— Я хочу на тебе жениться. Сразу, как только мы встретимся.
— Это зачем так сразу?
— Чтобы ты чувствовала себя защищенной.

Молодой человек двадцати шести лет сразу, не задумываясь, дает точный и психологически верный ответ, верный с точки зрения женского бессознательного психического. Я задумалась. Мало того, что он сам инициирует разговор на эту тему, так ещё, не имея ни малейших психологических знаний, своим ответом проникает прямо в суть женской психики, обещая словом именно то, в чем так нуждаемся мы, женщины.

Может быть, вы считаете себя сильной женщиной, которой не нужна мужская защита? Вы в этом уверены? Я вот уверена в том, что вы попросту так вы себя позиционируете, но никак не ощущаете. В своих внутренних ощущениях вы другая, возможно, просто разочаровавшаяся в мужчинах.

Почему я в этом уверена? Потому что мне известен один интересный аспект, касающийся непосредственно женской природы. Например, то, что женщина – существо, получающее все от природы через мужчину. В современном мире это не слишком-то заметно, ведь сейчас многие женщины достаточно самостоятельны для того, чтобы обеспечить себя и своих детей материально, не прибегая к помощи мужчины.

Но, тем не менее, женская природа полностью противоположна мужской и в ней заложен принцип получения от природы через мужчину. Этот механизм устроен так, что мужчина обеспечен изначально желанием женщины, сексуальным влечением к ней, как к источнику сексуального наслаждения. Но для того, чтобы такое наслаждение получить, приходилось постараться, то есть обеспечить женщину и возможное будущее потомство материально. На других условиях, без материального обеспечения, женщина, в природе которой задано выносить, родить и взрастить потомство (а это процесс достаточно длительный и многолетний), на физический контакт не шла. Поэтому мужчина и создан психологически как существо отдающее, начиная с эякулята и заканчивая «мамонтятиной с бананами».

Женская же психическая природа изначально создана иначе — как получающая через мужчину. Именно поэтому столь часто можно услышать от женщин казалось бы абсолютно глупое заявление, касающееся мужчин: «Хоть какой, лишь бы был рядом» . Природа подобных ощущений проста – рядом даже с «лишь бы каким» мужчиной женское психическое чувствует защищенность и успокоение.

«Я хочу, чтобы ты чувствовала себя защищенной».

Именно с этой фразы этот молодой испанец (про себя я сразу назвала его Идальго) и вызвал мой особый к себе интерес. Потому что я понимала, что в ней он бессознательно выразил основные правила существования женского мира и всего этого мира в целом. Только вот возможно ли, чтобы столь молодой человек без специального психологического системного образования так четко понимал то, что понимаю, обладая специальными знаниями, я? Нет, конечно. Тогда в чем же дело?

Думаю, стоит учесть тот факт, что люди всегда говорят о себе, выражая словом свои нехватки. Получается, что парень этой незамысловатой фразой говорит именно о себе.

«Я хочу, чтобы ты чувствовала себя защищенной — я сам хочу быть защищенным».

Потому что все, что мы действительно хотим от этой жизни – это ощущать уверенность в завтрашнем дне. Уверенность и защищенность.

В детстве, пока мы ещё не выросли, нам это должны были обеспечить родители. Во взрослом возрасте – государство, общественное устройство, в котором каждый каждому не волк, а товарищ и брат, а это значит помощь и поддержка.

Взрослая защищенность – ощущение почти иллюзорное, сейчас практически повсеместно отсутствующее. Но если вы, читатель, как и я, из прошлого века, если вам удалось застать хотя бы край той уходящей эпохи, к которой у нас принято относиться по-разному, неоднозначно, от восхваления до небес до ругани в её адрес на чем свет стоит (а имею я ввиду советскую эпоху), то вам должно быть знакомо то чувство защищенности и уверенности в завтрашнем дне, о котором я сейчас говорю. Чувство защищенности и уверенности в завтрашнем дне, которого теперь нет и в помине, которое закончилось вместе с ушедшей в прошлое советской эпохой.

Я достаточно хорошо помню эти времена. Помню, как слушая мировые новости, заходилось душа от ужаса перед этим огромным чужим внешним миром, погруженном в сплошную преступность и захваченного жаждой наживы и насилием. Но само страшное ощущение было оттого, что «там» каждый друг другу – волк. Вы скажете, пропаганда? Да, безусловно, это так, ведь в ту пору наша большая страна была обеспечена накрепко закрытыми от внешних врагов границами и отличной от прочих идеологией и пропагандой. Но, кроме всего этого, такое устройство и соответствующая идеология обеспечивали то, что в обществе принято называть взаимопомощью.

В ту пору нельзя было представить, что ты можешь остаться голодным, не будешь в состоянии прокормить своих детей, что будешь брошенным и никому не нужным на старости лет или в случае болезни. Все общество было пронизано духом взаимопомощи, и этот факт нельзя отрицать. Вот именно этот общий объединяющих всех дух (наш один на всех уретральный менталитет, комплементарный имевшей место в ту пору анальной фазе развития общества), именно это пережитое в ту эпоху чувство защищенности и вызывает нашу сегодняшнюю ностальгию по прошлым временам.

Не всем, конечно, в такой стране жилось комфортно. Кожные люди с их обособленностью и отдельностью от других людей, с их врожденным желанием получать собственную выгоду путем предпринимательства не были в состоянии полностью адаптироваться и реализоваться в этой общей среде, направленной на всеобщую отдачу. Тяжело приходилось и звуку со своим собственным отдельным видением мира, не переносящим никакого внешнего давления. Да и общественное устройство такого рода, скажем прямо, не было природным. Оно было преждевременным, искусственно поддерживаемым, но тем не менее это было опробованная природой одна из моделей будущего уретрального мироустройства.

То, что мы испытываем сейчас, брошенные естественными общественными процессами из анальной фазы развития общества в кожную фазу – это противоположное прошлой эпохе ощущение абсолютной личной незащищенности и неуверенности в завтрашнем дне. Его испытывает, кстати, не только наше, в прошлом советское, общество, но и весь остальной, в том числе западный, мир. Просто у нас все эти ощущения протекают наиболее остро из-за нашей природной контрарности новой кожной фазе развития общества.

Незащищенность и неуверенность ощущается всеми. Даже большие деньги не способны принести человеку столь необходимое ему для счастья чувство защищенности средой в психологически агрессивном и неуравновешенном окружающем его мире.

Именно об этом, отчасти, и говорит фраза, сказанная очень богатым молодым испанцем. О том, что человек хочет защиты и ищет другого человека, пару, которому можно доверять и рядом с которым можно не бояться дня завтрашнего. Только вот это все равно иллюзия. В одиночку или вдвоем невозможно защититься от угроз этого агрессивного мира. Как и невозможно быть счастливым в одиночку в несчастливом мире.

Относительно устойчивое положительное эмоциональное переживание и осознание индивидом возможности удовлетворения своих основных потребностей и обеспеченности собственных прав в любой, даже неблагоприятной ситуации при возникновении обстоятельств, которые могут блокировать или затруднять их реализацию. Одним из важнейших механизмов, обеспечивающих психологическую защищенность, является психологическая защита - необходимое условие формирования адекватного чувства психологической защищенности. В противном случае закономерно возникновение чувства психологической незащищенности. Эмпирическими гарантами феномена психологической защищенности являются чувство принадлежности к группе, адекватная самооценка, реалистичный уровень притязаний, склонность к надситуативной активности, адекватная атрибуция ответственности, отсутствие повышенной тревожности, неврозов, страхов и т. п. Особое значение стабильное переживание собственной психологической защищенности имеет в детском возрасте и в целом на протяжении всей эры восхождения личности к социальной зрелости, прежде всего, в связи с тем, что отсутствие подобного позитивного эмоционального состояния совершенно закономерно на этом этапе онтогенеза кардинально обостряет чувство одиночества, неуверенности в своих силах, порождает страх и необоснованное чувство вины.

Говоря о проблеме психологической защищенности, важно помнить, что «Фрейд определял защитные механизмы Эго как сознательную стратегию, которую использует индивид для защиты от открытого выражения импульсов Ид и встречного давления со стороны супер-Эго. Фрейд полагал, что Эго реагирует на угрозу прорыва импульсов Ид двумя путями: 1) блокированием выражения импульсов в сознательном поведении или 2) искажением их до такой степени, чтобы изначальная их интенсивность заметно снизилась или отклонилась в сторону. Все защитные механизмы обладают двумя общими характеристиками: 1) они действуют на неосознанном уровне и поэтому являются средствами самообмана и 2) они искажают, отрицают или фальсифицируют восприятие реальности, чтобы сделать тревогу менее угрожающей для индивидуума»1.

Совершенно очевидно, что при таком понимании защитные механизмы личности находятся в тесной, но обратной взаимосвязи с социально-психологическими аспектами защищенности - чем более безопасной воспринимается внешняя среда, тем более открытым и естественным будет поведение индивида и, наоборот, при наличии внешней угрозы для Эго (реальной или иллюзорной) - активизируются защитные механизмы. Причем на первый план выступают не столько объективные характеристики внешней среды по параметрам «безопасность - угроза», «приятие - неприятие» и т. п., сколько ее субъективное восприятие индивидом. Последнее, по мнению целого ряда авторитетных исследователей, обусловлено, прежде всего, качественными особенностями контактов ребенка с матерью на первом году жизни.

На сегодняшний день, большинство авторов выделяют первичные, или примитивные защиты и вторичные, «зрелые» защиты. При этом, «как правило, к защитам, рассматриваемым как первичные, незрелые, примитивные, или защиты “низшего порядка” относятся те, что имеют дело с границей между собственным “я” и внешним миром. Защиты, причисляемые ко вторичным, более зрелым, более развитым, или к защитам “высшего порядка”, “работают” с внутренними границами - между Эго, супер-Эго и Ид или между наблюдающей и переживающей частями Эго»2. В этой связи, с точки зрения социальной психологии, наибольший интерес представляют, естественно, первичные защитные механизмы. К ним традиционно относят: примитивную изоляцию; отрицание; всемогущий контроль; примитивную идеализацию (и обесценивание); проекцию, интроекцию и проективную идентификацию; расщепление Эго; диссоциацию.

Примитивная изоляция представляет собой психологический уход из ситуации за счет изменения состояния сознания. Это самый ранний, скорее всего врожденный способ справиться с трудностями: «Когда младенец перевозбужден или расстроен, он попросту засыпает. ... Взрослый вариант того же самого явления можно наблюдать у людей, изолирующихся от социальных или межличностных ситуаций и замещающих напряжение, происходящее от взаимодействий с другими, стимуляцией, исходящей от фантазий их внутреннего мира. Склонность к использованию химических веществ для изменения состояния сознания также может рассматриваться как разновидность изоляции»3. Про таких людей обычно говорят «он ушел в себя» или «витает в облаках». В своих крайних проявлениях изоляция может принимать форму аутизма. Понятно, что даже в «умеренных дозах» изоляция существенно осложняет социальные контакты и адаптацию индивида практически в любой группе, не говоря уже о риске возникновения химической зависимости. Однако было бы явно неверным оценивать примитивную изоляцию как исключительно дисфункциональную форму психологической защиты. Как отмечает Н. Мак-Вильямс, «главное достоинство изоляции как защитной стратегии состоит в том, что, позволяя психологическое бегство от реальности, она почти не требует ее искажения. Человек, полагающийся на изоляцию, находит успокоение не в непонимании мира, а в удалении от него. Благодаря этому, он может быть чрезвычайно восприимчив, нередко к большому изумлению тех, кто махнул на него рукой как на тупого и пассивного»1.

Отрицание, в отличие от изоляции, напротив, часто связано с существенным искажением реальной картины, поскольку уходит корнями «...в детский эгоцентризм, когда познанием управляет дологическая убежденность: “Если я не признаю этого, значит это не случилось”»2. Классическим проявлением отрицания является реакция типа «Этого не может быть потому, что не может быть никогда» в ответ на какое-либо неприятное известие или факт. В социальном контексте отрицание нередко провоцирует полную неспособность воспринимать любые доводы и действия партнера, не укладывающиеся в ожидаемую и желательную для индивида схему взаимодействия. Вместе с тем, в целом ряде случаев отрицание может играть позитивную роль, позволяя сохранять дееспособность и целеустремленность при неблагоприятно складывающихся обстоятельствах. Особенно отчетливо это проявляется в экстремальных ситуациях: «В чрезвычайных обстоятельствах способность к отрицанию опасности для жизни на уровне эмоций может оказаться спасительной. ... Каждая война оставляет нам массу историй о людях, которые “не потеряли головы” в ужасных, смертельно опасных обстоятельствах и в результате спасли себя и своих товарищей»3.

Всемогущий контроль берет начало «...в инфантильных и нереалистических, однако на определенной стадии развития нормальных фантазиях всемогущества...» Эти фантазии восходят к начальной стадии развития личности, когда младенец еще не способен к идентификации и воспринимает себя и мир как единое целое. В своих здоровых проявлениях всемогущий контроль как защитный механизм связан с интернальным локусом контроля и необходим для поддержания чувства компетентности и уверенности индивида. Но патологическая потребность обладать всемогущим контролем и властью над окружающим миром крайне опасна: «Если личность организуется вокруг поиска и переживания удовольствия от ощущения, что она может эффективно проявлять и использовать собственное всемогущество, в связи с чем все этические и практические соображения отходят на второй план, существуют основания рассматривать эту личность как психопатическую»... Перешагивать через других - вот основное занятие и источник удовольствия для индивидов, в личности которых преобладает всемогущий контроль. Их часто можно встретить там, где необходимы хитрость, любовь к возбуждению, опасность и готовность подчинить все интересы главной цели - проявить свое влияние»4.

Примитивная идеализация (и обесценивание) берет начало в присущей в определенный момент развития всем детям убежденности в том, что «мой папа - самый сильный», а «моя мама - самая красивая». Оборотной стороной этой примитивной веры в чье-то внешнее совершенство и всемогущество, замещающей еще более архаичные фантазии о собственном всемогуществе, является неизбежное разочарование в более старшем возрасте, когда с опытом накапливается «критическая масса» факторов, указывающих на несовершенство родителей, которую уже невозможно игнорировать, прибегая к отрицанию. С точки зрения многих исследователей, «нормальная идеализация является существенным компонентом зрелой любви. И проявляющаяся в ходе развития тенденция деидеализировать или обесценивать тех, к кому мы питали детскую привязанность, представляется нормальной и важной частью процесса сепарации-индивидуации»1.

При этом следует учитывать, что объектом как идеализации, так и обесценивания для нарциссических личностей в равной степени могут выступать и отдельные индивиды, и группы. В этой связи они могут оказывать серьезное негативное влияние на процесс группового развития, а также обычно оказываются неспособны к подлинному сотрудничеству и партнерству в межличностных отношениях.

Проекция, интроекция, проективная идентификация. Согласно современным представлениям, «проекция - это процесс, в результате которого внутреннее ошибочно воспринимается как приходящее извне. В своих благоприятных и зрелых формах она служит основой эмпатии. Поскольку никто не в состоянии проникнуть в чужую психику, для понимания субъективного мира другого человека мы должны опираться на способность проецировать собственный опыт»2. В то же время проекция часто приводит к существенным искажениям восприятия реальности, тем самым осложняя процесс взаимодействия и часто являясь подлинной причиной деструктивных конфликтов. Интроекция - «...это процесс, в результате которого идущее извне ошибочно воспринимается как приходящее изнутри. В своих благоприятных формах она ведет к примитивной идентификации со значимыми другими»3. Механизм интроекции существенно ускоряет процесс социального научения, а также способствует сближению людей в процессе взаимодействия за счет «подстройки» партнеров друг к другу. Вместе с тем, в своих деструктивных проявлениях он может быть причиной виктимного поведения, идентификации с агрессором (как это имеет место, например, при «стокгольмском синдроме»), а также может существенно осложнять переживание горя.

Понятно, что проекция и интроекция являются, по сути дела, двумя сторонами одной медали. В определенных условиях они могут сливаться, образуя механизм проективной идентификации. В этом случае индивид «...не только проецирует внутренние объекты, но и вынуждает человека, на которого он их проецирует, вести себя подобно этим объектам - как если бы у него были те же самые интроекты»4. Проективная идентификация представляет особый интерес с точки зрения социальной психологии, поскольку именно она часто является определяющим фактором при формировании неформальной структуры группы на первом этапе ее жизненного цикла. Кроме того, механизм проективной идентификации лежит в основе социально-психологического феномена, широко известного как «самоактуализирующееся пророчество».

Расщепление Эго как механизм психологической защиты основано на «черно-белом» видении окружающего мира, берущим свое начало в довербальном периоде развития, когда ребенок еще не в состоянии осознать амбивалентность, присущую объектам окружающего мира, и воспринимает их как исключительно «хорошие» либо, напротив, как исключительно «плохие». При этом «в повседневной жизни взрослого расщепление остается мощным и привлекательным средством осмысления сложных переживаний, особенно если они являются неясными или угрожающими»1. В своих деструктивных формах расщепление способствует формированию негативных политических, этнических и социальных стереотипов. Исследование «авторитарной личности», проведенное Т. Адорно и рядом других ученых, показало, что тотальная фиксация на расщеплении была свойственна наиболее зловещим персонажам в человеческой истории и по сей день лежит в основе как правого, так и левого экстремизма.

Диссоциация - «...это “нормальная” реакция на травму...» по принципу «меня здесь нет» или «это происходит не со мной». ... Выгоды диссоциирования в невыносимой ситуации очевидны: диссоциирующий отключается от страдания, страха, паники и уверенности в надвигающейся смерти»... Вместе с тем, «Огромным недостатком такой защиты является, конечно, ее тенденция автоматически включаться в условиях, когда на самом деле не существует риска для жизни, и более точная адаптация к реальной угрозе нанесла бы значительно меньший урон общему функционированию»2.

Поскольку, как уже отмечалось, вторичные психологические защиты имеют лишь опосредствованное отношение к социально-психологическим процессам, мы не станем их подробно рассматривать, ограничившись лишь перечислением. К ним относятся: репрессия (вытеснение); регрессия; изоляция; интеллектуализация; рационализация; морализация; компартментализация (раздельное мышление); аннулирование; поворот против себя; смещение; реактивное образование; реверсия; идентификация; отреагирование; сексуализация; сублимация.

Прямая профессиональная обязанность практического социального психолога состоит, в частности, и в том, чтобы выявить в интересующем его сообществе тех людей, которые страдают, чувствуя себя психологически незащищенными, и при этом либо таким образом воздействовать на социальное окружение, чтобы у конкретной личности не было оснований чувствовать себя личностно и социально уязвимой, либо провести соответствующую работу по восстановлению ее адекватного самовосприятия.