Там по неведомым дорожкам следы невиданных зверей. Лукоморье. Анализ стихотворения «У лукоморья дуб зеленый» Пушкина

Посвящение


Для вас, души моей царицы,
Красавицы, для вас одних
Времен минувших небылицы,
В часы досугов золотых,
Под шепот старины болтливой,
Рукою верной я писал;
Примите ж вы мой труд игривый!
Ничьих не требуя похвал,
Счастлив уж я надеждой сладкой,
Что дева с трепетом любви
Посмотрит, может быть, украдкой
На песни грешные мои.

У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днем и ночью кот ученый
Всё ходит по цепи кругом;
Идет направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несет богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою-Ягой
Идет, бредет сама собой;
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русский дух… там Русью пахнет!
И там я был, и мед я пил;
У моря видел дуб зеленый;
Под ним сидел, и кот ученый
Свои мне сказки говорил.
Одну я помню: сказку эту
Поведаю теперь я свету…

Песнь первая


Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.

В толпе могучих сыновей,
С друзьями, в гриднице высокой
Владимир-солнце пировал;
Меньшую дочь он выдавал
За князя храброго Руслана
И мед из тяжкого стакана
За их здоровье выпивал.
Не скоро ели предки наши,
Не скоро двигались кругом
Ковши, серебряные чаши
С кипящим пивом и вином.
Они веселье в сердце лили,
Шипела пена по краям,
Их важно чашники носили
И низко кланялись гостям.

Слилися речи в шум невнятный;
Жужжит гостей веселый круг;
Но вдруг раздался глас приятный
И звонких гуслей беглый звук;
Все смолкли, слушают Баяна:
И славит сладостный певец
Людмилу-прелесть и Руслана
И Лелем свитый им венец.

Но, страстью пылкой утомленный,
Не ест, не пьет Руслан влюбленный;
На друга милого глядит,
Вздыхает, сердится, горит
И, щипля ус от нетерпенья,
Считает каждые мгновенья.
В унынье, с пасмурным челом,
За шумным, свадебным столом
Сидят три витязя младые;
Безмолвны, за ковшом пустым,
Забыли кубки круговые,
И брашна неприятны им;
Не слышат вещего Баяна;
Потупили смущенный взгляд:
То три соперника Руслана;
В душе несчастные таят
Любви и ненависти яд.
Один – Рогдай, воитель смелый,
Мечом раздвинувший пределы
Богатых киевских полей;
Другой – Фарлаф, крикун надменный,
В пирах никем не побежденный,
Но воин скромный средь мечей;
Последний, полный страстной думы,
Младой хазарский хан Ратмир:
Все трое бледны и угрюмы,
И пир веселый им не в пир.

Вот кончен он; встают рядами,
Смешались шумными толпами,
И все глядят на молодых:
Невеста очи опустила,
Как будто сердцем приуныла,
И светел радостный жених.
Но тень объемлет всю природу,
Уж близко к полночи глухой;
Бояре, задремав от меду,
С поклоном убрались домой.
Жених в восторге, в упоенье:
Ласкает он в воображенье
Стыдливой девы красоту;
Но с тайным, грустным умиленьем
Великий князь благословеньем
Дарует юную чету.

И вот невесту молодую
Ведут на брачную постель;
Огни погасли… и ночную
Лампаду зажигает Лель.
Свершились милые надежды,
Любви готовятся дары;
Падут ревнивые одежды
На цареградские ковры…
Вы слышите ль влюбленный шепот,
И поцелуев сладкий звук,
И прерывающийся ропот
Последней робости?.. Супруг
Восторги чувствует заране;
И вот они настали… Вдруг
Гром грянул, свет блеснул в тумане,
Лампада гаснет, дым бежит,
Кругом все смерклось, все дрожит,
И замерла душа в Руслане…
Все смолкло. В грозной тишине
Раздался дважды голос странный,
И кто-то в дымной глубине
Взвился чернее мглы туманной…
И снова терем пуст и тих;
Встает испуганный жених,
С лица катится пот остылый;
Трепеща, хладною рукой
Он вопрошает мрак немой…
О горе: нет подруги милой!
Хватает воздух он пустой;
Людмилы нет во тьме густой,
Похищена безвестной силой.

Ах, если мученик любви
Страдает страстью безнадежно,
Хоть грустно жить, друзья мои,
Однако жить еще возможно.
Но после долгих, долгих лет
Обнять влюбленную подругу,
Желаний, слез, тоски предмет,
И вдруг минутную супругу
Навек утратить… о друзья,
Конечно, лучше б умер я!

Однако жив Руслан несчастный.
Но что сказал великий князь?
Сраженный вдруг молвой ужасной,
На зятя гневом распалясь,
Его и двор он созывает:
«Где, где Людмила?» – вопрошает
С ужасным, пламенным челом.
Руслан не слышит. «Дети, други!
Я помню прежние заслуги:
О, сжальтесь вы над стариком!
Скажите, кто из вас согласен
Скакать за дочерью моей?
Чей подвиг будет не напрасен,
Тому – терзайся, плачь, злодей!
Не мог сберечь жены своей! -
Тому я дам ее в супруги
С полцарством прадедов моих.
Кто ж вызовется, дети, други?..»
«Я!» – молвил горестный жених.
«Я! я! – воскликнули с Рогдаем
Фарлаф и радостный Ратмир. -
Сейчас коней своих седлаем;
Мы рады весь изъездить мир.
Отец наш, не продлим разлуки;
Не бойся: едем за княжной».
И с благодарностью немой
В слезах к ним простирает руки
Старик, измученный тоской.

Все четверо выходят вместе;
Руслан уныньем как убит;
Мысль о потерянной невесте
Его терзает и мертвит.
Садятся на коней ретивых;
Вдоль берегов Днепра счастливых
Летят в клубящейся пыли;
Уже скрываются вдали;
Уж всадников не видно боле…
Но долго всё еще глядит
Великий князь в пустое поле
И думой им вослед летит.

Руслан томился молчаливо,
И смысл и память потеряв.
Через плечо глядя спесиво
И важно подбочась, Фарлаф,
Надувшись, охал за Русланом.
Он говорит: «Насилу я
На волю вырвался, друзья!
Ну, скоро ль встречусь с великаном?
Уж то-то крови будет течь,
Уж то-то жертв любви ревнивой!
Повеселись, мой верный меч,
Повеселись, мой конь ретивый!»

Хазарский хан, в уме своем
Уже Людмилу обнимая,
Едва не пляшет над седлом;
В нем кровь играет молодая,
Огня надежды полон взор:
То скачет он во весь опор,
То дразнит бегуна лихого,
Кружит, подъемлет на дыбы,
Иль дерзко мчит на холмы снова.

Рогдай угрюм, молчит – ни слова…
Страшась неведомой судьбы
И мучась ревностью напрасной,
Всех больше беспокоен он,
И часто взор его ужасный
На князя мрачно устремлен.

Соперники одной дорогой
Всё вместе едут целый день.
Днепра стал темен брег отлогий;
С востока льется ночи тень;
Туманы над Днепром глубоким;
Пора коням их отдохнуть.
Вот под горой путем широким
Широкий пересекся путь.
«Разъедемся, пора! – сказали, -
Безвестной вверимся судьбе».
И каждый конь, не чуя стали,
По воле путь избрал себе.

Что делаешь, Руслан несчастный,
Один в пустынной тишине?
Людмилу, свадьбы день ужасный,
Всё, мнится, видел ты во сне.
На брови медный шлем надвинув,
Из мощных рук узду покинув,
Ты шагом едешь меж полей,
И медленно в душе твоей
Надежда гибнет, гаснет вера.

Но вдруг пред витязем пещера;
В пещере свет. Он прямо к ней
Идет под дремлющие своды,
Ровесники самой природы.
Вошел с уныньем: что же зрит?
В пещере старец; ясный вид,
Спокойный взор, брада седая;
Лампада перед ним горит;
За древней книгой он сидит,
Ее внимательно читая.
«Добро пожаловать, мой сын! -
Сказал с улыбкой он Руслану. -
Уж двадцать лет я здесь один
Во мраке старой жизни вяну;
Но наконец дождался дня,
Давно предвиденного мною.
Мы вместе сведены судьбою;
Садись и выслушай меня.
Руслан, лишился ты Людмилы;
Твой твердый дух теряет силы;
Но зла промчится быстрый миг:
На время рок тебя постиг.
С надеждой, верою веселой
Иди на все, не унывай;
Вперед! мечом и грудью смелой
Свой путь на полночь пробивай.

Узнай, Руслан: твой оскорбитель
Волшебник страшный Черномор,
Красавиц давний похититель,
Полнощных обладатель гор.
Еще ничей в его обитель
Не проникал доныне взор;
Но ты, злых козней истребитель,
В нее ты вступишь, и злодей
Погибнет от руки твоей.
Тебе сказать не должен боле:
Судьба твоих грядущих дней,
Мой сын, в твоей отныне воле».

Наш витязь старцу пал к ногам
И в радости лобзает руку.
Светлеет мир его очам,
И сердце позабыло муку.
Вновь ожил он; и вдруг опять
На вспыхнувшем лице кручина…
«Ясна тоски твоей причина;
Но грусть не трудно разогнать, -
Сказал старик, – тебе ужасна
Любовь седого колдуна;
Спокойся, знай: она напрасна
И юной деве не страшна.
Он звезды сводит с небосклона,
Он свистнет – задрожит луна;
Но против времени закона
Его наука не сильна.
Ревнивый, трепетный хранитель
Замков безжалостных дверей,
Он только немощный мучитель
Прелестной пленницы своей.
Вокруг нее он молча бродит,
Клянет жестокий жребий свой…
Но, добрый витязь, день проходит,
А нужен для тебя покой».

Руслан на мягкий мох ложится
Пред умирающим огнем;
Он ищет позабыться сном,
Вздыхает, медленно вертится…
Напрасно! Витязь наконец:
«Не спится что-то, мой отец!
Что делать: болен я душою,
И сон не в сон, как тошно жить.
Позволь мне сердце освежить
Твоей беседою святою.
Прости мне дерзостный вопрос.
Откройся: кто ты, благодатный,
Судьбы наперсник непонятный?
В пустыню кто тебя занес?»

Вздохнув с улыбкою печальной,
Старик в ответ: «Любезный сын,
Уж я забыл отчизны дальней
Угрюмый край. Природный финн,
В долинах, нам одним известных,
Гоняя стадо сел окрестных,
В беспечной юности я знал
Одни дремучие дубравы,
Ручьи, пещеры наших скал
Да дикой бедности забавы.
Но жить в отрадной тишине
Дано не долго было мне.

Тогда близ нашего селенья,
Как милый цвет уединенья,
Жила Наина. Меж подруг
Она гремела красотою.
Однажды утренней порою
Свои стада на темный луг
Я гнал, волынку надувая;
Передо мной шумел поток.
Одна, красавица младая
На берегу плела венок.
Меня влекла моя судьбина…
Ах, витязь, то была Наина!
Я к ней – и пламень роковой
За дерзкий взор мне был наградой,
И я любовь узнал душой
С ее небесною отрадой,
С ее мучительной тоской.

Умчалась года половина;
Я с трепетом открылся ей,
Сказал: люблю тебя, Наина.
Но робкой горести моей
Наина с гордостью внимала,
Лишь прелести свои любя,
И равнодушно отвечала:
«Пастух, я не люблю тебя!»

И все мне дико, мрачно стало:
Родная куща, тень дубров,
Веселы игры пастухов -
Ничто тоски не утешало.
В унынье сердце сохло, вяло.
И наконец задумал я
Оставить финские поля;
Морей неверные пучины
С дружиной братской переплыть
И бранной славой заслужить
Вниманье гордое Наины.
Я вызвал смелых рыбаков
Искать опасностей и злата.
Впервые тихий край отцов
Услышал бранный звук булата
И шум немирных челноков.
Я вдаль уплыл, надежды полный,
С толпой бесстрашных земляков;
Мы десять лет снега и волны
Багрили кровию врагов.
Молва неслась: цари чужбины
Страшились дерзости моей;
Их горделивые дружины
Бежали северных мечей.
Мы весело, мы грозно бились,
Делили дани и дары,
И с побежденными садились
За дружелюбные пиры.
Но сердце, полное Наиной,
Под шумом битвы и пиров,
Томилось тайною кручиной,
Искало финских берегов.
Пора домой, сказал я, други!
Повесим праздные кольчуги
Под сенью хижины родной.
Сказал – и весла зашумели:
И, страх оставя за собой,
В залив отчизны дорогой
Мы с гордой радостью влетели.

Сбылись давнишние мечты,
Сбылися пылкие желанья!
Минута сладкого свиданья,
И для меня блеснула ты!
К ногам красавицы надменной
Принес я меч окровавленный,
Кораллы, злато и жемчуг;
Пред нею, страстью упоенный,
Безмолвным роем окруженный
Ее завистливых подруг,
Стоял я пленником послушным;
Но дева скрылась от меня,
Примолвя с видом равнодушным:
«Герой, я не люблю тебя!»

К чему рассказывать, мой сын,
Чего пересказать нет силы?
Ах, и теперь один, один,
Душой уснув, в дверях могилы,
Я помню горесть, и порой,
Как о минувшем мысль родится,
По бороде моей седой
Слеза тяжелая катится.

Но слушай: в родине моей
Между пустынных рыбарей
Наука дивная таится.
Под кровом вечной тишины,
Среди лесов, в глуши далекой
Живут седые колдуны;
К предметам мудрости высокой
Все мысли их устремлены;
Всё слышит голос их ужасный,
Что было и что будет вновь,
И грозной воле их подвластны
И гроб и самая любовь.

И я, любви искатель жадный,
Решился в грусти безотрадной
Наину чарами привлечь
И в гордом сердце девы хладной
Любовь волшебствами зажечь.
Спешил в объятия свободы,
В уединенный мрак лесов;
И там, в ученье колдунов,
Провел невидимые годы.
Настал давно желанный миг,
И тайну страшную природы
Я светлой мыслию постиг:
Узнал я силу заклинаньям.
Венец любви, венец желаньям!
Теперь, Наина, ты моя!
Победа наша, думал я.
Но в самом деле победитель
Был рок, упорный мой гонитель.

В мечтах надежды молодой,
В восторге пылкого желанья,
Творю поспешно заклинанья,
Зову духов – и в тьме лесной
Стрела промчалась громовая,
Волшебный вихорь поднял вой,
Земля вздрогнула под ногой…
И вдруг сидит передо мной
Старушка дряхлая, седая,
Глазами впалыми сверкая,
С горбом, с трясучей головой,
Печальной ветхости картина.
Ах, витязь, то была Наина!..
Я ужаснулся и молчал,
Глазами страшный призрак мерил,
В сомненье все еще не верил
И вдруг заплакал, закричал:
«Возможно ль! ах, Наина, ты ли!
Наина, где твоя краса?
Скажи, ужели небеса
Тебя так страшно изменили?
Скажи, давно ль, оставя свет,
Расстался я с душой и с милой?
Давно ли?..» – «Ровно сорок лет, -
Был девы роковой ответ, -
Сегодня семьдесят мне било.
Что делать, – мне пищит она, -
Толпою годы пролетели.
Прошла моя, твоя весна -
Мы оба постареть успели.
Но, друг, послушай: не беда
Неверной младости утрата.
Конечно, я теперь седа,
Немножко, может быть, горбата;
Не то, что в старину была,
Не так жива, не так мила;
Зато (прибавила болтунья)
Открою тайну: я колдунья!»
И было в самом деле так.
Немой, недвижный перед нею,
Я совершенный был дурак
Со всей премудростью моею.

Но вот ужасно: колдовство
Вполне свершилось, по несчастью.
Мое седое божество
Ко мне пылало новой страстью.
Скривив улыбкой страшный рот,
Могильным голосом урод
Бормочет мне любви признанье.
Вообрази мое страданье!
Я трепетал, потупя взор;
Она сквозь кашель продолжала
Тяжелый, страстный разговор:
«Так, сердце я теперь узнала;
Я вижу, верный друг, оно

Цикл полувенков сонетов создан по мотивам "Лукоморья..." А.С.Пушкин и бессмертные строчки использованы в качестве магистрала:

"У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;

Налево - сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой"
А.С.Пушкин
1
У лукоморья дуб зелёный
По-прежнему ласкает взгляд.
И синеокая Алёна
Там плачет много лет подряд.

Склонила голову над речкой,
Где младший брат, испив воды,
Вдруг стал козлёночком беспечным.
И нет лекарства от беды.

Заклятье, словно чёрной тучей,
Накрыло головы детей.
И только старый дуб могучий
Взирал на всё сквозь сень ветвей.

Шумит листва в лесу густом,
Златая цепь на дубе том.
2
Златая цепь на дубе том
Сковало пленом тело змея,
Чей рык звучал, как летний гром
(о воле видно сожалея).

Горыныч уж не первый год,
Здесь в заточении томится,
Беседу сам с собой ведёт:
(у головы всё те же лица…)

Иван-царевич одолел
Его в бою, однажды утром.
Но пожалел для змея стрел,
Теперь на сердце зверя смута…

Один в ту тайну посвященный,
И днём и ночью кот учёный.
3
И днём и ночью кот учёный
В клубок, свернувшись, спит в тени.
Давно Баюном наречённый,
Хозяйку не одну сменив,

Он служит верой-правдой ныне
Яге седой, храня секрет:
Что если солнца шар остынет,
Укроет землю белый плед…

Он станет витязем прекрасным
И на булатном жеребце
Вернётся в замок. Не напрасно,
Он сторожил иглу в яйце…

В мечтах он борется со злом,
Всё ходит по цепи кругом.
4
Всё ходит по цепи кругом,
Вокруг стареющего дуба,
Лесной разбойник, он врагом
Илюши стал – лишился зуба…

Как соловей он песни пел,
Свистел – природа замирала.
Он был находчив, ловок, смел,
Но вмиг один лишился дара…

Дорогу как-то перешёл
Богатырю из Муром-града:
Уж стали цепи словно шёлк,
сжигает месть сильнее яда...

Илья обрёл почёт в народе,
Идёт направо – песнь заводит.
5
Идёт направо - песнь заводит,
О том, как одолел врага.
У темной речки на восходе,
Попалась на пути Яга.

Старушку – божий одуванчик,
Скрутила немощь раза в два,
Хоть витязь наш давно не мальчик,
Спешит на зов. Помог едва

Пройти старушке бродом речку:
«Сынок возьми в подарок ты
Вот эту старую уздечку,
Коня смелее с ней пусти.

Увидишь скоро чудный вид
Налево, сказка говорит»
6
Налево сказку говорит
В глуши заморская жар-птица,
Но словно творчество Дали:
Замысловато. Повторится

Ей не дано. И новый сказ
Слетает каждый час, наверно.
Она вещает быль как раз
О деве, стройной, словно серна.

«Живёт в далёкой стороне,
Глаза – сапфировые дали!
За горшню золотых монет,
Купцу ту девицу продали…»

Уж птица новый сказ заводит:
«Там чудеса, там леший бродит».
7
Там чудеса, там леший бродит,
Пугает в поздний час людей.
Он здесь хозяин, царь природы,
Его боится сам Кощей.

Кикимор всех он был защитник,
Яге был верный компаньон.
За нелюдимость не взыщите.
Он в деву был одну влюблён.

Её небесной красотою
Он любовался день за днём.
Однажды, раннею весною
Узнала девица о нём.

Закрыла сердце от обид,
Русалкой на ветвях сидит…
8
Русалка на ветвях сидит
В глазах слеза застыла льдинкой.
Сюжет банален и избит,
И может быть, известен Глинке.

Не стал любимый мужем ей,
Играл он чувствами жестоко,
И становилось всё больней,
Душа не вынесла урока.

Когда гулял честной народ
На свадьбе милого с подругой,
Она сквозь лес к пруду идёт,
Нет ни обиды, ни испуга…

Осталось платье на волошках,
Там, на неведомых дорожках.
9
Там на неведомых дорожках
Всю ночь бродил купец один.
Он заблудился здесь немножко
(светлеет волос до седин).

Вокруг зловещий лес и звуки,
Которым старец наш не рад.
Дрожат колени, трусит руки,
Но не найти пути назад.

Час предрассветный приближался,
И петухов уж слышен крик.
В лесу парнишка потерялся,
А вышел из лесу старик…

И проступают всё ясней
Следы невиданных зверей.
10
Следы невиданных зверей
искал в лесу охотник смелый,
имел он множество идей,
куда потратить свои стрелы.

Лесной плутовки рыжий хвост
его тщеславие не тешит.
Ведь душу мучает вопрос:
"Что прячет в своих дебрях леший?"

Тропой лесною он забрёл
в густую чащу.На пригорке
пылал костёр, бурлил котёл,
стояли словно стражи - волки...

Увидел он как на ладошке
избушку там на курьих ножках...
11
Избушка там на курьих ножках
стоит уже не век, не два...
Днём кот дремает на окошке,
а ночью ухает сова.

Старушка варит щи на печке
и вяжет по утрам носки,
а ночью странной речью лечит
тех, кто к вдове с косой близки..

В субботу вымыла до блеска
избУ. Чай на столе, пирог...
С каких краёв ей неизвестно,
стучаться гости на порог...

Дом после трёх богатырей
стоит без окон, без дверей...
12
Стоит без окон, без дверей
в долине замок, лет так триста...
Влечёт приезжего туриста
легендой самых страшных дней:

Там жил колдун средневековый,
хранил таинственный сосуд.
Молился бесу иль кресту
нам неизвестно...Под покровом

Ночной зловещей тишины
он совершал свои заклятья.
Однажды, выскользнул из платья
и духом взмыл...Удивлены?

Травой опутан ныне сорной
там лес.И дол видений полны...
13
Там лес и дол видений полны
всегда. Хранят они секрет:
Как витязь из станицы горной
блуждал по свету много лет.

Искал с усердием невесту
(её украл другой джигит).
Неутомим герой наш квеста,
платок любимой, словно гид

Привел его в долину судеб.
(Где даже эхо - как пророк!)
"Твоя любовь сейчас на судне..."; -
глас трубный витязю изрёк:

"Прости любимой норов вздорный
и, на заре прихлынут волны..."
14
Там на заре прихлынут волны
к твоим ногам, седой старик,
наполнен болью каждый крик,
что вырывается из горла...

Уже давно ты стал вдовцом,
и в море ты не промышляешь,
хранишь в куске потёртой шали
её венчальное кольцо...

И в волнах ищешь солнца луч,
блеснувший в синеве заката...
Не пожалел бы и дуката,
чтоб получить от смерти ключ...

"Нет, рыбка, погоди, постой..."
Но брег песчаный и пустой...

А.С. Пушкин

У лукоморья дуб зелёный

Из поэмы "Руслан и Людмила"

У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идёт, бредёт сама собой,
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русский дух... там Русью пахнет!
И там я был, и мёд я пил;
У моря видел дуб зелёный;
Под ним сидел, и кот учёный
Свои мне сказки говорил.

Http://www.lukoshko.net/pushk/pushk2.shtml

Рецензии

Пушкин описывает реальные события прошлого. Лукоморье-берег Белого (Русского) моря на восток от Архангельска. Златая цепь-цепь ярких событий произходивших в зоне действи биополя дуба и записанная в годовых кольцах (флешка) циклически, т.е запись происходит только летом, когда дуб зелёный. Ученый кот- экстрасенс (ведун) считывающий эту информацию и раскрывающий ее РУСАМ алкающим знания,русалка(не путайте с алкающим-голь алкоголь, алкающим-шишь алкаш). Рядом бродит двоешник, лентяй-ему знания не нужны, там он лишний т.е леший.
И далее излагает картинки прошлого,
Избушка там на курьих ножках
стоит без окон без дверей- Это КРОДА. Было так: гроб с телом покойного устанавливали на два расположенных рядом ствола дерева, спиленных на уровне 1.5м от земли и сжигали, что-бы освободить сущьность человека от связи (эфирной, астральной, ментальной) с умершим телом и облегчить переход, сохранить тем самым потенциал до следующего воплощения в соём Роду (если повезёт). Деревья лишний раз не пилили, потому стволы обуглены и оголены корни от неоднократного события. И так далее....

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Ну не так прямо чтобы вольномыслящий писатель Алиханов, ленинградский мизерабль, alter ego Довлатова, был распят на кресте из битого непогодой, на живульку сколоченного псковского горбыля. Он полураспят - но не до смерти. В 1970-х так многие жили. Но декорация Александра Боровского к «Заповеднику» все же явно крестообразна. Две конструкции, две несовместимых жизни, два века, две разные России совмещаются в ней. Поверху горизонтально изогнут ампирный мостик, как в Тригорском. Понизу, ближе к жизни, упираются в рампу дощатые мостки над прудом деревни Сосново. Там ход в пристройку «жильца» отдельный - но заколоченный. Зато через щели в полу Алиханова навещают бездомные собаки. А в раковине с кругами отбитой эмали вечно плавают макароны.

Впрочем: тут и «деревня», и «усадьба» запущены навзрыд. С 1916 года не крашены. Оттого легко образуют единое пространство (как бы кто из «верхних» персонажей райка ни хорохорился!). На перекрестье миров бродит — или сидит, оцепеневши, — герой.

В глубине сцены тьма. И светит из нее белая посмертная маска Пушкина. А в фойе театра торгует из белой квасной цистерны сухим вином в разлив необъятная тетушка в кружевной наколке, с яркой помадой — ожившая добрая фея 1970-х. Да посверкивают стеклянные водочные «мерзавчики» по 0,1 л на новогодней елке.

Премьера «Студии драматического искусства» — бенефис Сергея Качанова, одного из лучших актеров Женовача. Седой человек, стриженный ежиком, визуально вроде и не похож на 37-летнего Довлатова-Алиханова в повести. За Петра Великого в пивной очереди его бы точно не приняли!

Но это лишь расширяет сюжет. Ведь «Заповедник» Довлатова — не столь автобиография, сколь поминальник целого войска людей, не нужных в блаженном заповеднике СССР конца 1970-х. Примерно тех, чье появление предсказал Бердяев в 1920-х, еще до высылки. Он писал: если в России упразднят свободу предпринимательства и книгоиздания — «останется мыслима лишь свобода невоплощенного человеческого духа. И дух человеческий развоплотится».

Полвека спустя сие и сбылось. Бурно, с выходом, с вывертом, с пузырями невоплощенного духа поверх ряски. «Заповедник» Довлатова этими пузырями бурлит: роскошными, радужными!

И идейно выдержанная экскурсия по Пушкинским горам («Самодержавие рукой великосветского шкоды…») тут стоит диссидентской экскурсии. На последней за двадцать копеек с носа — показывают настоящую могилу Пушкина , спрятанную большевиками в лесу от народа. Туристы платят, ибо в СССР 1970-х каждый понимал: большевики от народа и не то спрячут.

Кстати, сдается мне: от «невоплощенности» подневольных, достигшей в третьем поколении своего предела, СССР и погиб. Тогда заповедник как-то враз стал лесом, где все едят всех.

Но на сцене — еще непуганый биоценоз 1970-х: пьют без продыху трактористы, фотографы, писатели, операторы бензопилы «Дружба», романтические девушки в цыганских шалях, гармонисты, отбухавшие шесть лет по ст. 92 УК, райуполномоченные КГБ. И пьют они вместе.

В спектакле «СТИ» мужская часть бестиария толчется вокруг Алиханова на мостках. Извлекает из грязной воды (пруд у рампы — часть декорации Боровского) новые поллитры, отпихивая мусор. Укладывает зрителя в лоск текстом Довлатова. Все — от майора до уголовника — понимают, что жить за сеткой-рабицей осталось недолго. Все мечтают вырваться самыми немыслимыми путями.

Но никто с места не двинется уже потому, что вне заповедника для них земли нет.

Во втором акте вступает женский хор. Жрицы и весталки А.С.П., методисты и м.н.с., массовики-затейницы, ударницы пушкинского культа. Вергилии в юбках — при профсоюзных экскурсиях, способных спросить, из-за чего была дуэль у Пушкина с Лермонтовым. Героические труженицы 1970-х — все, ясен пень, с дипломами филфака. Рисунок их ролей… гм… полон гротеска.

Они позируют на ампирном мостике — местоблюстительницы Осиповых-Вульф, Анны Керн и сестер Лариных. Локоны, халы и начесы, крепдешин, кримплен и фланель, серые пиджачки со скромными лауреатскими медальками, канцелярит и кокетство очень узнаваемы.

В заповеднике всякая лань для тех, кому за тридцать, готова прянуть от писателя Алиханова с хохотком и тайной надеждой. Муляж Михайловского (подлинный усадебный дом сожжен в 1918-м) населило новое племя… Довлатов был не очень добр к нему. Но Женовач, пожалуй, жестче.

Нежные актрисы «СТИ» с трудом узнаваемы в злых камео. Особенно — Ольга Калашникова в пиджачке старшей жрицы, хранительницы Виктории Альбертовны. С ними вместе играют население заповедника одиннадцать молодых актеров и актрис, недавних выпускников мастерской Сергея Женовача. Но женской части биоценоза дана и вторая ипостась. Похоже: они ходят во сне. И лунатически, в белых рубашках, со свечами в руках, подымаются на ампирный мостик читать Пушкина: «Талисман», «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы».

Тогда проступает суть. Нечто, сохраненное в тайне, бессознательно, в самой чаще леса 1970-х. Примерно как «настоящая могила Пушкина, спрятанная большевиками от народа». И в этом лунатическом сне — в строгих кримпленовых девах проступают правнучки сестер Лариных.

А что держит в заповеднике, за сеткой-рабицей, писателя Алиханова? Ведь нерв повести — отказ героя от эмиграции. Уезжают его жена и дочь. Но питерский мизерабль еще не готов.

Сергей Качанов играет тонко и точно всю гамму ответов. «Нищее величье и задерганную честь» единственного думающего и чувствующего. Единственного, кому светит издали маска Пушкина.

Но и принадлежность к племени заповедника, вспоенному из белой бочки разливным сухеньким. То же безумие и безделье, чумной кураж недельных запоев, ту же развоплощенность.

И чувство языка как единственной родины. Надежду на то, что среди лепета и канцелярита блеснет строка, жест, силуэт на тропе — и этот чумной балаган на миг станет Михайловским.

Тут он сидит на цепи и ходит по цепи. Скована цепь из «Медного всадника». И еще ряда текстов.

В финале из-под колосников выпадают десятки пушкинских смертных масок на цепях. Они украшены чуть не стразами от Сваровски. Грохот такой, словно в заповеднике упал наконец забор.

Это уже иное время. Местный уполномоченный КГБ майор Беляев, так и предсказывал, распивая пол-литра с диссидентом Алихановым: «Придет новое татаро-монгольское иго. Только на этот раз — с Запада». Впрочем, майор наверняка вывернется: пойдет в баскаки.

Музейным жрицам в шалях, пьющим трактористам и прочему биоценозу будет трудней.

Но над ними уже в 1990-х взлетит ероплан Дубровского под управлением Б.Г. При дороге в Михайловское группа писателей Алихановых поставит памятник Зайцу, спасшему Алексан Сергеича в 1825-м. Культ окажется неистребим. Заповедник чуть протрезвеет. Но ведь устоит!

И где-то в глубине здешних лесов — как их ни замусоривай (или, наоборот, ни чисть) — будет вечно мерцать настоящая могила Пушкина.

Расиавляя знаки нрепинания. Найди и почеркни однородные члены предложения. .У кажи знаком х, к какому члену предложения они относится. 1 Заяц перескочил

через дорогу подошел к своей норе улёкся спать. 2 Над мокрым полем над лесом торопливо плыли облака. 3 Ураганный ветер неистово раскачивал деревья ломал ветки снесил крыши домов. 4 Стояли морзные ясные безветрегные дни. 5 Там в облаках перед народам через леса, через моря колдун носёт багатыря. 6 Люди в тесный кружок в юрте сошлись большой, в беседах речь повели о жизни своей былой. Пажалуйста мне нужно срочно

1)У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;
Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;
Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;
Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;
Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;
Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря;
В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;
Там ступа с Бабою Ягой
Идёт, бредёт сама собой,
Там царь Кащей над златом чахнет;
Там русский дух... там Русью пахнет!
2)В толпе могучих сыновей,
С друзьями, в гриднице высокой
Владимир-Солнце пировал;
Меньшую дочь он выдавал
За князя храброго Руслана
И мёд из тяжкого стакана
За их здоровье выпивал.
№1
Найдите старославянизмы с неполногласными сочетаниями. Выпишите их и подберите к ним русские по происхождению слова-синонимы.
№2
Найдите исконно русское слово с полногласием, укажите его старословянский синоним.

Там царь Кащей над златом чахнет.Остров на море лежит,град на острове стоит.Сребрит мороз увянувшее поле.Выпишите из предложений 2 слова с безударным

гласным звуком в корне и запишите проверочные слова этих слов?

Антон ехал на машине через лес. Вдруг на дорогу выскочила лосиха. Она трясла головой,словно звала на помощь.Антон остановил машину вылез из кабины и пошел за лосихой. Она привела Антона к болоту. Там по шею в трясине стоял малютка лосёнок. Антон стал выталкивать лосёнка из болота. Потом взял на руки и вынес на берег. В глазах лосихи блестели слёзы. Она стала облизывать своего кроху.
Задание:Определите тему и главную мысль текста
К каким частям текста могли бы подойти такие названия?:На помощь!,Дорога к болоту,Помощь пришла вовремя,Радость матери.
Что отражается в каждом заголовке тема или главная мысль? Подберите свои заголовки к данным частям текста.Напишите изложение текста.