еще тяготели к сентиментальным принципам времен Карамзина.
Через год после публикации «Двух повестей» Н. Коншин выпускает свой роман из русской истории «Граф Обоянский, или Смоленск в 1812 году. Рассказы инвалида» (1834).! Появись это произведение десятком лет раньше - оно, наверно, стало бы литературным событием. Но после «Рославлева...» и «Юрия Милославского...» М. Загоскина и многих других, роман Коншина казался в художественном отношении слабым подражанием пройденному, хотя и содержал ряд интересных эпизодов, а также яркий бытовой материал, основанный, несомненно, на личных впечатлениях, наконец, образы некоторых известных участников Отечественной войны, например Дениса Давыдова, изображенного под именем Дениса Свислоча.
Однако события, связанные с врйной 1812 года, составляют меньшую часть содержания романа. Основа его сюжета - история графа Обоянского и помещика Богуслава.
Жизнь героев, излагаемая зачастую с романтической наивностью и условностью, вызывает тем не менее понимание и сочувствие к повествованию, отнюдь не лишенному исторического и психологического интереса.
Категоричная оценка романа В. Г. Белинским была для Н. Коншина непоправимым ударом. С тех пор он не пытался писать романы. Однако отечественная история продолжает увлекать его. Постоянно ведя исторические разыскания, он публикует статью «Взгляд на древнюю Тверь» и затем полностью погружается в исторические исследования, находит в Новгороде новый список Домостроя, готовит труды «Боярин М. Б. Шеин», «Нечто о царе
Борисе Годунове», «Еретики XVII века» и другие исследования. Многие его работы так и остались в рукописи..
Три старинных русских романа - это лишь малая часть огромного континента русской массовой беллетристики 20-30-х годов XIX века, послужившей во многих отношениях плодотворной почвой для художественного развития отечественной литературы. 1 Наша классика выросла на взлете тех идей, которые явственно звучали уже в романтической прозе. Это были идеи патриотизма, беззаветной любви к Отчизне, идеи гуманизма и утверждения неотъемлимых прав личности на свободу мысли и слова, глубокого сочувствия человеку и причастности всему миру. Яркие образцы высокой нравственности, запечатленные романтической беллетристикой, были органически восприняты писателями последующих поколений. И мы не ошибемся^ если скажем, что в духовной атмосфере, созданной романтической литературой,
сформировались Толстой и Достоевский, Лесков и Чехов и что опосредствованно ее влияние ощущается и поныне. От первых романтических произведений к вершинам русской романной классики пролегает путь развития человеческого духа во всей нашей литературе. Так вправе ли мы забывать это? И не должны ли все шире открывать читателю новые пласты нашей литературы, ее забытое достояние, ее несметные богатства?
V V t
5. «ГОРЯЧИЕ СЛЕДМ» 1812 ГОДА
Тридцатые годы - время своеобразного «мемуарного взрыва». Одна за другой выходят книг воспоминаний участников Отечественной войны - прославленных героев, известных и не слишком известных литераторов, простых «самовидцев тех или иных знаменательных событий и т.д. Одни из них были написаны еще давно, что называется, по горячим следам, и лишь теперь увидели свет, другие явились результатом многолетней работы, но все вместе составили широчайшую и многокрасочную панораму тех далеких событий, которую могли создать лишь они, «люди двенадцатого года».
Почти тридцать лет пролежали в архиве записки М. Ф. Орлова о капитуляции Парижа, которую в марте 1814 г. От лица русского командования принимал их автор, талантливый военный деятель и дипломат, блестящий писатель и ученый, будущий декабрист Михаил Федорович Орлов. Написанные в середине 1910-х гг., сразу же после окончания похода, они и сегодня поражают художнической зоркостью, глубиной мысли и блеском стиля. Вот, например, его рассуждения о национальном характере русских и французов: «Ничто не сходствует так мало с истинным французом, как настоящий русский. Эти два существа совершенно различные, сближающиеся только в двух точках: инстинктуальной сметливости ума и беспечном презрении опасности. Но и в этом они не плотно соприкасаются. Француз лучше схватывает собственно идею, ловчее ею управляет, искуснее украшает ее, более извлекает из нее остроумных выводов. Но, с другой стороны, он легко ослепляется яркостью самых блестящих предположений своих, увлекается своей склонностью к утопиям, блуждает в отвлеченных подробностях и часто пренебрегает практическими выводами или простирает далеко за надлежащие пределы логические следствия первых оснований своих. Русский, напротив, употребляет рассудок свой иначе. Горизонт его теснее, но взгляд более верен; он менее вещей усматривает вдруг, но лучше и яснее видит цель, которой хочет достигнуть... Дайте обеим нациям развить какую-нибудь идею, какое-нибудь происшествие, и вы увидите, что французская отработка разовьется прекрасными листьями, великолепными цветами, но сомневаюсь, чтобы сбор плодов превзошел или даже сравнялся с тем, какой при тех же условиях будет уметь получить русский. В отношении к храбрости воинственные добродетели обеих наций более сходны, но тем не менее различествуют между собою. Русский более твердыня, француз более уда$\ однако ж и тот и другой доказали, что когда они находятся под начальством искусного полководца, то эти качества в них не так исключительны, чтобы они не могли с успехом и славой перейти из одного в другое». Мысли эти тем более примечательны, что развивал их М. Ф. Орлов в беседах с французскими офицерами в их боевом лагере, когда выполнял свою парламентскую миссию...
В те же 1810 гг. начал писать свои военные мемуары и Денис Давыдов. «Пишу, что я видел в течении 1812, 1813 и 1814 годов и уже закончил первую часть, то есть до занятия Москвы. Занимаюсь теперь отступлением - обширное поле брани!!!», - пишет он в 1815 году. И тремя годами»позже: «В праздные часы я занимаюсь приведением в порядок Дневника моих поисков (т. е. партизанских действий) и уже почти половину написал. Там я весь: дурен ли, хорош ли, но чувства и мысли мои - все там».
Появление этих записок русский читатель, надо полагать, ждал с особым нетерпением: имя знаменитого поэта-партизана было одним из славнейших имен двенадцатого года. Молва о его подвигах шла по всей России. Громкая известность поэта-гусара, сопутствовавшая ему еще в 1800-е гг., во время Отечественной войны переросла в широчайшую славу национального героя.
Давыдов любил повторять, что он - «поэт не по рифмам и стопам, а по чувству» и прежде всего - «по залету и отважности военных действий». Это было его стилем, его «почерком», который с особым блеском; с особой яркостью проявился в Отечественной войне, когда во главе крупных партизанских отрядов он совершал дерзкие рейды по тылам наполеоновской армии и одержал целый ряд блистательных побед.
Военный талант Давыдова высоко ценили крупнейшие русские полководцы - Кутузов, Багратион, Кульнев; сам же он более всего дорожил своей славой признанного партизанского вождя, одного из главных теоретиков партизанской войны как войны прежде всего народной. В «Дневнике партизанских действий» он много говорит о тактике такой войны, о том, как важно для любого военачальника знать и понимать характер той борьбы, которую ведет народ, знать и понимать «мысль народную» (как потом, через много лет скажет Лев Толстой). Например, он рассказывает, с какой настороженностью встречали крестьяне его партизан-гусаров только потому, что те были одеты в армейскую форму и говорили не на вполне «народном» языке. «К каждому селению один из нас принужден был подъезжать и говорить жителям, что мы русские... Часто ответом нам был выстрел или пущенный с размаха топор, от ударов коих судьба спасла нас... Сколько раз я спрашивал жителей по заключении между нами мира: «Отчего вы полагали нас французами?» Каждый раз они отвечали мне: «Да вишь, родимый, это, бают, на их одёжу схожо» ». - «Да разве я не на русском языке говорю?» - «Да ведь у них всякого сбора люди!». «Тогда, - говорит Давыдов, - я на опыте узнал, что в народной войне должно не только говорить языком черни, но приноравливаться к ней и в обычаях и в одежде». И тут же прибавляет: «Но не писать слогом объявлений Ростопчина. Это оскорбляет грамотных, которые видят презрение в том, что им пишут площадным наречием, а известно, что письменные люди немалое имеют влияние над безграмотными».
При жизни Давыдова «Дневник» его печатался лишь в отрывках. Но и в отрывках он стая подлинным литературным явлением своего времени. Написанный непосредственным участником великих событий, он соединил в себе неотразимую достоверность исторического документа и замечательную выразительность художественного повествования. «Представляем военным людям судить о достоинстве этих статей, -и писал В. Г. Белинский, - что же касается до литературного, с этой стороны они - перлы нашей бедной литературы: живое изложение, доступность для всех и каждого, интерес, слог его, быстрый, живописный, простой и благородный, прекрасный, поэтический! Как прозаик, - заключает Белинский, - Давыдов имеет полное право стоять наряду с лучшими прозаиками русской литературы».
В 1836 г. вышда книга, о которой сразу же заговорили все. Это была книга Надежды Дурювой «Кавалерист-девица. Происшествие в России».
Книга не случайно имела такой подзаголовок «Происшествие в России». Написанная в жанре обычных военных мемуаров, повествуя о многочисленных походах и сражениях, участником которых был ее автор, книга Дуровой, однако, имела в виду какую-то совершенно особую цель, особую мысль, которая, по-видимому, должна была заставить читателя воспринимать повествование не просто как рассказ о походах и сражениях, а как нечто, несомненно, более значительное, более важное, имеющее отношение не только к военной жизни.
«Происшествием» была собственно жизнь Надежды Дуровой, сама ее судьба. Происшествием невиданным, неслыханным - таким, сама исключительность которого заставляла задуматься о многом.
«Происшествие» начинается с 17 сентября 1806 г., когда молодая дочь сарапульского городничего Надежда Дурова тайно покидает родительский дом и под именем Александра Соколова присоединяется к казачьему полку, идущему на Дон. Весной следующего года ее принимают в Коннопольский уланский полк, и уже в мае она участвует в боевых действиях против наполеоновских войск, проявляя незаурядную храбрость и воинское умение.
Прослужив некоторое время в одном их самых «престижных» гусарских полков (Мариупольском), куда она была определена по распоряжению царя, Дурова затем вновь перевелась в уланы, в Литовский полк, с которым в Отечественную войну прошла многотрудный путь от Немана до Бородина.
В своих многолетних походах она вела записки, нечто вроде дневника. Писательское чутье подсказало ей, что это и есть тот первостепенной важности материал, который лучше всяких беллетристических вымыслов расскажет современникам о действительной жизни, о ее важнейших нравственно-социальных проблемах. Духовный мир молодого современника, драматизм и поэзия его нравственных исканий, ставших подвигом, - вот та мысль, которая легла в основу первой ее книги. Эту особенность таланта Дуровой тонко уловил Белинский: «Боже мой, что за чудный, что за дивный феномен нравственного мира героини этих записок, с ее юношеской проказливостью, рыцарским духом... с ее глубоким поэтическим чувством, с ее грустным, тоскливым порыванием на раздолье военной жизни... И что за язык, что за слог и Девицы-кавалериста! Кажется, сам Пушкин отдал ей свое прозаическое перо, и ему-то обязана она этою мужественною твердостию и силою, этою яркою выразительностию своего слога, этою живописною увлекательностию своего рассказа, всегда полного, проникнутого какою-то скрытою мыслию».
Этою «скрытою мыслию» было, в сущности, само мироощущение писательницы, то, может быть, не вполне ясное, но никогда не покидавшее ее сознание, что сама исключительность ее судьбы - это все же во многом следствие ее одиночества, трагического одиночества в обществе, для которого она может представить какой-то интерес лишь в виде определенного «раритета»...
Эта обобщающая мысль, таящаяся в глубоком подтексте «Записок», делает их не только фактом мемуарной литературы, но и явлением гораздо более широким, художественно- масштабным. В русской художественной прозе об Отечественной войне их можно считать одним из первых и наиболее ярких образцов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
В истории русской литературы, вероятно, не было ни одного писательского поколения, которое не проявило бы к эпохе Отечественной войны 1812 года самого живого творческого интереса и не внесло бы в разработку этой великой темы своего вкладаЛ И это естественно. Ибо каждое поколение, стремясь осознать свое место в историческом процессе, по необходимости соотносит себя с прошлым, с тем социально-историческим и нравственно -духовным опытом, который отстоял в этом прошлом и выделяет в нем какие-то новые, в особой степени значимые для себя грани.
Так, несомненно, будет и впредь, и с этой точки зрения, вероятно, все литературные поколения вполне между собою
равноправны.)
Все, кроме, пожалуй, одного - кроме того, самого первого, для которого Отечественная война была не историей, не преданием, а героической современностью, бурным и грозным сегодняшним днем. Писатели этого поколения имеют не только ту, самой историей определенную привилегию, что им выпало на долю запечатлеть великие события, свидетелями и участниками которых они были, но и ту, что для всех последующих поколений они стали «людьми двенадцатого года», то есть воплотили в себе сознание своей эпохи во всем его неповторимом своеобразии и противоречивости, во всем многоразличии его творческих проявлений. Поэтому какими бы условными, далекими от реальной исторической действительности ни казались нам картины, запечатленные, скажем, в поэзии Державина или Жуковского, Востокова или Воейкова, Милонова или Ф. Глинки, сами эти произведения будут для нас такими же живыми «документами эпохи», такими же незаменимыми источниками знаний, как и непосредственно-документальные свидетельства Давыдова и Орлова, того же Ф. Глинки и Дуровой, Лажечникова и Батюшкова. У этой литературы особое место. И - особое значение.
Список литературы
„ Сыны Отечества про... м А. Емельянов, т ОРНАТСКАЯ 1988*
„ Три старинных забытых романа! е В. Т ройский {
" фф " Л /"
