Вазген Вартанян родился в Москве, окончил Московскую государственную консерваторию, стажировался в Джульярде (Нью-Йорк, США), где был удостоен степени магистра изящных искусств, получив полную стипендию на обучение. Учился у знаменитых музыкантов - профессоров Льва Власенко, Дмитрия Сахарова и Джерома Ловенталя.
Обладая обширным репертуаром, который включает в себя многие значительные произведения всех эпох, он исполнял различные сольные программы в Германии, Италии, Швейцарии, а также в Польше, Венгрии, Чехии и других странах Европы. Кроме того, он давал мастер-классы и выступал с концертами в Таранто (Италия) и Сеуле (Южная Корея), где ранее был удостоен первой премии и Гран-при на Международном конкурсе Су Ри. Как солист Вартанян также находился в центре множества концертных проектов в Большом зале Московской консерватории, московском Международном доме музыки и других основных залах России. Он также выступал в известных залах Европы, Азии и Америки, таких, как Линкольн-центр в Нью-Йорке, Тонхалле в Цюрихе, Консерватория им. Верди в Милане, Сеульский центр искусств и др.
Вазген Вартанян сотрудничал с дирижёрами Валерием Гергиевым, Михаилом Плетнёвым и Константином Орбеляном, с альтистом Юрием Башметом, пианистом Николаем Петровым, а также с американским композитором Лукасом Фоссом. Принимал участие в известных фестивалях, таких, как «The Festival of the Hamptons» и «Benno Moiseevich Festival» в США, Пасхальный фестиваль, фестиваль к 100-летию со дня рождения Арама Хачатуряна, фестиваль к 100-летию со дня рождения Владимира Горовица, «Дворцы Санкт-Петербурга», моно-фестиваль Рахманинова в Светлановском зале ММДМ, «Кремль музыкальный» в России, фестиваль «Pietro Longo», фестиваль Пульсано (Италия) и во многих других.
Пианист участвовал в фестивале Рахманинова в Тамбове, где исполнил российскую премьеру Тарантеллы Рахманинова из двухрояльной сюиты в своей собственной обработке и оркестровке для фортепиано с оркестром с Российским национальным оркестром под управлением Михаила Плетнёва.
Биография Вазген Вартанян родился в Москве; он окончил Московскую государственную консерваторию и стажировался в Джульярде (Нью-Йорк, США), где был удостоен степени Магистра изящных искусств - Master of Fine Arts Degree - получив полную стипендию на обучение. Он учился у знаменитых музыкантов - профессоров Льва Власенко, Дмитрия Сахарова и Джерома Ловенталя. Обладая обширным репертуаром, который включает в себя многие значительные произведения всех эпох он исполнял различные сольные программы в Германии, Италии, Швейцарии, а также в Польше, Венгрии, Чехии и других странах Европы. Кроме того, он давал мастер-классы и выступал с концертами в Таранто (Италия) и Сеуле (Южная Корея), где он ран...
Биография Вазген Вартанян родился в Москве; он окончил Московскую государственную консерваторию и стажировался в Джульярде (Нью-Йорк, США), где был удостоен степени Магистра изящных искусств - Master of Fine Arts Degree - получив полную стипендию на обучение. Он учился у знаменитых музыкантов - профессоров Льва Власенко, Дмитрия Сахарова и Джерома Ловенталя. Обладая обширным репертуаром, который включает в себя многие значительные произведения всех эпох он исполнял различные сольные программы в Германии, Италии, Швейцарии, а также в Польше, Венгрии, Чехии и других странах Европы. Кроме того, он давал мастер-классы и выступал с концертами в Таранто (Италия) и Сеуле (Южная Корея), где он ранее был удостоен первой премии и Гран-при на Международном конкурсе Су Ри. Как солист, Вартанян также находился в центре множества концертных проектов в Большом Зале московской консерватории, Московском Международном Доме Музыки и других основных залах России. Он также выступал в известных залах Европы, Азии и Америки, таких, как Линкольн-центр и др. в Нью-Йорке, Тонхалле в Цюрихе, Консерватория им. Верди в Милане, Сеульский центр искусств и т.д. Он сотрудничал с такими музыкантам, как дирижёры Валерий Гергиев и Константин Орбелян, альтист Юрий Башмет, пианист Николай Петров, а также американский композитор Lukas Foss, принимая участие в известных фестивалях, таких, как The Festival of the Hamptons и Benno Moiseevich Festival в США, Пасхальный фестиваль, Фестиваль к 100-летию со дня рождения Арама Хачатуряна, Фестиваль к 100-летию со дня рождения Владимира Горовица, Дворцы Санкт-Петербурга, Кремль Музыкальный в России, Фестиваль Pietro Longo, Фестиваль Пульсано (Италия) и во многих других. «Вазген Вартанян - гиперталантливый молодой пианист… Он становится волшебником, растворяясь в Бетховене и Шопене». - американский журнал Нью-Йорк Таймс Мэгэзин. «Слушатели перенеслись во времена, когда творили Рубинштейн и Гофман, наслаждаясь той же технической безукоризненностью в сочетании с той же уникальной творческой индивидуальностью». - американская газета Нью-Йорк/Нью-Джерси Ньюз. «Музыкант «Божьей милостью»… На нью-йоркском небосклоне зажглась новая звезда. Логика музыкальной мысли, любование звуками и тембрами, гибкая, иногда неожиданная, но убедительная свобода выдавали в нём ярко индивидуальную интерпретаторскую манеру». - американская газета Новое русское слово. «Потрясающий пианист… Колоссальная виртуозность!» - Лукас Фосс, американский пианист, композитор, дирижёр, профессор Бостонского и Калифорнийского университетов. «Вартанян - один из самых выдающихся виртуозов в мире с редчайшей индивидуальностью». - Джером Ловенталь, пианист, лауреат конкурса Королевы Елизаветы в Брюсселе и конкурса им. Бузони в Италии, профессор Джульярда (Нью-Йорк) и Академии искусств Санта-Барбары (США). «Это большой, большой талант. Он посвятил всего себя музыке и идёт своим неповторимым путём. Во все времена у феноменов были противники. Но Вазген верен себе. Он всегда ставит перед собой самые высокие задачи интерпретации, вызывая восторг, как у профессионалов, так и у любителей музыки. Для меня общаться с таким музыкантом - это подарок». - Владимир Крайнев, в интервью американскому журналу Нью-Йорк Таймс Мэгэзин, пианист, победитель конкурса им. Чайковского в Москве, а также конкурсов в Лиссабоне и Лидсе (Великобритания), профессор Московской консерватории и Ганноверской Школы искусств (Германия). «Вазген Вартанян - один из самых прекрасных музыкальных талантов своего поколения с неистовым творческим источником. Я видел, как накалялась и пылала публика, сведённая с ума его совершенно наэлектризованным артистизмом. Всё, что он делает за роялем - принадлежит только ему. Это истинный мастер». - Дэвид Дюбаль, пианист, писатель, автор книг о знаменитых музыкантах прошлого, радио-ведущий программы «Отражения от клавиатуры» на канале Нью-Йорк Таймс WQXR, лауреат премии «Эмми» за фильм «Золотая эра фортепиано», награждён благодарностью мэра Нью-Йорка Рудольфа Джулиани за культурный вклад в жизнь города. «Он уникален. Обладая ярко выраженной харизмой, он захватывает и зачаровывает публику, заставляет её заворожено вслушиваться и переживать каждую ноту и каждый нюанс с огромным напряжением и восхищением». - Константин Орбелян, пианист, художественный руководитель и главный дирижёр Российского государственного академического камерного оркестра. Игра этого пианиста магнетизирует, завораживает, вводит в ступор. Вазген Вартанян не просто музыкант, владеющий филигранной техникой, а фортепианный рассказчик, философ. Кажется, касаясь чуткими пальцами клавиш и выходя на связь со струной, он приближает к нам иную цивилизацию, универсальным языком общения в которой является музыка, или, точнее, музыкальная МЫСЛЬ.
Вазген Вартанян родился в Москве; он окончил Московскую государственную консерваторию и стажировался в Джульярде (Нью-Йорк, США), где был удостоен степени магистра изящных искусств – Master of Fine Arts Degree,– получив полную стипендию на обучение. Учился у знаменитых музыкантов – профессоров Льва Власенко, Дмитрия Сахарова и Джерома Ловенталя.
Обладая обширным репертуаром, который включает в себя многие значительные произведения всех эпох, он исполнял различные сольные программы в Германии, Италии, Швейцарии, а также в Польше, Венгрии, Чехии и других странах Европы. Кроме того, он давал мастер-классы и выступал с концертами в Таранто (Италия) и Сеуле (Южная Корея), где ранее был удостоен первой премии и Гран-при на Международном конкурсе Су Ри. Как солист Вартанян также находился в центре множества концертных проектов в Большом зале Московской консерватории, Московском международном доме музыки и других основных залах России. Он также выступал в известных залах Европы, Азии и Америки, таких как Линкольн-центр и др. в Нью-Йорке, Тонхалле в Цюрихе, Консерватория им. Верди в Милане, Сеульский центр искусств и т.д.
Вартанян сотрудничал с такими музыкантами, как дирижеры Валерий Гергиев, Михаил Плетнев и Константин Орбелян, альтист и дирижер Юрий Башмет, пианист Николай Петров, а также американский композитор Лукас Фосс, принимая участие в известных фестивалях, таких как The Festival of the Hamptons и Benno Moiseevich Festival в США, Пасхальный фестиваль, фестиваль к 100-летию со дня рождения Арама Хачатуряна, фестиваль к 100-летию со дня рождения Владимира Горовица, «Дворцы Санкт-Петербурга», Моно-фестиваль Рахманинова в Светлановском зале Московского международного дома музыки, «Кремль музыкальный» в России, фестиваль Pietro Longo, фестиваль «Пульсано» (Италия) и во многих других.
– Год назад Вы представили в Большом зале Консерватории образцовую романтическую программу: в нее вошли сочинения Шопена, Листа, Шумана, Брамса. На этот раз – совсем другая программа, куда более индивидуальная. Как она составлялась?
– Прошлогоднюю программу я назвал бы не столько образцовой, сколько авантюрной: если она была интересна, то именно тем, что Соната си минор Листа и «Вариации на тему Паганини» Брамса нечасто встречаются в одной программе. Думаю, подобные вещи я буду делать все реже – слишком много информации для слушателя в один вечер. Что касается планируемого концерта, его характер в первую очередь тематический. Я очень долго думал по поводу программы на тему столетия геноцида армян; надеюсь, она будет интересна тем, что в ней присутствует музыка совершенно разных жанров, эпох, направлений, но каждое произведение звучит очень близко к этой теме. Каждый слушатель найдет в программе свой смысл, свою идею, услышав в один вечер Бетховена и Комитаса, Шумана и Бабаджаняна, Шахиди…
– Чем эта тема важна для Вас, почему Вы решили посвятить ей концерт?
– Это моя личная потребность – напомнить об этой дате, об ее особом смысле. Когда заходит речь о той противоречивой, сложной политической ситуации, в которой могла случиться эта трагедия, то видишь, что за сто лет мало что изменилось. Даже в Европе события продолжают повторяться по спирали. Эту программу я повторю в Екатеринбурге, Смоленске и других городах; мне кажется, она заслуживает того, чтобы сыграть ее не раз и не два.
– Музыку Толибхона Шахиди Вы играете достаточно часто; чем он для Вас выделяется среди композиторов нашего времени?
– Я очень ценю его как симфониста и считаю выдающимся композитором. Для меня ценно то, что он, сохраняя традиции, привитые его педагогом Арамом Ильичом Хачатуряном, твердо придерживается своих принципов, своей системы координат, несильно подвержен моде. Хотя и на его творчестве отражается фон современной музыки, от этого никуда не денешься, иначе тебя сочтут человеком, который отстал от времени. Его симфонические произведения в форме транскрипций прекрасно ложатся на клавиатуру, получают новую фортепианную жизнь и живут самостоятельно.
– Для пианиста концерт в Большом зале Консерватории считается серьезным испытанием; насколько год назад Вы с ним справились, по Вашему ощущению?
– У меня двойственные впечатления от этого концерта. C этой программой надо прожить как минимум год, она должна в тебе укорениться и как в музыканте, и как в повествователе. Не все получилось одинаково совершенно, слишком масштабные, трудноподъемные произведения – я имею в виду Листа и Брамса. И то, и другое обычно является кульминацией концерта, а у меня получилось, что концерт состоял в основном из кульминаций. И очень трудно, играя такую программу, удержаться на одном и том же уровне, будучи постоянно на грани стресса. Но я не жалею, мне было интересно это все пройти. Думаю, что и слушатели не были разочарованы, хотя нельзя угодить всем, я к этому никогда не стремился. Наоборот, лучший двигатель творческого роста – это критика. Чем больше слышу критики после концертов, тем я спокойнее. А если всем все понравилось, можно закрывать крышку рояля.
– Вы собирались записать три монографических диска, а также переложение тарантеллы; удалось ли это сделать?
– Три диска, посвященные Шуману, Шопену и Листу, уже вышли на лейбле «Мелодия», это записи с концертов, посвященных юбилеям композиторов. Тарантелла записана с оркестром кинематографии, а на моем сайте есть запись исполнения с Михаилом Плетневым тарантеллы и Второго концерта Рахманинова.
Беседу вела Анна Чернавских
На 54 фестивале «Мир. Эпоха. Имена» московский пианист Вазген Вартанян отыграл сложнейшую двухчасовую программу.
Большой зал Мемцентра давно не слышал такой изысканной музыки, которая могла озадачить людей с «нетренированным» слухом, не имеющих навыка восприятия: две поздние сонаты Бетховена, 21-я соната Шуберта, два «Трансцендентных этюда» Листа и на бис - Рахманинов. Вартанян - не просто исполнитель с высочайшей техникой, но и пианист с предельной эмоциональной гибкостью, способный чувствовать и передавать тончайшие нюансы композиторского письма.
«Я всегда слушаю тишину»
У него при этом и с чувством юмора все в порядке. «Тут такие тени! Можно оправдать любое непопадание по клавишам, - пошутил он, закончив исполнять 28 сонату Бетховена - А в Тольятти мне аплодировали дольше!» Пианист действительно находился весь концерт на затемнённой сцене, в круге света. С этой темы и началось интервью после концерта.
Во время интервью. Фото: Наталья Буренкова
Вазген Вартанян: - Тени, действительно, немножко сбивали с прицела. В теннисе можно переиграть очко, а в Бетховене, к сожалению, ноту не переиграешь.
Сергей Гогин: - Что вам нужно для комфорта во время концерта, и какую обстановку, наоборот, вы считаете некомфортной?
Дискомфорт может возникнуть из-за ничтожной мелочи. Один человек из зала способен провалить целый концерт (если, конечно, есть цель мне навредить). Я в этом смысле очень восприимчив, потому что я всегда слушаю тишину. В таком репертуаре она для меня крайне важна, и если она нарушается шмыганьем носом, или кто-то начинает ходить или разговаривать… Ну, телефоны - это вообще бич для современного музыканта.
- Но вы, похоже, научились не реагировать на звонки и вспышки фотоаппаратов…
То, что у меня при этом внутри, никому не видно.
В одном из интервью вы сказали, что роль пианистической школы преувеличена, что она тормозит развитие и что индивидуальность исполнителя важнее. Не могли бы вы пояснить эту мысль?
Есть люди, которые достигли каких-то высот в разных областях, например, в моде, но до этого они учатся дизайну одежды. Так же и музыкант, который из ученика со временем превращается в носителя каких-то тайн. Тогда с него начинает спадать… не шелуха, конечно, потому что школа - это не шелуха, но что-то внешнее. Допустим, Бетховен учился у Гайдна, и когда он понял, что он есть Людвиг ван Бетховен, он «послал» Гайдна подальше и пошел своим путем. При том, что никто лучше Йозефа Гайдна в то время научить его не мог.
Сложно смириться с тем, что не у кого учиться
Каждый год много людей заканчивают консерватории и другие музыкальные вузы по классу разных инструментов, но концертирующими исполнителями становятся единицы. Какими качествами должен обладать человек, чтобы построить сольную исполнительскую карьеру?
- Сегодня это такая же проблема, как дефицит воды или перенаселение планеты. То же - с переизбытком выпускников музыкальных вузов. Все новые и новые «рты» выходят из учебных заведений. Раньше, скажем, до войны, великих музыкантов можно было пересчитать по пальцам: пианистов человек пять, столько же великих дирижеров и певцов. Теперь перестали рождаться великие, но хороших по техническому уровню исполнителей - много. Как и во всем: технический уровень растет каждый день, зона комфорта расширяется - за счет чисто человеческого мышления, познания мира. Поэтому сегодня мне одиноко в этом мире. Сложно смириться с тем, что не у кого учиться. Если бы жить во времена Достоевского, Рахманинова, Горовица или Карузо… Но этого уже нет, идет сумасшедшая подмена понятий, вещи ставятся с ног на голову, люди путают успех с величием, и в этом есть конфликт. Раньше одно дополняло другое, и до 80-х годов прошлого века эта формула еще действовала. Сейчас чем меньше человеку есть что сказать в искусстве, тем легче ему делать карьеру. Он не тратит время на осмысление симфонии Бетховена, он - звонит, договаривается, ходит на нужные встречи, заглядывает в глаза менеджерам и дирижерам. В принципе, такое было всегда, даже Моцарт страдал от неумения привлечь к себе внимание общества.
Стейнвей и Вартанян созданы друг для друга. Фото: Наталья Буренкова
Зачем «предъявляю» Рихтера?
Выбор репертуара - ответственное решение, потому что это связано с тем, что нужно будет «прожить» произведение, посвятить ему часть своей жизни. Как вы решаете эту задачу? Другими словами, почему - Бетховен, Шуберт и Лист?
Досье «АиФ»
Вазген Вартанян. Родился 18 марта 1974г. в Москве, окончил Московскую государственную консерваторию имени П. И. Чайковского, учился в Джульярдской школе в США. Участник международных конкурсов и фестивалей. Активно гастролирует с сольными программами, выступает с оркестрами в крупнейших концертных залах России и за рубежом.Программа была приурочена к 100-летию Святослава Рихтера, и я продолжаю ее исполнять. Это лишний повод обратиться к этой музыке. Когда подобных композиторов ставишь в программу, на тебя странно смотрят, говорят: зачем? Сейчас это непопулярно. К этому вообще мало кто обращается, за исключением нескольких пианистов, для которых это - «тренд», причем он может быть разным: Артур Шнабель, например, не играл ни одной ноты Шопена, ни разу не играл Рахманинова, хотя жил в его время. Но тогда люди должны привыкнуть: если они тебя приглашают, то должны смириться, что ты приедешь играть что-то «скучное». И когда меня спрашивают - зачем, я «предъявляю» им имя Рихтера, для которого эта музыка была важна. А просто так выйти и сыграть такую программу сложно: велика роль организаторов концертов. Поскольку «продукции» много, выросла роль торгашей. Если к Рахманинову вставала очередь из известнейших мировых импресарио, и тот рассматривал контракты, то сейчас музыканты выстраиваются в очередь к менеджеру, мечтают попасть к нему на прием. Человек прагматичный будет продавать все - от спичек до искусства. Если раньше организацией концертов занимались настоящие поклонники музыки, то сегодня менеджеры могут не иметь образования и даже музыку не слушают. Посылать им записи - лишняя трата времени: она даже если и послушают, то не поймут ничего. Печально, но сфера искусства сужается.
- Зато люди активно посещают концерты интерпретаторов классики, типа Ванессы Мэй.
- Как вам наш концертный «Стейнвей»?
Отличный инструмент!
- В какой стране вы сейчас живете?
Я стараюсь чаще находиться в России. Если я родился в России, как у меня не может быть здесь дома?
В тему
Мнение эксперта:
- Это огромное счастье, когда власти понимают, что наличие «стэйнвэя» — это некий показатель культуры, планка. И я так рад, что наконец-то в Ульяновске есть настоящий Steinway с потрясающим звуком, удивительным уникальным тембром, бархатными басами, бриллиантовыми верхними нотами. И дай бог, чтобы он здесь не только стоял, но и на нем бы играли, - прокомментировал в прошлом году культурное событие известный музыкант Денис Мацуев. -
По мнению музыканта, Steinway — это король роялей, так же как Rolls-Royce — король автомобилей. И все же несмотря на высокую цену (ульяновский инструмент стоит около 10 миллионов рублей) концертный рояль Steinway это не роскошь, а необходимость для проявления творческого потенциала пианиста.
Кстати
Черный рояль Steinway & Sons D-274 с личным номером 598.950 был доставлен из Гамбурга в Ульяновск в мае прошлого года на специализированном автотранспорте.
А первая презентация рояля Steinway прошла в 1891 году в Карнеги Холл в Нью-Йорке, в качестве дирижера был приглашен Петр Ильич Чайковский.
Медиахолдинг «Мозаика» - информационный партнёр фестиваля.
Вазген Суренович Вартанян (род. 18 марта 1974, Москва) - российский и армянский пианист.
Биография
Вазген Суренович Вартанян родился 18 марта 1974 года в Москве, окончил Московскую государственную консерваторию имени П. И. Чайковского , его преподавателями были пианист Лев Николаевич Власенко , пианист и композитор Дмитрий Николаевич Сахаров , Алла Зиновьевна Турянская
Вазген Вартанян стажировался в Америке, в Джульярдской школе у Джерома Ловенталя ; там же был удостоен степени магистра изящных искусств (англ. Master of Fine Arts Degree ).
Принимал участие в известных фестивалях:
- The Festival of the Hamptons и Benno Moiseevich Festival в США,
- Пасхальный фестиваль
- Арама Хачатуряна
- Фестиваль к 100-летию со дня рождения Владимира Горовица
- Дворцы Санкт-Петербурга
- Кремль Музыкальный в России
- Фестиваль Pietro Longo
- Фестиваль Пульсано (Италия) и других.
Напишите отзыв о статье "Вартанян, Вазген Суренович"
Примечания
Ссылки
- - официальный сайт Вазгена Вартаняна
Видео
- на «Яндекс.Музыке »
- - Композитор Т. Шахиди . Транскрипция Вазгена Вартаняна.
Отрывок, характеризующий Вартанян, Вазген Суренович
– Получили, ваше величество.Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
