Салтыков-щедрин михаил евграфович. Вопросы и задания

Для более экономного использования дискового пространства на сервере работы запакованы в zip-архивы.
Чтобы их распаковать и посмотреть, необходимо иметь установленный на вашем компьютере архиватор, например, WinZip или WinRAR или другой, распаковывающий zip-архивы.
Или после того, как архив вами был загружен на ваш компьютер, воспользуйтесь любым из онлайн-сервисов распаковки архивов, например, B1.org. Перейдя на сайт B1.org, кликаете по "Click here" и выбираете на своем компьютере скачанный архив. Все - архив распакован, скачивайте файл с документом. Не забываете загружать на наш сайт ваши хорошие работы:-) Будем признательны.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Подобные документы

Краткий биографический очерк жизненного пути М.Е. Салтыкова-Щедрина - русского писателя и прозаика. Начало литературной деятельности Салтыкова-Щедрина, его первые повести. Ссылка писателя в Вятку. Возобновление его писательской и редакторской работы.

презентация , добавлен 03.04.2011


Особенности атмосферы, в которой прошли детские годы Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Годы учебы, Царскосельский лицей. Служба чиновником в канцелярии Военного министерства. Кружок Петрашевского, арест и ссылка. Сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина.

презентация , добавлен 20.04.2015


Жизненный путь и творчество великого русского писателя-сатирика М.Е. Салтыкова-Щедрина. Исследование жизни писателя, начиная с ранних лет до ссылки на Вятку включительно. Начало литературного пути. Антиправительственные повести, наказание за вольнодумие.

реферат , добавлен 22.10.2016


Воспоминания Салтыкова-Щедрина о детстве, своих родителях и методах их воспитания. Образование юного Салтыкова. Жена и дети. Вятский плен, возвращение из ссылки. Жизненное кредо писателя. Значение его творчества в общественно-политических процессах.

презентация , добавлен 04.02.2016


Детство, годы учёбы, служба, арест и ссылка в Вятке Михаила Салтыкова-Щедрина. Переезд в Петербург, редакторская работа в журнале "Современник". Место романа "Господа Головлёвы" среди произведений великого сатирика. Последние годы жизни и смерть писателя.

презентация , добавлен 09.03.2012


Краткий очерк жизни известного российского классического писателя М.Е. Салтыкова-Щедрина, этапы его личностного и творческого становления. Годы обучения будущего писателя и формирование его творческих взглядов. Сотрудничество с литературными журналами.

презентация , добавлен 10.02.2011


Характеристика жанра "сатира". Смех как следствие сатирического творчества. Важная разновидность сатиры, представленная художественными пародиями. Выразительные средства юмора и сатиры в сказках Салтыкова-Щедрина "Дикий помещик" и "Медведь на воеводстве".

(1826-1889)

Нравственный авторитет М. Е. Салтыкова-Щедрина во все време­на был чрезвычайно высок. Щедрина ценили все: и его идейные наслед­ники, и те, кто искал другой путь. Один из ярких поэтов серебряного ве­ка, Игорь Северянин, обращаясь к бессмертным образам Щедрина, пи­сал в стихотворении, посвященном его памяти:

Иудушки из каждой лезут щели.

Страну одолевают. Одолели.

И нет надежд. И где удел иной?

На идеалах, проповедовавшихся Щедриным, воспитывались пи­сатели последующих поколений. В письме к правительству СССР от 28 марта 1930 года М.А. Булгаков назвал «самой главной» особеннос­тью своего творчества «изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М.Е. Салтыкова-Щедрина».

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин родился 27 января (по старому стилю 15 января) 1826 года и со стороны отца, Евграфа Васи­льевича Салтыкова, принадлежал к дворянскому роду, ко времени рож­дения писателя существовавшему уже около двухсот лет, а со стороны матери, Ольги Михайловны Забелиной, – к купеческому сословию. Семья Салтыковых жила в полном достатке, но не в полном мире: с дет­ства будущему писателю запомнились слабость и бесхарактерность отца и суровый нрав властной и расчетливой матери.

хотя в 1849 г. его вызвали в Петербург для допроса по случаю суда над петрашевцами. На предложенные ему вопросы о характере своей связи с кружком обвиняемого Салтыков отвечал осторожно, уходя в отвлечен­ные рассуждения, и дальнейших наказаний для него не последовало.

В конце 1849 года при содействии П.П. Ланского (второго мужа Н.Н. Пушкиной) с М.Е.Салтыкова снимается полицейский надзор и ему дозволяется проживать и служить там, где он сам пожелает. Вос­пользовавшись этим разрешением, в начале 1856 года писатель пере­брался в Петербург и был принят на службу в Министерство внутрен­них дел (летом состоялось его назначение в качестве чиновника VI клас­са особых поручений при министре). В июне этого года Салтыков об­венчался с дочерью вятского вице-губернатора Е.А. Болтиной.

Недавняя служба советником при вятском губернском правлении требовала от Салтыкова постоянных разъездов с ревизиями и расследо­ваниями. Впечатления от этих дел навели писателя на мысль создать ряд очерков из жизни одного из захолустных уголков России, Крутогорска, написанных от лица живущего в самой гуще провинциальных событий чиновника – «отставного надворного советника» Н. Щедрина. Под этим псевдонимом в августе 1856 года и начинает публиковаться первое зрелое произведение писателя – «Губернские очерки». Первоначаль­но Салтыков предложил свое сочинение «Современнику», однако, по­сле отрицательного отзыва И.С. Тургенева, передал его катковскому «Русскому вестнику». Сам писатель считал это произведение своим вступлением в литературу.





Публикация «Губернских очерков» имела громадный успех. После смерти Николая I наступала пора либерализма; в обществе открыто за­говорили о необходимости скорейших реформ и обновления. «Очерки» Салтыкова-Щедрина, сатирически рисующие жизнь провинциального общества, удивительно подходили текущему историческому моменту;что вообще необходимо для сатиры). «Ведь выбрал же г-н Щедрин минутку, когда явиться», – заметил по этому поводу Достоевский. На публикацию последовали многочисленные отклики, в том числе со сто­роны некрасовского «Современника». Н.Г. Чернышевский и Н.А. До­бролюбов, радикально настроенные публицисты журнала, усмотрели в сатире Щедрина протест не против отдельных социальных недостатков, как определила направленность книги остальная критика, а против всей государственной системы в целом. Отдельные социальные пороки, по мнению Чернышевского, представляют собой не случайность, а законо­мерное следствие порочности всего государственного устройства. Доб­ролюбов, в свою очередь, обнаружил у Щедрина постановку вопроса о

новом типе общественного деятеля в связи с полной деградацией преж­них «лишних людей».

Действие «Губернских очерков» происходит в заштатном городке Крутогорске, в образе которого узнаваемо проступают общие черты российской провинции. Как и город Глупов, Крутогорск являет собой микромодель современной писателю российской действительности, мало меняющейся с течением времени, своего рода социальный срез общества. Галерею персонажей составляют чиновники, помещики, купцы, крестьяне, провинциальная интеллигенция – словом, представители основных социальных кругов.

Салтыков-Щедрин умело использует и другой гоголевский прием – саморазоблачение персонажа посредством его речевой характеристики (очерки «Драматические сцены и монологи», «Казусные обстоятельст­ва» и др.). Например, в уста многоопытного чиновника-взяточника он вкладывает следующую замечательную по откровенности сентенцию: «Брали мы; правда, что брали – кто Богу не грешен, царю не виноват? Да ведь и то сказать, лучше, что ли, денег-то не брать, да и дела не де­лать? Как возьмешь, оно и работать-то сподручнее, поощрительнее».

Наблюдательно фиксируется в «Губернских очерках» и очевидный духовный регресс, происходящий в среде интеллигенции. В главе «Та­лантливые натуры» писатель критически рассматривает образованных, мыслящих представителей дворянства, «провинциальных Печориных» и показывает нравственное банкротство бывших «лишних людей», со­ставлявших в 30–40-е годы цвет русского общества и превратившихся в новых общественных условиях в бесплодных злопыхателей, праздных «байбаков», «карманных» Мефистофелей.

О художниках, подобных Салтыкову-Щедрину, Н.А. Некрасов ска­зал очень точно и верно: «Он проповедует любовь враждебным словом отрицанья». Это подметил в Щедрине и Чернышевский, увидевший, как мужественно умеет он переплавлять боль за Россию в грозные кра­ски обличительной сатиры; по поводу «Губернских очерков» критик пи­сал, что «ни у кого из предшествовавших Щедрину писателей картины нашего быта не рисовались красками более мрачными», никто «не карал наших общественных пороков словом более горьким, не выставлял пе­ред нами наших общественных язв с большею беспощадностью. <...> Он писатель по преимуществу грустный и негодующий».

Вместе с тем в «Губернских очерках» нет беспросветного, безысход­ного отчаяния. Об этом свидетельствует их открытый финал и образ до­роги, с которым связаны мысли повествователя о будущем: «Передо мной растворяются двери новой жизни, той полной жизни, о которой я

мечтал, к которой устремлялся всеми силами души своей... Что ждет меня впереди? Новые борьбы, новые хлопоты, новые искательства!» («Дорога»).

Дальнейшая жизнь писателя полностью подтвердила эти ожидания.

В 1857 году Салтыков-Щедрин обращается к драматургии, создавая пьесу «Смерть Пазухина». Действие этой сатирической комедии вращается вокруг наследства умирающего героя и дает картину нравст­венного разложения в купеческой семье, в которой страсть к стяжатель­ству заменила все человеческие чувства. Однако комедия, опубликован­ная также в «Русском вестнике», была запрещена к постановке.

Все это время Салтыков-Щедрин продолжает службу на государст­венном поприще. В 1858 году его назначают вице-губернатором в Ря­зань, а в 1860-м он переводится на ту же должность в Тверь. Только в начале 1862 года Салтыков-Щедрин вышел в отставку «по домашним обстоятельствам и крайне расстроенному здоровью», как писал он в со­ответствующем прошении.

С 1859 года писатель начал публиковаться в «Современнике». Впоследствии написанные им в 1857–1863 годах и печатавшиеся в пе­риодике рассказы и очерки образовали циклы «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе». Здесь впервые возникает образ города Глупова – широкое сатирическое обобщение, в котором отражены наиболее от­вратительные черты общественной жизни современной писателю Рос­сии. С 1862 года Салтыков-Щедрин, освободившись от службы, вхо­дит в редакцию «Современника», в которой много и активно работает. В это время он начинает публикацию первых очерков их цикла «Помпа­дуры и помпадурши».

В цикле «Помпадуры и помпадурши» Салтыков-Щедрин впервые широко применил прием сатирического преувеличения, убедительно по­казав, что пороки современной ему действительности принимают самые фантастические формы.

1860-е годы – время активной литературной и общественной дея­тельности писателя. Он принимает участие в издании сатирического приложения «Свисток», в 1863–1864 годах пишет серию статей-об­зоров «Наша общественная жизнь», где со скептицизмом отзывается о романе Н.Г. Чернышевского «Что делать?», отмечая мечтательный утопизм автора. К этому же времени относится и острая полемика Сал­тыкова-Щедрина с молодым Д.И. Писаревым («Русское слово») и Ф.М. Достоевским («Время»). Однако идейные разногласия возни­кают у Салтыкова не только с публицистами других журналов, но и с собственными коллегами по редакции. В ноябре 1864 года писатель

выходит из состава редакции, отправляя специальное письмо с извес­тием об этом Н.А. Некрасову. Салтыков вновь (на сей раз ненадолго) возвращается на службу, теперь по линии Министерства финансов (это министерство возглавлял его лицейский товарищ М.Х. Рейтерн): с ноября 1864 года он назначается управляющим Пензенской казенной палатой, в ноябре 1866-го переводится на ту же должность в Тулу, а в октябре 1867 года – на ту же должность в Рязань. Работа Салтыко­ва-Щедрина заключалась в проверке приходно-расходной отчетности местных казначейств; однако его постоянные конфликты с местными губернаторами вынудили Министерство финансов отозвать писателя с должности. В июне 1868 года Салтыков-Щедрин был уволен в от­ставку с чином действительного статского советника и пенсией, но без представления к ордену (представления, обычного при таком чине).

С этого времени Салтыков-Щедрин возвращается к литературно-журнальной работе, посвящая исключительно ей все оставшиеся годы своей жизни. С сентября 1868 года он становится членом редакции не­красовских «Отечественных записок» («Современник» был запрещен в 1866 г.), и все его новые произведения публикуются только здесь. В течение последующих лет в «Отечественных записках» завершает­ся печатание цикла очерков «Помпадуры и помпадурши»; появляются циклы «Письма о провинции» (1868), «Признаки времени» (1868), «Господа ташкентцы» (1869-1872), «Благонамеренные речи» (1872-1876), «В среде умеренности и аккуратности» (1874-1877), рисующие обобщенные сатирические типы представителей различных слоев общества. Другой цикл – «Письма к тетеньке» (1881-1882) – представляет собой сатирическое обращение к русской либеральной интеллигенции. В это же время Салтыков-Щедрин создает свои сати­рические романы: «Дневник провинциала в Петербурге» (1872(3), где использован новый художественный прием введения в текст лите­ратурных героев из произведений других авторов и «дописывание» биографий этих героев; «Современную идиллию» (1877-1883) – общественный сатирический роман, главные герои которого принадле­жат к средним слоям интеллигенции. Но вершиной сатирического творчества Салтыкова-Щедрина является «История одного города» (1869-1870).

При начале журнальной публикации «Истории одного города многих читателей романа и у рецензентов возникло впечатление, Салтыков-Щедрин обратился к жанру исторической сатиры. Имен» исходя из этого впечатления современная писателю критика сделал первые попытки, оценить новое произведение. Последнее вынудил

писателя выступить с открытым письмом, и, отвечая «Вестнику Евро­пы», он утверждал, что «совсем не имел в виду исторической сатиры», так что рецензент «совсем неправильно приписывает» ему подобное на­мерение. «Я совсем не историю предаю осмеянию, а известный порядок вещей», – пояснял Салтыков-Щедрин, имея в виду прежде всего «мертвящие формы жизни», проистекающие от исторически сложивше­гося в России абсолютистского строя правления и общей привычки к пассивному подчинению любому произволу властей.

Салтыков-Щедрин широко использует в своем произведении прием реалистического гротеска. Созданию гротескового эффекта служит из­бранная автором мнимолетописная форма повествования. Этот прием позволяет глубже вскрыть исторические корни современного «порядка вещей», показать закономерности общественного бытия, закладывав­шегося веками духовного рабства и наложившего негативный отпечаток на психологию и поведение людей. Это и способ литературной полеми­ки с идеализацией русской старины в современной писателю официаль­ной историографии и популярной исторической беллетристике, и средст­во политического иносказания – скрытого от глаз цензуры диалога с передовыми современниками.

В «Истории одного города» Салтыков-Щедрин сатирически осмыс­лил сам феномен государственности, преследующий цели, никак не свя­занные с народным благоденствием. Писатель остро ощутил последст­вия такого государственного правления – жесткую регламентацию и механизацию жизни, выхолащивание из нее природного естества. Но самое страшное открытие для писателя – то, что зачастую сам человек стремится нивелировать свои человеческие интересы, «овеществиться», стать всего лишь одним из винтиков государственной машины. Именно сила неодушевленных вещей, вещей, формирующих социальные отно­шения (как, например, собственность), превращающая в вещь самого человека, представляется Салтыкову-Щедрину главным злом, и потому основным объектом изучения у него стала активная сила неживого, ко­торая окончательно демонизируется в фантасмагорическом бреду Уг­рюм-Бурчеева.

Механизация и гиперболизация марионеточности, то есть превраще­ния живого человека в заводную куклу, являются главными приемами сатирического шаржирования в «Истории одного города», особенно яр­ко представая перед читателем в первой же главе – «Органчик».

Слово, взятое в качестве фамилии Брудастого, является в русском языке названием породы особо злых охотничьих собак. Однако градо­начальник Брудастый даже не животное. Это жутковатое сочетание

мертвеца и механизма: на настоящем человеческом теле (которое без го­ловы «даже начинает портиться») укреплена искусственная машинка-голова. Известно, что в ней находится органчик, способный сыграть две простые музыкальные пьески: «Раззорю!» и «Не потерплю!», однако очевидно, что этим содержимое головного механизма все-таки не огра­ничивается, поскольку градоначальник оказался в состоянии исписать кипу недоимочных реестров.

Все глуповские градоначальники – это «тени», «куклы», «образы без лиц». «Градоначальник» для Щедрина – это понятие собиратель­ное. Хотя количество управителей города соответствует, как показыва­ют исследователи, численности русских царей, они являют собой нечто обобщенно-типичное. В них есть и черты подлинных российских само­держцев (в Негодяеве – черты Павла I, в Грустилове – Александра I, в Перехват-Залихватском – Николая I), но иногда в них можно угадать сходство с приближенными императорского двора (Беневоленский – Сперанский, Угрюм-Бурчеев – Аракчеев и т. п.).

Анархия и начальстволюбие – не единственные способы проявле­ния их духовной увечности. Духовное убожество глуповцев таково, что они покорно маршируют строем из «манежа для коленопреклонения» в «манеж для телесных упражнений», оттуда в «манеж для принятия пи­щи» и снова строем – на общественные работы. «Мы люди привышные! – говорят они. – Ежели нас теперича всех в кучу сложить и с че­тырех концов запалить – мы и тогда противного слова не молвим!»

Как видим, сатира Салтыкова-Щедрина зла и язвительна. Она не щадит не только власти, но и сам народ. Но эта сатира и трагична, пото­му что отображает гримасы изуродованного, покалеченного «существую­щим порядком вещей» живого естества. У Салтыкова так много презре­ния, пишет Ю.Айхенвальд, что «в конце концов не разбираешься в кру­говой поруке жизни, кто больше этого презрения заслуживает – жрецы или жертвы». Такова особенность сатиры писателя: он не спасал смехом и не лечил смехом; смехом он обнажал язвы.

Такое изображение народа не могло не вызвать серьезного протеста со стороны либеральной критики. А.Суворин упрекал сатирика в незна­нии народа и в глумлении над ним: «Если отвергать народ, отвергать его здравый смысл и даже простую его житейскую сообразительность, то что же признавать после этого?»

Следует подчеркнуть: и до Щедрина в русской литературе сущест­вовала традиция сатирического изображения не только «верхов», но и «низов» общества. Гоголевские Петрушка, Селифан, дядя Митяй и дядя Миняй и некоторые другие образы людей из народа – все это

образы сатирические, осмеивающие те или иные не лучшие стороны на­родного характера. О покорном повиновении правителям, пассивности, смирении, начальстволюбии, как о качествах, присущих всем слоям рус­ского общества, не раз говорили и другие отечественные писатели. Так, например, И.С. Тургенев в одном из своих писем подчеркивал: «Свер­ху донизу мы не умеем ничего крепко желать – и нет на свете прави­тельства, которому было бы легче руководить своею страною. Прика­жут – на стену полезем; скомандуют: отставь! – мы со стены опять долой на землю».

На основании этого можно сделать вывод: сатирическое изображе­ние масс в «Истории одного города» было выражением подлинной глу­бокой любви писателя к родине и народу. Такое изображение было впол­не естественным с позиций революционного демократизма: по мнению писателя, оно должно было способствовать пробуждению народного са­мосознания, призывало общество к политической активности, к реши­тельному отстаиванию своих прав и свобод, своего места в подлинной русской истории.

Новой вершиной художественного мастерства писателя-сатирика стал роман «Господа Головлевы» (1875-1880).

«Господа Головлевы» по жанру – семейный роман, поскольку его содержание составляет история одной семьи, точнее, трех поколе­ний одной семьи: от бабушки Арины Петровны до ее внуков (Воло­деньки и Петеньки) и внучек (Анниньки и Любиньки). В последней трети XIX века жанр семейного романа получил особое развитие. Се­мья, ее сущность, ее нравственные ценности, ее роль в жизни общества и в формировании человека привлекли особое внимание величайших русских писателей – Л.Н. Толстого («Анна Каренина») и Ф.М. До­стоевского («Подросток»). С одной стороны, роман Салтыкова-Щед­рина стоит в том же ряду. С другой стороны, жанр произведения, нель­зя определять так однозначно, поскольку его идейное содержание за­ключается не столько в рассмотрении природы семьи и причин ее изме­нения или деформации, сколько в обнаружении того душевного заболе­вания, в результате которого человек полностью извращает смысл соб­ственной жизни и собственной личности. Это позволяет видеть в «Гос­подах Головлевых» не только семейный, но и социально-психологичес­кий, социально-философский тип романа.

Если можно максимально кратко охарактеризовать идейный смысл романа Салтыкова-Щедрина, то «Господ Головлевых» можно назвать романом о «пустом слове». Начало «пустому слову» дает Арина Пет­ровна. Женщина энергичная и властолюбивая, она, казалось бы, делает

все, что может, во имя интересов семьи. Однако постепенно сугубо ма­териальные, вещественные интересы вытеснили из ее души естествен­ные человеческие чувства любви, жалости, заботы, беспокойства о са­мых близких родных. Ее нисколько не волнует, что связи в семье пол­ностью утратили свое душевное содержание; от сыновей она требует со­блюдения только внешней формы этих отношений – «почтительнос­ти», не понимая, сколь она лицемерна и неестественна. С другой сторо­ны, смутное чувство, что она не любима детьми, на ее языке означает лишь то, что повзрослевшие вчерашние мальчики могут обобрать ее в старости, так что она «все старалась угадать, который из них ей злоде­ем будет».

«Пустое слово» – это характеристика всего головлевского семейст­ва. Все они пустословы и почти все пустопорожние мечтатели. Почти все члены рода пусты внутренним содержанием.

Наиболее сильным и талантливым представителем рода, безусловно, является ее главный представитель, Иудушка Головлев. Талантливость Иудушки в том, что он сумел почувствовать страшную эстетику пустой формы, из которой выхолощено всякое содержание; интуитивно постиг законы пустоты, ее ритм, ее пульсацию, правила ее существования; он бессознательно проник в сущность «пустого слова» и стал его творцом.

Еще в средние века Отцы Церкви, решая проблему, в чем состоит самая сущность зла, пришли к выводу, что зло в своем первичном смысле – это отсутствие добра, ничто, пустота там, где положено че­му-то быть.

Иудушка вдохновенно творит пустоту там, где должно было быть подлинно человеческое содержание. С детства утратив понятие о смыс­ле внутричеловеческих и внутрисемейных отношений, он упивается внешними формами поведения любящего сына, брата, отца. Вообще, ли­цедейство – основная форма Иудушкиного поведения, полностью оп­равдывающая его семейное прозвище.

Со смертью матери, гибелью детей, отъездом племянницы и разла­дом с Евпраксеюшкой Иудушка остается один, и вся его энергия сотво­рения пустоты оборачивается против него самого. На Иудушку напада­ет «запой праздномыслия». Он вступает на тот же самый путь, который уже пришел его брат Павел: он измышляет призраки, которых превра­щает в своих собеседников, с которыми вступает в расчеты как денеж­ные, так и личные; но, поскольку призраки не являются живыми, вся убийственная, кровососущая сила Иудушкиных фантазий разрушитель­но сказывается на нем самом.

Тем более замечателен конец романа. Несмотря ни на что, в Иудуш­ке сохранилось достаточно человеческого, чтобы постепенно ощутить ужас последней пустоты – небытия. В одну из минут просветления и отрезвления, в день, когда Церковь и христиане вспоминают распятие и смерть Христа, он сумел почувствовать ужас и безобразие смерти – в самоубийстве Любиньки и в смерти проклявшей его матери. Тогда вне­запно до него дошел смысл с раннего детства известных, но никогда ра­нее не понятых слов: крестные муки, страшная и позорная казнь на кре­сте, прощение и искупление других своим страданием – Воскресение. А можно ли простить и его, Иудушку, ежеминутно предававшего в са­мом себе человека, мо>кно ли простить его пострадавшим от него близ­ким людям? «А ты... простила?» – спрашивает он племянницу. «На­до меня простить! – продолжал он, – за всех... И за себя... и за тех, которых уже нет... Что такое! что такое сделалось?! – почти растерян­но восклицал он, озираясь кругом, – где... все?..» «Одичалая совесть» сводит с ним свои запоздалые счеты: Иудушка замерзает в мартовскую метель на дороге к материнской могиле.

Среди произведений рубежа 70–80-х годов, отразивших тенден­ции русской общественной жизни, особенно выделяется «Убежище Монрепо» (1878-1879). Именно здесь прозвучало знаменитое при­знание М.Е. Салтыкова-Щедрина, выразившее всю душевную силу его патриотизма: «Я люблю Россию до боли сердечной и не могу себя по­мыслить нигде, кроме России». В «Убежище Монрепо» созданы клас­сические типы времени: образы купца-толстосума Разуваева и кабатчи­ка Колупаева – представителей новой социальной силы, которых при­нято было называть «чумазыми». Именно они пришли на смену «людям культурного слоя», безжалостно вытеснив их из «дворянского гнезда». Агрессивно и напористо утверждали они новые правила жизни, новые нормы бытия: власть денег, жестокость к ближнему, низменность эгоис­тических интересов, пошлость вкусов.

Салтыков-Щедрин встретил появление новых хозяев жизни со свойственным ему сарказмом: «По всей веселой Руси раздается один клич: идет чумазый! Идет, и на вопрос: что есть истина? – твердо и неукоснительно ответит: распивочно и навынос!»

Как и другие произведения Салтыкова-Щедрина, «Убежище Мон­репо» проникнуто просветительским пафосом и верой в то, что человек способен изменить мир к лучшему. Элементы положительной програм­мы, близкой и самому писателю, несет в себе заключающая произведе­ние речь отставного корнета Прогорелова, в которой он призывает тех,

кто идет на смену уходящему дворянскому сословию, «любить отечество» и «чтить государство». Высказывается он и за идею социальной спра­ведливости: «Блюди свою собственность, но не отказывай и присному твоему в праве иметь таковую». Последние слова звучат как бы из са­мого сердца автора, и обращены они не только к современнику, но и к отдаленному потомку: «А главное все-таки: люби, люби и люби свое отечество! Ибо любовь та даст тебе силу и все остальное без труда со­вершить».

В 1880 году М.Е. Салтыков-Щедрин уезжает за границу. В тече­ние трех месяцев ему удается посетить Германию, Швейцарию, Фран­цию, Бельгию. После посещения Западной Европы в 1875–1876 годах это была вторая поездка.

На основе заграничных впечатлений писатель создает книгу «За рубежом», которой в его литературном наследии принадлежит особое место.

«Россия и Запад» – так можно сформулировать главную тему публицистического цикла Салтыкова-Щедрина. Знакомство с запад­ноевропейской действительностью дало писателю возможность глубже осмыслить происходящее на родине, в России.

В зарубежных очерках разворачивается панорама политической жизни западноевропейских стран. Писатель дает острые характеристи­ки прусскому милитаризму, отмечая гнетущий «военный элемент» в ат­мосфере гражданской столицы; проницательно замечает, что Франция, потеряв свою былую революционность и после поражения Парижской коммуны, превратилась в «республику без республиканцев».

Однако Щедрина интересует не только политическая жизнь, но и духовно-нравственное состояние европейского общества, его культура и искусство. Более всего писателя возмущает «буржуазная сытость»; он сожалеет об утрате литературой Франции высоких духовных и общест­венных идеалов, на смену которым пришел бескрылый и пошлый нату­рализм.

Писатель обращается к русскому человеку, склонному некритично относиться к Западу, восхищаться его благами, порой сомнительными, со словами: «Пусть примет он на веру слова «мальчика без штанов»: «У нас дома занятнее» и с доверием возвратится в дом свой, чтобы за­нять соответствующее место в представлении той загадочной драмы, о которой нельзя даже сказать, началась она или нет». С присущей ему иносказательностью Салтыков-Щедрин высказывает здесь мысль о ве­роятности революции в России.

Большой вклад в нравственное воспитание и просвещение русского общества Салтыков-Щедрин внес не только как талантливый писатель, но и как редактор наиболее передового демократического журнала. В 1877 году, после смерти Некрасова, Салтыков-Щедрин становится ответственным редактором «Отечественных записок». Однако весной 1884 года журнал был запрещен за то, что он «не только открывает свои страницы распространению вредных идей, но и имеет своими бли­жайшими сотрудниками лиц, принадлежащих к составу тайных об­ществ». В связи с закрытием своего журнала Салтыков-Щедрин реша­ет публиковаться в «Вестнике Европы», на страницах которого появля­ется роман «Пошехонская старина» (1887–1889), посвященный опи­санию мрачного быта и грубых нравов старого времени.

В последние годы жизни писатель особенно плодотворно работал над своими знаменитыми «Сказками» (1883–1886), хотя первые три сказки были созданы и опубликованы еще в 1869 году. Жанр сказки представлялся тем более удобным для сатирических целей Салтыкова-Щедрина, что в нем обычно используются фантастические образы и коллизии, поэтические преувеличения и иносказания.

Щедрин-сказочник активно использует фольклорные традиции, ко­торые проявляются многопланово. Так, в жанровой типологии его ска­зочных произведений можно увидеть прямую связь с тремя основными разновидностями народной сказки (волшебная, социально-бытовая, о животных). Однако связь щедринских сказок с фольклором не исчер­пывается только образными средствами. Главное состоит в том, что в них отражается подлинно народное миропонимание, народное представ­ление о добре и зле, о правде и кривде, справедливости и вероломстве, о трусости и отваге.

Основные темы сказок отражают общую проблематику произведе­ний Щедрина: взаимоотношения помещиков и крестьян («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Дикий помещик»), власть и народ («Медведь на воеводстве»), бесправное положение кре­стьянства («Коняга»), трусость, соглашательство, прекраснодушие ли­беральной интеллигенции («Карась-идеалист», «Либерал», «Вяленая вобла», «Самоотверженный заяц»), психология и мораль обывателя («Премудрый пискарь»).

В щедринских сказках органично сочетаются реальность и фантасти­ка, жизненное правдоподобие и художественная условность. В сказочной «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил» беспомощ­ные, но привыкшие командовать генералы, оказавшись на необитаемом

острове, отыскивают неизвестно как попавшего на остров мужика, кото­рый спасает их от голодной смерти и помогает добраться через «океан-море» до самого Петербурга.

В сказке «Дикий помещик» глупый и самонадеянный барин мечтает избавиться от мужиков; когда же его желание исполняется, он оказыва­ется неспособным вести прежнюю жизнь в ее цивилизованных формах, превратившись в одичавшее, озверевшее существо.

Писатель критически исследует различные типы общественного по­ведения, обусловленные временем, высмеивает трусость, приспособлен­чество, отступничество от идеалов, обывательскую психологию своих сограждан, сатирически преломляя все это в образах персонажей-жи­вотных.

Так, самоотверженный заяц, сидит под кустом согласно волчьей ре­золюции и думает, что волк его, может быть, со временем и помилует. Умеренно-либеральный, просвещенный и осторожный до предела пре­мудрый пескарь стремится неуклонно следовать своему жизненному кредо: «Надо так прожить, чтоб никто не заметил», вот и получилось: «жил – дрожал и умирал – дрожал».

Карась-идеалист решает вступить с самой щукой в диспут о воз­можности достижения гармонии мирными средствами. Но как только он, осмелев, во всю мочь гаркнул: «Знаешь ли ты, что такое добродетель?» – щука разинула рот от удивления и машинально, «вовсе не желая проглотить карася, проглотила его».

Вяленая вобла, казалось бы, сумела приспособиться к политике ежовых рукавиц. Ее «поймали, вычистили внутренности <...> и вывесили на веревочке на солнце: пускай повялится». «Как это хорошо, – радовалась она, – что со мной эту процедуру проделали! Теперь у меня лишних мыслей, ни лишних чувств, ни лишней совести – ничего такого не будет!» Но радость ее оказалась преждевременной – вскоре воб­ла была «слопана».

На фоне образов пародийных, карикатурных, шаржированных встречаются в сказках Щедрина и такие, которые обретают высокое трагическое звучание, взывая к совести и разуму современников. Тако­ва, например, сказка «Коняга» и ее герои – работяга-мужик и лошадь-труженица – вечные кормильцы Руси. Скована рабьими подневольны­ми цепями их неистощимая, неизменная привычка к труду. «Кто осво­бодит эту силу из плена? Кто вызовет ее на свет?» – вопрошает автор.

Мрачным и негодующим, страдающим и верующим в будущее России остался в памяти потомков М.Е. Салтыков-Щедрин. Он умер 28 апреля

(10 мая) 1889 года и по завещанию похоронен рядом с И.С. Тургеневым на Волновом кладбище в Петербурге. Спустя более чем столетие по-прежнему взволнованно звучат его слова, обращенные к читателю в последние месяцы жизни: «Не погрязайте в подробностях настоящего, но воспитывайте в себе идеалы будущего, ибо это своего рода солнечные лучи, без одухотворяющего действия которых земной шар превратился бы в камень».

Вопросы и задания

1. С каким журналом была связана деятельность М.Е. Салтыкова-Щед­рина как редактора? Какие идеалы отстаивал этот журнал?

2. Назовите основные циклы очерков М.Е. Салтыкова-Щедрина. Чем, на ваш взгляд, был обусловлен особый интерес писателя к жанру очерка?

3. Какие идейно-художественные функции выполняет форма мнимоисто-рического повествования в «Истории одного города»? В чем обобщающий смысл этого произведения?

4. Почему, на ваш взгляд, объектом изображения в романе «Господа Голо-влевы» избрана семья? Насколько избранный М.Е. Салтыковым-Щедриным жанр семейной хроники способствует осуществлению авторского замысла?

5. Назовите основные темы сказок Салтыкова-Щедрина. Какими приема­ми пользуется Салтыков-Щедрин в целях создания сатирического эффекта? Что такое «эзопов язык»?

6. Какой смысл вкладывает М.Е.Салтыков-Щедрин в понятия «Пошехонье» и «пошехонцы»?

Литература

Бушмин А.С. Художественный мир Салтыкова-Щедрина. Лу 1987.

Макашин С.А. Салтыков-Щедрин на рубеже 1850-1860 годов. Биография. М., 1972.

Макашин С. А. Салтыков-Щедрин. Середина пути. 1860-1870 годы. Биография. М., 1989.

Макашин С.А. Салтыков-Щедрин. Последние годы. 1875-1889. Биография. М., 1989.

Николаев Д. П. М.Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество: Очерк. М., 1985.

Прозоров В.В. Салтыков-Щедрин. М., 1988.

Турков A.M. Салтыков-Щедрин. 3-е изд., доп. М., 1981.

Особенности авторских приемов. Среди огромного наследия М.Е, Салтыкова-Щедрина сказки занима­ют особое место. Использование жанров народного творчества было харак­терной особенностью творчества многих русских писателей. К ним обра­щались и А. С. Пушкин, и М. Ю. Лермонтов, и Н. В. Гоголь, и Н. А. Нек­расов. М. Е. Салтыков-Щедрин взял за основу одного из лучших своих сатирических циклов сказку, самый, пожалуй, любимый народом жанр.

Он писал романы, драмы, хроники, очерки, обозрения, рассказы, статьи, рецензии, но оружием М. Е. Салтыкова-Щедрина всегда была сатира. На завершающем этапе своего творчества, в период с 1883 по 1886 год, он решает подвести итог своим размышлениям о российской действительности. В ту пору из-за существовавшей строгой цензуры ав­тор не мог до конца обнажить пороки общества, показать всю несосто­ятельность российского управленческого аппарата. И все же с помощью «Сказок для детей изрядного возраста» Салтыков-Щедрин смог донес­ти до людей резкую критику существующего порядка. Цензура пропус­тила сказки великого сатирика, не сумев понять их назначения, облича­ющую силу, вызов существующему порядку.

Оттого, что реальное сплетается в них с фантастическим, комичес­кое сочетается с трагическим, широко используется гротеск, гипербола, проявляется удивительное искусство Эзопова языка, сказки М. Е. Сал­тыкова-Щедрина резко индивидуальны и не похожи ни на какие другие. Многие исследователи отмечали, что традиции в них тщательно перера­ботаны, а потому, вобрав в себя элементы сказки народной и литератур­ной, они стали оригинальнейшими произведениями, в которых вопло­тилось мастерское владение сатирическими приемами, характерное для всего творчества писателя.

Стараясь скрыть от цензуры истинный смысл написанного, писа­тель был вынужден использовать самые разнообразные приемы. Попы­таемся рассмотреть особенности жанра сказки писателя на примере нескольких его произведений. В «Диком помещике» автор показыва­ет, до чего может опуститься богатый барин, оказавшийся без слуг. В этой сказке применена гипербола. Кажущийся сначала культурным человек, помещик, превращается в дикое животное, питающееся му­хоморами. В сказке «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» автором использованы гипербола и гротеск. Читатель ви­дит безропотность мужика, его покорность, беспрекословное подчине­ние двум генералам. Мужик даже сам привязывает себя, что лишний раз указывает на закабаленность русского народа.

«Осталоп, который не ест, не пьет, никого не видит, ни с кем хле­ба-соли не водит, а все только распоетылую свою жизнь бережет» изобразил автор в сказке «Премудрый пескарь». Мы видим жизнь обы­вателя, боящегося всего на свете. «Премудрый пескарь» постоянно си­дит взаперти, пугаясь лишний раз выйти на улицу, с кем-нибудь заго­ворить, познакомиться. Он ведет жизнь замкнутую, скучную. Только перед смертью задумывается пескарь о прожитой жизни: «Кому он по­мог? Кого пожалел, что он вообще сделал в жизни хорошего? - Жил - дрожал и умирал - дрожал». Так и обыватель в какой-то момент осоз­нает, что никому-то он не нужен, никто его не знает и о нем не вспом­нит. Здесь применена аллегория.

Обогащая традиционные образы и сюжеты устного народного твор­чества новым революционным содержанием, М. Е. Салтыков-Щедрин постоянно стремится к совершенствованию своей иносказательной ма­неры, старается сделать произведения максимально доступными чита­телю. А потому часто прибегает к тем художественным приемам, кото­рые характерны для народных сказок. У него можно встретить традици­онные сказочные зачины, такие, как «Жил-был…», характерные присказки, например «по щучьему веленью, по моему хотенью». Харак­терна и стилистика образов. Хозяева жизни у М. Е. Салтыкова-Щедри­на представлены в образах хищников: медведей, орлов, волков. Отноше­ние автора к этим персонажам понятно. Однако в том, что касается вы­бора сравнений с животными, писатель опирается и на традицию рус­ской басни.

Сказка - ложь, да в ней намек… Скрытое социальное значение об­раза может быть подчеркнуто, усилено непосредственным намеком ав­тора: говоря о том, как Топтыгин съедает чижика, писатель уточняет: «… все равно, как если б кто крохотного гимназистика до самоубийства до­вел». Действующие в сказках животные нередко оказываются прочно вписаны в реальную российскую жизнь. К примеру, зайцы у М. Е. Сал­тыкова-Щедрина изучают статистические таблицы, изданные министер­ством внутренних дел.

Писатель с горечью рисует народ, отравленный ядом рабской пси­хологии. В самом тоне повествования сквозит глубочайшая авторская ирония, которая не щадит ни угнетателей, ни их жертв. Вспомним хотя бы мужика, который «самым нахальным образом уклонялся от работы», но, когда потребовалось, сам свил для себя веревку.

В основе сурового, а подчас и трагического смеха Салтыкова-Щед­рина лежит не скепсис и безверие, а уверенность в тожестве идеалов гуманизма. М. Е. Салтыкову-Щедрину горько и больно за русского че­ловека. Он видит его бесправие, но может лишь удивляться вековому терпению. Он сочувствует интеллигенции, но понимает, что она далека от истинных путей борьбы. Он высмеивает обывателя, с гневом говорит о чиновниках. Фантастика и реальность в его произведениях тесно свя­заны, но в целом цикл «Сказки» дает нам полную и точную картину со­временной писателю действительности.

«Моя резкость, - писал Салтыков-Щедрин, - имеет в виду не лич­ности, а известную совокупность явлений, в которой и заключается ис­точник всех зол, угнетающих человечество». Не просто описание безра­достных явлений считал своей задачей автор. Истинная его цель - найти путь к сердцам читателей, заставить их задуматься о том, что происхо­дит вокруг и, быть может, найти в книге ответы на многие вопросы, которые ставит жизнь.

Особенности жанра сказки в творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина

Использование жанров народного творчества было характерной особенностью творчества многих русских писателей. К ним обращались и А. С. Пушкин, и М. Ю. Лермонтов, и Н. В. Гоголь, и Н. А. Некрасов. М. Е. Салтыков-Щедрин взял за основу одного из лучших своих сатирических циклов сказку, самый, пожалуй, любимый народом жанр. Оружием М. Е. Салтыкова-Щедрина всегда была сатира. На завершающем этапе своего творчества, в период с 1883 по 1886 год, он решает подвести итог своим размышлениям о российской действительности. В ту пору из-за существовавшей строгой цензуры автор не мог до конца обнажить пороки общества, показать всю несостоятельность российского управленческого аппарата. И все же с помощью сказок “для детей изрядного возраста” Салтыков-Щедрин смог донести до людей резкую критику существующего порядка. Цензура пропустила сказки великого сатирика, не сумев понять их назначения, обличающую силу, вызов существующему порядку.

Сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина резко индивидуальны и не похожи ни на какие другие. Многие исследователи отмечали, что элементы традиции в них тщательно переработаны, а потому, вобрав в себя элементы сказки народной и литературной, они стали оригинальнейшим произведением, в котором воплотилось мастерское владение сатирическими приемами, характерное для всего творчества писателя.

Для написания сказок автор использовал такие литературные приемы, как гротеск, гипербола, антитеза. Немаловажен был и эзопов язык. Стараясь скрыть от цензуры истинный смысл написанного, писатель был вынужден использовать самые разнообразные приемы.

Постараемся рассмотреть особенности жанра сказки писателя на примере нескольких его произведений. В “Диком помещике” автор показывает, до чего может опуститься богатый барин, оказавшийся без слуг. В этой сказке применена гипербола. Кажущийся сначала культурным человек, помещик, превращается в дикое животное, питающееся мухоморами. В сказке “Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил” автором использованы и гипербола и гротеск. Читатель видит безропотность мужика, его покорность, беспрекословное подчинение двум генералам. Он даже сам привязывает себя на цепь, что лишний раз указывает на закабаленность русского мужика. Аллегорична сказка “Премудрый пескарь”. Мы видим жизнь обывателя, боящегося всего на свете. “Премудрый пескарь” постоянно сидит взаперти, пугаясь лишний раз выйти на улицу, с кем-нибудь заговорить, познакомиться. Он ведет жизнь замкнутую, скучную. Только перед смертью задумывается пескарь о прожитой жизни: “Кому он помог? Кого пожалел, что он вообще сделал в жизни хорошего? — Жил — дрожал и умирал — дрожал”. Так и обыватель в какой-то момент осознает, что никому-то он не нужен, никто его не знает и о нем не вспомнит.

М. Е. Салтыков-Щедрин постоянно стремится к совершенствованию своей иносказательной манеры, старается сделать произведения максимально доступными читателю. А потому часто прибегает к тем художественным приемам, которые характерны для народных сказок. У него можно встретить традиционные сказочные зачины, такие, как “Жил-был...”, характерные присказки, например “по щучьему веленью, по моему хотенью”. Характерна и стилистика образов. Хозяева жизни у М. Е. Салтыкова-Щедрина представлены в образах хищников: медведей, орлов, волков.

Можно ничего не добавлять — отношение автора к этим персонажам понятно. Однако в том, что касается выбора сравнений с животными, писатель опирается и на традицию русской басни. Скрытое социальное значение образа может быть подчеркнуто, усилено непосредственным намеком автора: говоря о том, как Топтыгин съедает чижика, писатель уточняет: “...все равно, как если б кто крохотного гимназистика до самоубийства довел”. Действующие в сказках животные нередко оказываются прочно вписаны в реальную российскую жизнь. К примеру, зайцы у М. Е. Салтыкова-Щедрина изучают статистические таблицы, изданные министерством внутренних дел. В самом тоне повествования сквозит глубочайшая авторская ирония, которая не щадит ни угнетателей, ни их жертв. Вспомним хотя бы мужика, который “самым нахальным образом уклонялся от работы”, но, когда потребовалось, сам свил для себя веревку.

М. Е. Салтыкову-Щедрину горько и больно за русского человека. Он видит его бесправие, но может лишь удивляться вековому терпению. Он сочувствует интеллигенции, но понимает, что она далека от истинных путей борьбы. Он высмеивает обывателя, с гневом говорит о чиновниках. Фантастика и реальность в его произведениях тесно связаны, но в целом цикл “Сказки” дает нам полную и точную картину современной писателю действительности. Но не простое описание считал своей задачей автор. Истинная его цель — найти путь к сердцам читателей, заставить их задуматься о том, что происходит вокруг и, быть может, найти в книге ответы на многие вопросы, которые ставила жизнь. И мне кажется, что для таких целей жанр сказки подходит лучше многих других.

Салтыков-Щедрин принадлежит к числу тех великих писателей, творчество которых отличается высокой идейностью, народностью, реализмом, художественным совершенством.

Наряду с другими классиками русской литературы он превосходно владел мастерством изображения быта и психологии людей, социальных и нравственных явлений общественной жизни. Но он, как и каждый из его выдающихся литературных современников — Некрасов, Тургенев, Гончаров, Достоевский, Толстой, — был по-своему оригинален, социально-политическая сатира стала его призванием, и в эту область он внес свой неповторимый вклад.

Произведения Салтыкова-Щедрина, как бы они ни были разнообразны в проблемно-тематическом и жанровом отношениях, составляют единый художественный мир, отмеченный печатью яркой творческой индивидуальности писателя.

Своеобразие Щедрина-художника наиболее наглядно проявляется прежде всего в таких особенностях его сатирической поэтики, как искусство применения юмора, гиперболы, гротеска, фантастики, иносказания для реалистического воспроизведения действительности и ее оценки с прогрессивных общественных позиций.

Смех — основное оружие сатиры. «Это оружие очень сильное, — говорил Щедрин, — ибо ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан и что по поводу его уже раздался смех». Этим оружием боролись с социальными и нравственными пороками общества Фонвизин в «Недоросле», Крылов в баснях, Грибоедов в «Горе от ума», Гоголь в «Мертвых душах» и «Ревизоре». Щедрин развивал их традицию. По его собственному признанию, юмор всегда составлял его главную силу.

Щедрин — самый яркий продолжатель гоголевской традиции сатирического смеха. Гоголь и Щедрин обладали неистощимым остроумием в изобличении общественных пороков. И вместе с тем есть большая разница в идейных мотивах и формах художественного проявления юмора у этих двух крупнейших русских сатириков.

Белинский, характеризуя юмор Гоголя как юмор «спокойный, спокойный в самом своем негодовании, добродушный в самом своем лукавстве», в то же время говорил, что бывает еще другой юмор, «грозный и открытый», «желчный, ядовитый, беспощадный». Таков именно юмор Щедрина.

Отмечая в горьком и резком смехе Щедрина «нечто свифтовское», Тургенев писал: «Я видел, как слушатели корчились от смеха при чтении некоторых очерков Салтыкова.

Было что-то почти страшное в этом смехе, потому что публика, смеясь, в то же время чувствовала, как бич хлещет ее самое». По определению М. Горького, смех Щедрина — «это не смех Гоголя, а нечто гораздо более оглушительно-правдивое, более глубокое и могучее». Если к гоголевскому юмору приложима формула «смех сквозь слезы», то более соответствующей щедринскому юмору будет формула «смех сквозь презрение и негодование».

В характере щедринского юмора сказались, конечно, и свойства личной биографии и дарования писателя, но прежде всего — новые общественные условия и новые идеи, верным представителем которых он был. За годы, разделяющие сатирическую деятельность Гоголя и Щедрина, совершился крупный шаг в общественной жизни России и в развитии русской освободительной мысли.

Смех Щедрина, почерпавший свою силу в росте демократического движения и в идеалах демократии и социализма, глубже проникал в источник социального зла, нежели смех Гоголя. Разумеется, речь идет не о художественном превосходстве Щедрина над Гоголем, а о том, что по сравнению со своим великим предшественником Щедрин как сатирик ушел дальше, движимый временем и идеями. Что же касается собственно гоголевской творческой силы, то Щедрин признавал за нею значение высшего образца.

Если Гоголь видел в сатирическом смехе средство нравственного исправления людей, то Щедрин, не чуждаясь этих намерений, считал главным назначением смеха возбуждение чувства негодования и активного протеста против социального неравенства и политического деспотизма. Щедринский смех отличался от гоголевского прежде всего своим, так сказать, политическим прицелом.

Сатирический смех в щедринской концепции призван быть не целителем, а могильщиком устаревшего социального организма, призван накладывать последнее позорное клеймо на те явления, которые закончили свой цикл развития и признаны на суде истории несостоятельными.

В смехе Щедрина, преимущественно грозном и негодующем, не исключены и другие эмоциональные тона и оттенки, обусловленные разнообразием идейных замыслов, объектов изображения и сменяющихся душевных настроений сатирика. «Сказки», где представлены картины жизни всех социальных слоев общества, могут служить как бы хрестоматией образцов щедринского юмора во всем богатстве его художественного проявления.

Салтыков-Щедрин был великим мастером иронии — тонкой, скрытой насмешки, облеченной в форму похвалы, лести, притворной солидарности с противником. В этой ядовитейшей разновидности юмора Щедрина превосходил в русской литературе только один Гоголь. В «Сказках» щедринская ирония блещет всеми красками.

Сатирик то восхищается преумным здравомысленным зайцем, который «так здраво рассуждал, что и ослу в пору», то вдруг вместе с генералами возмущается поведением тунеядца-мужика, который спал «и самым нахальным образом уклонялся от работы», то будто бы соглашается с необходимостью приезда медведя-усмирителя в лесную трущобу, потому что «такая в ту пору вольница между лесными мужиками шла, что всякий по-своему норовил. Звери — рыскали, птицы — летали, насекомые — ползали, а в ногу никто маршировать не хотел».

Издевательски высмеивая носителей социального зла, сатирик возбуждал к ним в обществе чувство активной ненависти, воодушевлял народную массу на борьбу с ними, поднимал ее настроение и веру в свои силы, учил ее пониманию своей роли в жизни. По верному определению А. В. Луначарского, Щедрин — «мастер такого смеха, смеясь которым, человек становится мудрым».

Для произведений Салтыкова-Щедрина характерно широкое применение приемов гиперболы, гротеска, фантастики, посредством которых писатель резко обнажал сущность отрицаемых явлений общественной жизни и казнил их оружием смеха.

Разоблачая те или иные черты социальных типов, сатирик очень часто находил для них какой-либо эквивалент в мире, стоящем за пределами человеческой природы, создавал поэтические аллегории, в которых место людей занимали куклы и звери, выполнявшие роль сатирической пародии.

Такая фантастика нашла свое блистательное применение в сказках, где вся табель о рангах остроумно замещена разными представителями фауны. Фантастическая костюмировка в одно и то же время и ярко оттеняет отрицательные черты типов, и выставляет их в смешном виде. Человек, действия которого приравнены к действиям низшего организма или примитивного механизма, вызывает смех.

Гипербола, гротеск, фантастика, являвшиеся эффективными приемами изображения и осмеяния социального зла, попутно выполняли также свою роль и в сложной системе художественных средств, применявшихся сатириком в борьбе с цензурой.

Передовая русская литература жестоко преследовалась самодержавием. В борьбе с цензурными гонениями писатели прибегали к обманным средствам. «С одной стороны, — говорит Щедрин, — появились аллегории, с другой — искусство понимать эти аллегории, искусство читать между строками. Создалась особенная рабская манера писать, которая может быть названа Езоповскою, — манера, обнаруживавшая замечательную изворотливость в изобретении оговорок, недомолвок, иносказаний и прочих обманных средств».

Салтыков-Щедрин, до конца дней своих остававшийся на боевом посту политического сатирика, довел эзоповскую манеру до высшего совершенства и стал самым ярким ее представителем в русской литературе. Действуя под гнетом цензуры, вынужденный постоянно преодолевать трудные барьеры, сатирик не отступал от своих демократических убеждений, а боролся с препятствиями художественными средствами.

Он выработал целую систему иносказательных приемов, наименований, выражений, образов, эпитетов, метафор, которые позволяли ему одерживать идейную победу над врагом. Так, например, в эзоповском языке Щедрина порядок вещей обозначает произвол самодержавия, сердцевед — шпиона, фюить — внезапную административную ссылку в отдаленные места. Продажных литераторов-приспособленцев сатирик именовал пенкоснимателями, а их газетам присвоил названия: «Пенкоснимательница», «Чего изволите?», «Помои», «Нюхайте на здоровье».

Русскую действительность своего времени Щедрин нередко изображал в форме повествования о прошлом (яркий образец — «История одного города») или о зарубежных странах.

В «Сказках» эти иносказательные приемы нашли широкое применение, видоизменяясь соответственно жанру. Иногда сказка начинается указанием, что речь будет идти о старом времени, хотя весь смысл дальнейшею повествования относится к современности.

Например: «Нынче этого нет, а было такое время...» («Праздный разговор»); «В старые годы, при царе Горохе это было...» («Дурак»). Для умышленного отнесения изображаемых событий к не определенным странам и временам сатирик удачно использовал традиционные зачины народных сказок: «...В некотором царстве, в некотором государстве жил-был помещик...» («Дикий помещик»); «В некоторой стране жил-был либерал...» («Либерал»).

Иносказания в сатире Щедрина предназначены не только для обмана цензуры. Они являются эффективным средством сатирического изображения жизни, позволяющим подойти к предмету с неожиданной стороны и остроумно осветить его. Для сатиры это особенно важно, она тем успешнее достигает своей цели, чем неожиданнее ее нападение на противника и чем остроумнее очерчены его комические черты.

Образ медведя Топтыгина, обозначающий губернатора, избран, конечно, не без цензурных соображений, вместе с тем найденныйпсевдоним имел все достоинства меткой, остроумной художественной метафоры, которая усиливала сатирическое нападение на правящую касту самодержавия. Этот пример может служить яркой иллюстрацией к признанию сатирика, что иногда благодаря обязательности эзоповской манеры ему удавалось отыскивать такие черты и краски, которые более врезаются в память читателя.

Салтыков-Щедрин сумел подчинить приемы письма, навязанные ему цензурными обстоятельствами, требованиям художественной изобразительности. Конечно, царская цензура распознавала замаскированные замыслы сатирика, но нередко не имела возможности предъявить ему формальное обвинение.

Эзоповский язык, помогая Щедрину ускользать от когтей царских цензоров и позволяя порой представлять явления жизни в живописном и остроумном виде, имел вместе с тем и свою отрицательную сторону. Он не всегда был понятен широкому кругу читателей.

Поэтому сатирик, совершенствуя свою иносказательную манеру, все больше стремился сблизить ее с традициями народнопоэтического творчества. В своих сказках он достиг такой формы, которая оказывалась наименее уловимой для цензуры и в то же время отличалась высоким художественным совершенством и доступностью. Это была победа гения, обладавшего даром неистощимой изобретательности в области искусства слова.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.