«Царская невеста» была написана Римским-Корсаковым в 1898 году за десять месяцев, премьера состоялась 22 октября 1899 года в Частной опере С. И. Мамонтова. Оперу неоднозначно восприняли современники, но испытание временем она выдержала весьма успешно, оставаясь одним из самых востребованных творений композитора и в наши дни. Очень близкая, по сути, к европейской опере, в музыкальном смысле понятная и привычная западному слушателю, однако при этом снабженная богатым русским колоритом и мелосом – это именно то произведение, которое как нельзя лучше подходит для презентации возможностей отечественной оперы иностранцам, ей самое место в ряду «визитных карточек» Большого театра, главного оперного дома Москвы.
И вот здесь-то уже и начинается список обманутых ожиданий. Спектакли, как ныне заведено в оперных театрах, идут с титрами. В случае исполнения иностранных опер на языке оригинала там используется русский перевод, а здесь, естественно, появился перевод с русского на английский. Честно говоря, не помешали бы и русские титры – с дикцией на пятерку справлялось очевидное меньшинство певцов, а реалистическая концепция постановки потребность досконально понимать каждое слово все же вызывала. Но дело даже не в этом, а в самой лексике перевода: переводить либретто оперы, написанное в позапрошлом веке об исторических событиях глубокой старины, языком второсортных голливудских фильмов – неприемлемая вульгарная идея. Ведь никто не пытается переводить, к примеру, шекспировского «Макбета» на русский в лексике детективного сериала (хотя почему бы нет, раз и то, и другое – криминальная драма про убийства), но наоборот оказалось отчего-то можно…
На самом деле, конечно, это еще не самое большое зло, тем не менее тревожное. Гораздо большую опасность таила, как ни парадоксально, режиссура, место которой в реконструируемой постановке вроде как и вовсе не столь значимое.
Но сначала небольшое отступление. Мне, фанатично любящей оперный жанр, всегда претил радикализм современных режиссеров, и казалось, что нет ничего прекраснее традиционализма в режиссерской концепции. Однако премьера «Царской невесты» обнажила иную проблему. Не в радикальном осовременивании как таковом, не в акцентировании скрытого или надуманного смыслового слоя – с этим все понятно, ну, режиссерская опера она и есть такая! В каком-то смысле такой подход постепенно повлиял на нас самих как зрителей – мы никогда уже не станем прежними, а будем ждать внедрения на сцену новых технических возможностей и разумного «вытряхивания нафталина». Но самое большое зло случается, когда нафталиновые кафтаны и крепости под потолок как раз на месте, а зритель получает ожидаемое и привычное зрелище, но изнутри по мелочи разъеденное абсолютно неподобающей червоточиной аналогий с современностью.
«Царская невеста» в Большом театре. Фото Дамира Юсупова/Большой театр
Вот, например, конец второго акта: царь Иван Грозный едет на коне – ну положим, на великих театральных сценах он нередко так и ездил, хотя понятно, что публике, как только животное появилось на сцене, уже не до того, что кто-то там в этот момент еще поет и играет. Но тут внедряется маленькая «современная» деталь: сопровождает его не опричник с метелкой, как в либретто, а добрый их взвод с саблями, открыто торчащими из под монашеских ряс, в которые они переодеты для маскировки, и дорогу им всем впереди разведывают другие «сотрудники». Авторам XIX века такие «меры безопасности» для государя, решившего тайком поглядеть на купеческих дочек, даже не снились.
А вот большая ария Грязного – терзания наедине с самим собой? Ничего подобного, это он так со слугой, мельтешащим по хозяйству, откровенничает, а тот, завершив дела, тихонько и без всякого разрешения уходит. Или девицы, которых в давние времена московиты держали «взаперти», легкомысленно раскачиваются на детсадовских качелях прямо посреди улицы – на радость добрым молодцам. Того же Грязного не уводят к наказанию за преступление против государя, а по-быстрому пыряют ножичком прямо на сцене, оставив Марфе труп еще до истечения всех ее реплик. Сенные девушки подают на стол, а потом впрягаются в «русскую птицу-тройку», катающую пьяного Малюту, в ожерельях и праздничных боярских кокошниках… Надо ли продолжать?
Про кокошники и костюмы, наряду с медвежьими шкурами, боярскими шапками и прочим, превращающими «галантерейный реализм» в стиле Сергея Соломко (может, кстати, и совершенно нормальный для первых постановок оперы сто лет назад) в развесистую экспортную «клюкву» в наши дни – разговор отдельный. В том, что русский стиль – это кокошник, жемчуг, меховые душегреи, а также кафтаны и сарафаны (сами слова-то, между прочим, тюркские) – уверены не только иностранцы, но и наши сограждане. Основу такого представления заложили всемирно известные фотографии с костюмированного бала в Зимнем дворце в феврале 1903 года, выражаясь современным языком, «реконструкторской вечеринки», в которой светским дамам и кавалерам было предписано с шиком нарядиться по старинной моде, о которой они имели весьма смутное представление. Посему поводу офицеры смело напяливали польские одеяния на крахмальные сорочки, а дамы кокетливо настраивали поверх остриженных и завитых локонов драгоценные кокошники (притом, что исторически это убор, символически закрывающий навсегда волосы замужней женщины после свадьбы). Бал тот был последним такого масштаба в русской истории, через два года случилась первая революция и стало не до этого, при этом даже сами его участники в мемуарах костюмы называли не достоверно историческими, а «оперными». С тех пор прошло больше века, степень научной исследованности истории костюма и доступности информации в библиотеках и интернете принципиально изменилась. Теперь в пару кликов нетрудно выяснить, что кокошник (если он в семье вообще был, поскольку заказать его было по карману только довольно состоятельным людям) надевался считанные разы в жизни – после свадьбы и на особо важные праздники, и что такой формы и степени украшенности драгоценными камнями, как сейчас на сцене, кокошники могли быть только у замужних женщин из высшего боярского сословия. И если такие представления использовать в иронической комедии «Иван Васильевич меняет профессию» еще куда ни шло, то в серьезной оперной постановке, да еще при заявленном историзме – крайне опрометчиво. Ибо тогда вопрос возникает, какую из исторических правд мы при подобном «реализме» сохраняем?
Вариантов, минимум, три: оформление опер в стиле времен автора (в нынешней премьере частично отражено в костюмах), советскую сценографию (здесь претворено в частично сохраненных и перестроенных под новый свет декорациях, вполне зрелищных) или используем настоящую русскую историю? А зритель, который не лезет в детали, уходит со спектакля, между прочим, с полным убеждением, что ему показали именно ее! Хуже того, на псевдоисторическую картинку режиссер с гораздо большей легкостью, чем в модернистской постановке, может подгрузить любую мифологию, любые случайные или направленные ассоциации по поводу трактовки нашей истории – и они с радостью будут «скушаны», незаметно, на уровне подсознания. Это мало того, что проще, нежели досконально задумываться, как жили тогда люди, как двигались, как себя вели, так еще и дает простор для манипуляций!
Однако вернемся все же к опере, не все ж ей, как невесте царской, томиться за фальшивой золоченой клеткой сценических решений. Присутствие маститого дирижера Геннадия Рождественского обеспечило исполнению достаточное конвенциальное отношение к нашей великой опере, к ее музыкальным акцентам, а также, насколько возможно в премьере, минимизацию оркестрового брака. Это, пожалуй, все. Хор, к сожалению, до той же степени готовности, довести не успели – имело место довольно невпетое, на грани недотяжки интонирование у теноровой и сопрановой групп и общая неяркость, припыленность звука.
Марфа - Ольга Кульчинская. Лыков - Роман Шулаков. Фото Дамира Юсупова/Большой театр
Вокалисты, в целом, оставили умеренно хорошее впечатление. Хвалебный список следует начать, однозначно, с Марата Гали (Бомелий) – это блестящий характерный тенор, с прекрасной дикцией, с полетным и выразительным звуком. Режиссерская концепция усмотрела в царском лекаре настоящего средневекового европейского чернокнижника – так для Гали и актерски это не проблема, получился колоритный хромой старик, дьявольски хитрый и цепкий.
Вышел на сцену и наш выдающийся бас Владимир Маторин (Собакин), конечно, сейчас уже пересекший экватор оптимальной вокальной формы в своей многолетней карьере, но еще сохранивший кондиции для исполнения русских опер. Бас его по-прежнему звучный, как специально созданный природой наполнять исторический зал Большого театра. Пусть голос уже и несколько расфокусировавшийся, но артист и это правильно обыграл, сделав своего героя не «благородным папашей», а скорее тоже харáктерным русским персонажем, предельно искренним и в любви к застолью, и в жгучей отцовской печали.
За сопрано Ольгой Кульчинской (Марфа), при всех вопросах по актерской части (ну не очень это хорошо, когда скромная и не очень крепкая здоровьем дочь купеческая до последней минуты спортивно носится по сцене и разбрасывается совсем современными жестами), следует признать вокальный успех. Композитор удостоил титульную героиню неординарной задачей, дав ей на все про все пару основных тем и две близкие по материалу большие арии. Но Кульчинской удалось остаться главной на сцене и не превратить оперу в «Григорий Грязной» (как бывает чаще всего) и даже не в «Василий Собакин» (хотя Маторин, признаться, был очень близок к тому, чтобы утянуть одеяло на себя). Голос ее мягкий, ни в коем случае не стеклорезно-колоратурный, а скорее лирический, достаточно яркий для сцены Большого, с неплохой школой и совсем еще не заболтанный, свежий и приятный. И пользуется певица им очень разумно, без перегрузки, но выразительно, как-то очень по-европейски. Финальная сцена от этого, конечно, окончательно превратилась в «безумие Лючии ди Ламмермур», вполне такое деятельное, а не жертвенно-пассивное – интерпретация певицы только подчеркнуло заложенное композитором музыкальное сходство двух великих сцен.
Александр Касьянов (Грязной) первенство отдал без боя. Роль неприкаянного царского опричника для певца, вероятно, привычна, давно разучена, и даже премьерное волнение в главном театре страны этого не испортило. Но какого-то особого впечатления, истинной трагедии мы не получили – партию он скорее добросовестно как мог отработал, нежели прожил. То же можно сказать о работе Ирины Удаловой (Сабурова) и Елене Новак (Дуняша) – все сделали стандартно, ничего не испортили, откровений не выдали, но в отличие от Грязного, в их небольших ролях этого и не требовалось.
Самый неоднозначный результат показала Агунда Кулаева (Любаша). В момент выхода на сцену первая же фраза ее заставила зал вздрогнуть – округло благородный, глубокий, почти контральтовый звук, трагическая краска. А вот дальше мурашки по спине, притом что музыкальный текст у нее самый благодатный и разноплановый, больше не появлялись. Масштаб сцены и зала заставили певицу в погоне за звонкостью сдвинуть верхние ноты в чисто драмсопрановую манеру, а низы как-то притухли за излишним облагораживанием. Не то чтобы это выглядело плохо – наоборот, спела лучше многих. Просто зная возможности этой певицы, к ней другой счет – хотелось большего, и верим, оно со временем действительно проявится. Но главное, она вместе с Кульчинской не попалась в своеобразную стилистическую ловушку этого произведения – партии Марфы и Любаши написаны в близком диапазоне с разницей всего-то в полтора тона, а по звучанию должны быть очень контрастны – и у них это действительно ощущалось!
Требует более серьезной выделки партия Лыкова у Романа Шулакова – почему-то певец усмотрел в ней итальянского героя-любовника, а не лирично-задумчивого «либерала-прозападника» времен Ивана Грозного. Шулаков пытался петь ярко, экспрессивно, последовательным исполнением роли подчас пренебрегал ради утрированной вокализации, это мешало интонировать, ни о какой свободе и настоящей полетности звука говорить при этом тоже не приходилось.
Ну и откровенно не лучшая работа получилась у Олега Цыбулько (Малюта) – для достаточно молодого и «итальянообразного», а не русского баса петь ее, возможно, вообще еще рано, а играть – не близко по фактуре. Высокорослый певец, изображающий хмельное веселье в костюме Малюты, казался крайне напряженным и зажатым – вроде как и веселящийся хозяин жизни, а вместо радости и удали почему-то одни муки и скованность в облике.
Что касается прогнозов про будущее этого спектакля: полагаем, что почти наверняка его ожидает впереди много новых вводов российских солистов, возможно, иные дирижерские силы, не исключено, что и отказ от каких-то лишних движений артистов на сцене в рамках режиссерской концепции. Но главное, что такая опера у нас есть, и ее поют в «Большом».
Фото Дамира Юсупова / Большой театр
Свой театральный зрительский сезон я завершила в Большом театре, как хороший хозяин оставляет самое дорогое вино на конец пира. Купила билеты за два месяца по интернету и с нетерпением ждала этот день.
Мне хотелось пойти на оперу, и я выбрала «Царскую невесту» Римского-Корсакова. И конечно хотелось увидеть Историческую сцену после реконструкции.
Чтобы осмотреть театр полностью не хватает часа до начала спектакля,- на то он и большой.
В театре 7 этажей вверх и 3 этажа вниз - итого 10 этажей! 10 этажей изящного классического стиля с удобствами современного комфорта и технологий.
Меня порадовало то, что проектировщики при реконструкции не испугались пожертвовать некоторыми устаревшими конструкциями и снабдили театр лифтами, тремя буфетам и туалетными комнатами на всех уровнях.
Ну а исторические интерьеры великолепны.
Центральное белое фойе, два роскошных красных зала с диванами, зеркалами и вазами, мраморные лестницы и входные зоны в зал сохранили имперский художественный вкус 19 века.
Каждый этаж неповторим и имеет свою цветовую гамму.
Главный буфет расположен на 7 этаже, занимает все его пространство и выполнен в соответствии с современными принципами дизайна. Здесь можно расположиться в уютных уголках на диванах, а можно постоять у столиков-стоек. Цены в буфете тоже большие, но как говорится: торг тут не уместен.
Зрительный зал Большого театра – это особый мир.
Каждая ложа имеет две зоны: закрытая бархатными занавесками комната с диваном и зеркалом, и сама ложа с местами.
Моя ложа № 2 бельэтажа «висит» как раз над оркестровой ямой. Мне было видно всех музыкантов и дирижера.
Наблюдать за тем как они создают музыку тоже очень интересно. Освещаемые только подсветкой пюпитров, музыканты духовых инструментов в паузах своих партий успевают прочистить свои кларнеты, гобои и фаготы специальным шарфиком, протягивая его сквозь трубу. Скрипачи кладут смычки для отдыха на полочку пюпитра. Все внимание музыкантов даже в минуты отдыха приковано к движениям дирижера, и они готовы вступить в музыкальную волну.
На сцене театра высочайшего ранга декорации должны быть убедительны до реальности материального. Опера «Царская невеста» хороша для размаха творчества художников сцены.
Данная редакция постановки основана на декорациях Федора Федоровского, чья выставка как раз сейчас проходит в Третьяковской галерее на Крымском валу, посвященная 130-летию художника. На сцене поочередно возникали дубовый купеческий терем с огромной изразцовой печью, с цветными окошками, царские красные палаты, целая улица Александровской слободы, по которой два раза проехал настоящий живой конь- удивительно высокий, красивый конь аристократической лошадиной породы. На коне ехал сам Иван Грозный, зловещей фигурой нависший над судьбами главных героев этой печальной истории. Царь свое грозное дело сделал: три смерти и одна сумасшедшая – вот финал оперы. Не пробиться простому человеческому счастью в этом жестоком мире насилия и клеветы. Недолго просуществовала любовь и на сцене. Но в это короткое время, отведенное в либретто, композитор уложил всю страсть, радость и отчаяние любви. Тревога за тонкое чувство и краткие минуты сладостной надежды вложены Римским-Корсаковым в музыку и голоса.
Еще одно особое удовольствие доставляют костюмы артистов. Женские сарафаны, мужские кафтаны из расписных узорных тканей, кокошники в жемчугах самых разнообразных форм и фасонов.
На фоне страшного времени красота русского костюма восхищает и поражает прекрасным художественным вкусом. Для иностранных зрителей опера «Царская невеста» возможность увидеть самую суть русской культуры в самом ярком его проявлении. Но были и серьезные моменты для восприятия. Интересно, как воспринимают многочисленные иностранные зрители сцену разгула опричников в слободе.
Эта сцена и меня поразила своей исторической жестокостью, когда отряд опричников в черных плащах с капюшонами терзали мужа на глазах жены и повесили на качелях труп огромного волка. Жуть с ружьем!
Но вот закрылся золотой занавес.
Зрителям еще дают возможность неспешно разойтись, сфотографироваться на память.
На выходе из театра тебя встречает теплый московский вечер.
Фонтан на Театральной площади усыпан людьми. Красивая спокойная Москва.
Хорошо, что есть великая музыка, великий театр, прекрасные оперные артисты. Пусть это живет всегда. Только пусть не будет в нашей жизни сюжетов для трагедийных произведений. Пускай красота спасет мир.
«Царская невеста» - одна из самых популярных опер Римского-Корсакова, написанная в конце 19 века, но актуальная и популярная на сегодняшний день. В основе сюжета - любовь. Дочь новгородского купца Марфа влюблена в боярина Ивана Лыкова и посватана за него. Но в нее влюблен Григорий Грязнов. Чтобы как-то отвадить девушку от Лыкова и обратить на себя внимание, он решает напоить Марфу колдовским зельем. Но итог этой идеи печален, Марфа выпивает отраву. Опера заканчивается тем, что Григорий Грязной, прощаясь с девушкой, решает отомстить всем обидчикам.
Исторический сюжет оперы «Царская невеста» очень увлекателен. Прекрасное исполнение всех арий, уникальное музыкальное наполнение, отлично сыгранные роли… И все это дополняется прекрасно сделанными декорациями под старину и хорошо проработанными костюмами, соответствующими своей эпохе. Несмотря на то, что опера имеет столетнюю историю, ее популярность не угасает и сегодня. Близость раскрываемой темы любви, предательства и обмана позволяет насладиться просмотром данной постановки. И если есть желание хорошо провести время, то рекомендуем купить билеты на оперу «Царская невеста», которая идет на сцене Большого театра.
Опера «Царская невеста» прозвучит в Большом театре.
Николай Римский-Корсаков
Сценограф - Альона Пикалова по мотивам сценографии Федора Федоровского (1955 г.)
Главный хормейстер - Валерий Борисов
Премьера состоялась в 1899 году в Москве в частной опере Саввы Мамонтова. Публика «непередовую» оперу приняла на ура. И до сих пор «Царская невеста» принадлежит к числу самых любимых и часто исполняемых опер русского репертуара. А ее великолепные «законченные музыкальные номера» неизменно исполняются в концертах. В Большом театре она была впервые поставлена в 1916 году. В первом же спектакле на сцену вышли великая Марфа - Антонина Нежданова и великая Любаша - Надежда Обухова, тогда еще только начинающая солистка Большого. И в дальнейшем в этой постановке блистали самые прославленные артисты. В 1955 году, на второй год своей службы постановку «Царской невесты» осуществил двадцатисемилетний Евгений Светланов. За десять лет до того положили на полку вторую серию фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный»: Сталина не устроил зловещий образ кровавого царя-диктатора. Но в 55-м Сталина уже не было и отчетливо ощущалось дыхание наступающей «оттепели». И что-то сродни тому, что воплотил на экране Эйзенштейн, благодаря дирижерской палочке Светланова зазвучало тогда в музыке Римского-Корсакова: история «ожила» и в самой болевой точке пересеклась с современностью. Тот спектакль в свою очередь вышел вон из ряда: по сложившейся изначально традиции в этой опере был подчеркнут историзм с помощью других выразительных средств. Реализм и историческое правдоподобие быта - таков был его неписаный лозунг.
В следующий раз «Царская невеста» была поставлена в Большом в 1966 году. Третья постановка, в которой «заняты» поражающие своим великолепием исторически достоверные декорации Федора Федоровского - классический пример так называемого «большого стиля».
В 2014 году свою режиссерскую версию «Царской невесты» предложила Юлия Певзнер.
22 октября (3 ноября по новому стилю) 1916 года в частной опере Саввы Морозова была представлена одна из величайших русских опер – «Царская невеста» Николая Римского-Корсакова под одноименной драме Льва Мея, повествующая о судьбе Марфы Собакиной, третьей супруги Ивана Грозного, внезапно скончавшейся вскоре после свадьбы.
За 118 лет, прошедших со дня премьеры, опера претерпела множество различных постановок. Только на сцене Большого театра опера ставилась 7 раз за столетие с 1916 по настоящее время.
Премьера: опера для дивы
В первой постановке «Царской невесты», которая состоялась через год после окончания работы над сочинением, блистательно выступила сопрано Надежда Забела-Врубель, супруга и вдохновительница русского художника Михаила Врубеля. Именно она запечатлена художником на его знаменитом полотне «Царевна-лебедь».
Сам Врубель также участвовал в постановке «Царской невесты» – он выступил в роли художника по декорациям и костюмам. Спектакль прошел с оглушительным успехом, став подлинным триумфом композитора.
Надежду Забелу-Врубель и Николая Римского-Корсакова связывали крепкие творческие связи.
Певица была главной исполнительницей ведущих женских партий в операх композитора, начиная с первой оперы композитора «Псковитянка» и вплоть до начала ХХ века, когда в 1902 году выступила в партии Царевны-Лебеди в «Сказке о царе Салтане».
«Царская невеста» в Большом театре
Большой театр впервые взялся за постановку шедевра Римского-Корсакова только в 1916 году. «Царская невеста» была поставлена в декорациях и костюмах Константина Коровина, а в главной партии зажглась звезда великой Антонины Неждановой.
Успех постановки был поддержан мастерством русского баритона Леонида Савранского, которого критики признали одним из лучших исполнителей партии Грязного.
Первая советская постановка оперы в 1931 году ознаменовалась включением в тандем Нежданова – Савранский начинающей солистки театра Надежды Обуховой, в репертуаре которой партия Любаши была одной из наиболее ярких и запоминающихся.
Возобновление спектакля с новым артистическим составом произошло уже в 1937 году. Декорации и костюмы к опере создавались по эскизам Бориса Кустодиева.
К 100-летию со дня рождения композитора в 1944 году «Царскую невесту» в Большом театре поставил Борис Покровский. Это была первая самостоятельная работа великого режиссера. Творческий путь еще одного великого мэтра отечественной культуры – Евгения Светланова – также был начат с шедевра Римского-Корсакова (постановка 1955 года).
В 1966 году «Царская невеста» прошла в Большом театре с впечатляющими декорациями и костюмами Федора Федоровского, подчеркивающими великолепие ушедшего времени.
Возобновление «Царской невесты» в 2014 году режиссером Юлией Певзнер и дирижером-постановщиком Геннадием Рождественским опиралось на находки сценографии Федоровского и в целом было направлено на воссоздание на исторической сцене Большого театра атмосферы большой русской оперы с прекрасными голосами, богатством костюмов и декораций, традиционными сценографическими решениями.
Приглашенный дирижер Большого театра Дмитрий Крюков, задействованный в исполнении оперы, поделился своими впечатлениями от последней постановки Царской невесты в Большом театре:
«В наш век, когда классические произведения повсеместно выворачивают наизнанку, когда приходя в театр, слушая в музыке запечатленные в звуках высочайшее благородство русского дворянина или пробуждение величавой русской природы, на сцене зрители видят спортклуб, кабинет или заправку, «Царская Невеста» в Большом – настоящая находка для зрителей!
Монументальные декорации великого художника Федоровского, оригинально пошитые русские национальные костюмы и, главное, герои, которые не веселятся на вечеринке, а, в точном соответствии с великой музыкой, раскрывают характеры, чувства, обряды и традиции Руси – все это ждет тех, кому посчастливиться посетить эту гениальную постановку.
Великое искусство – оно как природа, бессмертно, его не нужно переделывать, в нем каждый человек найдет для себя и простоту, искренность и философские размышления, и ответы на волнующие всех нас вопросы».
Представления оперы «Царская невеста» в Большом театре состоятся 21, 22 и 23 ноября 2017 года.
