Штатскими высшими учебными заведениями были университеты. В нач XIX в их было 5: Московский Харьковский, Дерптский Виленский, Казанкий.
Онегин, как уже было сказано, никогда не носил военного мундира, что выделяло его из числа сверстников, встретивших 1812 г. в возрасте 16-17 лег. Но то, что он вообще никогда нигде не служил, не имел никакого, даже самого низшего чина, решительно делало Онегина белой вороной в кругу современников
Неслужащий дворянин формально не наршал закон империи. Однако его положение в обществе было особым
Правительство также весьма отрицательно смотрело на уклоняющегося от службы и Не имеющего никакого чина дворянина. И в столице, и на почтовом тракте он должен был пропускать вперед лиц, отмеченных чинами
Наконец, служба органически входила в дворянское понятие чести, становясь ценностью этического порядка и связываясь с патриотизмом. Представление о службе как высоком служении общественному благу и противопоставление ее прислуживанию «лицам» (это чаще всего выражалось в противопоставлении патриотической службы отечеству на полях сражений прислуживанию «сильным» в залах дворца) создавало переход от Дворянского патриотизма к декабристской формуле Чацкого: «Служить бы рад, прислуживаться тошно»
Итак, складывалась мощная, но сложная и внутренне противоречивая традиция отрицательного отношения к «неслужащему дворянину».
Однако была и противоположная (хотя и значительно менее сильная) традиция.
Однако, пожалуй, именно Карамзин сделал впервые отказ от государственной службы предметом поэтизации в стихах, звучавших для своего времени достаточно дерзко:
Войне добра не видя,
В чиновных гордецах чины вознснавидя,
Вложил свой меч в ножны
(«Россия, торжествуй, -сказал я, -без меня"») .
То, что традиционно было предметом нападок с самых разных позиций, неожиданно приобретало контуры борьбы за личную независимость, отстаивания права человека самому определять род своих занятий, строить свою жизнь, независимо от государственного надзора или рутины протоптанных путей. Право не служить, быть «сам большой» (VI, 201) и оставаться верным " «науке первой» - чтить самого себя (III, 193) стало заповедью зрелого П. . Известно, как упорно заставлял Николай 1 служить Вяземского в министерстве финансов, Герцена - в провинциальной канцелярии, Полежаева - в солдатах и к каким трагическим последствиям привела самого П придворная служба.
В свете сказанного видно, во-первых, что то, что Онегин никогда не служил, не имел чина, не было неважным и случайным признаком - это важная и заметная современникам черта. Во-вторых, черта эта по-разному просматривалась в свете различных культурных перспектив, бросая на героя то сатирический, то глубоко интимный для автора отсвет.
Не менее бессистемный характер носило образование молодой дворянки. Схема домашнего воспитания была та же, что и при начальном обучении мальчика-дворянина: из рук крепостной нянюшки, заменявшей в этом случае крепостного дядьку, девочка поступала под надзор гувернантки - чаще всего француженки, иногда англичанки.
Наиболее известными государственными учебными заведениями этого С типа были Смольный институт благородных девиц и аналогичный ему Екатерининский институт (оба в Петербурге
П колебался в том, какой тип воспитания дать дочерям Прасковьи Лариной. Однако глубокая разница в отношении автора к героиням этих двух произведений исключала возможность одинакового воспитания. Первоначально П думал вообще дать своим героиням чисто отечественное образование:
Показательно, однако: засвидетельствовав, что Татьяна в совершенстве знала французский язык, и, следовательно, заставив нас предполагать наличие в ее жизни гувернантки-француженки, автор предпочел прямо не упомянуть об этом ни разу.
Подчеркивая в поведении Татьяны естественность, простоту, верность себе во всех ситуациях и душевную непосредственность, П не мог включил» в воспитание героини упоминание о пансионе.
Интересы и занятия дворянской женщины .
Образование молодой дворянки было, как правило, более поверхностным и значительно чаще, чем для юношей, домашним. Оно обычно ограничивалось навыком бытового разговора на одном-двух, умением танцевать и держать себя в обществе, элементарными навыками рисования, пения и игры на каком-либо музыкальном инструменте и самыми начатками истории, географии и словесности.
Образование молодой дворянки имело главной целью сделать из девушки привлекательную невесту.
Естественно, что со вступлением в брак обучение прекращалось. "В брак молодые дворянки в начале XIX в. вступали рано. Правда, частые XVIII в. замужества 14- и 15-летних девочек начали выходить из обычной практики, и нормальным возрастом для брака сделались 17-19 лет. Однако сердечная жизнь, время первых увлечений молодой читательницы романов начинались значительно раньше. Жуковский влюбился в Машу Протасову, когда ей было 12 лет (ему шел 23-й год
Выйдя замуж, юная мечтательница часто превращалась в домовитую помещицу-крепостницу, как Прасковья Ларина, в столичную светскую даму или провинциальную сплетницу. Вот как выглядели провинциальные дамы в 1812 г., увиденные глазами умной и образованной москвички М. А, Волковой, обстоятельствами военного времени заброшенной в Тамбов: «Все с претензиями, крайне смешными. У них изысканные, но нелепые туалеты, странвый разговор, манеры как у кухарок; притом они ужасно жеманятся, и ни у одной нет порядочного лица. Вот каков прекрасный пол в Тамбове!» (Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников
И все же в духовном облике женщины были черты, выгодно отличавшие се от окружающего дворянского мира. Дворянство было служилым сословием, и отношения службы, чинопочитания, должностных обязанностей накладывали глубокую печать на психологию любого мужчины из этой социальной Группы/Дворянская женщина начала *** в. значительно меньше была втянута в систему спужебно-государственной иерархии, и это давало ей большую свободу мнений и большую личную независимость. Защищенная к тому же, конечно лишь до известных пределов, культом уважения к даме, составлявшим существенную часть понятия дворянской чести, она могла в гораздо большей мере, чем мужчина, пренебрегать разницей в чинах, обращаясь к сановникам иди даже к императору.
Поэтому не случайно то, что после 14 декабря 1825 г., когда мыслящая часть дворянской молодежи была разгромлена, а новое поколение интеллигентов-разночинцев еще не появилось па исторической арене, именно женщины-декабристки выступили в роли хранительниц высоких идеалов независимости, верности и чести.
Двоюяискос жилище и его окружение в городе и поместье .
Весь пространственный мир романа (если исключить «дорогу», о которой речь пойдет отдельно) делится на три сферы: Петербург, Москва, деревня.
Онетинский Петербург имеет весьма определенную географию. То, какие районы столицы упоминаются в тексте, а какие остались за его пределами, раскрывает нам смысловой образ города в романе.
Реально в романе представлен лишь Петербург аристократический и щегольской. Это Невский проспект, набережная Невы, Миллионная, видимо, набережная Фонтанки (вряд ли гувернер водил мальчика Евгения в Летний сад издалека), Летний сад, Малая Морская - гостиница «Лондон»^ Театральная площадь.
Интересы и занятия дворянской женщины
На общем фоне быта русского дворянства начала XIX в. "мир женщины" выступал как некоторая обособленная сфера, обладавшая чертами известного своеобразия. Образование молодой дворянки было, как правило, более поверхностным и значительно чаще, чем для юношей, домашним. Оно обычно ограничивалось навыком бытового разговора на одном-двух иностранных (чаще всего это бывали французский и немецкий, знание английского языка уже свидетельствовало о более чем обычном уровне образования), умением танцевать и держать себя в обществе, элементарными навыками рисования, пения и игры на каком-либо музыкальном инструменте и самыми начатками истории, географии и словесности. Конечно, бывали и исключения. Так, Г. с. Винский в Уфе в первые годы XIX в. обучал 15-летнюю дочь С. Н. Левашова: "Скажу, не хвастаясь, что Наталья Сергеевна через два года понимала столько французский язык, что труднейших авторов, каковы: Гельвеций, Мерсье, Руссо, Мабли - переводила без словаря; писала письма со всею исправностию правописания; историю древнюю и новую, географию и мифологию знала также достаточно" (Винский Г. с. Мое время. СПб., 1914. С. 139).
Значительную часть умственного кругозора дворянской девушки начала XIX в. определяли книги. В этом отношении в последней трети XVIII в. - в значительной мере усилиями Н. И. Новикова и Н. М. Карамзина - произошел поистине поразительный сдвиг: если в середине XVIII столетия читающая дворянка - явление редкостное, то поколение Татьяны можно было представить
Барышней уездной, С печальной думою в очах, С французской книжкою в руках (VIII, V, 12-14).
Еще в 1770-е гг. на чтение книг, в особенности романов, часто смотрели как на занятие опасное и для женщины не совсем приличное. А. Е. Лабзину - уже замужнюю женщину (ей, правда, было неполных 15 лет!), отправляя жить в чужую семью, наставляли: "Ежели тебе будут предлагать книги какие-нибудь для прочтения, то не читай, пока не просмотрит мать твоя (имеется в виду свекровь. - Ю. Л.). И когда уж она тебе посоветует, тогда безопасно можешь пользоваться" (Лабзина А. Е. Воспоминания. СПб., 1914. С. 34). В дальнейшем Лабзина провела некоторое время в доме Херасковых, где ее "приучили рано вставать, молиться богу, утро заниматься хорошей книгой, которые мне давали, а не сама выбирала. К счастью, я еще не имела случая читать романов, да и не слыхала имени сего. Случалось раз начали говорить о вышедших вновь книгах и помянули роман, и я уж несколько раз слышала. Наконец спросила у Елизаветы Васильевны (Е. В. Херасковой, жены поэта. - Ю. Л.), о каком она все говорит Романе, а я его у них никогда не вижу" (Там же. С. 47-48).
В дальнейшем Херасковы, видя "детскую невинность и во всем большое незнание" Лабзиной, отсылали ее из комнаты, когда речь заходила о современной литературе. Существовали, конечно, и противоположные примеры: мать Леона в "Рыцаре нашего времени" Карамзина оставляет герою в наследство библиотеку, "где на двух полках стояли романы" (Карамзин. Т. 1. С. 64). Молодая дворянка начала XIX в. - уже, как правило, читательница романов. В повести некоего В. З. (вероятно, В. Ф. Вельяминова-Зернова) "Князь В-ский и княгиня Щ-ва, или Умереть за отечество славно, новейшее происшествие во времена кампании французов с немцами и россианами 1806 года, российское сочинение" описывается провинциальная барышня, живущая в Харьковской губернии (повесть имеет фактическую основу). Во время семейного горя - брат погиб под Аустерлицем - эта прилежная читательница "произведений ума Радклиф, Дюкре-Дюмениля и Жанлис славных романистов нашего времени", предается любимому занятию: "Взяв наскоро «Удольфские таинства», забывает она непосредственно виденные сцены, которые раздирали душу ее сестры и матери <...> За каждым кушаньем читает по одной странице, за каждою ложкою смотрит в разогнутую перед собою книгу. Перебирая таким образом листы, постоянно доходит она до того места, где во всей живости романического воображения представляются мертвецы-привидения; она бросает из рук ножик и, приняв на себя испуганный вид, нелепые строит жесты" (цит. соч.,ч. 1. С. 58).
О распространении чтения романов среди барышень начала XIX в. см. также: Сиповский В. В. Очерки из истории русского романа. СПб., 1909. Т. 1. Вып. 1. С. 11-13.
Образование молодой дворянки имело главной целью сделать из девушки привлекательную невесту. Характерны слова Фамусова, откровенно связывающего обучение дочери с будущим ее браком:
Дались нам эти языки! Берем же побродяг, и в дом, и по билетам, Чтоб наших дочерей всему учить, всему - И танцам! и пенью! и нежностям! и вздохам! Как будто в жены их готовим скоморохам (д. I, явл. 4).
Естественно, что со вступлением в брак обучение прекращалось. В брак молодые дворянки в начале XIX в. вступали рано. Правда, частые в XVIII в. замужества 14- и 15-летних девочек начали выходить из обычной практики, и нормальным возрастом для брака сделались 17-19 лет .
Однако сердечная жизнь, время первых увлечений молодой читательницы романов начинались значительно раньше. И окружающие мужчины смотрели на молодую дворянку как на женщину уже в том возрасте, в котором последующие поколения увидали бы в ней лишь ребенка. Жуковский влюбился в Машу Протасову, когда ей было 12 лет (ему шел 23-й год). В дневнике, в записи 9 июля 1805 г., он спрашивает сам себя: "...можно ли быть влюбленным в ребенка?" (см.: Веселовский А. Н., В. А. Жуковский. Поэзия чувства и "сердечного воображения". СПб., 1904. С. 111). Софье в момент действия "Горя от ума" 17 лет, Чацкий отсутствовал три года, следовательно, влюбился в нее, когда ей было 14 лет, а может быть, и ранее, поскольку из текста видно, что до отставки и отъезда за границу он некоторое время служил в армии и определенный период жил в Петербурге ("Татьяна Юрьевна рассказывала что-то. Из Петербурга воротясь, С министрами про вашу связь..." - д. III, явл. 3). Следовательно, Софье было 12-14 лет, когда для нее и Чацкого наступила пора
Тех чувств, в обоих нас движений сердца тех, Которые во мне ни даль не охладила, Ни развлечения, ни перемена мест. Дышал, и ими жил, был занят беспрерывно! (д. IV, явл. 14)
Наташе Ростовой 13 лет, когда она влюбляется в Бориса Друбецкого и слышит от него, что через четыре года он будет просить ее руки, а до этого времени им не следует целоваться. Она считает по пальцам: "Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать" ("Война и мир". Т. 1, ч. 1, гл. X). Эпизод, описанный И. Д. Якушкиным (см.: Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 363), выглядел в этом контексте вполне обычно. Шестнадцатилетняя девушка - уже невеста, и к ней можно свататься. В этой ситуации определение девушки как "ребенка" отнюдь не отделяет ее от "возраста любви". Слова "ребенок", "дитя" входили в бытовой и поэтический любовный лексикон начала XIX в. Это следует иметь в виду, читая строки вроде: "Кокетка, ветреный ребенок" (VII, XLV, 6).
Выйдя замуж, юная мечтательница часто превращалась в домовитую помещицу-крепостницу, как Прасковья Ларина, в столичную светскую даму или провинциальную сплетницу. Вот как выглядели провинциальные дамы в 1812 г., увиденные глазами умной и образованной москвички М. А. Волковой, обстоятельствами военного времени заброшенной в Тамбов: "Все с претензиями, крайне смешными. У них изысканные, но нелепые туалеты, странный разговор, манеры как у кухарок; притом они ужасно жеманятся, и ни у одной нет порядочного лица. Вот каков прекрасный пол в Тамбове!" (Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников. Сост. В. В. Каллаш. М., 1912. С. 275). Ср. с описанием общества провинциальных дворянок в ЕО :
Но ты - губерния Псковская Теплица юных дней моих Что может быть, страна глухая Несносней барышень твоих? Меж ими нет - замечу кстати Ни тонкой вежливости знати Ни [ветрености] милых шлюх - Я уважая русский дух, Простил бы им их сплетни, чванство Фамильных шуток остроту Порою зуб нечистоту [И непристойность и] жеманство Но как простить им [модный] бред И неуклюжий этикет (VI, 351).Разговор их милых жен Гораздо меньше был умен (II, XI, 13-14).
И все же в духовном облике женщины были черты, выгодно отличавшие ее от окружающего дворянского мира. Дворянство было служилым сословием, и отношения службы, чинопочитания, должностных обязанностей накладывали глубокую печать на психологию любого мужчины из этой социальной группы. Дворянская женщина начала XIX в. значительно меньше была втянута в систему служебно-государственной иерархии, и это давало ей большую свободу мнений и большую личную независимость. Защищенная к тому же, конечно лишь до известных пределов, культом уважения к даме, составлявшим существенную часть понятия дворянской чести, она могла в гораздо большей мере, чем мужчина, пренебрегать разницей в чинах, обращаясь к сановникам или даже к императору. Это в соединении с общим ростом национального самосознания в среде дворянства после 1812 г. позволило многим дворянкам возвыситься до подлинного гражданского пафоса.
Письма уже упомянутой М. А. Волковой к ее петербургской подруге В. И. Ланской в 1812 г. свидетельствуют, что П , создавая в "Рославлеве" образ Полины - экзальтированно патриотической и мечтающей о героизме девушки, полной гордости и глубокого чувства независимости, смело идущей наперекор всем предрассудкам общества, - мог опираться на реальные жизненные наблюдения. См., например, письмо Волковой от 27 ноября 1812 г.: "...я не могу удержать своего негодования касательно спектаклей и лиц, их посещающих. Что же такое Петербург? Русский ли это город, или иноземный? Как это понимать, ежели вы русские? Как можете вы посещать театр, когда Россия в трауре, горе, развалинах и находилась на шаг от гибели? И на кого смотрите вы? На французов, из которых каждый радуется нашим несчастьям?! Я знаю, что в Москве до 31 августа открыты были театры, но с первых чисел июня. Т. е. со времени объявления войны, у подъездов их виднелись две кареты, не более. Дирекция была в отчаянии, она разорялась и ничего не выручала <...> Чем более я думаю, тем более убеждаюсь, что Петербург вправе ненавидеть Москву и не терпеть всего в ней происходящего. Эти два города слишком различны по чувствам, по уму, по преданности общему благу, для того, чтобы сносить друг друга. Когда началась война, многие особы, будучи не хуже ваших красивых дам, начали часто посещать церкви и посвятили себя делам милосердия..." (Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников. Сост. В. В.Каллаш. М., 1912. С. 273-274).
Показательно, что предметом критики становится не всякая форма увеселения, а именно театр. Здесь сказывается традиционное отношение к театральным зрелищам, как времяпровождению, несовместимому с порой покаяния, а година национальных испытаний и несчастий воспринимается как время обращения к своей совести и покаяния .
Последствия петровской реформы не в одинаковой мере распространялись на мир мужского и женского быта, идей и представлений - женская жизнь и в дворянской среде сохранила больше традиционных черт, поскольку более была связана с семьей, заботами о детях, чем с государством и службой. Это влекло за собой то, что жизнь дворянки имела больше точек соприкосновения с народной, чем существование ее отца, мужа или сына. Поэтому глубоко не случайно то, что после 14 декабря 1825 г., когда мыслящая часть дворянской молодежи была разгромлена, а новое поколение интеллигентов-разночинцев еще не появилось на исторической арене, именно женщины-декабристки выступили в роли хранительниц высоких идеалов независимости, верности и чести.
На общем фоне быта русского дворянства начала XIX века "мир женщины" выступал как некоторая обособленная сфера, обладавшая чертами известного своеобразия. Образование молодой дворянки было, как правило, более поверхностным и значительно чаще, чем для юношей, домашним. Оно обычно ограничивалось навыком бытового разговора на одном-двух иностранных языках (чаще всего это бывали французский и немецкий, знание английского языка уже свидетельствовало о более чем обычном уровне образования), умением танцевать и держать себя в обществе, элементарными навыками рисования, пения и игры на каком-либо музыкальном инструменте и самыми начатками истории, географии и словесности. Конечно, бывали и исключения. Так, Г. С. Винский в Уфе в первые годы XIX века обучал 15-летнюю дочь С. Н. Левашова: "Скажу, не хвастаясь, что Наталья Сергеевна через два года понимала столько французский язык, что труднейших авторов, каковы: Гельвеций, Мерсье, Руссо, Мабли - переводила без словаря; писала письма со всею исправностию правописания; историю древнюю и новую, географию и мифологию знала также достаточно" (Винский Г. С. Мое время. СПб., с. 139). Значительную часть умственного кругозора дворянской девушки начала XIX в. определяли книги. В этом отношении в последней трети XVIII в. - в значительной мере усилиями Н. И. Новикова и H. M. Карамзина - произошел поистине поразительный сдвиг: если в середине XVIII столетия читающая дворянка - явление редкостное, то поколение Татьяны можно было представить
…барышней уездной,
С печальной думою в очах,
С французской книжкою в руках
(VIII, V, 12–14 ).
Еще в 1770-е гг. на чтение книг, в особенности романов, часто смотрели как на занятие опасное и для женщины не совсем приличное. А. Е. Лабзину - уже замужнюю женщину (ей, правда, было неполных 15 лет!), отправляя жить в чужую семью, наставляли: "Ежели тебе будут предлагать книги какие-нибудь для прочтения, то не читай, пока не просмотрит мать твоя. И когда уж она тебе посоветует, тогда безопасно можешь пользоваться" (Лабзина А. Е. Воспоминания. СПб., 1914, с. 34). В дальнейшем Лабзина провела некоторое время в доме Херасковых, где ее "приучили рано вставать, молиться богу, утро заниматься хорошей книгой, которые мне Давали, а не сама выбирала. К счастью, я еще не имела случая читать романов, да и не слыхала имени сего. Случалось раз начали говорить о вышедших вновь книгах и помянули роман, и я уж несколько раз слышала. Наконец спросила у Елизаветы Васильевны о каком она все говорит Романе, а я его у них никогда не вижу" (там же, с. 47–48). В дальнейшем Херасковы, видя "детскую невинность и во всем большое незнание" Лабзиной, отсылали ее из комнаты, когда речь заходила о современной литературе. Существовали, конечно, и противоположные примеры: мать Леона в "Рыцаре нашего времени" Карамзина оставляет герою в наследство библиотеку, "где на двух полках стояли романы" (Карамзин, 1, 764). Молодая дворянка начала XIX в. - уже, как правило, читательница романов. В повести некоего В. 3. (вероятно, В. Ф. Вельяминова-Зернова) "Князь В-ский и княгиня Щ-ва, или Умереть за отечество славно, новейшее происшествие во времена кампании французов с немцами и россианами 1806 года, российское сочинение" описывается провинциальная барышня, живущая в Харьковской губернии (повесть имеет фактическую основу). Во время семейного горя - брат погиб под Аустерлицем - эта прилежная читательница "произведений ума Радклиф, Дюкредюмениля и Жанлис, славных романистов нашего времени" (цит. соч. ч. I, с. 58), предается любимому занятию: "Взяв наскоро "Удольфские таинства", забывает она непосредственно виденные сцены, которые раздирали душу ее сестры и матери За каждым кушаньем читает по одной странице, за каждою ложкою смотрит в разгнутую перед собою книгу. Перебирая таким образом листы, постоянно доходит она до того места, где во всей живости романического воображения представляются мертвецы-привидения; она бросает из рук ножик и, приняв на себя испуганный вид, нелепые строит жесты" (там же, с. 60–61). О распространении чтения романов среди барышень начала XIX в. см. также: Сиповский В. В. Очерки из истории русского романа, т. I, вып. 1. СПб., 1909, с. 11–13.
Образование молодой дворянки имело главной целью сделать из девушки привлекательную невесту. Характерны слова Фамусова, откровенно связывающего обучение дочери с будущим ее браком:
Дались нам эти языки!
Берем же побродяг, и в дом, и по билетам,
Чтоб наших дочерей всему учить, всему
И танцам! и пенью! и нежностям! и вздохам!
Как будто в жены их готовим скоморохам
Естественно, что со вступлением в брак обучение прекращалось.
В брак молодые дворянки в начале XIX в. вступали рано. Правда, частые в XVIII в. замужества 14- и 15-летних девочек начали выходить из обычной практики, и нормальным возрастом для брака сделались 17–19 лет. Однако сердечная жизнь, время первых увлечений молодой читательницы романов, начинались значительно раньше. И окружающие мужчины смотрели на молодую дворянку как на женщину уже в том возрасте, в котором последующие поколения увидали бы в ней лишь ребенка. Жуковский влюбился в Машу Протасову, когда ей было 12 лет (ему шел 23-й год). В дневнике, в записи 9 июля 1805 г., он спрашивает сам себя: "…можно ли быть влюбленным в ребенка?" (см.: Веселовский А. Н. В. А. Жуковский. Поэзия чувства и "сердечного воображения". СПб., 1904, с. 111). Софье в момент действия "Горя от ума" 17 лет, Чацкий отсутствовал три года, следовательно, влюбился в нее, когда ей было 14 лет, а может быть, и ранее, поскольку из текста видно, что до отставки и отъезда за границу он некоторое время служил в армии и определенный период жил в Петербурге ("Татьяна Юрьевна рассказывала что-то, Из Петербурга воротясь, С министрами про вашу связь…" - III, 3). Следовательно, Софье было 12–14 лет, когда для нее и Чацкого наступила пора
Тех чувств, в обоих нас движений сердца тех,
Которые во мне ни даль не охладила,
Ни развлечения, ни перемена мест.
Дышал, и ими жил, был занят беспрерывно!
Наташе Ростовой 13 лет, когда она влюбляется в Бориса Друбецкого и слышит от него, что через четыре года он будет просить ее руки, а до этого времени им не следует целоваться. Она считает по пальцам: "Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать" ("Война и мир", т. I, ч. 1, гл. X). Эпизод, описанный И. Д. Якушкиным (см.: Пушкин в воспоминаниях современников, 1, 363), выглядел в этом контексте вполне обычно. Шестнадцатилетняя девушка - уже невеста, и к ней можно свататься. В этой ситуации определение девушки как «ребенка» отнюдь не отделяет ее от "возраста любви". Слова «ребенок», «дитя» входили в бытовой и поэтический любовный лексикон начала XIX в. Это следует иметь в виду, читая строки вроде: "Кокетка, ветреный ребенок" (V, XLV, 6 ).
Выйдя замуж, юная мечтательница часто превращалась в домовитую помещицу-крепостницу, как Прасковья Ларина, в столичную светскую даму или провинциальную сплетницу. Вот как выглядели провинциальные дамы в 1812 г., увиденные глазами умной и образованной москвички М. А. Волковой, обстоятельствами военного времени заброшенной в Тамбов: "Все с претензиями, крайне смешными. У них изысканные, но нелепые туалеты, странный разговор, манеры как у кухарок; притом они ужасно жеманятся, и ни у одной нет порядочного лица. Вот каков прекрасный пол в Тамбове!" (Двенадцатый год в воспоминаниях и переписке современников. Сост. В. В. Каллаш. М., 1912, с. 275). Ср. с описанием общества провинциальных дворянок в EO .
«Открытое занятие» - Проверочный блок. Продумайте итоговый этап занятия. Взаимодействие. Определите необходимый дидактический, демонстрационный, раздаточный материалы и оборудование. Итоговый этап. Требования к открытому занятию. Рекомендации: Типичные ошибки: Долой монолог, да здравствует диалог! Критерии открытого занятия «Введение в дополнительную образовательную программу».
«Познавательный интерес» - Общая характеристика проблемы. Загадки, пословицы и поговорки о физкультуре, спорте, разумном стиле жизни. Познавательные интересы. Вариантность. Основные каналы формирования познавательных интересов: Как научить ученика работать самостоятельно? Продумывание последовательности заданий. Снимающее неприятные или запретные для личности школьника переживания.
«Развитие интереса» - Почему погибли земноводные? Задачи на воспроизведение имеющихся знаний. Слайды для микроскопа. Интерес к учебно-познавательной деятельности является мощным двигателем в обучении. Прием научного спора. Использование символов для выполнения заданий. Задачи, помогающие устанавливать связь теоретических знаний с практическими.
«Молодой учитель» - Сравнение ситуации. С администрацией С учениками С коллективом учителей С родителями. Введение магистратуры с педагогическим содержанием в профильных ВУЗах. Критерии эффективности: Нами не занимаются, не интересуются. Реализация: с июля 2011 г. по декабрь 2014 г.). Психолого-педагогическая подготовка Теория без практики.
«Занятия для детей» - Взаимосвязь в работе воспитателей и специалистов. 17. Организация предметной среды. Примерная схема анализа занятия. План- схема наблюдений за педагогическим процессом. Эффективность выбора приемов и методов воспитания и обучения. Технология анализа качества образовательного процесса в ДОУ. Схема анализа педагогом собственной педагогической деятельности.
«Занятия в детском саду» - Основные цели и задачи, поставленные нами для воспитания подрастающего поколения: Как же мы хотим видеть наших детей здоровыми, красивыми, жизнерадостными. Основная программа развития: Простейшие правила игры. Я в путешествие отправлюсь И в сказку загляну, С задачами я справлюсь, Примеры все решу. Спешу на прогулку жару и в метель, В любую погоду гулять мне не лень.
Замечательна разоблачительная интонация этой строфы; выразительность характеристик усилена анафорическим началом строк (Всё… Всё… Всё…), синтаксическим параллелизмом парных строк:
(Иван Петрович так же глуп,
Семён Петрович так же скуп…) -
и повтором слов: тот же, то же, так же... Это ироническое, злое, а не добродушно насмешливое описание провинциального дворянства. Типичность характеристик подчеркнута многообразием примеров, укладывающихся под общее правило.
Еще более обобщенная и убедительная характеристика московского дворянства дана в строфе 48:
Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный, пошлый вздор;
Все в них так бледно, равнодушно;
Они клевещут даже скучно;
В бесплодной сухости речей,
Расспросов, сплетен и вестей
Не вспыхнет мысли в целы сутки,
Хоть невзначай, хоть наобум;
Не улыбнется томный ум,
Не дрогнет сердце, хоть для шутки:
И даже глупости смешной
В тебе не встретишь, свет пустой!
Эта строфа звучит как гневное разоблачение. Долго сдерживаемое негодование вдруг прорывается, и строфа завершается уничтожающей насмешкой, горьким сарказмом. Здесь нужно анализировать каждую строку, многократно и внимательно воспринимать этот гнев поэта, его презрение и негодование.
Еще глубже и беспощадней дана сатира на высший свет в восьмой главе. В строфах 24, 25, 26 в окончательной редакции и в черновиках к ним выведена целая галерея сатирических образов представителей высшего света:
Тут был, однако, цвет столицы,
И знать, и моды образцы,
Везде встречаемые лица,
Необходимые глупцы.
Здесь и «на все сердитый господин» и «диктатор бальный, прыгун суровый, должностной»; и «фертик молодой», «румян, как вербный херувим, затянут, нем и недвижим»; «Тут был Проласов, заслуживший Известность низостью души», «И путешественник залетный, перекрахмаленный нахал». Каждый образ пронизан здесь презрением поэта, его ненавистью.
Вспомним слова Белинского об отношении Пушкина к дворянскому классу: «Он нападает в этом классе на все, что противоречит гуманности; но принцип класса для него - вечная истина... И потому в сатире его так много любви, самое отрицание его так часто похоже на одобрение и на любование...»
Что в «Онегине» «принцип» дворянского класса не отрицается Пушкиным, это верно. О сатирических же моментах в характеристике провинциального дворянства нельзя сказать, что «в сатире его так много любви, что самое отрицание его так часто похоже на одобрение и любование». Это относится только к образам Лариных, хотя и здесь Пушкин не затушевывает отрицательных черт в их характеристике. Но вот Гвоздин - разве в этом образе есть авторское одобрение и любование?
Слова Белинского уже ни в какой степени не могут быть отнесены к характеристике столичного дворянства, данной резко и гневно, в ней нет ни грана «одобрения и любования». Важно отметить, что отрицательную характеристику Лариных Пушкин постепенно, по мере работы над романом, смягчал; и наоборот, обострял сатирическую, по-ювеналовски гневную характеристику высшего света, что явилось следствием развития политического мышления Пушкина под влиянием событий 1825- 1826 и последующих годов.
Прежде всего в «Онегине» мы видим поэтически воспроизведенную «картину русского общества, взятого в один из интереснейших моментов его развития…»
Глава II . Интересы и занятия дворянской женщины
На общем фоне быта русского дворянства начала XIX века «мир женщины» выступал как некоторая обособленная сфера, обладавшая чертами известного своеобразия. Образование молодой дворянки было, как правило, более поверхностным и домашним. Оно обычно ограничивалось навыком бытового разговора на одном-двух иностранных языках, умением танцевать и держать себя в обществе, элементарными навыками рисования, пения и игры на каком-либо музыкальном инструменте и самыми начальными знаниями по истории, географии и словесности.
Значительную часть умственного кругозора дворянской девушки начала XIX века определяли книги.
Образование молодой дворянки имело главной целью сделать из девушки привлекательную невесту.
Естественно, что со вступлением в брак обучение прекращалось. В брак молодые дворянки в начале XIX века вступали рано. Нормальным возрастом для брака считался возраст 17-19 лет. Однако время первых увлечений молодой читательницы романов начиналось значительно раньше, как например, у Татьяны Лариной:
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли всё;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
…Она любила Ричардсона
Не потому, чтобы прочла,
Не потому, чтоб Грандисона
Она Ловласу предпочла…
Конечно, прочитанные Татьяной романы Ричардсона и Руссо воспитывали и культивировали в её душе эту жажду любви. Татьяна получила из таких романов не только представление о любви как о величайшей радости жизни, но и представление о благородстве женщины, возвышенности и силе её чувства; таковы были любимые Татьяной литературные героини – Кларисса, Юлия, Дельфина. Поэтому естественным было то чувство, которое рождается в героине, как только Онегин был замечен ею:
Пора пришла, она влюбилась.
Так в землю падшее зерно
Весны огнём оживлено.
И окружающие мужчины смотрели на молодую дворянку как на женщину уже в том возрасте, в котором последующие поколения увидали бы в ней ребенка.
Выйдя замуж, юная мечтательница часто превращалась в домовитую помещицу-крепостницу, как Прасковья Ларина. В юности это московская сентиментальная девица по имени Pachette :
…она была одета
Всегда по моде и к лицу…
Бывало, писывала кровью
Она в альбомы нежных дев,
Звала Полиною Прасковью
И говорила нараспев,
Корсет носила очень узкий,
Произносить умела в нос.
Выданная замуж за нелюбимого человека и увезённая «разумным мужем» в деревенскую глушь, мать Татьяны «рвалась и плакала сначала, /с супругом чуть не развелась». Но очень скоро она научилась самодержавно управлять супругом, всецело взяла в свои руки хозяйство:
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь –
Всё это мужа не спросясь.
И, наконец, «привыкла и довольна стала»:
Корсет, альбом, княжну Алину,
Стишков чувствительных тетрадь
Она забыла; стала звать
Акулькой прежнюю Селину
И обновила наконец
На вате шлафор и чепец.
Другой путь превращения юной девицы, выданной замуж, - в провинциальную сплетницу или столичную светскую даму. Одним из примеров является Татьяна, став светской дамой, она постепенно изменяется в соответствии с обществом, в котором ей приходится постоянно находиться. Татьяна надевает маску «равнодушной княгини», кажется «неприступною богиней». В ответ на признание Онегина Татьяна, хоть и любила его, дает прямой и безоговорочный ответ:
Но я другому отдана,
Я буду век ему верна.
В этих словах заключена вся сила характера Татьяны, её сущность. Несмотря на сильную любовь к Онегину, она не может нарушать обет, данный ею мужу перед богом, не может поступиться моральными принципами.
И все же в духовном облике женщины были черты, выгодно отличавшие её от окружающего дворянского мира. Дворянство было служащим сословием, и отношения службы, чинопочитания, должностных обязанностей накладывали глубокую печать на психологию любого мужчины из этой социальной группы. Дворянская женщина начала XIX века значительно меньше была вытянута в систему служебно-государственной иерархии, и это давало ей большую свободу мнений и большую личную независимость. Защищённая к тому же, конечно, лишь до известных пределов, культом уважения к даме, составлявшим существенную часть понятия дворянской чести, она могла в гораздо большей мере, чем мужчина, пренебрегать разницей в чинах, обращаясь к сановникам или даже к императору.
Последствия петровской реформы не в одинаковой мере распространялись на мир мужского и женского быта, идей и представлений – женская жизнь и в дворянской среде сохранила больше традиционных черт, поскольку более была связана с семьёй, заботами о детях, чем с государством и службой. Это влекло за собой то, что жизнь дворянки имела больше точек соприкосновения с народной средой, чем существование её отца, мужа или сына.
Глава III . Поместное дворянство в романе.
В романе «Евгений Онегин» А.С.Пушкин подробно и верно изображает современную ему русскую действительность. В.Г.Белинский охарактеризовал роман как «энциклопедию русской жизни». Действительно, открывая «роман в стихах», читатели погружаются в атмосферу пушкинской эпохи.
В первой главе перед ними во всём своём блистательном великолепии предстаёт чопорный Петербург, в котором проводит своё детство и юность главный герой, именем которого назван роман. В конце седьмой главы, трясясь с Лариным в кибитке, читатели имеют возможность оценить облик тогдашней Москвы:
…церквей и колоколен,
Садов, чертогов полукруг…
Но особенно ярко и образно изображён в «Евгении Онегине» деревенский помещичий быт.
Основная часть действия романа разворачивается в деревне, куда «молодой повеса» приезжает ухаживать за больным дядей, но не успевает застать того в живых. Кажется, что в доме его дяди, где поселяется Онегин, время давно остановилось: нет ни книг, ни газет, «нигде ни пятнышка чернил», валяется только «календарь осьмого года». Автор иронично объясняет это отсутствием какого бы то ни было интереса к образованию тем, что у дяди Онегина было «много дел», ведь
Деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
Закоснелость, боязнь нововведений характеризует и помещиков – новых соседей Онегина. Из-за того, что Евгений заменяет «ярем барщины старинной» лёгким оброком, облегчая жизнь своим крестьянам, соседи решают, что он – «опаснейший чудак». Здесь можно провести параллель между Онегиным и Чацким, героем поэмы «Горе от ума». Мысли и идеи Чацкого кажутся опасными и сумасбродными московскому обществу на балу в доме Фамусова.
В «Евгении Онегине» автор не позволяет себе выносить однозначный приговор помещикам. Своеобразие пушкинского «романа в стихах» состоит в том, что он не столько строится по законам литературного произведения, сколько течёт и меняется как сама жизнь. Все явления русской действительности предстают в нём описанными с разных сторон.
По-новому, тепло и задушевно начинает звучать роман, когда в нём появляется семейство Лариных со своими «привычками милой старины»:
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ,
Зевая, слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слёзки три…
Автор добродушно посмеивается над помещиками, которым «квас, как воздух был потребен». В сценах романа, посвященных быту и нравам помещиков, авторская ирония соседствует с искренним любованием простотой и естественностью их жизненного уклада.
В юности мать Татьяны любила романы, имела «светские» манеры, «вздыхала» о гвардейском сержанте:
Корсет носила очень узкий,
И русский Н как N французский
Произносить умела в нос…
Однако замужество изменило её привычки и характер. Муж увёз её в деревню, где она занялась домом и хозяйством, навсегда забросив
Корсет, альбом, княжну Полину,
Стишков чувствительных тетрадь.
Постепенно Ларина привыкла к новому образу жизни и даже тала довольна судьбой:
Она езжала по работам,
Солила на зиму грибы,
Вела расходы, брила лбы,
Ходила в баню по субботам,
Служанок била осердясь-
Всё это мужа не спросясь.
Вместо корсета, она надевает «на вате шлафор и чепец» и забывает про альбомы, чувствительные стишки и прочие романтические причуды. Автор предоставляет читателю право судить, какой образ жизни вести достойнее.
В деревне мать Татьяны зажила деятельной жизнью, занялась хозяйством, научилась «супругом самодержавно управлять». Привычка постепенно заменила ей счастье, к ним стала наезжать «соседей добрая семья», с которыми можно было «…и потужить и позлословить, И посмеяться кой о чём…». Автор не скрывает, что жизнь в деревне скучна и однообразна для тех, кто к ней ещё не привык. Однако, по сравнению с жизнью в Петербурге, деревенский быт спокойнее и, в то же время, деятельнее, естественнее.
Только в такой семье, где царили «нравы милой старины», могла появиться Татьяна «русскою душою». Её с детства окружали «преданья простонародной старины», она любила слушать страшные рассказы няни, гадать; её, как и самого автора «романа в стихах», «тревожили приметы». Всё это придавало Татьяне естественность, невыразимое обаяние и искренность, которые превратили её в «милый идеал» автора. В деревне она была окружена русской природой: лесами, рощами, лугами, - которые она искренне любила, черпала в них свои душевные силы, предавалась там отдыху, размышлениям и мечтам. С ними она, «как с давними друзьями», прощается перед отъездом в Москву.
Типичной уездной барышней в романе предстаёт и Ольга. «Всегда скромна, всегда послушна, Всегда как утро весела…» - это обычная, посредственная девушка, простодушная и невинная как в своём незнании жизни, так и в своих чувствах. Ей не свойственны глубокие раздумья, сильные чувства, какая-либо рефлексия. Потеряв Ленского, она вскоре вышла замуж. Как заметил Белинский, из грациозной и милой девочки она «сделалась дюжинною барынею, повторив собою свою маменьку. С небольшими изменениями, которых требовало время».
Картины русской природы украшают его «свободный» роман, придают повествованию особую правдивость, натуралистичность. Они часто заполняют авторские лирические отступления, на их фоне более живым и естественным выглядит описание помещичьего быта.
Среда эта глубоко чужда Татьяне, недаром все эти люди напоминают ей чудовищ. Д.Благой считал, что в образах чудовищ, привидевшихся героине во сне, дана карикатура на мелкопоместное дворянство.
