Едва ли не все выпускники российских школ знают: перед тем, как отправиться на Куликово поле, Дмитрий Иванович Московский ушел на север, в Троицкий монастырь. Цель такого манёвра, кажется, ясна всем: князь пошел получить благословение Сергия Радонежского на свой подвиг. И даже те, кто не помнят других деталей сражения, несомненно, расскажут, что перед этим сражением состоялся поединок инока Пересвета, посланного святым старцем поддержать московского князя, с неким Челубеем.

При этом, как правило, мало кто задумывается, почему Дмитрий Донской, торопившийся навстречу врагу, чтобы предупредить объединение отрядов Мамая с войском литовского князя Ягайло, направился в диаметрально противоположном направлении. Алогичность таких действий Дмитрия Ивановича очевидна: от Москвы до Коломны (где была назначена встреча отрядов, выступивших на Куликово поле) по прямой 103 километра; от Москвы же до Троицкого монастыря - 70 километров, а от Троицы до Коломны - ещё 140 километров. Таким образом, "спешащий" великий князь Московский решил более чем вдвое увеличить свой путь, который теперь, по меркам того времени, должен был составить не менее двух недель! Логически объяснить это трудно. Конечно, можно принять точку зрения знаменитого в своё время учителя-новатора Виктора Фёдоровича Шаталова, который когда-то убеждал школьников, будто тем самым Дмитрий хотел ввести в заблуждение противника. Но тогда надо, по меньшей мере, придумать способ, с помощью которого в XIV веке Мамай и Ягайло могли своевременно получить весть о странных передвижениях московского князя. А это уж совсем трудно...

Странности, однако, на этом не заканчиваются. Остаётся непонятным и то, что заставило Дмитрия Ивановича стремиться получить благословение именно Сергия, а не его племянника Феодора, настоятеля Симонова монастыря, который располагался совсем рядом (рядом с современной станцией метро "Автозаводская")? Да и как можно было надеяться на благословение Сергия или Феодора, если всего за два года до этого они, судя, по всему, поддержали митрополита Алексея, конфликтовавшего с Дмитрием из-за стремления последнего во что бы то ни стало поставить на митрополию своего приближённого Митяя-Михаила? Ведь именно к ним, к Сергию и Феодору, обращался и следующий, "законный" митрополит Киприан: "Не утаилось от вас и от всего рода христианского, как обошлись со мной, - как не обходились ни с одним святителем с тех пор, как Русская земля стала. Я, Божиим изволением и избранием великого и святого собора и поставлением вселенского патриарха, поставлен митрополитом на всю Русскую землю, о чём вся вселенная ведает. И ныне поехал было со всем чистосердечием и доброжелательством к князю великому (Дмитрию Ивановичу. - И. Д.). и он послов ваших разослал, чтобы меня не пропустить, и ещё заставил заставы, отряды собрав и воевод перед ними поставив; и какое зло мне сделать, а сверх того и смерти предать нас без милости, - тех научил и приказал. Я же, о его бесчестии и душе больше тревожась, иным путем прошёл, на своё чистосердечие надеясь и на свою любовь, какую питал к князю великому, и к его княгине, и к его детям. Он же приставил ко мне мучителя, проклятого Никифора. И осталось ли такое зло, какого тот не причинил мне! Хулы и надругательства, насмешки, грабёж, голод! Меня ночью заточил нагого и голодного. И после той ночи холодной и ныне страдаю. Слуг же моих - сверх многого и злого, что им причинили, отпуская их на клячах разбитых без сёдел, в одежде из лыка, - из города вывели ограбленных и до сорочки, и до штанов, и до подштанников; и сапог, и шапок не оставили на них!

Заключается это послание, датированное 23 июня 1378 года, проклятием: "Но раз меня и моё святительство подвергли такому бесчестию, - силою благодати, данной мне от Пресвятой и Живоначальной Троицы, по правилам святых отцов и божественных апостолов, те, кто причастен моему задержанию, заточению, бесчестию и поруганию, и те, кто на то совет давали, да будут отлучены и неблагословенны мною, Киприаном, митрополитом всея Руси, и прокляты, по правилам святых отцов!" 1 Другими словами, как считает большинство исследователей, Дмитрий Иванович тогда был отлучён от церкви и проклят 2 . Правда, ни Сергий, ни Феодор Киприана в тот момент не поддержали. Как отмечает В. А. Кучкин, "в момент решительного столкновения между московским великим князем и поставленным в Константинополе митрополитом у них не хватило мужества заступиться за своего духовного владыку и осудить владыку светского, но своей принципиальной линии Сергий (в отличие от Фёдора) не изменил, через несколько месяцев поручившись за Дионисия" 3 . Тем не менее всё это делает проблематичным благословение Дмитрия игуменом Сергием.

Что же на самом деле происходило в конце лета 1380 года? Можем ли мы это установить? И, главное, понять, действительно ли Сергий Радонежский сыграл едва ли не решающую роль в выступлении Дмитрия Московского против Мамая?

Для ответов на эти вопросы мы должны обратиться к историческим источникам, которые донесли до нас информацию о тех событиях.

На протяжении многих десятилетий древнерусские книжники неоднократно обращались к сражению, произошедшему в 1380 году на Куликовом поле. Его описания со временем обрастали всё новыми подробностями, чтобы приблизительно к середине XV века приобрести тот вид, который вполне соответствует нынешним "средним" представлениям о Мамаевом побоище. К числу источников, объединяемых в так называемые памятники Куликовского цикла,относятся летописные повести, "Задонщина", "Сказание о Мамаевом побоище", а также "Слово о житии и преставлении Дмитрия Ивановича".

История этих памятников выстраивается, по большей части, на основании текстологических наблюдений. Однако взаимоотношения текстов данных источников столь сложны, что не позволяют прийти к однозначным выводам. Поэтому датировки отдельных произведений этого цикла носят приблизительный характер.

Наиболее ранними являются тексты летописной повести о Куликовской битве. Они сохранились в двух редакциях: краткой (в составе Симеоновской летописи, Рогожского летописца и Московско-Академического списка Суздальской летописи) и пространной (в составе Софийской первой и Новгородской четвёртой летописей). Ныне общепринятым является представление, что краткая редакция, появившаяся приблизительно в конце XIV - начале XV века, предшествовала всем прочим повествованиям о Куликовской битве. Пространная же редакция летописного повествования, которая, по мнению большинства исследователей, могла появиться не ранее 1440-х годов 4 , испытала на себе явное влияние более поздних текстов. К их числу относится, в частности, "Задонщина". В число аргументов, на которые ссылаются исследователи, пытающиеся определить время появления этого поэтического описания Мамаева побоища, входят все мыслимые доводы, вплоть до признания "эмоциональности восприятия событий" свидетельством в пользу создания её "современником, а, возможно, участником" битвы 5 . С другой стороны, наиболее поздние датировки относят её текст к середине - второй половине XV века.

Самым поздним и одновременно наиболее обширным памятником Куликовского цикла является, по общему мнению, "Сказание о Мамаевом побоище". Оно известно приблизительно в полутораста списках, ни один из которых не сохранил первоначального текста. Датировки "Сказания" имеют "разброс" от конца XIV - первой половины XV века 6 до 1530-1540-х годов 7 . Судя по всему, наиболее доказательна датировка, предложенная В. А. Кучкиным и уточнённая Б. М. Клоссом. По ней, "Сказание" появилось не ранее 1485 года, скорее всего - во втором десятилетии XVI века 8 . Соответственно, достоверность сведений, приводимых в "Сказании", вызывает серьёзные споры.

Обращение к этим источникам даёт достаточно полное представление о том, когда и почему древнерусские книжники "вспомнили" о том, что именно Сергий Радонежский вдохновил Дмитрия Донского на борьбу с "безбожным злочестивым ординскым князем" Мамаем.

В самом раннем повествовании "о воинҌ и о побоищҌ иже на Дону" никаких упоминаний имени Сергия мы не находим. <…> Вместе с тем, в числе павших на поле боя упоминается "Александръ ПересвҌть", хотя пока нет никаких указаний, что он был монахом. Да и вряд ли инок упоминался бы с некалендарным именем Пересвет.

Текст поэтической повести о Мамаевом побоище, обычно именуемой "Задонщиной", гораздо реже используется для реконструкции обстоятельств сражения в устье Непрядвы. Но именно здесь впервые Пересвет называется "чернецом" и "старцем" - впрочем, только в поздних списках XVII века, очевидно, испытавших на себе влияние "Сказания о Мамаевом побоище"; до этого он - просто "бряньский боярин". Рядом с ним появляется Ослябя - и тоже с языческим, некалендарным именем, которым монах называться не мог. <…> По справедливому замечанию публикаторов, обращение Осляби к Пересвету как к брату подчёркивает, что оба они - монахи. Однако монастырь, пострижениками которого они якобы являлись, здесь не называется.

Первое упоминание Сергия Радонежского в связи с Куликовской битвой встречается в пространной летописной повести: за два дня до сражения Дмитрию Ивановичу якобы "приспҌла грамота отъ преподобнаго игумена Сергиа и от святаго старца благословение; в неиже написано благословение таково, веля ему битися с Тотары: "Чтобы еси, господине, таки пошелъ, а поможеть ти Богъ и святаа Богородица" 11 . Находим мы в этой повести и имя Александра Пересвета с новым уточнением: "бывыи преже боляринъ Бряньский" 12 . А вот имени Осляби здесь нет, как нет и упоминания о том, что Пересвет - теперь - монах.

Остаётся лишь гадать, как послание Сергия, о котором идет здесь речь, попало в руки Дмитрия Донского. Ярким примером таких догадок, опирающихся, очевидно, лишь на "чутьё сердца", к которому прибегают некоторые авторы, которые пытаются "угадать то, на что не дают ответа соображения рассудка" 13 , являются рассуждения А. Л. Никитина. По его мнению, единственным посланником, который мог доставить великому князю грамоту Сергия, был Александр Пересвет. Основанием для такой догадки является целый ряд допущений и предположений, ни одно из которых не опирается на известные нам источники: тут и предположение о том, что Дмитриевский Ряжский мужской монастырь мог быть основан именно на том месте, где московского князя догнало послание Сергия Радонежского, и то, что в этом месте сам Дмитрий Иванович мог оказаться, поскольку "следовал первоначальному сообщению разведчиков, что ордынцы находятся в верховьях Цны", и то, что Пересвета мог послать князь Дмитрий Ольгердович, а сам Пересвет мог ехать из Переславля, а по дороге он "не мог не ночевать" в Троицком монастыре, где ему - "вполне естественно" - игумен "мог передать... "грамотку" московскому князю"... Впрочем, заключает сам автор этих умозрительных построений, "я не настаиваю на том, что всё так именно и происходило, однако это единственное возможное объяснение того факта, что Пересвет оказался столь тесно связан традицией с преподобным Сергием, а ратный подвиг брянского боярина приобрёл поистине эпические размеры". Только так, по мнению этого автора, "становятся понятны колебания авторов и редакторов повествований о Куликовской битве между "иноком", "чернецом" и "боярином", поскольку - следуя логике - кого, как не своего инока, Сергий мог послать к великому князю" 14 . Однако такие построения вряд ли имеют какое-то отношение к науке: количество "возможностей" здесь обратно пропорционально степени достоверности полученных результатов.

Привычный же нам развёрнутый рассказ о визите Дмитрия Ивановича к Троицкому игумену появляется лишь в "Сказании о Мамаевом побоище", через сто с лишним лет после знаменитого сражения <…> В этом рассказе Сергий оправдывает и задержку Дмитрия, связанную с заездом в монастырь, и предсказывает скорую победу над врагом, которым - неожиданно - оказываются некие "половцы". А Пересвет и Ослябя - уже не просто монахи, но схимники, принявшие "третий постриг" - великую схиму (что, между прочим, запрещало им брать в руки оружие). Дмитрий Иванович, согласно "Сказанию", не сразу направляется в Коломну, а предварительно заезжает в Москву, чтобы сообщить митрополиту Киприану (которого на самом деле в Москве в это время быть не могло) о благословении Сергия Радонежского - чем ещё больше задерживает своё выступление на приближающегося врага. Мало того, из дальнейшего повествования следует, что уже на Куликовом поле князя догнал некий "посолъ с книгами" от Сергия Радонежского. Что же заставило автора "Сказания" отступить от того, что мы называем достоверным рассказом, и столь большую роль отвести Сергию Радонежскому (а заодно и митрополиту Киприану)?

Судя по всему, все эти дополнения связаны прежде всего с тем временем, когда было написано "Сказание" - когда после ликвидации независимости Новгорода в 1478 году Иван III присоединил не только земли новгородских бояр, но и часть земельных владений новгородской церкви. Эти действия московского князя насторожили представителей церкви. В том же году между Иваном III и митрополитом Геронтием произошёл конфликт по поводу управления Кирилло-Белозерским монастырем. В 1479 году великий князь обвинил митрополита в том, что тот неверно совершил крестный ход при освящении Успенского собора (пошёл против движения солнца), но митрополит не признал своей ошибки. Тогда Иван III запретил ему освящать новые церкви в Москве. Геронтий уехал в Симонов монастырь и пригрозил, что не вернётся, если великий князь ему не "добьёт челом". Великому князю, только что с трудом ликвидировавшему мятеж братьев - удельных князей, приходилось лавировать. Он нуждался в поддержке церкви, а потому был вынужден послать своего сына на переговоры к митрополиту. Геронтий, однако, был твёрд в своей позиции. Ивану III пришлось отступить: он обещал впредь слушать митрополита и не вмешиваться в дела церкви.

Идеологическим основанием для выстраивания новых отношений с государством для церкви стал прецедент с попыткой Дмитрия Донского поставить на митрополичью кафедру своего ставленника - Митяя-Михаила, из-за чего и произошёл конфликт с Киприаном, о котором мы упоминали в самом начале статьи. С этой целью в летописание 1470-1480-х годов была включена "Повесть о Митяе", в которой осуждалось вмешательство светских властей в вопросы, составлявшие прерогативу церкви. Вместе с тем церковь приложила все усилия, чтобы в глазах современников и потомков подчеркнуть свою роль в борьбе с Ордой. Именно поэтому в "Сказание о Мамаевом побоище" и были вставлены легендарные эпизоды о бла-гословлении Дмитрия Донского Сергием Радонежским и о посылке на брань двух "иноков": Осляби и Пересвета. Так Сергий Радонежский стал не только организатором монастырской реформы, которая сыграла громадную роль в подъёме авторитета церкви в целом и монастырей в частности, но и вдохновителем победы московского князя на Куликовом поле.

Примечания
1. Послание митрополита Киприана игуменам Сергию и Феодору//Би6лиотека литературы Древней Руси. Т. б. XIV - середина XV века. СПб. 1999. С. 413, 423.
2. 6прочем, по мнению Т. Р. Галимова, вопрос об отлучении от церкви митрополитом Киприаном Дмитрия Ивановича Донского, требует дополнительного изучения.
См.: Галимов Т. Р. Вопрос об отлучении от Церкви Дмитрия Ивановича Донского вторым посланием митрополита Киприана.
3. Кучкин В. А. Сергий Радонежский// Вопросы истории. 1992. № 10. С. 85.
4. Иногда её датировка "омолаживается" до середины XV в. См.: Орлов А. С. Литературные источники Повести о Мамаевом Побои ще//Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 2. М.; Л. 1935. С. 157-162; ср.: Словарь книжников и
книжности Древней Руси. Ч. 2. Вып. 2. Вторая половина XIV-XVI в. Л. 1989. С. 245.
5. Дмитриев Л. А. Литературная история памятников Куликовского цикла// Сказания и повести о Куликовской битве. Л. 1982. С. 311, 327-330.
6. Греков И. Б. О первоначальном варианте "Сказания о Мамаевом побоище"// Советское славяноведение. 1970. № б.
С. 27-36; Он же. Восточная Европа и упадок Золотой Орды. М. 1975. С. 316-317, 330-332,431-442; Азбелёв С. H. Повесть о Куликовской битве в Новгородской Летописи Дубровского//Летописи и хроники: Сб. статей. 1973. М. 1974. С. 164-172; Он же. 06 устных источниках летописных текстов: На материале Куликовского цикла//Летописи и хроники: Сб. статей. 1976. М. 1976. С. 78-101; Он же. 06 устных источниках летописных текстов: На материале Куликовского цикла// Летописи и хроники. Сб. статей. 1980. М. 1981. С. 129-146 и др.
7. Мингалёв В. С. "Сказание о Мамаевом побоище" и его источники//Автореф. дис.... канд. ист. наук. М.; Вильнюс. 1971. С. 12-13.
8. В. А. Кучкин исходит из упоминания в "Сказании" Константино-Еленинских ворот Московского Кремля, которые до 1490 г. назывались Тимофеевскими. См.: Кучкин В. А. Победа на Куликовом поле//Вопросы истории. 1980. № 8.
С. 7; Он же. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы//Церковь, общество и государство в феодальной России: Сб. статей. М. 1990. С. 109-114. Б. М. Клосс же атрибутирует "Сказание" коломенскому епископу Митрофану и датирует памятник 1513-1518 гг. См.: Клосс Б. М. 06 авторе и времени создания "Сказания о Мамаевом побоище"//1п memoriam: Сборник памяти Я. С. Лурье. СПб. 1997. С. 259-262.
9. Рогожский летописец//ПСРЛ. Т. 15. М. 2000. Стлб. 139.
10. Задонщина//Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6. С. 112.
11. Новгородская четвёртая летопись//ПСРЛ. Т. 4. 4.1. М. 2000. С. 316; ср.: Софийская первая летопись старшего извода//ПСРЛ.
Т. 6. Вып. 1. М. 2000. Стлб. 461.
12. Новгородская четвёртая летопись. С. 321; ср.: Софийская первая летопись. Стб. 467.
13. Хитров М. Предисловие//Великий князь Александр Невский. СПб. 1992. С. 10.
14. Никитин А. Л. Подвиг Александра Пересвета/Дерменевтика древнерусской литературы X-XVI вв. Сб. 3. М. 1992.
С. 265-269. Курсив везде мой. - И. Д.
15. Т. е. было тяжко.
16. "Это твоё промедление двойной для тебя помощью обернётся. Ибо не сейчас ещё, господин мой, смертный венец носить тебе, но через несколько лет, а для многих других теперь уж венцы плетутся".
17. Т. е. не одно нападение встретили.
18. Сказание о Мамаевом побоище// Библиотека литературы Древней Руси. Т. 6. С. 150, 152.
19. Там же. С. 174.

• Сбор материала по теме: работа в библиотеке, составление списка книг, которые можно использовать; поиск информации в Интернете и энциклопедии.

  Встреча Дмитрия Донского и Сергия Радонежского.

  Пересвет и Ослябя - монахи Свято-Троицкого монастыря.
  Участники Куликовской битвы.
  

13 марта 1995 года был принят Федеральный закон № 32-ФЗ «О днях воинской славы (победных днях России)», согласно которому одним из таких дней стал день Рождества Богородицы (21 сентября) - День победы русских полков во главе с великим князем Дмитрием Донским над монголо-татарскими войсками в Куликовской битве (1380 год).

Битва русских войск на Куликовом поле под предводительством великого князя Дмитрия Ивановича Донского с войском хана Мамая - не просто славная страница нашей истории. Это важная веха в формировании единой русской нации.

8 сентября 1380 г. на Куликовом поле, в верхнем течении реки Дон, произошло сражение русских войск под предводительством владимирского и московского великого князя Дмитрия Донского с татарским войском во главе с темником Мамаем. Битва завершилась разгромом татарского войска и положила начало освобождению русского народа от золотоордынского ига.

Продвижение и построение войск перед битвой.
Войска Дмитрия Донского:
1 - сторожевой полк,
2 - передовой полк,
3 - большой полк,
4 - ставка Дмитрия Донского,
5 - полк правой руки,
6 - полк левой руки,
7 - резерв,
8 - засадный полк,
9 - место переправы,
10 - лагерь.
Войска Мамая:
1 - сторожевые отряды,
2 - наёмная пехота,
3 - полк левой руки,
4 - полк правой руки (2,3,4 - 1-й эшелон построения),
5 - большой полк,
6 - 2-й эшелон полка левой руки,
7 - 2-й эшелон полка правой руки,
8 - 2-й эшелон большого полка,
9 - ставка Мамая,
10 - резерв ставки,
11 - лагерь

В 1373 г. ордынцы вторглись в Рязанское княжество, но перейти московские границы не решились, так как Дмитрий с войском вышел на берег Оки. В 1377 г. московские рати пришли на помощь Нижегородскому княжеству, на которое напал по приказу Мамая царевич Арапша (Араб-шах). Однако битва на реке Пьяне окончилась поражением русских, не ожидавших внезапного нападения ордынцев. Зато в 1378 г. в сражении на реке Воже московские войска разгромили ордынские войска под командованием мурзы Бегича. Битва на Воже — первая победа русских над ордынцами в сражении в открытом поле.
Поражение на Воже заставило Мамая серьёзно готовиться к новому походу. На подготовку потребовалось два года. Мамай собрал огромное войско, нанял в генуэзских колониях в Крыму тяжёлую фряжскую (итальянскую) пехоту, заключил союз с литовским князем Ягайло и рязанским князем Олегом. Вступление Олега в союз с Ордой было вызвано безвыходным положением: Москва, как правило, встречала ордынцев на рубеже реки Оки, а рязанские земли оставались беззащитными. Мамай предполагал разграбить Северо-Восточную Русь и принудить её вновь платить тяжелую дань.
Москва тоже готовилась к схватке: увеличивалось постоянное войско — княжеский «двор», наращивалась численность набираемой из горожан пехоты, заключались соглашения с другими русскими князьями.
Под предводительством Дмитрия собрались все князья Северо-Востока, кроме тверских и суздальских. Не прислали войск Новгород Великий, Смоленск и, естественно, Рязань.
Численность русских войск, собранных Дмитрием, историки оценивают в 50 — 150 тысяч. Столь же неопределённо оценивается и численность войск Мамая. Традиционно считается, что ордынцев было больше, чем русских.

Сбор русских войск происходил в Коломне. Отсюда в конце августа войско выступило в поход, обошло рязанские владения и подошло к Дону близ впадения в него реки Непрядвы. Рязань осталась за спиной русских войск, что сделало невозможным совместное выступление ордынских и рязанских войск.

Образ Куликовской битвы остаётся неполным без легенды-истории о встрече Дмитрия Донского с Сергием Радонежским и полученном благословении на ратный подвиг. Не утихают споры о том, была ли эта встреча именно перед этой битвой, да и была ли вообще… Из неё же, кстати, произрастает и легенда о Пересвете и Ослябле.

Дмитрий Донской у Сергия Радонежского. Миниатюра лицевого «Жития Сергия Радонежского». XVI в.

Сергий Радонежский (в мире Варфоломей) - святой, преподобный, величайший подвижник земли русской, преобразователь монашества в Северной Руси. По словам одного современника, Сергий «тихими и кроткими словами» мог действовать на самые загрубелые и ожесточённые сердца; очень часто примирял враждующих между собою князей, уговаривая их подчиняться великому князю московскому, благодаря чему ко времени Куликовской битвы почти все русские князья признали главенство Дмитрия Иоанновича. Отправляясь на эту битву, последний в сопровождении князей, бояр и воевод поехал к Сергию, чтобы помолиться с ним и получить от него благословение.

Отец Сергий Радонежский сыграл важную роль в исходе Куликовской битвы. Он убе­дил русских князей, объединившись, подчиниться великому князю московскому. Сер­гий Радонежский помогал князю Дмитрию Ивановичу своими советами и молитвой. Когда, отправляясь на Куликовскую битву, князь заехал к Сергию, чтобы преподобный помолился с ним и дал ему благословение, тот предрёк Дмитрию победу и спасение от смерти. Приблизившись к Дону, Дмитрий Иванович колебался, переходить ему реку или нет, и только по получении от преподобного Сергия ободрительной грамоты, увеще­вавшей его как можно скорее напасть на татар, приступил к решительным действиям. В 1389 году князь Дмитрий Иванович пригласил отца Сергия скрепить духовное заве­щание, узаконивавшее новый порядок престолонаследия - от отца к старшему сыну. Заслуги Сергия Радонежского Русская православная церковь оценила очень высоко: в 1452 году он был канонизирован.

Посещение великим князем Дмитрием Сергия Радонежского перед выступлением в поход на татар.
Художник А.Д. Кившенко

Преподобный Сергий не только благословил князя, но и отправил с ним двух иноков княжеского рода, хорошо владеющих оружием. Этими иноками были Александр Пересвет и Андрей (имя в иноческом постриге) Ослябя, которых преподобный Сергий перед этим постриг в Великую Схиму (высший ангельский чин).

Они были весьма немолоды, но сильные, зрелые и умудрённые духовно и в воинском искусстве. Известна была эта двоица как великие и знаменитые наездники в ратные времена: Андрей сотню гнал, а Александр двести гнал, когда сражались. Были они в миру известными витязями в сражениях.

Сергий послал на битву двух иноков-богатырей: Александра Пересвета и Андрея Ослябю. Поединком Пересвета с ордынским богатырём Челубеем и началась, по преданию, Куликовская битва.

Многие тысячи воинов вошли в отряд, командование над которым принял сам Дмитрий, а также другие князья: Дмитрий Боброк-Волыниц, Владимир Серпуховский, Андрей Ольгердович, Дмитрий Ольгердович…

Михаил Иванович Авилов
Поединок Пересвета с Челубеем на Куликовом поле.

По наиболее распространённой версии, перед началом битвы Пересвет участвовал в традиционном «поединке богатырей». Со стороны татар ему противостоял богатырь Челубей (по другим версиям - Темир-Мирза либо Таврул). Оба противника были на конях, вооружение составляли копья. После первого же столкновения копья обоих переломались, после чего оба поединщика рухнули на землю и скончались.

Существует также другая версия поединка, в соответствии с которой Пересвет и Челубей пронзили друг друга копьями. В соответствии с этой версией, копьё мастера конных поединков Челубея было на метр длиннее обычного. Вступая с ним в бой на копьях, противник не мог даже нанести удар, как уже оказывался побеждённым и выпадал из седла.

Александр Пересвет пошёл вопреки логике поединка - сняв с себя доспехи, он остался лишь в одной Великой Схиме (монашеская накидка с изображением креста, надевается поверх монашеской одежды). Сделал он это для того, чтобы копьё противника, пройдя сквозь мягкие ткани тела на большой скорости, не успело вышибить его из седла и тогда он смог бы нанести удар сам, что и произошло в бою. Получив смертельную рану, он продолжал оставаться в седле, смог сам доехать до строя и только там умер.

Было ли благословение Сергием Радонежским великого князя Дмитрия в 1378 г.?

Отталкиваясь от датировки освящения Успенской церкви на реке Дубенке 1 декабря 1379 г. (заложенной великим князем Дмитрием якобы по обету) Кучкин выдвинул гипотезу (поддержанную Скрынниковым) о том, что Сергий Радонежский благословил Дмитрия не перед Куликовской (1380 г.), а перед Вожской (1378 г.) битвой - на два года раньше. Праздник Успения отмечается 15 августа хронологически близко к дате битвы на Воже, состоявшейся 11 августа. Куликовская битва произошла 8 сентября - в день празднования Рождества Богородицы.

Однако версию о том, что Сергий Радонежский мог благословить князя Дмитрия летом 1378 г., принять невозможно.

Нужно обратить внимание на отношения митрополита Киприана, великого князя Дмитрия Ивановича и Сергия Радонежского. О характере этих отношений летом-осенью 1378 г. можно судить по дошедшим до нас трем посланиям митрополита Киприана своим сторонникам Сергию Радонежскому и Феодору (племяннику Сергия и игумену Симонова монастыря) этого же периода.

Первое послание совсем короткое и датируется 3 июня , когда митрополит Киприан еще не прибыл в Москву из литовских владений. В этом послании Киприан приветствует Сергия и Феодора как своих приверженцев и выражает надежду на скорую встречу с ними.

Еще задолго до смерти митрополита Алексия (февраль 1378 г.) князь Дмитрий стремился поставить в митрополиты своего духовника (и архимандрита Спасского монастыря) Михаила-Митяя. Этой линии Дмитрий следовал с 1376 г. По приказу князя собор церковных иерархов избрал Михаила-Митяя митрополитом. Однако в Константинополе митрополитом был утвержден Киприан, которому Дмитрий не доверял и относился враждебно из-за его якобы пролитовской позиции. Князь Дмитрий был крайне недоволен таким решением церковных властей, и поэтому Киприан после прибытия в Москву подвергся унизительным третированиям со стороны московских властей и был насильственно выдворен за пределы владений великого князя.

Второе послание Киприана датируется 23 июня 1378 г. Это послание могло быть написано либо еще в пределах московских владений - непосредственно перед пересечением границы, либо уже в Литовском княжестве - в Киеве. Киприан как митрополит отлучает от церкви и проклинает князя Дмитрия и его сторонников, настаивает на своих канонических правах на митрополию (вполне обоснованного - со ссылками на постановления и правила вселенских соборов) и упрекает своих сторонников - Сергия и Феодора. Важно отметить, в чем именно упрекает: в том, что они якобы промолчали в момент кризиса. Не в поддержке князя, а именно в отсутствии четкой негативной позиции по отношению к действиям Дмитрия. Письмо Киприана Сергию и Феодору носит не частный характер, а является пастырским посланием главы русской церкви, которое каждый христианин был обязан принять и содействовать его распространению. Киприан объявляет проклятым и отлученным всякого, кто попытается уничтожить или утаить его грамоту.

Какую позицию по отношению к конфликту Киприана и Дмитрия занимали летом 1378 г. Сергий и Феодор? Можно с уверенностью утверждать, что они продолжали поддерживать законного митрополита Киприана. Об этом свидетельствует его Третье послание, датируемое 18 октября 1378 г. В нем присутствуют свидетельства того, что от Сергия и Феодора в период между 23 июня и 18 октября к Киприану пришло по крайней мере одно послание, в котором они открыто солидаризировались с ним: «Елико смирение и повиновение, и любовь имеете к святей Божией Церкви и к нашему смирению, все познал есмь от слов ваших. А како повинуитеся к нашему смирению, тако крепитеся» […] ; […] «а вы, сынове, не тужите; молите же Господа Бога, да сподобить нас видетися, и тогда утешимся веселием духовным и възрадуемся».

Теперь о датах. Битва на Воже произошла 11 августа 1378 г. То есть как раз в самый разгар конфликта Киприана и Дмитрия. Сергий Радонежский поддерживал Киприана, соответственно на рубеже июля-августа 1378 г. он никак не мог дать своего благословения проклятому и отлученному от церкви князю Дмитрию. Если, конечно, считать Сергия принципиальным и последовательным человеком, а не двуличным интриганом.

Визит «князя великого»

В самых старых списках "Жития св. Сергия" упоминается о визите "некогда" к святителю некоего "князя великого", имя которого при этом вообще не упоминается. Этот князь жалуется Сергию на Мамая, на то, что он на Русь идет и хочет церкви разорити (чего, кстати, ордынские татары не делали - не из-за любви к восточно-христианской эстетике, а по прагматическим политическим соображениям). Сергий дает ему личное благословение и говорит, чтобы он смело бился с врагом. Причем обещает, что этот князь возвратится здрав со всем воинством (вспомним о сообщениях источников о величине русских потерь на Куликовом поле). При этом ни о каких иноках, посылаемых на битву, нет ни слова. Князь же обещает, что если все будет хорошо, то он построит церковь (какое бескорыстие в отношениях с Богом!). Естественно, что предсказание Сергия сбылось (иначе и быть не могло - это же житие, а не иллюстрация к теориям Нильса Бора). И князь построил "церковь красну во имя Пречистой на Дубенке".

Это сообщение Жития Сергия коррелирует с данными Рогожского летописца и Троицкой летописи о том, что Сергий основал Успенскую церковь и монастырь на Дубенке по повелению великого князя Дмитрия Ивановича (она была освящена 1 декабря 1379 г.). Но из этого еще не следует, что «князь великий» Жития и великий князь Дмитрий - одно и то же лицо.

Можно сделать такое предположение, хотя его будет трудно подкрепить источниками: князь-визитер этот не назван по имени, потому что он не был великим князем Дмитрием - иначе это было бы обязательно отмечено Епифанием или Пахомием. Скорее всего, этот безымянный князь был одним из участников сражения Дмитрия с Мамаем на реке Воже в 1378 г. (так высоко оцененном великим военным стратегом Карлом Марксом). Князь NN приезжал к святителю перед битвой. О чем они в келье говорили - Бог весть. После битвы на Воже этот князь NN стал одним из донаторов Успенского монастыря на Дубенке. Может быть это был сын великого князя Литовского Ольгерда - Андрей, который в 1378 г. прибыл в Москву, участвовал в битвах на Воже и на Куликовом поле и именовался в московских документах «великим князем» (Опись архива Посольского приказа 1626 года. — М. 1977. — Ч. 1. — С. 34-35. — Л. 5-5об.). Кстати, с 1380 г. в Переяславле-Залесском княжил (без права удельного владения) родной брат Андрея - тезка Дмитрия Донского - Дмитрий Ольгердович. Местоположение основанной Сергием Успенской церкви на Дубенке остается спорным - она могла располагаться и на территории Переяславского княжества. А "легенда о благословении" развивалась следующим образом. Безымянный "князь великий" был отождествлен с Великим князем Дмитрием. События 1378 г. сдвинуты на 1380 г. Но, повторю еще раз, это всего лишь мои вольные допущения.

Здесь уместно задаться вопросом о достоверности сообщения Жития о визите безымянного князя в обитель к Сергию и благословении святителем этого князя. Существует вероятность того, что ранние редакции этого Жития сохранили сведения Епифания, ученика Сергия. Но по мнению Клосса, которое было принято Кучкиным, отрывки Жития, созданного Епифанием, сохранились только в его поздней редакции, датируемой 20-ми годами XVI в. Причем эти епифаниевы фрагменты содержатся только в первой части Жития - до сообщения о визите «князя великого» и его благословении. В сообщениях Рогожского летописца, Симеоновской и Новгородской летописей, и что самое важное - Троицкой летописи (создававшейся в обители Сергия), ничего не сообщается о какой-либо встрече Сергия и Дмитрия перед битвами с татарами. Ничего не говорится об этом и в других ранних источниках: «Задонщине», «Слове похвальном о Дмитрии» (возможный автор - Епифаний), «Слове похвальном о Сергии» (автор - Епифаний). Поэтому у нас есть все основания сомневаться в раннем происхождении рассказа о благословении и авторстве Епифания. Но даже если предположить, что фрагмент о встрече и благословении принадлежит руке Епифания, из этого еще не следует, что оно достоверно. И даже если опять же предположить, что визит Дмитрия в 1378 г. в обитель Сергия состоялся, из этого не следует, что Сергий, поддерживавший Киприана, благословил князя.

Отношения Дмитрия и Сергия в 1379-80 гг.

В 1379 г. изменилась конфигурация на политической и конфессиональной аренах. Ставленник Дмитрия Михаил-Митяй умер близ Константинополя осенью или зимой 1379 г. Обстоятельства его смерти невыяснены. Никоновская летопись сообщает о существовании слуха о том, что Михаил-Митяй был убит. Однако эта версия принадлежит к более поздней «расцвеченной» традиции - ранние летописи, содержащие «Повесть о Митяе» о насильственных причинах его смерти еще ничего не знают.

После смерти Михаила-Митяя московское посольство не выразило желания признавать Киприана митрополитом, а выдвинуло из своей среды нового кандидата. Им стал архимандрит Пимен. Обильные финансовые вливания в казну патриархии сделали свое дело, и Пимен был рукоположен в митрополиты Киева и всея Руси в июне 1380 г., а Киприан остался только митрополитом Литвы.

Впоследствии действия Пимена были объявлены несанкционированными князем Дмитрием. Но так ли это было на самом деле? Мог ли Пимен, зная о судьбе Киприана, действовать самостоятельно, игнорируя волю князя и растрачивая без его ведома огромные суммы на подкуп константинопольского духовенства? Гораздо более вероятно, что между концом 1379 г. и июнем 1380 г. Пимен заручился поддержкой (хотя бы пассивной) князя Дмитрия. Это означает, что летом 1380 г. Дмитрий еще не предпринимал решительных шагов по сближению с Киприаном.

Избрание нового митрополита в июне 1380 г. усилило позиции Дмитрия и, напротив, резко ослабило Киприана. Проклятие Киприана, скорее всего, потеряло каноническую силу, хотя у нас нет никаких свидетельств о «дистанционном» снятии отлучения с Дмитрия митрополитом Пименом. И все же можно предположить, что после июня 1380 г. отношение Сергия к Дмитрию могло измениться. Однако для этого было необходимо, чтобы Сергий был осведомлен об обстоятельствах происшедшей смене митрополитов в Константинополе. Теоретически можно допустить, что Сергий был оперативно информирован князем Дмитрием о происшедших переменах. Но из этого еще не следует, что Сергий изменил свое отношение к его политике.

Записка Сергия в пространной «Летописной повести» о Куликовкой битве

В Рогожском летописце, Симеоновской и Новогородской I летописях о визите Дмитрия в обитель Сергия и о благословении Сергием Дмитрия (личном или письменном) в 1380 г. ничего не сообщается. В Софийской I летописи (и Новгородской IV) содержится пространная «Летописная повесть» о Куликовской битве (далее - ПЛП). Время формирования этого текста является спорным. Однако можно утверждать, что появился он относительно поздно.

В тексте ПЛП легко различаются несколько самостоятельных повествований. Один из них распознается в текстах Рогожского летописца, Симеоновской и Новгородской I летописях. Если сопоставить все четыре летописных фрагмента, то становится очевидным, что первоначальное сообщение, ставшее основой всех остальных, представляет собой довольно краткое, можно даже сказать скупое уведомление о Куликовском сражении (всего 10 небольших предложений - надеюсь, я через некоторое время размещу вариант реконструкции этого первоначального текста). И только постепенно впоследствии редакторы каждой из летописей (или предшествовавших им летописных сводов) дополняли его новыми элементами или устраняли их.

Составитель ПЛП дополнил сведения, содержавшиеся в тексте, ставшим основой сообщений в Рогожском летописце, Симеоновской и Новгородской I летописях. Часть сведений представляет собой попытку воссоздания точной хронологии похода Дмитрия. Другие дополнения носили фольклорный, богословский и политико-полемический характер. К ряду фольклорных элементов следует отнести троекратное описание злобы Мамая (в отличие от однократного упоминания в названных выше летописях). Автор ПЛП вкладывает в уста князя многословные обращения к Богу, Богородице и библейские цитаты.

Автор ПЛП обвиняет рязанского князя Олега в предательстве и сообщает о том, что против Дмитрия одновременно с Мамаем выступил литовский князь Ягайло. Заметим, что в первоначальном тексте, присутствующем в Новгородской I летописи о замыслах Ягайлы ничего не сообщается. О позднем происхождении сообщения о походе Ягайлы свидетельствуют слова о том, что тот выступил «со всею силою литовскою и лятьскою», хотя в 1380 г. Ягайло еще никак не мог в борьбе с Москвой опереться на союз с Польшей. О враждебных действиях Олега Рязанского нет никакой информации ни в одной из названных выше трех летописях. Это говорит о том, что антирязанский памфлет был создан в период обострения московско-рязанских отношений, Возможно, эта повесть писалась вскоре после того, как в 1427 г. рязанский великий князь Иван Федорович, внук Олега Рязанского, разорвал договор с Москвой и присягнул литовскому князю Витовту. Эта акция вызвала бурное негодование в Москве. Возможно, что антирязанский памфлет появился еще позже - уже в годы поглощения Рязанского княжества Москвой (1520-21 гг.).

Эти небольшие отступления от темы были нужны, чтобы обосновать утверждение о позднем происхождении ПЛП. Теперь вернемся к теме письменного благословения Дмитрия Сергием. Приведем здесь его текст:

[…] и тогда приспѣла грамота преподобнаго игумена Сергия святого старца благословелная, в неи же написано благословление его таково, веля ему битися с татары, «чтобы еси господине такы и пошел, а поможет ти Бог и святая Троица»

Начнем с того, что эта краткая фраза разрывает две сцены, разукрашенные библейскими аллюзиями. Это горький плач в русских городах, уподобляемый плачу Рахили о своих детях, и цитирование как бы в ответ великим князем Дмитрием фразы из 19 псалма. Эти две сцены связаны друг с другом логически и текстуально. И вот между ними вклинивается две фразы, нарушающие эту целостность. Первая фраза о том, что Дмитрий пришел к Дону за два дня до праздника Рождества Богородицы. Эта информация отсутствует в других ранних источниках. Вторая - как раз о получении князем послания от Сергия. Можно заключить, что автор итогового текста ПЛП либо перемежал фрагменты разных источников, либо дополнял имевшийся в его распоряжении текст своими замечаниями и комментариями.

Текст благословения Сергия выпадает из контекста. Это можно утверждать, основываясь на характере предыдущего и последующего фрагментов. В них упоминается Богородица. Здесь же специально отмечается, что Дмитрий подошел к Дону накануне праздника ее Рождества. Но в благословении Сергия Богородица не упомянута: там речь идет о Троице (кстати, это вообще единственное упоминание Троицы в ПЛП).

Еще одна странность - слабое воздействие этой записки на Дмитрия и его окружение. В ПЛП ничего не сообщается о реакции Дмитрия и его приближенных, а тем более воинства, на сергиеву грамоту. Уже после ее получения Дмитрий подходит к Дону, встает на его берегах и «много думающе», так как в рядах его воинства обозначились разнонаправленные стремления: «Ови глаголаху: «Пойди, княже, за Дон», а иние глаголаху: «Не ходи поне же умножишася врагы наша, не токмо татарове, но и Литва, и рязанци»». Если бы ПЛП в том виде, в котором она дошла до нас, создавалась одним автором, то структура размещения событий должна была быть совсем иной. Если автор хотел подчеркнуть особую роль благословения Сергия, то его грамота должна была стать последней, кульминационной сценой перед началом битвы.

Отдельно заметим, что в тексте очевидны швы, соединяющие дублеты, что свидетельствует о компилятивном характере ПЛП. Так, о том, что князь начал ставить полки и облачился в одежду мести, в тексте ПЛП сообщается дважды (оба фрагмента стоят после грамоты Сергия).

Непонятен и характер послания, представленного в грамоте. Сергий благословляет князя на выступление против татар. Но это напутствие лишено смысла, так как выступление княжеских войск из Москвы началось значительно раньше. Сбор войска в Москве должен был занять как минимум две недели. Дмитрий с войском вышел из Коломны на Дон 20 августа. 6 сентября он стоит на Дону. Получается, что о сборе войска в Москве знали уже в начале-середине июля. Это означает, что Сергий либо слишком поздно узнал о намерениях князя, который не потрудился уведомить его о своих планах, либо святитель долго раздумывал о том, давать или не давать Дмитрию свое благословение. То есть сообщение о грамоте Сергия вызывает явно не то впечатление, которое хотел произвести автор ПЛП на своего читателя.

Наконец, нужно отметить, что главным церковным персонажем, который действует в ПЛП, является совсем не Сергий, а коломенский епископ Герасим, который торжественно и публично благословляет Дмитрия Ивановича и «вся воя его». Не трудно объяснить, почему именно Герасиму отводится эта знаменательная роль. Киприан и Пимен отсутствовали в Москве. Герасим был местоблюстителем митрополита. Не удивительно, что после отъезда Михаила-Митяя местоблюстителем был объявлен коломенский епископ - ведь именно Коломна была родиной и местом первоначального служения великокняжеского протеже Михаила-Митяя. Передача функций местоблюстителя при живом канонически законном митрополите Киприане была продолжением курса, осуществлявшегося князем Дмитрием, и не могла быть поддержана сторонником Киприана Сергием. Поэтому уже сам факт того, что Герасим благословил князя Дмитрия исключает возможность того, что тоже самое сделал Сергий.

Когда в ПЛП могла появиться вставка о благословенной грамоте Сергия? То, что в ПЛП Сергий назван «преподобным» и «святым» само по себе еще не означает, что это произошло после канонизации Сергия, которую обычно датируют серединой XV века. Эти эпитеты сами могут быть более поздними редакторскими комментариями. Однако ситуацию можно увидеть с другой стороны: только после того, как Сергий был канонизирован, указание на благословление им Дмитрия получило особое значение для летописца и его целевой аудитории. Даже если принять наиболее раннюю дату прославления Сергия как местночтимого святого (обретение мощей Сергия произошло в 1422 г.), это означает, что сообщение о благословлении им Дмитрия отделяется от событий 1380 г. четырьмя десятилетиями. Кроме того, автор ПЛП не был знаком с Житием Сергия, созданным Епифанием в 1417-1418 гг. и позднее дополненным Пахомием Сербом (Логофетом). Именно в этом Житии сообщается о визите в обитель Сергия «князя великого» перед некоей битвой с ордынцами и личном благословении его Сергием.

Мотив утаивания Дмитрием благословения в «Сказании о Мамаевом побоище»

Поздним и самым большим по объему источником о Куликовской битве является «Сказание о Мамаевом побоище». Согласно ему князь Дмитрий со своими приближёнными прибывает в обитель Сергия перед Куликовской битвой. Он отправляется туда из Коломны, где уже собраны войска. Причина этого визита может быть только одна - получение князем благословения Сергия. Естественно, что армия не может не знать о том, что её командующий перед судьбоносным сражением специально направился в Троицу. Это особенно важно, потому что московскому истэблишменту известно о том, что князь Дмитрий был проклят и отлучён от церкви митрополитом Киприаном «по правилам святых отец и соборов».

Визит князя в Троицу должен поднять боевой дух московского войска - нас благословит сам игумен Сергий! Но получив всеми ожидаемое и столь необходимое благословение Сергия и его пророчество о победе своего воинства, князь Дмитрий никому о них не сообщает. Такое развитие событий кажется совершенно фантастичным: ведь утаивание результатов беседы с Сергием, к которому князь прибыл за благословением, должно было создать впечатление о неблагоприятном исходе их встречи - Сергий либо отказался благословлять князя, либо возвещение прозорливца Сергия было неблагоприятно для московского войска. С каким настроением оно, в таком случае, пойдёт в бой?

Из того, что в «Сказании» возникает сюжет с намеренным утаиванием личного благословения в обители, следует, что не было не только личного благословения, но и присылки грамоты Сергия. Если бы о грамоте Сергия с благословением войску князя Дмитрия было известно к началу сражения, то не возник бы мотив утаивания личного благословения князя в Троицкой обители. Какой смысл сообщать армии о грамоте с благословением, умалчивая при этом о благословении личном?

Связать победу в Куликовской битве с именем Сергия было нужно не столько Московскому государству в период его подъёма, сколько церкви. Поэтому именно в церковной среде могли возникнуть два апокрифических предания об участии Сергия в куликовских событиях: о куликовской грамоте Сергия и о тайном благословении.

Рассказ о тайном благословении Сергием Дмитрия не мог быть изначально связан с рассказом о торжественном и открытом визите Дмитрия. Логика развития событий требует соединения торжественного визита Дмитрия в Троицу с таким же явным и торжественным благословением его Сергием. Но этого комплекса в «Сказании» нет. Значит, эти два рассказа первоначально существовали в двух разных и независимых друг от друга источниках. Какой же из этих рассказов является более древним и соответствующим исторической правде? Если бы торжественный визит Дмитрия в Троицу перед Куликовской битвой был историческим фактом, зафиксированным и широко известным русскому обществу конца XIV в., то не было бы и той социально-культурной среды, в которой возник рассказ о тайном благословении Сергием великого князя и в которой он оказался востребованным. И напротив, вполне естественно предположить, что из потребности связать образ Сергия с Куликовской битвой сначала возникает рассказ о тайном благословении им Дмитрия, а потом уже, на его базе - рассказ о торжественном визите великого князя в Троицу накануне битвы.

Существует такой закон при исследовании текста. Если событие описано в двух источниках, и в одном из них оно дополнено и разукрашено, то, как правило, следует считать эти приукрашивания поздними вставками. «Удовольствие от приукрашивания» (по выражению И. Иеремиаса) - для древнего и средневекового сознания очень характерное состояние. Этакая прелесть автора или переписчика.

В «Сказании о Мамаевом побоище» сообщается о личном благословлении Дмитрия не только Сергием, но и Киприаном! Можно догадаться, как рождалась легенда. Сначала была придумана грамота - сразу говорить о визите Дмитрия к Сергию перед Куликовской битвой в первой четверти XV в. было невозможно. Ведь святитель Сергий умер в 1392 г., и в 1420-е гг. в обители еще могли жить те, кто помнил о том, что происходило в 1380 г. Но затем живые свидетели событий уходят из жизни, и уже ничего не мешает заинтересованным авторам говорить о том, что св. Сергий и митрополит Киприан лично благословляли Дмитрия на битву.

Также (спасибо claire_1973 ) см.

Битва на Куликовом поле стала переломным моментом в борьбе Руси за освобождение от монголо-татарского ига. После нее Золотая Орда, несмотря на временные подъемы военно-политической власти, неодолимо шла к упадку.

Золотая Орда

В отличие от Руси и западноевропейских стран, Золотая Орда не была государством, выросшим на основе развития какого-либо одного народа. Это, по большей части искусственное, государственное образование сложилось путем захвата чужих земель. Созданию Золотой Орды предшествовали завоевательные походы хана Бату (Батыя), сына хана Джучи (откуда происходит татарское название Орды - Улус Джучи), внука великого Чингисхана.

Но если Батый (ум. ок. 1256 г.) еще находился в прямом подчинении у великого монгольского хана, то уже его преемник Берке (1257 – 1266 гг.) и все последующие золотоордынские ханы считали себя независимыми правителями.

Под игом

Русь, окончательно разгромленная Батыем при вторжении 1240 – 1242 гг., подчинялась приказам ханов в ряде важных политических вопросов, однако, в состав Орды никогда не входила.

Татарские ханы в своем управлении Русью строго придерживались наставлений Чингисхана, выраженных им в “Тунджин” (“Книге запретов”). Они предоставляли Руси свободу в управлении, не касались ни обычаев, ни религии страны, а лишь определяли формы отношений Руси к хану. Подчинение было выражено, главным образом, в четырех условиях:

1) признание верховной власти хана;

2) платеж дани;

3) доставка войск хану;

Наиболее пагубным для Руси было первое условие, в силу которого русским князьям (и великим, и удельным) необходимо было получать ярлык (письменный указ) от хана, в которым они, с одной стороны, признавали его владычество над собой, а с другой, получали от него утверждение на княжение. При смене хана князья должны были ехать в Орду и испрашивать новый ярлык. Ханы имели право не только давать его, но и отнимать. Любые споры между князьями решались судом у хана.

Удельные князья, получая от хана такое же утверждение своей власти, как и великие (ярлык), вполне естественно считали себя самостоятельными правителями и при первом же конфликте с великим князем ехали с жалобой на него к хану, где исход дела зависел от ловкости и состоятельности той или другой стороны. Все споры на ханском суде разбирались по произволу самого хана, который преследовал единственную цель - собрать как можно больше поборов с покоренного народа.

Не только удельные князья, но и недовольные бояре ездили с жалобами к хану и зачастую возводили на князя откровенную клевету. Так великий князь Ярослав Всеволодович (1191 - 1246 гг.), отец св. блгв. вел. кн. Александра Невского, погиб в Орде как жертва клеветы своего боярина Федора Яруновича.

Вызов князя в Орду в большинстве случаев оканчивался отнятием владения и насильственной смертью, поэтому, предвидя такую опасность, князья перед поездкой соборовались, писали завещание и прощались с родными.

Полное владычество татар над Русью продолжалось около 100 лет. Но затем внутренняя смута, возникшая в Золотой Орде, надолго отвлекла внимание завоевателей от русской земли.

Орда слабела - Русь вставала

Уже в начале XIII века - после смерти хана Узбека (1312 – 1342 гг.) - дань, взимаемая с русичей, постоянно уменьшалась, утаивалась, переходила в недоимку, которая погашалась медленно и неисправно. Многие виды дани, хотя и значились в ханских ярлыках, в действительности никогда не выплачивались. Да и сами ярлыки потеряли свою силу: князь лишь тогда мог опереться на этот документ, когда у него была военная поддержка. А ханского суда над русскими князьями в то время уже вообще не было.

Прямым следствием ослабления Золотой Орды явилось появление новых государственных образований на подконтрольных ей территориях. Так возникло Великое Княжество Литовское, носившее до заключения с Польшей Люблинской унии 1569 г. федеративный характер и включавшее в себя земли Юго-Западной Руси. Усилилось Великое Княжество Московское. Возродилась Северо-Восточная Русь, правители которой, начиная со святого Андрея Боголюбского, проводили политику, направленную на ее укрепление и обустройство, не принимая активного участия в междоусобице юго-западных князей, стремящихся занять киевский престол.

Не прошло и 25 лет после смерти хана Узбека, и не только ярлыки, но и войска ханские перестали быть страшными для Руси. Так Михаил Тверской, соперничая со св. Дмитрием Донским за великое княжение, не раз приводил из Орды к себе на помощь татар, но те часто, даже не ввязываясь в бой, отступали перед русскими полками. Разные царевичи татарские, делавшие набеги на пограничные земли Руси, начали встречать сильный отпор, ведь ряд пограничных укреплений по реке Оке и конные дозоры русичей лишали татарские набеги главного их преимущества - внезапности.

Придворные интриги в Золотой Орде и убийство хана Джани-бека в 1357 г. вызвали смуту в стане татар. В середине 60-х годов XIV века в Орде вдруг появилось сразу четыре претендента на верховную власть. А наряду с ними - представитель военно-кочевой знати, эмир Мамай. За период с 1357 года и до захвата власти в Орде Тохтамышем в 1381 году на золотоордынском престоле перебывало 25 ханов!

Князь Дмитрий и эмир Мамай

Великим Княжеством Московским в это время правил князь Дмитрий (1350 - 1389 гг.). Укрепляя и защищая границы своих владений, он заставил соседей отказаться от посягательств на его государство.

Так в 1368 г. он разгромил великого князя литовского Ольгерда, стремившегося захватить Москву. В 1375 г. совершил успешный поход на Тверь и вынудил тверского князя Михаила Александровича к союзу. В 1376 г. его войска победили волжских булгар, грабивших восточные пределы Руси. В 1378 г. на реке Воже, притоке Оки, войска под предводительством князя Дмитрия нанесли поражение татарам, поход которых возглавлял мурза Бегич. Военные трофеи ясно говорили русичам о том, что татарский поход был, скорее всего, направлен на Москву, а не только на грабеж приграничного Рязанского княжества.

Этот отпор русского воинства татарам был знаковым для обеих сторон.

Дело в том, что эмир Мамай, по приказу которого Бегич и вторгся в Русь, сумел временно укрепить военную мощь Орды. Он смог захватить и подчинить себе земли, лежащие на запад от Волги, включая Крым. Но, поскольку Мамай не принадлежал к ханскому роду Чингисидов, его власть была по сути узурпацией. Поэтому ему необходимо было любыми способами утвердиться в Орде. А так как поражение Бегича не добавляло “очков” в “копилку” его успехов, Мамай организовал огромный грабительский поход на Русь, сравнимый с походом Батыя.

Он заключил союз с литовским великим князем Ягайло, преемником Ольгерда, хотевшим за счет поражения Москвы расширить свои владения, и с рязанским князем Олегом, находившимся в конфликте с князем Дмитрием.

Благословение Сергия Радонежского

В этот критический момент Православная Церковь, всегда разделявшая судьбу своего народа и бывшая со времен св. Владимира Великого тем стержнем, на котором утверждалась государственность Руси, не осталась в стороне от грядущего бедствия, ставившего Русь на грань национальной катастрофы. Особую роль в этот момент сыграл прп. Сергий Радонежский, за советом к которому явился князь Дмитрий.

Надо сказать, что князь занял престол в девятилетнем возрасте, после смерти отца. До его совершеннолетия воспитателем и фактическим правителем при нем был свт. Алексий, митрополит Московский. Поэтому неудивительно, что в трудный момент князь обратился именно к светочу Православия.

Памятуя, что всякая власть от Бога, прп. Сергий советовал ему почитать Мамая, хоть и незаконного, но все же правителя Орды, которой Русь обязана платить дань.

Великий князь Дмитрий рассказал о шагах, сделанных им к примирению и их безрезультатности (летопись свидетельствует, что великий князь стремился избежать столкновения с Мамаем), о бедствиях, которые несло татарское нашествие на землю русскую. Выслушав, преподобный удалился для молитвы. А когда вышел из кельи, то дал свое благословение на битву и, как залог грядущей победы, отправил на нее и своих иноков, бывших воевод, известных своей доблестью - Александра Пересвета и Андрея Ослябу.

Благословение прп. Сергия Радонежского, известного подвижника веры, имело огромное значение для народа русского. К кн. Дмитрию стало стекаться народное ополчение со всей Руси. Узнав о благословении праведника, даже обиженный Олег Рязанский отказался от своих планов и не выступил на стороне Мамая. Но все же князя Дмитрия он не поддержал (приняв на склоне лет монашество, он, в знак раскаяния, до конца жизни носил под иноческим облачением кольчугу, которую не одел на битву с Мамаем).

Соотношение сил

Современные военные специалисты, скорее всего, оценили бы положение Дмитрия Донского как практически безнадежное. Судите сами.

Более половины многочисленного русского войска (свыше 80 тысяч человек из 150-ти тысяч) составляли народные ополченцы: ремесленники и крестьяне - люди не военные. Летопись их так и называет: “небывальцы”. К тому же войско состояло практически из одной пехоты.

Войско Мамая имело численный перевес более чем на 50 тысяч человек. Состоявшее из отборных воинов, оно было усилено наемниками, пехотой крымских генуэзцев. Кроме того, на соединение с ним, двигаясь по Оке, шли литовцы.

Жертвуя собою

План Дмитрия Донского состоял в том, чтобы переправиться через Оку (линия границы Московского княжества) и двинуться навстречу татарам - к верховьям Дона, и перейти его. В этом случае войска Мамая и литовского князя Ягайло оказывались отрезанными друг от друга.

Для русичей переход Дона означал решимость сражаться до конца. Ведь, хотя рельеф местности и делал невозможным удар татарской конницы с тыла, в тоже время он перекрывал и путь для отступления.

Но умело выбранное место боя еще не гарантировало успех сражения, как патриотический порыв не мог компенсировать военной выучки. Явный перевес сил был на стороне Мамая. Необходимо было принять какое-то нестандартное решение. И оно было найдено: по предложению друга детства, боярина Михаила Бренка, великий князь отдал ему все свои доспехи.

Согласно воинскому кодексу чести того времени, профессиональный воин - витязь - не имел права покидать поле боя, пока его князь находится в седле. В случае же его смерти или пленения, витязь мог действовать по своему усмотрению (об этом знал и Мамай).

Обмен доспехами означал, что, с одной стороны, Михаил Бренк шел на верную смерть ради успеха всего сражения, а с другой, не менее рискованно поступал и великий князь: в одежде простого воина он встал в первые ряды сражающихся. Но этим достигалось главное - никто не знал, где великий князь и что с ним.

Мамаево побоище

Подвигом самопожертвования начинается и Куликовская битва. На вызов татарского богатыря Челубея без всяких воинских доспехов, лишь в облачении монаха-схимника, взяв копье и простившись со всеми, вышел инок прп. Сергия Радонежского Пересвет. Поединок был смертельным для обоих.

Мамай как опытный воин знал, что главное в этом сражении уничтожить великого князя: профессиональное войско русичей немногочисленно, с ополчением проблем не будет. Поэтому татары нанесли главный удар именно в то место, где в доспехах и под знаменем великого князя находится Михаил Бренк. Он был убит, а знамя захвачено как трофей.

Но почему остальные полки не дрогнули? Русские сражаются отчаянно. Мало того, никто из витязей не бежит и не сдается в плен. Татары были в замешательстве, не понимая причины стойкости русских.

Мамай усиливая натиск, оголил тыл. В этот решающий момент Владимир Серпуховский, которого великий князь назначил командующим на поле боя, стоящий в засаде со своим полком, нанес решающий удар.

И вот татарская конница отступает и давит свою пехоту. Начинается паника, и Куликовская битва переходит в Мамаево побоище.

Русские полки преследовали татар на протяжении 50 километров.

Великий князь Дмитрий в Куликовской битве проявил чудеса храбрости. Но раны, полученные им на поле боя, подорвали его здоровье. Князь не дожил и до 40 лет, преставившись через 9 лет после битвы.

А что Мамай? Спасшийся бегством с поля боя, вскоре он был убит в Крыму.

После победы над Мамаем великий князь Дмитрий и князь Владимир Серпуховский были прозваны в народе “Донскими”. Героизм и самоотверженность русских воинов, сражавшихся за свою Родину, блестящий талант полководца св. Дмитрия Донского обеспечили историческую победу Руси в Куликовской битве. Была явлена в полную силу мощь единой Руси, выступившей против общего врага. Она была решающим условием и дальнейшей успешной борьбы за освобождение от ига завоевателей, свергнутого окончательно в 1480 году.

Александр Кукуишко

(в мире Варфоломей) - святой, преподобный, величайший подвижник земли русской, преобразователь монашества в Северной Руси. Происходил из знатного рода; родители его, Кирилл и Мария, принадлежали к ростовским боярам и жили в своем поместье недалеко от Ростова, где и родился Сергий в 1314 г. (по другим - в 1319 г.). Сначала обучение его грамоте шло весьма неуспешно, но потом, благодаря терпению и труду, он успел ознакомиться со Священным Писанием и пристрастился к церкви и иноческому житию. Около 1330 г. родители Сергия, доведенные до нищеты, должны были покинуть Ростов и поселились в городе Радонеже (54 верст от Москвы). После их смерти Сергий отправился в Хотьково-Покровский монастырь, где иночествовал его старший брат, Стефан. Стремясь к "строжайшему монашеству", к пустынножитию, он оставался здесь недолго и, убедив Стефана, вместе с ним основал пустынь на берегу реки Кончуры, посреди глухого Радонежского бора, где и построил (ок. 1335 г.) небольшую деревянную церковь во имя св. Троицы, на месте которой стоит теперь соборный храм также во имя св. Троицы.

Вскоре Стефан покинул его; оставшись один, Сергий принял в 1337 г. иночество. Года через два или три к нему стали стекаться иноки; образовалась обитель, и Сергий был ее вторым игуменом (первый - Митрофан) и пресвитером (с 1354 г.), подававшим всем пример своим смирением и трудолюбием. Постепенно слава его росла; в обитель стали обращаться все, начиная от крестьян и кончая князьями; многие селились по соседству с нею, жертвовали ей свое имущество. Сначала терпевшая во всем необходимом крайнюю нужду пустынь обратилась в богатый монастырь. Слава Сергия дошла даже до Царьграда: патриарх константинопольский Филофей прислал ему с особым посольством крест, параманд, схиму и грамоту, в которой восхвалял его за добродетельное житие и давал совет ввести в монастыре строгое общинножитие. По этому совету и с благословения митрополита Алексея Сергий ввел в монастыри общинножительный устав, принятый потом во многих русских монастырях. Высоко уважавший радонежского игумена митрополит Алексей перед смертью уговаривал его быть ему преемником, но Сергий решительно отказался. По словам одного современника, Сергий "тихими и кроткими словами" мог действовать на самые загрубелые и ожесточенные сердца; очень часто примирял враждующих между собою князей, уговаривая их подчиняться великому князю московскому (напр., ростовского князя - в 1356 г., нижегородского - в 1365 г., рязанского Олега и др.), благодаря чему ко времени Куликовской битвы почти все русские князья признали главенство Дмитрия Иоанновича . Отправляясь на эту битву, последний в сопровождении князей, бояр и воевод поехал к Сергию, чтобы помолиться с ним и получить от него благословение.

П. Рыженко. Сергий Радонежский благословляет Дмитрия Донского на Куликовскую битву

Благословляя его, Сергий предрек ему победу и спасение от смерти и отпустил в поход двух своих иноков, Пересвета и Ослябю (см.). Приблизившись к Дону, Дмитрий Иоаннович колебался, переходить ли ему реку или нет, и только по получении от Сергия ободрительной грамоты, увещевавшей его как можно скорее напасть на татар, приступил к решительным действиям.

Ю. Понтюхин. Сергий Радонежский благословляет Дмитрия Донского на Куликовскую битву

После Куликовской битвы великий князь стал относиться еще с большим благоговением к радонежскому игумену и пригласил его в 1389 г. скрепить духовное завещание, узаконивающее новый порядок престолонаследия от отца к старшему сыну. В 1392 г., 25 сентября, Сергий скончался, а через 30 лет были обретены нетленными его мощи и одежды; в 1452 г. он был причислен к лику святых. Кроме Троице-Сергиева монастыря, Сергий основал еще несколько обителей (Благовещенскую на Киржаче, Борисоглебскую близ Ростова, Георгиевскую, Высотскую, Галутвинскую и др.), а его ученики учредили до 40 монастырей, преимущественно в Северной Руси.

См. "Преп. Сергий Радонежский. По поводу 500-летия со времени его блаженной кончины" ("Христианское чтение", 1892, № 9 - 10); "Жизнь и труды преп. Сергия Радонежского" ("Странник". 1892, № 9); А. Г-в, "О значении преп. Сергия Радонежского в истории русского монашества" ("Чтения в Обществе любителей духовного просвещения", 1892, № 9); E. Голубинский, "Преп. Сергий Радонежский и созданная им Лавра" (Сергиевский Посад, 1892); "Жизнь и чудеса преп. Сергия Радонежского" (М., 1897, 5-е изд.); В. Эйнгорн, "О значении преп. Сергия Радонежского и основанной им обители в русской истории" (М., 1899, 2-е изд.).