Лера Ауэрбах: «Я несу Россию в себе

Лера Ауэрбах – всемирно известный русский композитор, автор балетов «Русалочка» и «Татьяна», пианист, поэт и художник, о судьбоносном переезде из Челябинска в Нью-Йорк, о мечте поработать с Геннадием Рождественским и о том, что музыкой и поэзией должны заниматься только безумцы.

─ В Гамбургском оперном театре прошли «Прелюдии CV». Это ваш первый балет с именитым Джоном Ноймаером. Как вы с ним познакомились?

─ Да, он впервые был поставлен в 2003 году. Без этого балета не было бы ни «Русалочки», ни «Татьяны». В прошлом году у Джона был юбилей, а также 40-летие его работы с Гамбургским балетом, и он включил «Прелюдии CV» в десяток наиболее важных для его творчества произведений.

Мы с Джоном знакомы уже давно. Он когда-то услышал мои «прелюдии» и решил, что должен создать балет на эту музыку. Это был 2002 год.

Помнится, в детстве я читала биографии Равеля, Стравинского, Прокофьева – и мне хотелось узнать: а вот в наше время бывает так, чтобы композитор и хореограф совместно создавали большие новые произведения? Как это все вообще происходит?

И вдруг раздается телефонный звонок – Джон Ноймайер – живая легенда! И он спрашивает меня, а не буду ли я возражать, если он создаст балет на мою музыку? Джон также попросил, чтобы я участвовала в этом балете как пианистка. И вот уже с 2003 года я приезжаю на каждое исполнение. Ну а после «Прелюдий CV» последовала и «Русалочка».

─ Балет «Русалочка» стала для вас дебютом на московской сцене? Какие вы при этом испытывали чувства? Были ли у вас какие-то страхи?

─ Это не было моим дебютом в Москве. До премьеры «Русалочки» я выступала и с Гидоном Кремером в Большом зале Московской консерватории, и с Российским национальным оркестром, и на фестивале «Московской осени». Безусловно, «Русалочка» была самой значительной премьерой моей музыки в Москве – во всяком случае, до премьер оперы «Слепые» и балета «Татьяна», – но к тому времени «Русалочка» уже выдержала много испытаний и с успехом шла в оперных театрах Дании, Германии, США, Китая и Японии.

Последний раз, когда мы подсчитывали, было более 250 исполнений в разных странах. Балет получил много международных премий, поэтому каких-то особых страхов и волнений по поводу московской премьеры у меня не было. Просто для меня было важно, что моя музыка возвращается на Родину и хорошо принята. И я была рада, что этот балет получил две «Золотые маски» в Москве.

─ Еще один ваш балет «Татьяна». Он получился очень глубоким и трагичным. Как вы познакомились с Татьяной – Дианой Вишневой? Насколько известно, вы специально для нее писали партию Татьяны, и в одном из своих интервью она говорила, что это невероятно сложная музыка.

─ С Дианой мы дружим уже много лет. С самого начала работы с Джоном Ноймайером я попросила, чтобы русскую премьеру «Татьяны» танцевала именно Диана, т.к. я изначально почувствовала, что эта роль будет ей близка. Диана – великая балерина прежде всего потому, что она никогда не останавливается в творческом поиске, ей интересен не только классический репертуар, но и современный.

Она тонко чувствует связь времен и умеет это отражать. Музыка же «Татьяны» сложна в том смысле, что требует от всех исполнителей предельной эмоциональной отдачи, психологического наполнения каждой ноты, каждого жеста. Здесь нет ничего случайного. Это как балансировать на грани жизни и смерти – предельная самоотдача.

─ Вы посещаете все мировые премьеры ваших произведений?

─ По мере возможности стараюсь, но, к сожалению, это не всегда получается.

─ Вы сотрудничаете со многими зарубежными музыкантами, а с кем из России вам доводилось работать?

─ Мне посчастливилось работать со многими музыкантами из бывшего Советского Союза. Я написала много произведений для Гидона Кремера. В этом сезоне Владимир Спиваков исполнил российскую премьеру моего оркестрового сочинения «Вечный день».

Когда я была композитором-резидентом легендарной Штаатскапеллы Дрездена, моим «Реквием – Ода миру» дирижировал Владимир Юровский; премьерой симфонической поэмы «Икарус» на фестивале в Вербье дирижировал Неэме Ярви, премьерой «Русского реквиема» в Испании – Тыну Кальюсте, а оперой «Гоголь» в Вене дирижировал Владимир Федосеев.

Я дружу и выступаю с такими музыкантами, как Вадим Глузман, Филип Квинт, Дмитрий Ситковецкий, Нарек Ахназарян, Зоряна Кушплер и многими другими. Я счастливый человек, так как мне довелось работать с выдающимися музыкантами, театрами и оркестрами мира.

─ Вы также принимали участие в Транссибирском фестивале искусств Вадима Репина…

─ Да, в этом году на фестивале состоялась премьера моего самого последнего сочинения – De Profundis – концерта № 3 для скрипки с оркестром. А вообще, впервые Репина я увидела еще в детстве, в Челябинске, но мы тогда не познакомились. Мне было лет 8, а ему 11 или 12.

Я помню тот концерт: приезжал профессор Брон со своим классом. Я тогда запомнила Вадика… и совершенно определенно себе представила, что когда-нибудь настанет время и я для него напишу концерт скрипки с оркестром. С тех пор прошло много лет. И вот однажды, получилось так, что мы оба выступали на фестивале Вербье, в Швейцарии. Оказалось, что Вадим прекрасно знает мою музыку и уже давно мечтал, чтобы я написала для него концерт.

─ А с кем из наших музыкантов вам еще не доводилось, но очень бы хотелось поработать?

─ С Геннадием Рождественским. Мечтаю, чтобы под его дирижерством прошел мой «Гоголь».

─ Вы упомянули о своем детстве в Челябинске. Как вам удалось переехать в Нью-Йорк?

─ Это было лето 1991 года. Меня сначала пригласили на гастроли в США, а затем мне предложили поступить в одну из консерваторий Нью-Йорка. Это произошло совершенно спонтанно. Мне было 17 лет. Я уезжала всего на 10 дней, у меня с собой и багажа-то не было. В моей сумке лежало платье, концертные туфли, флейта и ноты. Ни денег, ни знакомых, ни родственников, ни английского. Но был безумный интерес – как это: жить и учиться в Нью-Йорке?

─ Нью-Йорк не разочаровал?

─ Нет. Нью-Йорк – это город-зеркало, он все отражает: и страхи, и неуверенность, и амбиции. Он может отразить разные стороны человека, даже те, которые тот не хочет показывать. Ко мне он повернулся, очевидно, своей доброй стороной.

Конечно, было не так уж легко. Я ведь не из Москвы или Ленинграда, а из закрытого Челябинска. Тогда вообще было мало реальной информации об Америке, Западе. В Союзе тогда были тяжелые времена, продовольствие выдавали по талонам. Прилететь из Челябинска в Нью-Йорк – это как оказаться на другой планете. Но с другой стороны, 17 лет – хороший возраст для перемен.

Это сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, в какой неоднозначной ситуации я тогда оказалась. Все ведь могло сложиться совершенно по-другому. А тогда страха не было, я просто жила каждым днем.

─ После окончания обучения вы реализовывали свои творческие проекты во многих странах и достаточно часто работали в Германии. Доводилось ли вам общаться там с Родионом Щедриным и ныне покойной Майей Плисецкой?

─ Мы встречались в течение нескольких лет на фестивале в Вербье, куда я приезжаю с концертами почти каждое лето. Майя Михайловна всегда приходила на мои концерты, с ней было удивительно легко общаться. Ее интересовало все новое, что создается в балете.

Союз Щедрина и Плисецкой уникален и даже в чем-то символичен, ведь создать нечто значительное в сфере балета можно лишь тогда, когда музыка и танец являются равноправными партнерами. Для Майи было важно, что я работаю со многими хореографами и пишу музыку для театра. Ее всегда волновало будущее балета. Исполнение «Татьяны», которое прошло в июне этого года в театре Станиславского и Немировича-Данченко в Москве, посвящалось памяти Майи Плисецкой.

─ Другой наш именитый деятель – Рахманинов – был и композитором, и пианистом-виртуозом, и дирижером, но при этом он всегда говорил, что не может заниматься двумя делами одновременно. Он либо только играл, либо только дирижировал, либо только сочинял. Вы также обладаете разносторонним талантом, как у вас получается делать два дела одновременно?

─ Мой случай сложнее, чем у Рахманинова, так как я работаю параллельно в трех различных видах искусства – музыке, литературе и визуальном искусстве. И в каждом из них есть дополнительные разделения. Всё это требует максимальной концентрации и отдачи.

Это подход к творчеству, который был характерен скорее эпохе Ренессанса и идет вразрез с представлениями об узкой специализации, характерной для современного мира. Быть композитором или поэтом – это предельно неблагодарная и сложная профессия. Ей должны заниматься лишь безумцы, которые без нее жить не могут и готовы ради этого внутреннего жара на любую жертву. По-другому невозможно. Иначе – это покрытые пылью престижные дипломы раздутых от самомнения и амбиций дилетантов.

Лично для меня опера – самый естественный жанр, ибо в ней органично представлены и музыка, и литература, и драма, и визуальное оформление. Кстати, совмещать различные профессии в сфере искусства для меня легче, чем, скажем, заниматься семейными хлопотами или педагогической деятельностью – что делают большинство коллег. Поэтому преподаванием я занимаюсь, только проводя мастер-классы на фестивалях.

─ Вы больше композитор или пианист?

─ В мире известных пианистов больше, чем пианисток, и даже Марию Юдину некоторые музыканты называли «мужчиной в юбке». С чем, на ваш взгляд, связано такое «неравноправие» полов?

─ Пианистов-то достаточно и среди женщин, и среди мужчин. Хотя женщин, наверное, все-таки меньше. А вот процент женщин-композиторов по сравнению с мужчинами-композиторами намного ниже, чем в любой другой профессии. Их просто можно пересчитать по пальцам.

─ Многие творческие личности весьма болезненно воспринимают критику. А как вы к ней относитесь?

─ Вы выступали в качестве соло-пианистки в Карнеги-холле, Большом зале Московской консерватории, Опера-Сити, Центре Линкольна и во многих других концертных залах. Где, на ваш взгляд, лучшая акустика?

─ Там, где талантливая и внимательная публика.

─ За рубежом вы известны больше, чем в России. Это вас не задевает?

─ Меня вопросы «славы» не слишком беспокоят, но, естественно, это обидно, когда русского композитора знают на Западе лучше, чем в своем отечестве. Но сегодня все больше музыкантов из России начинают включать мои сочинения в свои концерты. Русская тема занимает важное место в моем творчестве. Кстати, мои стихи знают лучше, чем музыку, они даже включены в школьную хрестоматию.

─ А представляют вас чаще как американского композитора или как русского? Это имеет для вас какое-то значение?

─ Ну конечно, меня везде представляют как русского композитора. На Международном экономическом форуме в Давосе я вместе с Валерием Гергиевым представляю Россию. Но в самой России, если кто-то ко мне враждебно настроен, то обязательно поставит «в вину» Америку.

─ К слову, об экономическом форуме. Вы выступали в Давосе. Какова лично ваша цель этого участия?

─ Для меня очень важно, чтобы на форуме в Давосе обсуждались не только политические и финансовые вопросы, но и вопросы культуры и искусства. Искусство – это наше общечеловеческое достояние. То, что создается сегодня, будет наследием для потомков. Искусство принадлежит всем людям, вне политических и географических барьеров, это лучшее, что создается человечеством. Если вопросы искусства игнорируются, то что же останется от нашего времени, кроме безумства войн? Какое наследство мы оставим будущим поколениям?

─ А что вы думаете по поводу санкций в отношении России?

─ Ничего не думаю. Политика не моя сфера интересов.

─ На ваш взгляд, влиятельные и состоятельные люди должны безвозмездно поддерживать искусство?

─ Искусство всегда напрямую зависело от спонсоров, от людей, обладающих широтой взглядов и имеющих возможности поддерживать выдающихся композиторов, писателей, художников своего времени. Эти люди понимали насколько важно, чтобы наша эпоха оставила после себя не только руины и забрызганные кровью страницы истории, но и произведения искусства, способные затрагивать чувства и обогащать будущие поколения.

Такая поддержка не является полностью безвозмездной. Мы знаем имена спонсоров Бетховена, ибо они навеки запечатлены на страницах его произведений. Почти каждое его сочинение посвящено конкретным людям, которые поддерживали его в то или иное время. Мы знаем имена этих людей, хотя уже не помним имена правителей и генералов его времени. Мы помним имя Надежды фон Мекк, без нее не было бы Чайковского. А вы можете себе представить русскую культуру без музыки Чайковского?

Быть спонсором или заказчиком нового сочинения – это все равно что выгравировать в вечности свое имя. Здание можно разрушить, а симфония или соната может остаться на века.

─ Вы занимаетесь благотворительностью?

─ Да. Но тихо, без особых фанфар. Недавно, например, я выступила в Карнеги-холле на благотворительном концерте. Мои картины и рукописи периодически выставляются на благотворительных аукционах.

─ Вадим Репин проводит свой фестиваль в Новосибирске, откуда он родом, Денис Мацуев – в родном Иркутске. У вас не возникала идея тоже организовать собственный фестиваль в Челябинске?

─ Организация фестиваля требует прежде всего административного таланта. А этого таланта у меня нет. Я вообще отшельник по натуре, я избегаю толпы, прессы… Кроме того, у меня просто нет времени на организацию фестивалей.

─ Вы когда-нибудь задумывались над тем, смогли бы вы стать столь же известной, если бы в 1991-м вернулись обратно в Челябинск?

─ Столь же? Не знаю, не уверена. Но так или иначе, я бы все равно занималась своим делом.

─ Планируете ли вы когда-нибудь вернуться в Россию насовсем?

─ Я не чувствую, что я уезжала. Я несу Россию в себе!

Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Основная информация
Лера Авербах
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Имя при рождении	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Полное имя	Валерия Львовна Авербах
Дата рождения
Дата смерти	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Годы активности
Профессии	композитор, пианистка, поэт
Певческий голос	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Инструменты	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Жанры	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Псевдонимы	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Коллективы	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Сотрудничество	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Лейблы	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Автограф
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[] в Викитеке

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Вале́рия (Ле́ра ) Льво́вна Аверба́х (англ. Lera Auerbach ; 21 октября , Челябинск , РСФСР) - русский композитор и пианистка, поэтесса и писательница.

Биография

Родилась в семье заведующего кафедрой Южно-Уральского государственного университета Льва Исаевича Авербаха (род. 1937) . В США с 1991 года . Дебютировала на сцене Карнеги-холла в мае г., исполнив собственную «Сюиту для скрипки и фортепиано с оркестром» с Гидоном Кремером и оркестром «Кремерата Балтика ». С тех пор музыка Леры Авербах звучит в Карнеги-холле каждый сезон. В 2005 году Лера Авербах была награждена престижной премией Хиндемита на Музыкальном фестивале земли Шлезвиг-Гольштейн в Германии.

Её произведения, среди многих других, заказывались и исполнялись Гидоном Кремером, Королевским датским балетом, Гамбургским балетом, Дэвидом Финкелем и Ву Ханом, Вадимом Глузманом, оркестром «Кремерата Балтика» и оркестровым ансамблем «Каназава». Она выступала в качестве соло-пианистки в таких престижных заведениях, как Большой зал Московской консерватории, токийский «Опера-Сити», Центр Линкольна в Нью-Йорке , Геркулес-зал в Мюнхене , Концертный зал в Осло , Чикагский симфонический зал и Центр Кеннеди в Вашингтоне .

Новый заказ Королевского датского балета, приуроченный к двухсотлетию Ганса Христиана Андерсена , - это уже вторая совместная работа Леры Авербах с хореографом Джоном Ноймайером . Балет представляет собой современную интерпретацию классической сказки «Русалочка» (англ. The Little Mermaid ) и его премьера успешно прошла в апреле 2005 года.

Лера Авербах также пишет стихи и прозаические произведения на русском языке. Она является автором шести сборников поэзии и прозы (первый сборник стихов увидел свет когда ей было 14 лет), её литературные сочинения печатаются в журналах России и русскоязычных зарубежных изданиях. В 1996 году Международное общество пушкинистов присвоило Лере звание «Поэт года русского зарубежья». Подготовлены к изданию два романа - «Зеркало» и «Скрипка дьявола».

Брат - Игорь Авербах, профессор школы менеджмента Торонтского университета .

Напишите отзыв о статье "Авербах, Валерия Львовна"

Примечания

Ссылки

. Интервью «Нашей газете» (Швейцария)

Иоганн Себастьян Бах

Это заготовка статьи о композиторе . Вы можете помочь проекту, дополнив её.

Отрывок, характеризующий Авербах, Валерия Львовна

Я была готова переносить все ужасы сама, но я никак не была готова даже подумать о том, что могла бы пострадать моя семья.
– У меня к Вам вопрос, мадонна Изидора. И от того, как Вы на него ответите, будет зависеть, увидите ли Вы в скором времени свою дочь, или Вам придётся забыть о том, как она выглядит. Поэтому советую Вам хорошенько подумать, перед тем, как отвечать, – взгляд Караффы стал острым, как стальной клинок... – Я хочу знать, где находится знаменитая библиотека Вашего деда?
Так вот, что искал сумасшедший инквизитор!.. Как оказалось, не таким уж он был и сумасшедшим... Да, он был совершенно прав – старая библиотека моего дедушки хранила чудесное собрание душевного и умственного богатства! Она была одной из самых старых и самых редких во всей Европе, и ей завидовал сам великий Медичи, который, как известно, за редкие книги был готов продать даже свою душу. Но зачем такое понадобилось Караффе?!.
– Библиотека дедушки, как Вам известно, всегда находилась во Флоренции, но я не знаю, что с ней стало после его смерти, Ваше преосвященство, так как более не видела её.
Это была детская ложь, и я понимала, насколько наивно это звучало... Но другого ответа у меня просто так сразу не нашлось. Я не могла допустить, чтобы редчайшие в мире труды философов, учёных и поэтов, труды великих Учителей попали в грязные лапы церкви или Караффы. Я не имела права такого допускать! Но, пока что, не успев ничего лучшего придумать, чтобы всё это как-то защитить, я ответила ему первое, что в тот момент пришло в мою, воспалённую от дикого напряжения, голову. Требование Караффы было столь неожиданным, что мне нужно было время, чтобы сообразить, как поступать дальше. Как бы подслушав мои мысли, Караффа произнёс:
– Ну, что ж, мадонна, я оставляю вам время подумать. И очень советую не ошибиться...
Он ушёл. А на мой маленький мир опустилась ночь...
Всё это жуткое время я мысленно общалась со своим любимым, измученным отцом, который, к сожалению, не мог сообщить мне ничего успокаивающего, кроме лишь одной положительной новости – Анна всё ещё находилась во Флоренции, и хотя бы уж за неё пока что нечего было опасаться.
Но мой несчастный муж, мой бедный Джироламо, вернулся в Венецию с желанием мне помочь, и только там узнал, что уже слишком поздно – что меня увезли в Рим... Его отчаянию не было предела!.. Он писал длинные письма Папе. Посылал ноты протеста «сильным мира сего», которым я когда-то помогала. Ничего не действовало. Караффа был глух к любым просьбам и мольбам...
– А разве ты не могла просто исчезнуть?! Или «улететь», если на то пошло?.. Почему ты не воспользовалась чем-нибудь?!!! – не выдержав далее, воскликнула расстроенная рассказом Стелла. – Бороться надо всегда до конца!.. Так бабушка меня учила.
Я очень обрадовалась – Стелла оживала. Её бойцовский дух снова брал верх, как только в этом появилась острая необходимость.
– Если бы всё было так просто!.. – грустно покачав головой, ответила Изидора. – Дело ведь было не только во мне. Я находилась в полном неведении о планах Караффы насчёт моей семьи. И меня сильно пугало то, что, сколько бы я не пыталась, я никак не могла ничего увидеть. Это был первый раз в моей жизни, когда никакое «видение», никакие мои «ведьмины таланты» не помогали... Я могла просмотреть любого человека или любое событие на тысячу лет вперёд! Могла с абсолютной точностью предсказать даже будущие воплощения, чего не мог сделать ни один Видун на Земле, но мой Дар молчал, когда дело касалось Караффы, и я не могла этого понять. Любые мои попытки его посмотреть легко «распылялись», натыкаясь на очень плотную золотисто-красную защиту, которая постоянно «вилась» вокруг его физического тела, и я никак не могла её пробить. Это было новое и непонятное, с чем я никогда не сталкивалась раньше...

Пасынком там, подкидышем здесь -
Меня нигде не сочтут родною.
Видно, такой уж времени срез
Выпал мне, словно крест или метка,
Как из колоды пиковый туз.
А позади опустевшая клетка
С милым и горьким названием "Русь".

Владимир Нузов
Сергей ЮРСКИЙ Предисловие к интервью

Газетные страницы чаще всего несут нам тревогу, ужас, разоблачения, сенсации. Мы уже привыкли отыскивать подобное в печатном слове. И совсем разучились радоваться. Мне было радостно прочитать интервью, которое взяла «Вечерняя Москва» у молодой, красивой, успешной женщины, ныне живущей в Нью-Йорке, работающей в США и в Европе, и временами в России, а родившейся здесь, у нас - на Урале. Мне было радостно, потому что речь шла не о денежном измерении успеха, не о счастливом случае, не об интимной жизни. Речь шла о таланте, о содержательном творческом труде, о напряженной работе ума и сердца.

Героиню этого интервью зовут Лера. Лет десять назад в Нью-Йорке после концерта ко мне за кулисами подошла девочка - девушка (тогда ей было около 17 лет) и вручила тонкую книжечку своих стихов. Случай в моей гастрольной жизни довольно обычный. А вот стихи были необычные. Не просто хорошие - таких сейчас немало - это были стихи МУДРЫЕ и ЯСНЫЕ.

Это были стихи человека, много знающего, много думающего и пришедшего к твердым убеждениям. За десяток лет, что прошли с тех пор, я прочел несколько объемных книг стихов и прозы, написанных Лерой Ауэрбах. Я был на великолепном концерте в Московской консерватории, где она солировала, выступая вместе с гениальным Гидоном Кремером. Я видел запись исполнения ее концерта с Новосибирским симфоническим оркестром, где она была автором и исполнителем партии фортепьяно. Я восхищался ее двадцатью четырьмя сонатами для скрипки и фортепьяно - одна лучше другой! Не перестаю удивляться многообразию ее талантов - поэзия, проза, статьи, композиторское и исполнительское творчество. И при этом естественная разносторонняя жизнь в реальном современном мире. Оказывается, не все скручено суетой поп-культуры и успехом, измеряемым в денежных суммах. Бывают совершенно возрожденческие явления духа. Давайте вместе вслушаемся в слова ее ответов на вопросы интервьюера. Давайте порадуемся за нее и за себя - ее земляков.

Лера, начнем с конца. Только что в Копенгагене состоялась премьера вашего балета «Русалочка» по мотивам сказки Андерсена. Вы довольны премьерой? Или, как у Цветаевой: «Какая на сердце пустота от снятого урожая!»?

Мне о «Русалочке» сейчас сложно говорить, потому что это слишком близко, премьера только что состоялась, нет ощущения отстраненности, чтобы объективно судить о собственном сочинении. В принципе, всегда после большого напряжения наступает ощущение пустоты, о чем и говорила Марина Ивановна.
- Если бы вам заказали вещь, не очень вас трогающую, вы бы стали писать музыку? И почему вы согласились написать балет по «Русалочке»?
- Я никогда не берусь за заказы, которые меня не интересуют, - если мне что-то не близко, я этим не занимаюсь.
О «Русалочке». Это - сказка, но сказка очень страшная, трагическая и вовсе не для детей. Причем она автобиографична для Андерсена. История Русалочки - это история существа, которое не вписывается никуда - ни в людской мир, ни в морской. Ее любовь остается с ней всегда, но сама она все время меняется, трансформируется. Сказка Андерсена глубока, она затрагивает множество вопросов, именно так она замысливалась автором и так ее восприняли и я, и хореограф Джон Ноймаейер.
- Можно ли по этой сказке судить о характере датского народа?
- Когда я в первый раз попала в Копенгаген, сразу же увидела статую «Русалочки». На меня она произвела большое впечатление, потому что все открытки, иллюстрации дают о ней совершенно неадекватное представление. Фигура Русалочки небольшая, возникает ощущение ее беспредельного одиночества. И когда пишут, что Русалочка встречает корабли, это не совсем так: она смотрит и не на берег, и не в сторону приближающихся кораблей. Ее фигурка на камнях трогательна, одинока - возможно, в ней каким-то образом отражена Дания: в ее расположении на камнях и на воде. Эта меланхоличность присуща Андерсену, который, в принципе, не вписывался в свое время. Не знаю, насколько его характер соответствовал характеру датчан. В этом смысле он близок к нашему Пушкину, который тоже не вписывался в свое время. Но так или иначе, Русалочка стала поэтическим символом страны и, очевидно, дорога, датчанам.
- Вы сказали, Лера, что никогда не взялись бы за работу, которая вас не трогает. Но вспомним великих художников, музыкантов, которые именно заказные работы делали шедеврами, прославившими их на века. Как разрешить этот парадокс?
- Мне кажется, в этом нет парадокса. Заказчик определяет лишь внешние параметры. Если мы говорим о музыке, то это - инструментовка и какие-то временные ограничения. А внутреннее наполнение, язык зависят только от композитора.
- Что дала вам ваша малая Родина? Кто были ваши первые учителя в музыке?
- Возможно, потому, что Челябинск так или иначе является городом, скорее, провинциальным, промышленным, в нем отсутствовала пространственная перспектива, то есть, живя там, я четко осознавала, что в этом городе у меня нет будущего. Благодаря этому перспектива внутренняя и перспектива временная предельно расширялись, искусство становилось определенным прорывом в нереальность, прорывом за пределы физических границ. Именно это стремление к внутреннему прорыву и ко временной перспективе и случилось благодаря детству в Челябинске и той атмосфере, в которой я росла.
Главным моим учителем музыки была мама. Ее влияние на меня было решающим. Кроме того, в то время, когда я росла в Челябинске, там оказалось несколько человек, у которых я многому научилась. Например, с педагогом по фортепиано Борисом Михайловичем Берецким, директором Челябинского музыкального училища, я занималась с 12 лет. Это был выдающийся музыкант и философ в музыке.
- Если бы не эмиграция родителей, вы бы поехали, наверное, учиться в Москву, в ЦМШ?
- Родители приехали в эмиграцию через 10 лет после меня, в 2001 году!
- То есть «паровозом» были вы? Расскажите об этом, пожалуйста, подробнее.
- Я не уезжала в Америку в эмиграцию, я ехала сюда на десятидневные гастроли. Никаких планов на то, что я останусь, не было ни у меня, ни у моих родителей. Все было спонтанно, незапрограммированно. Дело было летом, Джульярдская школа была закрыта, тогда я решила поиграть в Манхэттен скул оф мьюзик. Меня прослушали и тут же приняли в нее вне конкурса, то есть все традиционные вступительные экзамены я пропустила. Мне к тому времени исполнилось 17 лет.
- К какому своему дару, Лера, необходимо относиться внимательнее, бережнее, что ли, - композиторскому или пианистическому? Как эти ваши ипостаси соотносятся между собой: дополняют друг друга или, возможно, соперничают друг с другом?
- Оба эти начала и дополняют друг друга, и соперничают между собой. Соперничают - из-за времени, это понятно. Вот как они соотносятся друг с другом, - сложный вопрос, потому что он затрагивает скорее проблему приоритета, изначальной важности.
Что я имею в виду? Композиторство - творчество более чистого, что ли, вида, а исполнительство - сотворчество, интерпретация; недаром, скажем, в английском языке слово interpreter означает переводчик.

Творчество композитора - это то, что может остаться навсегда, а исполнительское творчество, даже если речь идет о великих мастерах, подвержено коррозии времени, поскольку со временем меняется вкус и так далее. Остаются только премьеры новых сочинений: за Рихтером навсегда останутся премьеры Прокофьева, благодаря Гидону Кремеру возникло много новых концертов для скрипки и вообще изменился скрипичный репертуар конца ХХ века. Но, повторяю, в смысле творчества работа композитора - более чистая его форма.

Ну хорошо, Лера. Поверим теперь гармонию арифметикой. Вы пишете музыку с четырех лет. Сколько сочинений написано вами? Какой форме вы отдаете предпочтение?
- Балет «Русалочка» был 80-м опусом. А предпочтения какой-либо форме у меня нет.
- Лера, каковы тенденции в современной серьезной музыке? Оказывают ли на нее влияние русские композиторы-авангардисты: Шнитке, Губайдулина, Каретников? Или они уже устарели? А, допустим, самые влиятельные из русских - Шостакович и Щедрин?
- Мне кажется, сегодня несколько устарело само понятие авангардизма. Скажем, во второй половине ХХ века, особенно в 70-е годы, имело место колоссальное стремление к новизне, к созданию такого, что никто до этого никогда не придумал, и к шокированию публики, что, как правило, не имеет отношения к настоящему качеству музыки. Само это стремление сейчас, мне кажется, неактуально. Возможно, эту стадию - шокирования и прочего - надо было пройти, это - виток спирали. Бродский, кстати, говорил, что язык диктует новое стихотворение. То же самое - и в музыке. Выдающиеся произведения тех же Шнитке, Шостаковича, безусловно, влияют на то, что последует за ними.
- Назовите, пожалуйста, несколько именитых современных западных композиторов. Они знают композитора Ауэрбах?
- Ваш вопрос немножко напоминает мне некоторые офисы, где висят фотографии владельца офиса с Клинтоном, Шварценеггером, с другими знаменитостями. И мне всегда, когда я вижу такие «стены почета», становится немножко неловко за этого человека. Поэтому давайте пропустим этот вопрос.
- Уговорили... Ваша музыка, наряду с музыкой Шостаковича и Шнитке, звучит в спектакле Сергея Юрского о Сталине. Как вы относитесь к первому и ко второму?
- Об этом я узнала из вашего вопроса. Спектакля, который идет в Москве, не видела, поэтому ответить на вопрос не могу.
- Тогда спрошу вас просто: как вы относитесь к Юрскому и как - к товарищу Сталину?
- Юрский - выдающийся актер и личность, к нему я испытываю чисто человеческую благодарность: в течение многих лет он читает мои стихи, включает их в свои спектакли, записал диск с моими стихами. Юрский - важная литературная ниточка, которая связывает меня сегодня с Россией.
Вопрос о Сталине большой, и стоит ли эту фигуру впихивать в интервью о музыке? Но, безусловно, эта фигура бросила громадную тень на весь ХХ век, на искусство ХХ века, на тех же Шнитке и Шостаковича, а через них - и на современную музыку. Мою семью сталинизм тоже затронул: мой дедушка был репрессирован, и сообщение о рождении сына, то есть моего папы, пришло к нему в тюрьму. И дедушка в тюрьме начал писать стихи сыну, которого он не видел и мог никогда не увидеть. Все это, безусловно, отразилось на жизни моих родителей, на мне, поскольку я всегда с любовью и болезненно отношусь к поколению моих родителей.
- Женя Кисин считает себя романтиком. А вы?
- Женя, конечно, больше чем романтик. Из того, что он играет, мне ближе всего Прокофьев. Вообще, всегда опасно самому себе ставить какие-то рамки - хватает других, чтобы как-то тебя «заклеймить». Мы дружим с Женей больше 10 лет, он один из первых читателей моих стихов и прозы.
- Лера, во время отдыха вы слушаете музыку, читаете стихи или прозу?
- Не знаю, насколько все перечисленные вами занятия являются отдыхом, поскольку это - активный процесс, необходимый для собственного развития.
- Ваши предпочтения в литературе?
- Они со временем меняются, однако остаются ориентиры, которые так или иначе проходят через твою жизнь. Для меня это - латиноамериканцы: Маркес, Борхес, немецкие писатели: Томас Манн, Гессе. Из поэтов - Бродский, Цветаева, Мандельштам.
- А свои стихи вы не пробовали положить на музыку?
- Нет, никогда не пробовала. Дело в том, что в стихах, которые можно положить на музыку, есть определенное пространство, которое эта музыка заполняет и раскрывает. В свои стихи, в слово я вкладываю так много, что места для музыки там просто нет.
- Я знаю много вариантов музыки к пастернаковской «Зимней ночи». И любая музыка этими великими стихами отторгается. Вы это имеете в виду, Лера?
- Возможно, это ощущение смыслового притяжения и того, как слеплен стих. Скажем, в стихах Гарсиа Лорки существует колоссальное пространство для музыки. Это не говорит о качестве стиха, то есть о какой-то его «пустотелости». Это говорит скорее о том, как слеплен стих, какова напряженность каждого слова. И музыка, заполняющая пространство стихов Лорки, может их видоизменить, придать им иную тональность, окраску.
У Пастернака, в том стихотворении, о котором вы сказали, каждое слово обладает огромной концентрацией, степенью притяженности к другому, музыка может только ослабить внутреннее напряжение текста.
Большинство стихотворений Бродского невозможно положить на музыку.
- Вам близки имена Высоцкого, Окуджавы, Галича, Визбора?
- В свое время, когда я жила в России, мне Высоцкий очень нравился: его язык, накал его страсти, манера исполнения. Имена же Окуджавы, Галича, Визбора близки мне исключительно как ностальгическая связь с поколением моих родителей. Для них эти имена значили очень много; если говорить слишком драматически, - они помогали им выжить. Если же отставить в сторону ностальгическую струнку, то мне эти авторы не близки: это не очень хорошие стихи и музыка. Но бардовский стиль я не очень хорошо знаю, поскольку мне он не близок. Так что не мне о нем судить.
- Кто-нибудь из маститых поэтов знаком с вашим творчеством?
- Единственный маститый поэт, который был знаком с моим творчеством, - Иосиф Бродский.
- Вопрос, который вы бы сами себе задали, Лера?
- Как правило, я задаю себе вопросы, на которые не знаю ответа.
- Вы любите давать интервью?
- Интервью в наше время - в чем-то явление уникальное. Это - как исповедь наоборот: человек, с которым ты незнаком, может задать любой вопрос. И напечатано это может быть в контексте или вне контекста. Чаще всего это бывает вне контекста. Поэтому со мной не так легко договориться об интервью.
- Мы говорим с вами в знаменательный день - 9 мая 2005 года. Не думали ли вы написать музыку на эту великую тему?
- У меня есть несколько произведений, которые так или иначе эту тему затрагивают. Мой самый первый фортепианный концерт, например, посвящен павшим на войне, а сборник моих стихотворений «Ганноверские тетради» почти полностью посвящен теме войны.

Я жизнь листаю словно книгу,
И удивляюсь невпопад
Любому прожитому мигу
Тому, что шепчет старый сад,
Домам, горбатым и глазастым,
И небу, светлому до слез;
Цветам осенним блекло-красным
Листве застенчивых берез...
Я удивляюсь беспричинно -
Мне все впервые на земле,
Влюбленность, дремлющие вина,
Стихи, пришедшие во сне;
И облака, как в белой вате,
И выпавший внезапно снег...
Я словно первооткрыватель,
Иль самый первый человек

Сочинения Леры насчитывают уже пять томов прозы и поэзии. Последнюю даже начали изучать в школах и университетах России в рамках обязательной программы по современной литературе. Не зря же Международное Пушкинское общество назвало ее Поэтом года Русского зарубежья. Однако почивать на лаврах Ауербах, судя по всему, не намерена. Теперь она пробует собственные силы в качестве драматурга. Недавно Лера закончила работу над своей первой пьесой.

Родилась в семье заведующего кафедрой Южно-Уральского государственного университета. В США с 1991 года. Дебютировала на сцене Карнеги-холла в мае 2002 г., исполнив собственную «Сюиту для скрипки и фортепиано с оркестром» с Гидоном Кремером и оркестром «Кремерата Балтика». С тех пор музыка Леры Авербах звучит в Карнеги-холле каждый сезон. В 2005 году Лера Авербах была награждена престижной премией Хиндемита на Музыкальном фестивале земли Шлезвиг-Гольштейн в Германии.

Новый заказ Королевского датского балета, приуроченный к двухсотлетию Ганса Христиана Андерсена, - это уже вторая совместная работа Леры Авербах с хореографом Джоном Ноймайером. Балет представляет собой современную интерпретацию классической сказки «Русалочка» и его премьера успешно прошла в апреле 2005 года.

Лера Авербах также пишет стихи и прозаические произведения на русском языке. Она является автором шести сборников поэзии и прозы (первый сборник стихов увидел свет когда ей было 14 лет), её литературные сочинения печатаются в журналах России и русскоязычных зарубежных изданиях. Стихи Леры Авербах в основном являются не слишком изящными версификациями позднего Иосифа Бродского и др. современных поэтов. В 1996 году Международное общество пушкинистов присвоило Лере звание «Поэт года русского зарубежья». Подготовлены к изданию два романа - «Зеркало» и «Скрипка дьявола».

Дмитрий Бабич, обозреватель РИА Новости.

Валерия Львовна Ауэрбах известна во всем цивилизованном мире (но, увы, не в России) как Лера Ауэрбах. Это вполне объяснимо - уроженка Челябинска и пианистка-вундеркинд, она оказалась с концертным туром в Нью-Йорке в семнадцатилетнем возрасте в судьбоносное для России лето 1991 года. Оказалась - и решила остаться. Так 17-летняя Лера и не стала никогда Валерией, а уменьшенный вариант ее имени пристал к ней навсегда. В отличие от многих, она не изображала из себя "жертву режима", не стремилась удивить окружающих ужасами жизни на исторической родине. Просто окончание Джульярдской музыкальной школы в Нью-Йорке она, по собственным словам, "восприняла как шанс". Довольно точная оценка, особенно учитывая незавидные перспективы, открывшиеся как раз тогда перед классической музыкой в России.

Сегодня Лера Ауэрбах - "один из самых обещающих современных композиторов" (цитата из Нью-Йорк таймс»), балет "Русалочка" на ее музыку поставил знаменитый балетмейстер Джон Ноймаер, с 1973 года бессменно возглавляющий прославленный им Гамбургский театр оперы и балета. 4 февраля состоится премьера этого балета в России. В России, где Леру совсем не знают…

Если подлинная судьба автора - это судьба его произведений, то судьба Леры Ауэрбах отражает абсолютно искаженную ценностную структуру нашего общества. В информации недостатка не было. О сольных концертах пианистки Ауэрбах уже лет десять регулярно пишут ведущие газеты США (ее дебют в "Карнеги-холле" состоялся еще в 2002 году), Германии (в последние годы Лера живет в Гамбурге, где Ноймаер ставит ее произведения), да и всех других цивилизованных стран мира. Не писали только у нас.

Не замечали ее у нас и как композитора, хотя почти все произведения Леры доступны в Интернете, а исполняли их другие наши замечательные соотечественники: например, скрипач Гидон Кремер и его ансамбль "Кремерата Балтика". Объяснить эту слепоту нашим высокодуховным "просвещенным" музыкальным консерватизмом невозможно: Леру Ауэрбах никак не назовешь безродной космополиткой-авангардисткой. Большую часть ее пианистического репертуара составляют немецкие романтики и русские классики девятнадцатого века, а в своем композиторском творчестве она очевидно опирается на традиции Рахманинова и Шнитке, что не считает нужным скрывать даже в названиях некоторых своих работ. Одно из самых известных ее произведений, "Диалоги о Stabat Mater", представляет собой своеобразную музыкальную перекличку с оригинальным духовным Stabat Mater (“И стояла Матерь Божья») Джованни Батиста Перголези - увы, рано умершего автора восемнадцатого века. Переложение Ауэрбах выполнено без тени постмодернистского насмешничества, порой ее следование канонам восемнадцатого века кажется даже нарочитым.

Саму Леру невнимание к ней в России явно тяготит ("Тот факт, что Россия - самая равнодушная ко мне страна, стал для меня источником постоянной печали",- сказала она в интервью журналу "Сикорский"). Дело тут, наверное, не в обычном авторском честолюбии. Просто уже по количеству ее произведений на русскую тему - взять хотя бы девяностоминутную ораторию "Русский реквием" или ставящуюся в этом году оперу "Гоголь" - видно, что Россия играет в ее сознании и творчестве не последнюю роль. Кроме того, сколь ни странно это может прозвучать для анархо-индивидуалистического уха среднего российского меломана, Ауэрбах - очень ответственный композитор. У нее есть произведения, посвященные жертвам кораблекрушений (совершенно замечательные "Мечты и шепоты Посейдона"), не говоря уже о созданных явно не для галочки произведениях о теракте 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке и сталинских репрессиях.

Для того, чтобы лед тронулся, понадобилось приглашение уже удостоившейся десятков международных призов Леры на мировой экономический форум в Давосе. Выступая перед сильными мира сего в качестве приглашенного признанного композитора и исполнителя, Лера уже не могла остаться не замеченной со стороны российской делегации. После Давоса, будем надеяться, последует Москва.