Дуэль в литературе. Дуэль в литературе и жизни Произведения с дуэлями

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО

И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

НАУЧНОЕ ОБЩЕСТВО УЧАЩИХСЯ

Доклад

Тема дуэли в русской литературе

Выполнил

Зеленин Олег

(ученик 10 «А» МОУ «Хохольский лицей»)

Учитель

Крюкова Л.В.

Воронеж – 2010

Содержание

Понятие о дуэли.

1. История дуэли.

   Наказание.

   Виды оружия.

   Разновидности пистолетных дуэлей.

   «Неписанный порядок дуэли».

«Литературные» дуэли.

Причины дуэли, отраженные в литературе.

Обращение писателей – романтиков к теме дуэли.

Герцен о дуэли.

Взгляд на дуэли В.Дорошевича.

Изменение представлений о нравственных ценностях в буржуазную эпоху.

Понятие о дуэли в современном мире.

«Как жаль, что сейчас нет дуэлей!» - слышим мы нередко из уст несправедливо обиженного и оскорбленного человека. И это сожа­ление почему-то не кажется нам странным в век, когда дуэль как способ разрешения вопросов чести стала уже анахронизмом, неле­постью, несуразицей. Известие о том, что некто вызвал своего обид­чика на поединок, может вызвать у нас лишь улыбку, будет воспри­нято как фарс, как экстравагантная и легкомысленная причуда.

История поединков уходит в глубокую древность. Дрались из-за женщин, за право владения землей, ради мести, наконец, просто чтобы показать свою силу и унизить, а то и уничтожить соперника. Еще в древние времена были известны судебные поединки, назначавшиеся для решения споров по имущественным и иным вопросам, цирковые бои гладиаторов в Древнем Риме, средневековые рыцарские турниры, кулачные бои на Руси. Но не они входят в понятие классической дуэли. Наиболее емким и точным нам представляется определение дуэли, данное русским военным писателем начала века П. А. Швейковским: «Поединок есть условленный бой между двумя лицами смертоносным оружием для удовлетворения поруганной чести, с соблюдением известных установленных обычаем условий относительно места, времени, оружия и вообще обстановки выполнения боя ». Из этого определения можно вычленить следующие основные признаки классической дуэли:

цель дуэли - удовлетворение поруганной чести (а не цирковое представление, не решение спора и не состязание в силе);

участников дуэли только двое (а не «стенка на стенку»), т. е. оскорбленный и его обидчик (отсюда само слово «дуэль»);

средство дуэли - смертоносное оружие .

История дуэлей начинается со второй половины XVI столетия, когда офицерский корпус состоял целиком из дворян, для которых понятие об офицерской чести было преувеличенным. Ни один офицерский корпус не оставил бы в своих рядах офицера, отклонившего вызов на дуэль. Однако ни государство, ни монарх не позволяли, чтобы их подданные сами решали свои споры, и поэтому дуэли непрестанно запрещались. Во Франции, Австрии, Пруссии, на Руси поединки карались смертной казнью.

139-й воинский артикул, принятый в 1715 году императором Петром 1, строго воспрещал дуэли между офицерами, причём казни через повешение подлежал также и погибший на дуэли: «Все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются <…> Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлен, или хотя оба не ранены от того отойдут. И ежели случится, что оба или один из них в таком поединке останется, то их и по смерти за ноги повесить». Практика поединков стала получать распространение среди дворянской молодёжи в царствование Екатерины второй, что побудило последнюю издать в 1787 году «Манифест о поединках», который называл дуэли чужестранным насаждением: участникам (включая секундантов) дуэли, окончившейся бескровно, устанавливался в качестве наказания денежный штраф, а обидчику - пожизненная ссылка в Сибирь; за причинение вреда здоровью и жизни наказание назначалось как за соответствующие умышленные преступления.

Не оставляли «в покое» и секундантов: секундант Пушкина был приговорен к повешению за участие в роковой дуэли, хотя позднее помилован. Несмотря на преследования, дуэли не прекращались.

Основным видом оружия первоначально было холодное, и в XVII веке бесконечные дуэли на шпагах превращались в кровавые драки. По мере совершенствования огнестрельного оружия споры начинают разрешаться при его помощи, ведь трудно было найти военного человека, не могущего попасть в цель с расстояния в 10 шагов (семь метров). К примеру, Пушкин попадал в карточного туза именно с такого расстояния.

Как ни странно, но официальное положение о дуэлях появилось сравнительно поздно. На протяжении полутораста лет пользовались изустными сведениями либо рукописными правилами, созданными в каждой стране. Так происходило до 1836 года, пока парижский «Жокей-клуб» не занялся их обработкой. Во главе этого дела встал граф Шатовиллар и несколько других знатных особ. Вскоре созданный ими дуэльный кодекс был подписан 76 выдающимися личностями того времени и опубликован. Этот кодекс служил дуэлянтам вплоть до 1881 года, пока граф де Сен Томас не выпустил «Новый дуэльный кодекс». Признавалось несколько разновидностей пистолетных дуэлей . Три из них были главными: дуэль с неподвижными стрелками, дуэль с «барьерами» и дуэль на параллельных линиях. Кроме того, существовали поединки с разными условиями, к которым относились стрельба на укороченной дистанции, дуэль на одном пистолете, поединки на ружьях, карабинах, револьверах и, наконец, американская дуэль. Дуэль не всегда выбиралась произвольно, ее вид зависел от тяжести нанесенного оскорбления, каковых было три: простая обида, нанесенная от обычной невежливости; позорное оскорбление и самое серьезное – оскорбление действием . При простом оскорблении обиженный выбирал оружие, при позорном – оружие и вид дуэли, при последнем – оружие, вид дуэли и расстояние.

Неписаный порядок дуэли

Неписаный порядок проведения дуэли был следующим. В заранее условленное время (обычно утром) противники, секунданты и врач прибывали в назначенное место. Опоздание допускалось не свыше 15 минут; в противном случае опоздавший считался уклонившимся от дуэли. Поединок начинался обычно через 10 минут после прибытия всех. Противники и секунданты приветствовали друг друга поклоном. Избранный секундантами из своей среды распорядитель предлагал дуэлянтам в последний раз помириться (если суд чести признавал это возможным). В случае их отказа распорядитель излагал им условия поединка, секунданты обозначали барьеры и в присутствии противников заряжали пистолеты. Секунданты занимали места параллельно линии боя, врачи - позади них. Все действия противники совершали по команде распорядителя. На самой дуэли противники не могли между собой разговаривать, одежде полагалось быть темной, но ворот у рубашки – белый. Оба дуэлянта должны были опустошить карманы, снять запонки и застежки. Про шляпы в правилах ничего не говорилось, но обычно они снимались. Оружие противники получали от секундантов на предохранительном взводе. Дуэль начиналась по команде старшего секунданта со слов «Взводите» или «Стреляйтесь», произносимых беспристрастным голосом. В дуэльном кодексе оговаривалось, как поступать, если один из противников умышленно выстрелит в сторону. Если это делает обиженный, то обидчик также должен отказаться от выстрела. Однако если обидчик стреляет в воздух, то ничто не мешает обиженному выстрелить точно в цель.

Варианты дуэли

Дуэли на пистолетах имели несколько вариантов.

Вариант 1 Противники становились на дистанции от 15 до 40 шагов друг от друга и, оставаясь неподвижными, поочередно стреляли по команде (интервал между командой и выстрелом должен был быть не менее 3 секунд, но не более 1 минуты). Если оскорбление было средним или тяжелым, то оскорбленный имел право стрелять первым (но только с дистанции в 40 шагов, т. е. максимальной), в противном случае право первого выстрела решал жребий.

Вариант 2 (сравнительно редкий). Противники становились спиной друг к другу на дистанции 25 шагов и, оставаясь неподвижными на этом расстоянии, непрерывно стреляли через плечо.

Вариант 3 (едва ли не самый распространенный). Противники вставали на расстоянии до 30 шагов друг от друга и по команде шли к барьерам, расстояние между которыми было не менее 10 шагов, по команде же первый на ходу стрелял, но ответного выстрела ожидал стоя на месте (стрельба без команды допускалась в случае, если барьеры отстояли на 15-20 шагов друг от друга, а противники в исходном положении - до 50 шагов; но это сравнительно редкая разновидность). При такой дуэли время на ответный выстрел не превышало 30 секунд, для упавшего - 1 минуты с момента падения. Переступать барьеры запрещалось. Осечка тоже считалась за выстрел. Упавший мог стрелять лежа (как стрелял раненый Пушкин в Дантеса). Если при такой дуэли после четырех выстрелов ни один из противников не получал ранения, то ее можно было прекращать.

Вариант 4 Противники становились на расстоянии 25-35 шагов, располагаясь по параллельным линиям, так что каждый из них имел своего противника справа от себя, и шли по этим линиям к барьерам, отстоявшим друг от друга на 15 шагов, по команде останавливаясь и стреляя.

Вариант 5 Противники располагались на расстоянии 25-35 шагов и, оставаясь неподвижными, стреляли одновременно - по команде на счет «раз-два-три» или по сигналу в три хлопка. Такая дуэль была наиболее опасной, и нередко погибали оба противника. По окончании противники подавали друг другу руки.

Заметим, что эти правила (хотя бы то же расстояние), устоявшиеся к концу XIX века, были во многом гуманнее, чем обычные правила русских дуэлей первой половины XIX века. Любопытно, что если во второй половине XIX века число дуэлей в русской армии явно пошло на спад, то после официального разрешения в 1894 году их количество вновь резко возрастает. Особняком стояла американская дуэль. Иногда «американской» называлась не дуэль, а вытягивание жребия, после чего вынувший черный шар был обязан застрелиться в течение года. Настоящая американская дуэль представляла собой скорее охоту, когда соперники отправлялись в лес на несколько дней и отслеживали там друг друга, используя всякие хитрости, вроде ложных костров, чучел и засад. Порой американская дуэль выглядела, как обычный поединок с револьвером или ножом, но проводилась без секундантов на глазах у зрителей. Самой острой являлась дуэль без свидетелей в запертом помещении, как она описана у Майн Рида в романе «Всадник без головы». Однако наиболее изощренной формой дуэли была дуэль под названием «ку-ку». Этот поединок проводился в полностью затемненной комнате, со снятой обувью. Один из противников кричал «ку-ку», а другой стрелял на звук. Тот, кто крикнул, был обязан оставаться на месте. После чего роли менялись, пока один не был убит или ранен.

И все же сама мысль о дуэли в наш век, когда «смертельные» ссоры и обиды завершаются выстрелом из-за угла, ударом ножа или оказавшегося под рукой утюга, кажется нам, несомненно, благо­родной.

Правда, мы вряд ли нашли бы сегодня охотников пойти к барь­еру и подставить себя под пулю, но социологический опрос, безуслов­но, выявил бы немалое число людей, готовых признать статус дуэ­ли, как средства защиты человеческого достоинства. Любопытнейший парадокс. В девятнадцатом веке все мыслящие люди теоретически осознавали бессмысленность и нелепость дуэли, расценивая ее как убийство, уголовное преступление, и, тем не менее, не колеблясь, бра­ли в руки оружие. Презирая дуэль как средство разрешения воп­росов чести и, уж конечно, не относясь к ней как к «суду божь­ему», Пушкин, тем не менее, всякий раз, порой по незначительному поводу, встречает противника у барьера-вплоть до последнего, рокового своего поединка.

У Пушкина дуэль с Дантесом была не первой. Вызовов на его счету числится целых двадцать девять; правда, в большинстве случаев противники помирились до барьера (а несколько дуэлей предотвратил генерал Инзов, перед поединком бравший поэта под арест). Однако случалось и Пушкину выйти к барьеру – например, с полковником Старовым, с которым они сделали по два выстрела (все мимо), и с близким другом Кюхельбекером, обидевшимся на ехидные стихи лицейского друга. «Кюхля» стрелял первым и промахнулся, Пушкин же воспользовался правом стреляющего вторым и отказался от выстрела. Однако в случае с Дантесом он был твёрдо намерен убить противника. До потомства дошел текст условий дуэли между Пушкиным и Дантесом. Для иллюстрации приведем его полностью:

«Правила дуэли между господином бароном Жоржем Геккереном и господином Пушкиным»

Противники ставятся на расстоянии 20 шагов друг от друга и 10 шагов от барьеров, расстояние между которыми равняется 10 шагам.

Вооруженные пистолетами противники, по данному знаку идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стрелять.

Сверх того принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того чтобы выстреливший первым подвергся огню своего противника на том же самом расстоянии.

Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультатности поединок возобновляется как бы в первый раз, противники ставятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.

Секунданты являются непосредственными посредниками во всяком отношении между противниками на месте.

Секунданты, нижеподписавшиеся и облеченные всеми полномочиями, обеспечивают, каждый свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

Поэтому Дантес, когда ему уже во Франции выговаривали за убийство Пушкина, очень удивлялся: а что мне, дескать, оставалось делать? Другой вопрос, чьи действия послужили причиной поединка. Потому-то Тургенев в числе немногих совершённых им в жизни подлостей числил то, что как-то за границей при встрече пода л руку Дантесу.

Столь же необъяснимо, по нашим современным представлениям, и поведение М. Лермонтова, называющего Дантеса убийцей в своем знаменитом стихотворении и обреченно подставляющего себя под пулю другого убийцы - Мартынова.

С Лермонтовым причина дуэли гораздо более туманна: нанёс Мартынову какое-то оскорбление, никто толком даже не понимал какое, но – явно не первое. По воспоминаниям современников, похоже, как будто Лермонтов хотел разыграть сцену из «Героя нашего времени», предназначив Мартынову роль Грушницкого. Он наносил ему обиду за обидой, дабы тот наконец сыграл то, что ему определено.

Вот что об этом говорит секундант поэта Васильчиков: «Что он сказал, мы не расслышали, знаю только, что, выходя из дома на улицу, Мартынов подошёл к Лермонтову и сказал ему тихим и ровным голосом по-французски: « Вы знаете, Лермонтов, что я очень часто терпел ваши шутки, но не люблю, чтобы их повторяли при дамах». На что Лермонтов таким же спокойным тоном отвечал: «А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения».

Менее известна другая «литературная» дуэль, которая могла стоить России одного из двух замечательных поэтов: Николая Гумилёва или Максимилиана Волошина. К счастью, она обернулась не трагедией, а чем-то вроде водевиля.

Волошин и Елизавета Дмитриева придумали «виртуальную поэтессу» по имени Черубина де Габриак. Эта «роковая испанка» писала стихи в журнал и заставила многих поэтов влюбиться в неё заочно. При этом, по-видимому, большую часть стихов писал именно Волошин. В какой–то степени это прообраз наших и нтернет-знакомств.

Одним словом, Гумилёв влюбился в «испанку» до беспамятства, а когда розыгрыш был раскрыт, послал шутнику вызов за попранные чувства. Дуэль проходила на той самой Чёрной речке, где был убит Пушкин. Можно представить, насколько Волошина не радовала перспектива стать новым Дантесом. По дороге он потерял калошу, её долго искали. Словом, он всеми силами старался предотвратить роковой исход. В итоге Гумилёв промахнулся, Волошин стрелял в воздух, а за своё миролюбие получил от ехидного Саши Чёрного прозвище «Вакс Калошин».

Герцен пишет целый трактат о нелепости дуэли, но в ответ на вы­зов поэта Гервега, соблазнившего его жену, принимает решение - «Ехать и убить его, как собаку ».

Нимало не сомневаясь в бессмысленности дуэли, понимая, что это суд не справедливости, а случайности А. Блок вызывает на дуэль А. Белого и т. д.

В веке двадцать первом мы уже не будем стреляться, но готовы теоретически признать дуэль судом справедливости. Офи­церы белой гвардии во время гражданской войны стрелялись по любому поводу, в Красной же Армии поединок - редчайшее исклю­чение. Что это? Утрата чести или высокая сознательность? Что во­обще заставляет человека искать справедливости таким кровавым, ничуть не гарантирующим ее торжества способом? Во многом ответ на эти вопросы дает нам художественная литература. Надо сказать, что западноевропейская литература XVIII и XIX веков, включая и русскую, буквально пестрит описаниями всевозможных дуэлей. С помощью шпаги защищает честь своей невесты герой «Капитанской дочки» Пушкина, поединком заканчиваются взаимоотношения геро­ев его же рассказа «Выстрел». Стреляются или вызывают друг дру­га к барьеру персонажи романов и повестей М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»; Е. Ростопчиной - «Поединок»; И. Тургенева - «Бретёр»,; А.К. Толстого «Князь Серебряный»; А.Герцена - «Былое и думы»; Л. Толстого - «Война и мир»; А. Чехова - «Дуэль»; А. Куприна - «Поединок» и т.д.

Широкое обращение русских писателей к теме дуэли, конечно же, нельзя рассматривать, как их желание привлечь читателей к своим произведениям какими-либо необычайными, захватывающими при­ключениями в духе романов отца и сына Дюма.

Стремление к развлекательности ради развлекательности никог­да не было свойственно русской литературе. Дуэль в данном случае была для нее лишь одной из характерных особенностей эпохи, чер­ты которой она стремилась объективно воссоздать.

Названные выше и многие неназванные произведения русской ли­тературы, так или иначе касающ иеся темы дуэли, дают нам пред­ставление о самых разнообразных мотивах обращения к ней как способу разрешения возникающих между людьми социальных, нрав­ственных, идейных и других противоречий.

Наиболее распространенной причиной конфликта, ведущего к дуэли, особенно в романтических повестях, оказывается ревность, чувство ненависти к счастливому сопернику в любви .

Нередко мотивами вызова были оскорбленное самолюбие , воз­бужденное неосторожно сказанным словом, мелкое честолюбие, про­сто упрямство, желание человека, во что бы то ни стало настоять на своем. «Какие упрямцы! Пускай бы за дело дрались - так не жаль и пороху; а то за женскую прихоть и за свои причуды»,- говорит один из персонажей повести А. Бестужева-Марлинского «Испыта­ние». «Много ли мы видели поединков за правое дело? - отвечает ему другой.- А то все за актрис, за карты, за коней или за порцию мо­роженого».

Иногда скука , лишенное смысла однообразное существование в затерянных в бескрайних просторах России провинциальных город­ках и дворянских усадьбах побуждали чиновников и помещиков ис­кать острых ощущений, заставляющих быстрее обращаться в жилах застывшую кровь. Дуэль возникала просто из желания покуражиться. «Ведь вы не знаете,- говорит Веретьев, герой повести И. Тургенева «Затишье», приехавшему навестить свою отдаленную деревеньку мо­лодому помещику Астахову, неожиданно получившему на балу вы­зов от одного из гостей,- у нас без этого ни одного бала не бывает... Это уже так заведено. Последствий это никогда никаких не имеет. Кому охота подставлять свой лоб? Ну, а почему бы не покуражить­ся, а? над приезжим, например?».

Получались и намеренно спровоцированные чьей-то злой волей дуэли. Так, из желания проучить зазнавшегося и высокомерного «пе­тербургского слётка», Печорина, испытать его храбрость провоцируют ссору между ним и Грушницким «отдыхающие на водах офицеры» в повести Лермонтова «Герой нашего времени». Правда, злая шутка, эта, как мы знаем, обернулась покушением на убийство, дуэль из суда справедливости превратилась в средство расправы над против­ником.

Причиной вызова могло быть и подозрение в шулерстве во время игры в карты, как, например, в повести Е. Ростопчиной «Поединок».

Основой конфликта, заканчивающегося поединком, зачастую ока­зывалась зависть личности сильной, тщеславной, самолюбивой к сво­ ему удачливому сопернику, желание любым способом утвердить себя, возвыситься над окружающими. Таков, например, Сильвио из : повести Пушкина «Выстрел».

В иных случаях дуэль использовалась и как средство запугать противника, как способ для достижения каких-либо корыстных це­лей. Именно такой целью руководствуется герой «Трех портретов» И. Тургенева гвардейский офицер Лучинов, вызвавший на поединок своего соседа помещика Рогачева в расчете запугать его и заставить жениться на соблазненной и обесчещенной им, Лучиновым, девушке.

Но, конечно, чаще всего мотивом вызова к барьеру было стрем­ление" личности защитить свое достоинство или заступиться за по­руганную честь любимой женщины, товарища, реабилитировать опороченную кем-либо репутацию своего полка и т. п. Желая защитить честь Маши, дочери комен­данта Белогорской крепости, вызывает на дуэль оскорбившего ее Швабрина герой «Капитанской дочки» Пушкина. Дуэльная ситуация, связанная с восстановлением репутации полка, запятнанной офи­цером другой, соперничавшей с ним части, намечается в сюжете по­вести «Кроткая» Ф. Достоевского .

Дуэль как фарс и дуэль как бессмыслица встречается в романе "Отцы и дети". "Finita la comedia!" – этими словами подытожил свершившееся Печорин. Комедией, а точнее, пародией, травести поединков из "Евгения Онегина" и из "Героя нашего времени" является на самом деле третий поединок - дуэль Евгения Васильевича Базарова с Павлом Петровичем Кирсановым. Пушкин убил Ленского, Лермонтов отправил к праотцам Грушницкого. (Эти, заметим в скобках, персонажи похожи не только печальным финалом недолгой жизни: оба молоды, оба страдают юношеской болезнью романтичности и экзальтированности; обоих зовут на «-ский/цкий», и тот и другой пали жертвами приятельской руки.) А Тургенев пожалел Павла Петровича Кирсанова: прострелил ему из базаровского пистолета полумягкое место, и только… Павел Петрович Кирсанов, человек тридцатых годов, - сверстник Печорина. И ведет он себя под стать лермонтовскому персонажу: как и Григорий Александрович, изысканно одевается, подобно Печорину и Грушницкому вместе взятым, желает убить своего соперника. Он целит в лоб ("в нос", – снижает драматический пафос сцены нигилист Базаров) противнику, как Грушницкий, но получает легкую рану в ногу, словно Печорин. Только печоринская легкая рана ("царапина") была опасной, ибо стоял он на краю немилосердной кавказской пропасти и даже от нетяжелого ранения мог упасть вниз. А позади Кирсанова - русские берёзки: «падай не хочу - не расшибёшься». Да и рана какая-то смешная: не колено оцарапано, как у Печорина, а ляжка поражена пулей. И стрелял-то не боевой офицер, коим был Грушницкий, но "штафирка", медик Базаров. А Павел Петрович, в прошлом состоявший на военной службе, промазал… После чего, будто семнадцатилетняя барышня, упал - не в горную расселину. В обморок.

Таким образом, литература не только раскрывает перед нами социальную физио­логию дуэлей, дает представление о самых разнообразных их типах и формах, мотивах и причинах, побуждающих человека жертвовать жизнью в угоду своим страстям или сложившимся у него представ­лениям о чести. Это для нее задача второстепенная, как бы вспомо­гательная. Тема дуэли интересна для художника (если его целью не является лишь развлечение читателя) прежде всего тем, что позволяет ему создать, смоделировать такую экстремальную ситуацию, в которой наиболее полно раскрываются тот или иной социальный конфликт и характер героя. Разумеется, в богатейшем арсе­нале художественных средств литературы есть множество и других не менее сильных средств организации конфликта произведения. Но в отличие от многих из них дуэльная ситуация ставит героя в такое положение, при котором он оказывается менее всего зависим от воз­действия на него неких внешних сил. Он распола­гает правом свободного выбора в той смертельной игре, в которую вовлекли его свои или чужие страсти и ставкой, в которой является его жизнь.

Если проследить историю обращения русской литературы к теме дуэли, то можно заметить, что наиболее часто обращались к ней в своих произведениях писатели-романтики. И это было естественно. Во-первых, потому, что именно в период развития романтизма в 20-30-е годы прошлого столетия дуэли были обычным явлением жиз­ни, наиболее распространенным средством разрешения социальных и нравственных противоречий в дворянской среде. Во-вторых, такого рода сюжетная ситуация, положенная в основу произведения, на­иболее соответствовала самим принципам художественного воссоз­дания романтизмом действительности, его идее «двоемирия», харак­терным для него «двухполюсным» моральным и идейным конфлик­там - между личностью и обществом, идеальным и реальным, стра­стью и рассудком, прекрасным и безобразным, благородным героем и злодеем и т.п.

Особое место в ряду романтических произведений, разрабаты­вающих тему дуэли, занимает повесть Н. Павлова «Ятаган» (1835), сразу же обратившая на себя внимание читателей и критики не­обычайно смелым выступлением писателя против царящего в армии произвола, против бесправия служащих в ней нижних чинов.

«Повесть эта в чрезвычайно резких чертах изображает страшный гнет начальнической власти над беззащитным подчиненным»,- писал цензор А. В. Никитенко в 1863 году, подтверждая тем самым, что и почти через 20 лет после его написания произведение Н. Павлова не утратило своей социальной остроты.

И не случайно «Ятаган» Н. Павлова был замечен не только чи­тающей общественностью, но и самим императором, написавшим на докладной записке министра просвещения С.С.Уварова, что повесть эта «по своему содержанию никогда не должна была пропус­каться цензором», ввиду того, что ее «смысл и цель прескверные».

Повесть «Ятаган» была первым в русской литературе произведе­нием, в котором с такой откровенностью была обнажена изнанка армейской жизни и в такой острой форме заявлена тема царящей в ней социальной несправедливости.

Совершенно иное место тема дуэли занимает в художественной структуре повести Лермонтова «Княжна Мэри» - центральной ча­сти романа «Герой нашего времени». Конфликт между Печориным и обществом с более чем доста­точной определенностью выявляется и в отношении героя к окружа­ющим, и его прямыми и недвусмысленными оценками той социаль­ной среды, в которой он вынужден жить.

Введение истории с дуэлью в сюжет повести было необходимо для того, чтобы читатель смог до конца осознать ту особенность ми­ровосприятия Печорина, которая и делала его «героем нашего време­ни», «героем века».

Легко заметить, что по мере развития реалистической литерату­ры идейно-смысловая нагрузка «дуэльной ситуации» в общем за­мысле произведения все более усиливалась. В повести А. Куприна «Поединок» дуэль становится уже своего рода символом противо­борства личности со всей унижающей и подавляющей ее достоинство системой общественных отношений в армии, с социальной системой в целом.

«Доказывать нелепость дуэля не стоит,- писал А. Герцен в «Бы­лом и думах»,- в теории его никто не оправдывает, исключая каких-нибудь бретеров и учителей фехтованья, но в практике все подчи­няются ему для того, чтоб доказать, черт знает кому, свою храб­рость. Худшая сторона поединка в том, что он оправдывает всякого мерзавца или его почетной смертью, или тем, что делает из него по­четного убийцу. Человека обвиняют в том, что передергивает карты, он лезет на дуэль, как будто нельзя передергивать карты и не бо­яться пистолета. И что за позорное равенство шулера и обвинителя!

Дуэль иногда можно принять за средство не попасть на висе­лицу или гильотину, но и тут логика не ясна, и я все же не пони­маю, отчего человек обязан под опасением общего презренья не бо­яться шпаги противника, а может бояться топора гильотины».

Кроме всего, развивает свою мысль Герцен, казнь имеет то пре­имущество, что ей предшествует суд, дающий возможность обвинить виновного и оправдать невинного, да и сам человек получает право обличить на суде прилюдно своего врага. «В дуэли остается все шито и крыто...».

«Дуэль, милостивые государи, есть состояние дикости. Это со­всем не право, а довод наиболее сильного или наиболее ловкого, иногда самого дерзкого!.. Вызвать на дуэль не значит атаковать лишь частное лицо, совершить проступок в отношении только него, как при обыкновенной краже или убийстве; нет, это, прежде всего посягательство на общий мир, презрение к закону, восстание против государственного порядка. Дуэлисты хотят управлять сами собой, глумиться над верховной властью страны, где живут»,- заметил в свое время Дюпен - старший, обер-прокурор кассационного суда в Па­риже в своем заключительном слове на одном из судебных процес­сов.

На этом суждении и основывает свою концепцию взаимоотно­шений «общественного права» и «личной чести» в очерке «Дуэль» известный русский публицист Влас Дорошевич. Он судит представ­ление о чести, заставляющее людей идти к барьеру, с позиции XX века и считает его губительным предрассудком, пережитком средневековья . Но ведь нельзя же упрекнуть в «дикости нравов», в отсут­ствии «прогрессивных идей» Пушкина, Лермонтова, Герцена, Блока, Белого, дравшихся на дуэли или посылавших ближним своим картель. И, понимая это, Дорошевич обвиняет в дикости и неразвитости , преж­де всего общественные нравы , довлеющие над сознанием цивилизо­ванной личности и понуждающие ее подчиняться общепринятым мне­ниям. «Отказаться от дуэли,- замечает Герцен,- дело трудное и тре­бует или много твердости духа или много его слабости... До этой святыни, поставленной дворянской честью и военным самолюбием, редко кто смеет касаться, да и редко кто так самобытно поставлен, чтоб безнаказанно мог... принять на себя нарекание в трусости».

Многим понятна дикость и бессмысленность этого кровавого спо­соба разрешения конфликтов. Но звучит в сознании роковое слово «честь», отрезая все пути к отступлению. Ни самые настойчивые увещания, ни строжайшие правительственные запреты, ни даже казни, применяемые в некоторых странах в разные времена против дуэлянтов, не могли остановить желающих защитить свою честь с оружием в руках. Единственным средством, позволяющим остановить это повальное безумие, утверждал Дорошевич (и многие другие авторы работ о дуэли, на которые и ссылается публицист и которых было написано к началу нашего века многие сотни), мо­жет быть лишь такое общественное мнение , такое общество, кото­рое способно взять на себя защиту чести и достоинства граждани­ на , осудить дуэль как дело подлое и недостойное порядочного человека.

Если определяющим моральный кодекс личности понятием в аристократическом обществе была честь, то в эпоху буржуазную иерар­хия нравственных ценностей основывается уже совершенно на иных началах. Доминирующее положение в ней начинают занимать такие понятия, как «свобода», «равенство», «трудолюбие» и т.д.

Дело, следовательно, не столько в том, что общество с развити­ем буржуазных отношений стало более просвещенным или менее кровожадным (войны, как мы знаем, в эти эпохи не прекращаются, а становятся все более бесчеловечными), а в том, что изменились его представления о нравственных ценностях.

Правда, если следовать логике таких рассуждений, то именно в буржуазном нравственном сознании должно доминировать понятие о чести, так как именно в условиях капитализма личность становит­ся наиболее свободной и независимой от общества. Но дело в том, что по мере развития буржуазного общества отношения между людь­ми, как известно, все более стали определяться как товарные отно­шения . Ценность человека определялась уже не его личными достоин­ствами, а его положением в обществе , в конечном счете, его богат ством.

Но во все времена дуэль была окутана покрывалом романтики; настоящие мужчины проливают кровь за честь... И даже сейчас, когда этот обычай вроде бы отошел в прошлое, многие об этом громогласно сожалеют.

Страсть к дуэлям в мужских сердцах неистребима. Сколько придумано видов дуэли! Например, во время войны за независимость Америки генерал Исаак Путнам получил вызов, но от дуэли на шпагах отказался. Он предложил поставить на бочку с порохом стеариновую свечку и сесть рядом, кто первым поспешит удрать - трус. Генерал уселся у бочки и начал дымить сигарой, но в это время явился секундант противника и с извинением сообщил, что тот отказывается от поединка. Другой американский генерал во время военных действий в 1808 году предложил сопернику гулять вместе по городской стене осажденного города на глазах противника. Кого убьют - тот и проиграл. Убили обоих. Снова Америка, но уже конца XIX века. Некто майор Брайт пришел на дуэль не со шпагой или пистолетом, а с тарелкой, на которой лежали два зеленых яблока, одно из которых он предложил противнику - в то время в тех местах была эпидемия холеры. Противник поспешил отказаться.

Между тем, будем честны, дуэль чаще всего утверждала не столько честь, сколько право сильного. Во все времена, даже «пистолетные», хватало опытных «профессионалов» дуэли, которые убивали своих противников десятками, предпочитая не слишком опытных.

Более того, многие делали это источником заработка: либо напрямую - получая деньги от чьего-нибудь врага за убийство, либо косвенно, как один из самых знаменитых русских бретеров, Федор Толстой-«Американец». Тот был шулером и своим дуэльным искусством ограждал себя от обвинений. В XVIII веке начали пытаться судить и казнить дуэлянтов, которые провоцировали на поединок заведомо слабейших противников, но это были единичные процессы, а бретеров было великое множество.

Пытаясь уйти от «права сильного», в дуэли увеличивали элемент случайности, так что она становилась все ближе к мифической «русской рулетке».

Конечно, далеко не каждый поединок кончался смертью или тяжелым ранением. Чаще всего противники либо мирились, либо промахивались, либо бой до первой крови оканчивался царапиной. Но общественное мнение давило на дуэлянтов, чтобы поединок стал «результативным»: над теми, чья дуэль не окончилась кровопролитием, потешались, и это оказывалось более действенным стимулом, чем страх перед законами.

Да и вправду ли дуэлянты защищали чью-то честь? Если у Пушкина, к примеру, были некоторые основания идти на поединок с Дантесом, то намного чаще причины были совершенно бредовыми - как у того же Онегина. Или как на дуэли Пушкина и Кюхельбекера - на следующий день над ней смеялись оба участника.

Вряд ли кто возьмется утверждать, что и современное нам об­щество, будь то у нас или на Западе, способно защитить честь и достоинство личности. В лучшем случае оно защищает лишь наши имущественные интересы и наказует за уголовное преступление. Дуэ­ли ушли в прошлое совсем не потому, что мы стали цивилизованнее и разумнее или доверили защиту своего достоинства общественному мнению, а потому, что привыкли мириться с утратой чести, потому, что личное благополучие, покой, деньги, должность стали восприни­маться как ценности куда более значительные, чем честь. Разумеется, сама по себе дуэль, как уже говорилось, ни в коей мере не является судом справедливости и не может быть оправдана.

Известный афоризм гласит: «Обезьяна стала человеком, когда, разозлившись на соседа, не взяла палку, а просто его обругала». Это в некоторых случаях и есть мирный выход из ситуации.

Цели:

• провести семинар, который расширит и углубит знания учащихся по русской литературе;
• дать навыки обобщённого анализа литературных произведений, написанных в разные периоды 19 века;
• развить устную речь учащихся;
• формировать нравственные основы, пробуждать интерес к классической литературе.

Оборудование: ТСО, г/запись, плакаты, подставка, ткань-скатерть, перчатка, роза, свеча. На доске тема урока, эпиграф.

«Пистолетов пара,
Две пули – больше ничего
Вдруг разрешат судьбу его».

А.С.Пушкин «Евгений Онегин».

Предварительно разбить класс на группы. Первая из них готовит небольшое сообщение по истории вопроса, остальные читают предложенные учителем произведения, вторая группа – «Выстрел» Пушкина, третья – дуэльный эпизод в «Евгении Онегине» Пушкина, четвёртая – дуэль Пушкина и Дантеса.

ХОД УРОКА

I. Беседа о дуэли

Учитель читает несколько высказываний о дуэли.

«Доказывать нелепость дуэля не стоит, в теории его никто не оправдывает, исключая каких-нибудь бретеров и учителей фехтования, но в практике все подчиняются ему для того, чтоб доказать, черт знает кому, свою храбрость. Худшая сторона дуэля в том, что он оправдывает всякого мерзавца или его почётной смертью, или тем, что делает из него почетного убийцу. Человека обвиняют в том, что передёргивает карты, – он лезет на дуэль, как будто нельзя передёргивать карты и не бояться пистолета. И что за позорное равенство шулера и обвинителя!» (А.И.Герцен)

«Дуэль – приняв букву, мы расширили способность к дурным поступкам» (Ф.М.Достоевский)

«Дуэль, милостивые государи, есть состояние дикости. Это совсем не право, а довод наиболее сильного или наиболее ловкого, иногда самого дерзкого!.. Вызвать на дуэль не значит атаковать лишь частное лицо, совершить проступок в отношении только него, как при обыкновенной краже или убийстве; нет, это прежде всего посягательство на общий мир, презрение к закону, восстание против государственного порядка. Дуэлисты хотят управлять сами собой, глумиться над верховной властью страны, где живут». (Дюпен-старший, обер-прокурор кассационного суда в Париже).

Учитель: Дуэль – тема нашего сегодняшнего урока. Почему она заканчивается трагически? Можно было бы обойтись без неё?
Этот урок –наша современная оценка личности, событий, явлений, без неё невозможно изучение литературы, извлечение из неё уроков.

II. Выступление учащихся

I группа

1-й ученик: Дуэль – одно из самых загадочных явлений русской жизни. Подобно французскому балету и польской водке она относится к таким заимствованиям, которые очень быстро стали национальными особенностями.
«Дуэль – есть условный бой между двумя лицами смертоносным оружием для удовлетворения поруганной чести...» (Из истории русской дуэли)
Известно, что в России дуэль как обычай пришла с Запада. Но и там она существовала не вечно. Время зарождения классической дуэли в Западной Европе можно отнести к эпохе позднего средневековья, примерно к XIV веку, когда окончательно сформировалось и расцвело рыцарское сословие – предшественник дворянства, с его понятиями о чести, во многом чуждыми простолюдину или купцу. В XVI веке дуэли приняли уже такой угрожающий размах и уносили столько жизней, что короли начали бороться с этим обычаем. Так, за 16 лет царствования Генриха IV во Франции было убито на дуэлях от 7 до 8 тысяч человек. Знаменитый кардинал Ришелье запретил дуэли под страхом смерти, объявив, что дворянин может жертвовать своей жизнью только в интересах короля. Людовик XIV в 1679 году специальным эдиктом учредил суд маршалов для разрешения всех вопросов чести.

2-й ученик: Дуэль в России – больше чем дуэль! «К барьеру!» Каков же был исторический путь дуэли в нашем Отечестве?
Предположительно первой дуэлью в России можно считать поединок, состоявшийся в 1666 году в Москве между двумя наёмными иностранными офицерами – шотландцем Патриком Гордоном(впоследствии петровским генералом) и англичанином майором Монтгомери. Но в то время в среду русских этот обычай не проник. Тем не менее единичные прецеденты заставили царевну Софью в указе от 25 октября 1682 года, разрешившем всем служилым людям Московского государства носить личное оружие, оговорить запрет на поединки.
Пётр Великий, энергично насаждая в России европейские обычаи, поспешил предупредить распространение дуэлей жестокими законами против них.
Глава 49 петровского Воинского устава 1715 года, называвшаяся «Патент о поединках и начинании ссор»,провозглашала: « Никакое оскорбление чести обиженного никаким образом умалить не может»,потерпевший и свидетели происшествия обязаны незамедлительно донести о факте оскорбления военному суду; недонесение тоже каралось. За сам вызов на дуэль полагалось лишение чинов и частичная конфискация имущества, за выход на поединок и обнажение оружия – смертельная казнь с полной конфискацией имущества,не исключая и секундантов.

3-й ученик: И тем не менее дуэли постепенно всё более проникали в среду дворянской молодёжи. И причиной здесь был не столько «дух буйной молодости»,в чём неодобрительно корили детей законопослушные отцы, сколько формировавшееся чувство чести и личного достоинства, складывавшееся постепенно, с развитием образования и сословного воспитания, и усиливавшееся с каждым новым поколением. Дворянская молодёжь, по-прежнему верная присяге и престолу, не допускала при этом вмешательства государства в дела чести. Позднее формулу ёмко и сжато выразил генерал Корнилов в своём жизненном кредо: «Душа – Богу, сердце – женщине, долг – Отечеству, честь – никому.»

4-й ученик: Ко времени распространения в России дуэлей грозные статьи петровского артикула, каравшие смертью за поединок, были основательно позабыты, так как прошло шестьдесят лет со времени их опубликования. И перед «властями предержащими» встаёт проблема: как бороться с дуэлянтами? В 1787 году Екатерина Великая издала «Манифест о поединках». В нём дуэли назывались чужестранным насаждением; участникам дуэли, окончившеюся бескровно, устанавливался в качестве меры наказания денежный штраф (не исключая секундантов), а обидчику, «яко нарушителю мира и спокойствия», – пожизненная ссылка в Сибирь. За раны и убийство на дуэли наказание назначалось как за соответствующие умышленные преступления. Апогея своего дуэли достигли в первой половине XIX века. Запрещение дуэлей было вновь подтверждено в изданных при Николае I «Своде законов уголовных» 1832 года и «Уставе военно-уголовном» 1839 года, обзывавшем воинских начальников «стараться примирять ссорящихся и оказывать обиженному удовлетворение взысканием с обидчика.»
Но ничто не помогло! Более того, дуэли в России отличались исключительной жестокостью условий неписаных кодексов: дистанция колебалась от 3 до 25 шагов (чаще всего 15 шагов),встречались даже дуэли без секундантов и врачей, один на один, нередко дрались до смертельного исхода, порой стрелялись, стоя поочерёдно спиной у края пропасти,чтобы в случае попадания противник не остался в живых (вспомним дуэль Печорина и Грушницкого в «Княжной Мэри»). При таких условиях нередко погибали оба противника (как это было в 1825 году на дуэли Новосильцева и Чернова). Более того, командиры полков, формально следуя букве закона, фактически сами поощряли в офицерской среде такое чувство чести и под разными предлогами освобождались от тех офицеров, которые отказывались драться на поединке.

5-й ученик: При этом Николай I относился к дуэлям с отвращением, известны его слова: «Я ненавижу дуэль. Это – варварство. На мой взгляд, в ней нет ничего рыцарского. Герцог Веллингтон уничтожил её в английской армии и хорошо сделал». Но именно на 20-40-е годы XIX века приходятся громкие дуэли Пушкина с Дантесом, Рылеева с князем Шаховским, Грибоедова с Якубовичем, Лермонтова с де Барантом и Мартыновым.
Новой вехой на этом этапе предстояло стать судам общества офицеров. Суды общества офицеров к тому времени существовали во многих европейских армиях, играя роль чего-то вроде товарищеских судов. В русской армии они существовали полуофициально с петровских времён (с1721 года). Общество офицеров полка могло выдавать аттестации офицерам и было весомым орудием общественного мнения в военной среде. Особенно расцвели они при Александре I, после 1822 года, когда сам император при разборе конфликта между судом общества офицеров и командиром полка встал на сторону первого. Но в 1829 году Николай I усмотрел в самом факте существования независимых офицерских корпораций, наделённых немалыми правами, средство подрыва воинской дисциплины и повсеместно запретил их деятельность. Тем не менее эта мера, на первый взгляд разумная, на практике оказалась ошибочной, так как суды общества офицеров являлись ошибочной, так как суды общества офицеров являлись могучим средством морального, воспитывающего воздействия. Поэтому в период «великих реформ» 60-х годов они были (в 1863 году) восстановлены и приобрели официальный статус. Было издано положение об их устройстве (на флоте с 1864 года суды капитанов, в каждой флотской дивизии). При разработке этого положения многие предлагали передать на усмотрение этих судов вопросы о разрешении дуэли в каждом конкретном случае, но это предложение было отклонено. Тем не менее наказания за поединки становились всё мягче.
Наконец в 1894 году, в самом конце царствования Александра III,поединки были официально разрешены.

6-й ученик: Что же вызывало дуэль между дворянами?
Все причины можно поделить на две группы. Первая группа – это оскорбление чести дворянина. И вторая – это оскорбление человеческого достоинства. Дрались из-за женщин, за право владения землёй, ради мести, наконец, просто, чтобы показать свою силу и унизить, а то и уничтожить соперника.
Цель дуэли – удовлетворение поруганной чести. Дуэль отличалась от убийства строгими правилами. Правила эти со временем стали традицией. Дуэль начиналась с вызова. Ему предшествовала ссора или столкновение, в результате которой какая-либо сторона считала себя оскорблённой и требовала удовлетворения. С этого времени противники уже не общались. Это делали лишь секунданты-помощники в дуэли. Каждый из противников секундантов выбирал сам. С секундантами обсуждали обиды или оскорбления, характер будущей дуэли, возможность примирения. После обсуждения секундант оскорблённого направлял противнику письменный вызов – картель.
Секунданты прикладывали максимальные усилия к примирению сторон. Все способы мирного разрешения конфликта должны быть испробованы. Даже когда противники выходили на поле боя, то секунданты обязаны были предпринять попытку к примирению. Секунданты вырабатывают условия дуэли. Они стараются, чтобы поединок был как можно менее опасным для противников. Условия они излагают письменно. В них было записано расстояние, на которое противники удаляются друг от друга. В начале XIX века оно могло составлять 10-20 шагов, и даже – 6, а в последующее время 20-30 шагов. Смягчением условий дуэли могло быть требование секундантов об остановке противников в момент первого выстрела. По условиям более жёсткой дуэли, после того как один из дуэлянтов выстрелил, второй мог продолжить движение,а также потребовать противника к барьеру. Сменить выработанные правила один из участников дуэли не смел.

7-й ученик: В секунданты найти человека было нелегко. Участие в дуэли в качестве секунданта влекло за собой всяческие неприятные последствия: разжалование офицера, ссылка на Кавказ. Секундантами становились, как правило, близкие друзья, а ломать карьеру и вовлекать друга в неприятную историю дворянин не хотел. Секундант тоже оказывался в трудной ситуации: если поддержать друга и заступиться за его честь, то тогда надо поплатиться службой и карьерой или даже вызвать гнев государя. Вообще в России любая дуэль считалась преступлением. Она разбиралась в суде. Уголовную ответственность несли и противники и секунданты. Последние чаще: дуэлянты могли быть убиты.

Учитель: Вопрос к классу: что такое дуэль? (Суть вариантов ответов сведётся к одному: защита своей чести (дворянина, рыцаря, благородного человека).
Учитель даёт учащимся определение по «Толковому словарю» В.И.Даля: «Честь – внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть».
Дуэль – это поединок, борьба, состязание двух сторон.
Дуэли как способ решения конфликтов, возникающих между людьми одного круга, были приняты у дворян. Поединок вошёл в литературу, с одной стороны, как часть дворянского быта той эпохи, с другой – как приём, помогающий писателю обострить конфликт, довести его до кульминации или до развязки.
Сегодня нам предстоит выяснить, какова же роль дуэли в композиции и в идейном содержании произведений А.С.Пушкина «Выстрел», «Евгений Онегин» и в жизни самого А.С.Пушкина (дуэль с Дантесом).
(Продолжить разговор о дуэли на примере художественных произведений. Аналитическая работа ведётся по группам, специально подготовившим материал, в обсуждении участвует весь класс.)
Итак, дуэль. Помните, у Пушкина:

…злобно
Врагам наследственным подобно,
Как в страшном, непонятном сне,
Один друг другу в тишине
Готовят гибель хладнокровно…
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В гранёный ствол уходят пули,
И щёлкнул первый раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На полку сыплется. Зубчатый,
Надёжно ввинченный кремень
Введён ещё…

II группа: А.С.Пушкин. «Выстрел»

1-й ученик: «Повести Белкина» были опубликованы в 1830 году и сразу завоевали своего читателя, покоряя современников Пушкина новаторством прозаического литературного языка, воспроизведением реальной жизни, рассказом о событиях, о которых мало писали в русской литературе.
«Выстрел»,открывающий цикл повестей, трагически ставит тему противоборства личности с судьбой.
В повести А.С.Пушкина «Выстрел» граф явился к барьеру с черешнями, которые он спокойно ел под дулом пистолета. Это взбесило противника, отложившего свой выстрел до случая, когда граф будет больше дорожить своей жизнью. Подобный случай рассказывали о самом Пушкине: «В Кишинёве Пушкин имел две дуэли. Одну из-за карт с каким-то офицером. Дуэль была оригинальная. Пушкин явился с черешнями и пока офицер целился в него, преспокойно кушал ягоды. Офицер стрелял первым, но не попал. Наступила очередь Пушкина. Вместо выстрела поэт спросил:
– Довольны ли вы?
И тогда дуэлянт бросился к Пушкину в объятия, он отстранил его и со словами «это лишнее» – спокойно удалился.
Пушкину в это время было всего 20 лет. В Кишинёве он оказался окружён военными, многие из которых прошли поля сражений 1812 года, а ему, молодому человеку, ещё надо было доказать свою храбрость, своё презрение к смерти. Он выстоял под дулом пистолета, но отказался от своего выстрела. По правилам дуэльной чести отказаться от выстрела или выстрелить в воздух мог только тот, кто стрелял вторым – ведь он уже доказал свою смелость – и только в том случае, когда оскорбление было несерьёзным.

2-й ученик: «Выстрел» Пушкина – рассказ из «Повестей Белкина», то есть рассказчик – носитель русского ментальности (как и Максим Максимыч), что очень важно для понимания авторского замысла.
В центре обсуждения главный герой рассказа Сильвио и природа конфликта: зависть личности сильной, тщеславной, самолюбивой к своему удачливому сопернику, желание любым способом утвердить себя, возвыситься над окружающими.
Зависть не только грех, но и свидетельство слабости человека, его зависимости от успеха или неуспеха другого человека.

(Прослушивание г/записи, эпизод первый)

Граф богат. А Сильвио беден. По крайней мере, рассказчик в этом почти не сомневается: «ходил вечно пешком, в изношенном чёрном сюртуке, а держал открытый стол для офицеров нашего полка. Правда, обед его состоял из трёх блюд, изготовленных отставным солдатом, но шампанское лилось притом рекою».
Он беден. Иначе, выйдя в отставку вскоре после ссоры с графом, не поселился бы в бедном местечке. Иначе, явившись к графу сделать свой ответный выстрел, приехал бы не в дорожной телеге, а в каком-нибудь экипаже побогаче».
Вот его поведение – от зависти и мести графу до «бедной и расточительной жизни в захолустном местечке – следствие того общественного положения, которое он занимает.
1) Сильвио в первой дуэли злобный, он во что бы то ни стало хотел отомстить. И всё же граф отказывается от выстрела, потому что он безразличен к жизни. Ему всё равно, выстрелит Сильвио или нет. Ничто его больше не беспокоило.
2) Сильвио был оскорблён (граф дал ему пощёчину) и поэтому получил первый выстрел. В первый раз «волнение злобы было в нём столь сильным, что он надеялся на верность руки и, чтобы дать себе время остыть, уступил первый выстрел».

(Прослушивание г/записи, эпизод второй)

3-й ученик: Вторая дуэль. Во второй раз Сильвио уступает графу первый выстрел, вновь склонив его бросить жребий. Правда, на этот раз Сильвио был иным: видимо, к этому времени изменился и он сам: «Мне всё кажется, что у нас не дуэль, а убийство: я не привык целить в безоружного. Начнём сызнова; кинем жребий; кому стрелять первому».
Вот это-то и было не «по правилам». Не по правилам дуэли. Граф это очень хорошо понимает. Поэтому как первый раз, так и второй он не соглашается бросит жребий. Характерно, что в рассказе Сильвио это немаловажное обстоятельство скрыто: «противник мой не соглашался».
В рассказе графа о второй их встрече об этом сказано так: « Голова моя кругом…Кажется, я не соглашался…»
Таким образом, в обоих случаях Сильвио принудил графа получить свой шанс. В особенности это существенно для заключительной стадии. Это противоречило понятию дворянской чести. Но граф выстрелил. Сильвио вправе был предположить то, что позже, когда граф придёт в себя, мысль об этом станет для него образным возмездием: «Будешь меня помнить. Предаю тебя твоей жизни».
В одном лишь не прав Сильвио: когда говорит о том, что видел робость. Робости не было. Граф не менее храбр, чем Сильвио.
Когда-то тот признавал, что в графе «храбрость была самая беспечная». Но во второй встрече граф уже не один – он женат. И боится он не за себя, а за жену.
Когда Сильвио и графа с пистолетами в руках застаёт жена графа, а затем на её глазах Сильвио прицеливается в мужа, она бросается к ногам Сильвио.
«Встань, Маша, стыдно!» – кричит граф. «…А вы сударь, перестаньте издеваться над бедной женщиной! Будете ли вы стрелять…»
Теперь Сильвио вызывает в нём гнев. Сильвио говорит спокойно, дрожание голоса прекратилось. На лице у него удовлетворённость, страшная в свете камина улыбка. Он быстро выходит, у дверей останавливается, оглядывает комнату горящим взглядом, стреляет в картину и быстро уходит».
Герой «Выстрела» ищет предлог для драки, дабы утвердить своё первенство в гусарском полку; в нём чувствуются бретёрские замешки. Его противник – богатый граф, «любимец счастья» – демонстрирует наигранное презрение к смерти: ест черешни по дулом пистолета. Как люди, действующие в угоду своему самолюбию, они стоят друг друга.

III группа: А.С.Пушкин Евгений Онегин»

1-й ученик: Евгений Онегин, напротив, не заботится о первенстве и не ведёт игру, более того, ему понятна легковесность вызова, сделанного Ленским – разгорячённым юношей- романтиком; тем не менее, он берёт в руки пистолет – берёт, подчиняясь нравам «большого света», опасаясь сплетен, «хохотни глупцов», иначе говоря, уступая тому, что в душе презирает. «Пружина чести» здесь играет роль ложного стимула, предопределяющего неизбежность бессмысленного убийства. Онегин – характер действительный, в том смысле, что в нём нет ничего мечтательного, фантастического, что он мог быть счастлив или несчастлив только в действительности и через действительность. В Ленском Пушкин изобрази л характер, совершенно противоположный характеру Онегина. Характер совершенно отвлечённый, чуждый действительности. Тогда это было совершенно новое явление, и люди такого рода тогда действительно начали появляться в русском обществе.

С душою прямо геттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привёз учёности плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри чёрные до плеч.

Он пел любовь, любви послушный,
И песнь его была ясна,
Как мысли девы простодушной,
Как сон младенца, как луна
В пустынях неба безмятежных,
Богиня тайн и вздохов нежных.
Он пел разлуку и печаль, и нечто, и туманну даль,
И романтические розы;
Он пел те дальные страны,
Где долго в лоно тишины
Лились его живые слёзы;
Он пел поблёклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет.

2-й ученик: Ленский был романтик и по натуре и по духу времени. Это было существо, доступное всему прекрасному, высокому, душа чистая и благородная. Но в то же время «он сердцем милый был невежда», вечно толкуя о жизни, никогда не зная её. Действительность на него не имела влияния: его радости и печали были созданием его фантазии. Он полюбил Ольгу. Ленский украсил её достоинствами и совершенствами, приписал ей чувства и мысли, которых в ней не было и о которых она и не заботилась. Существо доброе, милое, весёлое, Ольга была очаровательна как все «барышни», пока они ещё не сделались барышнями, а Ленский видел в ней фею, сильфиду, романтическую мечту, нимало не подозревая будущей барышни. Он написал «надгробный мадригал» старику Ларину, в котором,верный себе, без всякой иронии, умел найти поэтическую сторону. В простом желании Онегина подшутить над ним он увидел и измену, и обольщение, и кровавую обиду.
Результатом всего этого была его смерть, заранее воспетая им в туманно-романтических стихах. Подробности дуэли Онегина с Ленским- верх совершенства в художественном отношении. Онегин и Зарецкий – оба нарушают правила дуэли. Первый, чтобы продемонстрировать своё раздражённое презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьёзность которой всё ещё не верит, а Зарецкий потому, что видит в дуэли забавную, хотя порой и кровавую историю, предмет сплетен и розыгрышей…

3-й ученик: В «Евгении Онегине» Зарецкий был единственным распорядителем дуэли, потому что « в дуэлях классик и педант», он вёл дело с большими упущениями, сознательно игнорируя всё, что могло устранить кровавый исход. Ещё при первом посещении Онегина, при передаче картеля, он обязан был обсудить возможности примирения. Перед началом поединка окончить дело миром также входило в прямые обязанности, тем более что кровной обиды нанесено не было и всем, кроме Ленского было ясно, что заключается в недоразумении. Зарецкий мог остановить дуэль и в другой момент появление Онегина со слугой вместо секунданта было его прямым оскорблением (секунданты, как и противники, должны быть социально равными), а одновременно и грубым нарушением правил, так как секунданты должны были встретиться накануне без противников и составить правила поединка.
Наконец, Онегин стрелял на ходу – не потому, что он боялся выстрела противника – он торопился потерять своё право первого выстрела, причём в самых невыгодных для себя обстоятельствах. Пистолеты Лепажа прекрасно «прилажены» по руке. Говорят, они так удобно ложатся в руку, как будто служат её естественным продолжением, и они бьют почти без промаха, но только если стрелять с места. На ходу даже опытный стрелок практически никогда не попадает в цель, потому что эти пистолеты имели ствол гладкий, без нарезки, и пуля, не получая первоначального вращения, легко отклонялась от цели. Современникам было понятно, что выстрел Онегина стал смертельным для Ленского только по роковой случайности. Онегин страшно переживал гибель своего юного друга, не мог оставаться в тех местах, где «окровавленная тень» ему являлась каждый день…»

4-й ученик: поэт любил Ленского и в прекрасных строфах оплакал его падение:

Друзья мои, вам жаль поэта
Во цвете радостных надежд,
Их не свершив ещё для света,
Чуть из младенческих одежд,
Увял! Где жаркое волненье,
Где благородное стремленье
И чувств и мыслей молодых,
Высоких, нежных, удалых?
Где бурные любви желанья,
И жажда знаний и труда,
И страх порока и стыда,
И вы, заветные мечтанья,
Вы, призрак жизни неземной,
Вы, сны поэзии святой!

Быть может, он для блага мира
Иль хоть для славы был рождён;
Его умолкнувшая лира
Гремучий, непрерывный звон
В веках поднять могла. Поэта,
Быть может, на ступенях света
Ждала высокая ступень.
Его страдальческая тень,
Быть может, унесла с собою
Святую тайну, и для нас
Погиб животворящий глас,
И за могильною чертою
К ней не домчится гимн времён,
Благословение племён.

В Ленском было много хорошего, он был молод и вовремя для своей репутации умер. Это была одна из тех натур, для которых жить – значит развиваться и идти вперёд. Он был романтик.
Люди, подобные Ленскому, при всех их неоспоримых достоинствах, нехороши тем, что они или перерождаются в совершенных филистёров, или, если сохранят навсегда свой первоначальный тип, делаются устарелыми мистиками и мечтателями, которые большие враги прогресса, нежели люди просто.

Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно в зеркало глядится
И узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!
Ещё приятнее в молчанье
Ему готовить честный гроб
И тихо целить в бледный лоб
На благородном расстоянье;
Но отослать его к отцам
Едва ль приятно будет вам.

IVгруппа: А.С.Пушкин и Дантес

1-й ученик: Судя по тому, что мы знаем о дуэлях Пушкина, он достаточно презрительно относился к ритуальной стороне поединка. Об этом свидетельствует и последняя его дуэль, перед которой он предложил противной стороне самой подобрать ему секунданта, хоть лакея. И это не было плодом особых обстоятельств. Это было принципом, который он провозгласил ещё в «Евгении Онегине», заставив его, светского человека и опытного поединщика, взяв в секунданты именно слугу, и при этом высмеял дуэльного педанта Зарецкого. Идеальный дуэлянт Сильвио в «Выстреле» окончательно решает свой роковой спор с графом тоже человек чести, один на один, без свидетелей. Для Пушкина в дуэли главным были суть и результат, а не обряды.
Всматриваясь в бушевавшую вокруг дуэльную стихию, он ориентировался на русскую дуэль в её типическом, а не в ритуально-светском варианте.

Невольник чести беспощадный,
Вблизи он видел свой конец.
На поединках твёрдый, хладный,
Встречая гибельный свинец.

Отношение Пушкина к дуэли противоречиво: как наследник просветителей XVIII века, он видит в ней проявление «светской вражды», которая …дико… боится ложного стыда».

2-й ученик: В разное время отношение к дуэли менялось. В середине XVIII века такое распоряжение своей жизнью представлялось нерациональным, неразумным; в период романтизма дуэли случаются очень часто, как говорил Пушкин, всё, что грозит гибелью, для человека очень привлекательно. Главное даже не в лихости дуэлянтов – это доказательство того, что есть ценности, которые дороже самой жизни и которые неподвластны государству – честь, человеческое достоинство. При отсутствии законов, охраняющих личность, для порядочного человека дуэль оказывалась единственным средством защитить свою честь и честь своих близких.
27 января 1873 года под Петербургом в перелеске близ Комендантской дачи состоялась дуэль, на которой Пушкин был смертельно ранен в живот.
Ответным выстрелом Пушкин легко ранил Дантеса в правую руку. Условия дуэли, по настоянию Пушкина, были смертельными и не оставляли шанса уцелеть обоим противникам: барьер отделял врагов едва на десять шагов, стрелять разрешалось с любого расстояния на пути к барьеру. Секундантом Пушкина был его лицейский товарищ К.К.Данзас, секундантом Дантеса – сотрудник французского посольства д,Аршиак.

3-й ученик: В глубоком снегу утопали дорожки для поединка, шинелями секундантов обозначились барьеры. Подполковник Данзас махнул шляпой, и Пушкин, быстро подойдя к барьеру, прицелился, чтобы выстрелить наверняка. Но Дантес выстрелил раньше, не дойдя шага до барьера. Пушкин упал на шинель Данзаса, смертельно раненный в правую половину живота. Он нашёл в себе силы, чтобы лёжа прицелиться и выстрелить. Дантес стоял правым боком, согнув правую руку в локте, закрывая грудь и разряженным пистолетом голову. Его это и спасло. Пуля пробила правое предплечье и сплющилась о пуговицу мундира. Дантес упал, Пушкин крикнул: «Браво!» – но Дантес быстро поднялся: ранение было не опасным.
У Пушкина развилось сильное кровотечение, а врача не было, и нечем было наложить повязку на рану. По оценке М.Ундермана Пушкин потерял 2 литра крови.
На санях его довезли до Комендантской дачи, где Дантес предложил Данзасу для перевозки раненого карету, которую ему прислал Геккерн. Красивый жест! Если бы Пушкин знал, чья это карета, он, конечно бы, отказался, но Данзас сказал, что это он нанял карету. Пушкина доставили домой. Всё время до самой смерти он был в сознании. Пуля пробила кишечник поэта в нескольких местах и, раздробив часть крестцовой кости, застряла поблизости от неё. Пушкин держался мужественно, но был момент, когда он, не выдержав мучительной боли, хотел застрелиться. Данзас успел отобрать у него пистолет, уже спрятанный под одеялом, сказав: «Не нужно, Сверчок» (лицейское прозвище Пушкина).
Через два дня после дуэли, 29 января 1837 года, Пушкин скончался в 2:45 в своём доме по адресу: набережная реки Мойки, дом 12.
Поэт обрёл вечный покой на кладбище Святогорского монастыря в Псковской губернии.

Условия дуэли, подписанные секундантами Пушкина и Дантеса (подлинник по-французски):

• Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и пяти шагов(для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам.
• Вооружённые пистолетами противники по данному знаку, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьеры, могут стрелять.
• Сверх того принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место для того, чтобы выстреливший первым, огню своего противника подвергался на том же самом расстоянии.
• Когда обе стороны сделают по выстрелу, то в случае безрезультативности поединок возобновится как бы в первый раз: противники становятся на то же расстояние в 20 шагов, сохраняются те же барьеры и те же правила.
• Секунданты являются непременными посредниками во всяком объяснении между противниками на месте боя.
• Секунданты, нижеподписавшиеся и облечённые всеми полномочиями, обеспечивают, каждый за свою сторону, своей честью строгое соблюдение изложенных здесь условий.

«Д’Аршак рассказал нам, что Пушкин во время дуэли поражал своим мужеством и спокойствием, что он во всём этом деле выказал чрезвычайный такт и рыцарскую простоту, исполненную достоинства. Он был очень серьёзен, сосредоточен, как человек, рискующий жизнью; в нём не было ни тени притворной беззаботности, чтобы придать себе вид по-храбрее».
Д’Аршак сказал в заключение: «Это был великий характер…»

(Прослушивание г/записи – дуэль Пушкина и Дантеса)

Звучит стихотворение М.Ю.Лермонтова «Смерть поэта».

III. Подведение итогов урока

Приложение к уроку.

1. Место эпизода в произведении, характер изображённого события, действующие лица.
2. Краткая характеристика персонажей и события на момент начала действия эпизода.
3. Характеристика персонажей, их поведения и переживаний в момент кульминации и развязки.
4. Вывод о выявленных чертах характера, нравственных качествах, идеалах, жизненных целях персонажей.
5. Роль эпизода как этапа развития конфликта, важного для понимания идейного смысла произведения.

Список использованной литературы:

• Пушкин А.С. “Выстрел”. Пушкин А. С. П – 91 Проза. – М.: Правда, 1985. – 368 с.
• Пушкин А.С. “Евгений Онегин” Пушкин А.С. П – 91 Проза. – М.: Правда, 1985. – 368 с.
• Лотман Ю.М. Роман А.С.Пушкина "Евгений Онегин": Комментарий: Пособие для учителя / Изд. 2-е. Л., 1983. С. 293
• Набоков В.

Дуэль... Поединок чести... У каждого человека есть своя ассоциация с этим словом. Для кого-то - это схватка двух сердец за право быть любимым, для кого-то - кровавый бой, в котором выживает сильнейший... Но любой, услышав слово "дуэль", вспомнит о русской культуре, о Пушкине и Дантесе, о Лермонтове и Мартынове... Самые знаменитые писатели и поэты перенесли схватки из своих произведений в жизнь. Но почему же подобный способ защиты чести стал столь популярным? Почему дуэль унесла тысячи людей именно в России?
Для начала необходимо разобраться в правилах проведения поединков. Правда ли, что, в случае дуэли, выживший должен был остаться лишь один? Что имелись предписания даже в отношении одежды противников? Это действительно так. Самый известный дуэльный кодекс В.Дурасова гласит: "373.При дуэли участники имеют право оставаться в обыкновенной одежде предпочтительно темного цвета. Крахмальное белье и верхнее платье из плотной ткани не допускаются"; "1.Дуэль может и должна происходить только между равными". Противники не должны были иметь украшений, повязок и всего, что может предотвратить ранение, секунданты обязывались проверить место проведения поединка, оружие, расстояние между участниками дуэли, даже правильность выпавшего жребия... Но при этом, дуэль оставалась неофициальной, запрещенной законами государства. "Запретный плод сладок," - существует высказывание, и именно следуя этому правилу, люди гибли, защищая свою честь или любовь...
Но немалую роль в популяризации поединков сыграла и русская литература. Каждому была известна дуэль Грушницкого и Печорина в романе Михаила Юрьевича Лермонтова "Герой нашего времени", проведенная по всем правилам, несмотря на первоначальные планы одного из ее участников. Герой был убит: "Я выстрелил... Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах легким столбом еще вился на краю обрыва". Невзирая на правдивость своей "клеветы", на невиновность, погиб бывший "друг" Печорина. "Dura lex, sed lex", - закон суров, но это закон - две тысячи лет назад произнес Цицерон, но его слова оказались актуальны для любого времени.
Так, даже в современной литературе писатели обращаются к теме дуэли и ее правил. Например, в произведении Дмитрия Емца "Мефодий Буслаев. Танец меча" два главных героя должны сойтись в поединке, из которого живым способен выйти лишь один: учитель или ученик. "Клинок же Мефа, который должен был встретить только воздух, почему-то не встретил его. Он врезался Арею над ключицей, преодолел короткое сопротивление плоти и пронесся дальше". От клинка, от пистолета никто не уйдет живым, даже самый умелый боец, допустивший в своей жизни лишь одну ошибку. Dura lex, sed lex...
Дуэль - это знаменитый плод познания добра и зла, запретный в России, но оттого более желанный, подогревающий интерес и адреналин. Вот только попробовать его в полную силу можно лишь раз, а потом никогда не вернуться домой. Дуэль - попытка узнать новую жизнь, более насыщенную и притягательную. Перед этим не устояли ни Онегин, ни Пушкин, ни Печорин, ни Лермонтов. Да разве мог кто-то из них отказаться от шанса почувствовать пьянящий вкус смерти, зная, что есть возможность спастись?..

«Дуэли и дуэлянты в произведениях А.С.Пушкина»

История русской дуэли XIX веков – это история человеческих трагедий, мучительных смертей, высоких порывов и нравственных падений. И все это многообразное и яркое явление было результатом сокрушительного психологического перелома – перехода от Московской Руси к петербургской
России.

Трудно представить себе быт и нравы России двух предреволюционных столетий без такого явления, как дуэль. Словно в зеркале с увеличительным стеклом, в этом явлении выпукло отразились характерные черты нормативного поведения тогдашнего русского общества, дворянско-чиновничьей среды, прежде всего.

Дуэль имеет свою историю. Ее истоки отыскивают в рыцарских турнирах, типичных для европейского средневековья; тогда рыцари затевали поединки ради демонстрации мужества и силы - и, как правило, во имя «Прекрасной
Дамы». Противники большей частью не испытывали друг к другу никакой вражды, мало того: они могли быть незнакомы между собой и выступать инкогнито, в масках. Победителя увенчивали наградой.

С течением времени рыцарство утратило свой авторитет, но обычай открытого поединка сохранился - хотя функция его изменилась. В XVII-XVIII вв. уже не требовалось совершать подвиги с именем Дианы или Лауры на устах, зато возникла потребность, как мы бы сегодня сказали, выяснять отношения, связанные с понятиями чести, достоинства, благородства, провоцируемые к тому же спором, ссорой, взаимной неприязнью.

Из Европы дуэль перешла в Россию, для русского XVIII века дуэлянт
(тогда говорили «дуэлист») - уже достаточно симптоматичная фигура. За французским «заимствованием» тянулся кровавый след, что вызвало беспокойство властей; Петр I категорически запретил поединки и повелел их участников «смертию казнить и оных пожитки описать». Позднее Екатерина II подтвердила запрет Петра, и потом ситуация не претерпела изменений. В XIX веке смертная казнь дуэлянтам не угрожала, но офицер мог поплатиться разжалованием в солдаты и ссылкой на Кавказ, в зону боевых действий - наказание достаточно суровое. Тем не менее, россияне «стрелялись» и в столице, и в провинции, и непросто указать на случай отказа от дуэли по причине официального запрета. С другой стороны, восприятие и оценка явления были неоднозначными, громкие «за» и резкие «против» чем дальше, тем чаще смешивались, переплетались. Официальный запрет сопровождался и противодействием, и поддержкой общественного мнения.

Дворянские поединки были одним из краеугольных элементов новой – петербургской – культуры поведения, вне зависимости от того, в каком конце империи они происходили.

С дуэльной традицией неразрывно связано и такое ключевое для петербургского периода нашей истории понятие как честь, без исследования которого мы не сможем понять историю возмужания, короткого подъема и тяжкого поражения русского дворянства.

В истории дуэли сконцентрировалась драматичность пути русского дворянина от государева раба, к человеку, «взыскующему свободы и готовому платить жизнью за неприкосновенность своего личного достоинства, как он понимал его на высочайшем взлете петербургского периода – в пушкинские времена».

Русская дуэль была жесточе и смертоноснее европейской. И не потому, что французский журналист или австро-венгерский офицер обладали меньшей личной храбростью, чем российский дворянин. Отнюдь нет. И не потому, что ценность человеческой жизни представлялась здесь меньшей, чем в Европе.
Россия, вырвавшаяся из феодальных представлений одним рывком, а не прошедшая естественный многовековой путь, обладала совершенно иной культурой регуляции человеческих отношений. Здесь восприятие дуэли как судебного поединка, а не как ритуального снятия бесчестия, оставалось гораздо острее.

Отсюда и шла жестокость дуэльных условий – и не только у гвардейских бретеров (неоправданно кровожадных), а и у людей зрелых и рассудительных, - от подспудного сознания, что победить должен правый. И не нужно мешать высшему правосудию искусственными помехами.

Тогда же, наряду с холодным оружием, стали применять пистолеты; это еще более упростило ход события, но заставило твердо определить правила поединка: так сложился дуэльный кодекс.

Прежде всего, дуэль есть единоборство между двумя лицами по обоюдному их соглашению, с смертоносным оружием, при заранее определенных условиях и в присутствии свидетелей с обеих сторон. Причина ее – вызов одного лица другим за нанесенное оскорбление.

Цель дуэли – получение силою оружия удовлетворения за оскорбление.
Оскорбленный дерется, чтобы получить удовлетворение; оскорбитель – чтобы дать удовлетворение.

Если единоборству не предшествовало предварительного соглашения в условиях и если оно произошло не в присутствии свидетелей, то оно не дуэль и не признается ею ни общественным мнением, ни законами.

Предел, когда именно известные действия теряют характер обыкновенного, неважного, и становятся оскорблениями, вообще трудно определим и находится единственно в зависимости от степени обидчивости того лица, на которого эти действия были обращены. Этот взгляд, конечно, может применяться только к оскорблениям легкого свойства, между тем как все, разделяющие с обществом вкоренившиеся в нем понятия о чести, должны относиться к оскорблениям более серьезным с одинаковой щепетильностью. Исходя из этого предположения, различают три рода оскорблений.

1) Оскорбление легкое. Невежливость не есть оскорбление. Кто был оскорблен за оказанную другому невежливость, тот считается всегда оскорбленным. Если за легкое оскорбление будет отвечено тоже оскорблением легким, то все-таки сперва затронутый останется оскорбленным.

2) Оскорбление обруганием. Оно может быть вызвано как произнесением ругательных слов, так и обвинением в позорных качествах.

Кто за легкое оскорбление был обруган, тот считается оскорбленным.

Если обруганный ответит обруганием же, то все-таки он будет считаться оскорбленным.

3) Оскорбление ударом. Под ударом подразумевается всякое преднамеренное прикосновение.

Кто за обругание был побит, тот считается оскорбленным.

Если после получения удара будет оплачено тем же, то все-таки сперва побитый останется оскорбленным. Последний не становиться ответственным за то, что он, будучи взбешен полученным ударом и не помня себя, воздал равным за равное. Это правило не изменилось бы и в том случае, если второй удар был бы сильнее первого или имел последствием поранение.

К оскорблению ударом обыкновенно приравнивают и те оскорбления, которые грозят уничтожить каким-либо образом нравственно человека, как-то: обольщение жены или дочери, несправедливое обвинение в шулерстве, обмане или воровстве.

Дуэль, ставшая страстью, породила тип бретера - человека, щеголявшего своей готовностью и способностью драться где бы то ни было и с кем бы то ни было. Риск у бретера носил показной характер, а убийство противника входило в его расчеты. И, опять же, бретерство оценивали по-разному. Одни видели в нем максимальное проявление дуэльной традиции, другие - смесь позерства и жестокости.

Во второй половине XIX веке, с появлением в культурной сфере разночинца-радикала, отвергавшего нормы, установки дворянской морали, престиж дуэли заметно понижается. Уменьшается их число, редкостью становится смертельный исход. Прежде дуэлянтов разводили на 25-30 шагов, а расстояние между "барьерами" (условно обозначенными брошенной наземь шинелью или просто чертой) не превышало 10-12 шагов, т.е. противники имели право идти навстречу друг другу и стрелять либо на ходу, либо, дойдя до
"барьера"; в случае ранения дуэлянт мог потребовать "к барьеру" своего противника - за раненым сохранялась возможность ответного выстрела. Смертью заканчивались не десятки, а сотни дуэлей. В конце же XIX века "барьеры" устанавливались на расстоянии 20-30 шагов, а исходная дистанция равнялась
40-50 шагам; результативность стрельбы, ясно же, понизилась. А главное - поединок перестает быть мерилом чести, его чаще расценивают как дань то ли условностям, то ли предрассудкам. Кроме того, возникают общественные движения (народовольчество, эсеры), вводящие в свою программу террор; волна террористических актов оттеснила на второй, на третий план дуэльные события.

Дуэль, во всем многоразличии своих проявлений, запечатлена в русской литературе XIX - начала XX веков, от Бестужева-Марлинского и Пушкина до
Чехова и Куприна. Писатели сосредотачивают свое внимание на психологии дуэлянта, на его преддуэльных размышлениях и переживаниях, на его состоянии и поведении во время поединка; художественные характеристики существенно дополняют документальное знание.

В 1791 году литератор Н. И. Страхов выпустил «Переписку Моды», чрезвычайно напоминающую крыловскую «Почту духов». В нравоописательной этой переписки немалое место уделено дуэлям.

В начале книги воспроизводится «Просьба фейхтмейстеров к Моде»: «Назад несколько лет с достойною славой преподавали мы науку колоть и резать, и были первые, которые ввели в употребление резаться и смертоубийствовать.
Слава наша долго гремела и денежная река беспрерывно лилась в карманы наши.
Но вдруг некоторое могущественное божество, известное под именем здравого смысла, вопреки твоим велениям совсем изгнало нас из службы щегольского света. Чего ради мы, гонимые, разоренные и презираемые фейхтмейстеры, прибегли к твоей помощи и просим милостивого защищения».

Наблюдательный и осведомленный современник утверждает, что расцвет деятельности учителей фехтования пришелся на предшествующее десятилетие – восьмидесятые годы. Восьмидесятые годы – время «Жалованной грамоты», закрепившей личные права дворянства, отбитые у власти в стремительном напоре дворцовых переворотов. С другой же стороны, восьмидесятые годы – время окончательной стабилизации военно-бюрократической империи, введение режима наместников, обладавших всей полнотой власти на местах и ответственных только перед императрицей, когда жаждущий деятельности дворянский авангард оказался жестко включен в усовершенствованную государственную структуру и окончательно лишен сколько-нибудь самостоятельной роли.

Злое электричество, возникшее от пересечения этих двух тенденций, и стимулировало – до абсурдного накала – дуэльную активность дворянской молодежи.

Через двадцать страниц после «Просьбы фейхтмейстеров» автор поместил письмо «От Дуэлей к Моде»: «Государыня моя! Я чаю, вы довольно памятуете, сколько много мы утончали и усовершенствовали поступки подвластного вам щегольского света. Бывало в собраниях, под опасением перерезания горла, все наблюдали строжайшее учтивство. Но этого еще мало! Бывало, посидишь хоть часок в гостях, того и гляди, что за тобою ничего не ведавши, поутру мальчик бряк на дворе с письмецом, в котором тот, кого один раз отроду увидел и едва в лицо помнишь, ругает тебя наповал и во всю ивановскую, да еще сулит пощечины и палочные удары, так что хоть не рад, да готов будешь резаться. Бывало взгляд, вид, осанка, безумышленное движение угрожали смертию и кровопролитием. Одним словом, внедавне все слова вешались на золотники, все шаги мерялись линиями, а поклоны футами. Бывало хоть чуть- чуть кто-либо по нечаянности зацепит шпагою и шляпою, повредит ли на голове волосочек, погнет ли на плече сукно, так милости просим в поле… Хворающий зубами даст ли ответ вполголоса, насморк ли имеющий скажет ли что-нибудь в нос… ни за что не смотрят!.. Того и гляди, что по эфес шпага!.. Также глух ли кто, близорук ли, но когда, боже сохрани, он не ответствовал или недовидел поклона… статошное ли дело! Тотчас шпаги в руки, шляпы на голову, да и пошла трескотня да рубка!»

Сквозь сатирическое преувеличение здесь явственно проступает серьезность мотивов происходившего: поднявшееся одним рывком на новый уровень внешнего и внутреннего раскрепощения дворянство вырабатывало столь варварским образом новую систему взаимоотношений – систему, в которой главным мерилом всего становилось понятие чести и личного достоинства.
Однако отсутствие разработанной «идеологии чести» приводило к тому, что поединок представлялся универсальным средством для решения любых бытовых проблем, от самоутверждения до обогащения.

Негативные варианты дуэли изображены у Пушкина в повести «Выстрел», в романе «Евгений Онегин». Герой «Выстрела» ищет предлог для драки, дабы утвердить свое первенство в гусарском полку; в нем чувствуются бретерские замашки. Его противник - богатый граф, «любимец счастья» - демонстрирует наигранное презрение к смерти: ест черешни под дулом пистолета. Как люди, действующие в угоду своему самолюбию, они стоят друг друга. Евгений Онегин, напротив, не заботится о первенстве и не ведет игру, более того, ему понятна легковесность вызова, сделанного Ленским - разгоряченным юношей- романтиком; тем не менее, он берет в руки пистолет - берет, подчиняясь нравам «большого света», опасаясь сплетен, «хохотни глупцов», иначе говоря, уступая тому, что в душе презирает. «Пружина чести» здесь играет роль ложного стимула, предопределяющего неизбежность бессмысленного убийства.

Онегин – характер действительный, в том смысле, что в нем нет ничего мечтательного, фантастического, что он мог быть счастлив или несчастлив только в действительности и через действительность. В Ленском Пушкин изобразил характер, совершенно противоположенный характеру Онегина, характер совершенно отвлеченный, чуждый действительности. Тогда это было совершенно новое явление, и люди такого рода тогда действительно начали появляться в русском обществе.

С душою прямо геттингенской

………………………………

Поклонник Канта и поэт,

Он из Германии туманной

Привез учености плоды:

Вольнолюбивые мечты,

Дух пылкий и довольно странный,

Всегда восторженную речь

И кудри черные до плеч.

………………………………

Он пел любовь, любви послушный,

И песнь его была ясна,

Как мысли девы простодушной,

Как сон младенца, как луна

В пустынях неба безмятежных,

Богиня тайн и взоров нежных;

Он пел разлуку и печаль,

И нечто, и туманну даль,

И романтические розы;

Он пел те дальние страны,

Где долго в лоне тишины

Лились его живые слезы;

Он пел поблеклый жизни цвет

Без малого в осьмнадцать лет.

Ленский был романтик и по натуре и по духу времени. Это было существо, доступное всему прекрасному, высокому, душа чистая и благородная.
Но в тоже время «он сердцем милый был невежда», вечно толкуя о жизни, никогда не знал ее. Действительность на него не имела влияния: его радости и печали были созданием его фантазии. Он полюбил Ольгу. Ленский украсил ее достоинствами и совершенствами, приписал ей чувства и мысли, которых в ней не было и о которых она и не заботилась. Существо доброе, милое, веселое,
Ольга была очаровательна как все «барышни», пока они еще не сделались барышнями, а Ленский видел в ней фею, сильфиду, романтическую мечту, нимало не подозревая будущей барышни. Он написал «надгробный мадригал» старику
Ларину, в котором, верный себе, без всякой иронии, умел найти поэтическую сторону. В простом желании Онегина подшутить над ним он увидел и измену, и обольщение, и кровавую обиду. Результатом всего этого была его смерть, заранее воспетая им в туманно-романтических стихах. Подробности дуэли
Онегина с Ленским – верх совершенства в художественном отношении.

Зарецкий потому, что видит в дуэли забавную, хотя порой и кровавую историю, предмет сплетен и розыгрышей…

В «Евгении Онегине» Зарецкий был единственным распорядителем дуэли, потому что «в дуэлях классик и педант», он вел дело с большими упущениями, сознательно игнорируя все, что могло устранить кровавый исход. Еще при первом посещении Онегина, при передаче картеля, он обязан был обсудить возможности примирения. Перед началом поединка попытка окончить дело миром также входила в прямые его обязанности, тем более что кровной обиды нанесено не было, и всем, кроме Ленского, было ясно, что дело заключается в недоразумении. Зарецкий мог остановить дуэль и в другой момент: появление
Онегина со слугой вместо секунданта было ему прямым оскорблением
(секунданты, как и противники, должны быть социально равными), а одновременно и грубым нарушением правил, так как секунданты должны были встретиться накануне без противников и составить правила поединка.

Зарецкий имел все основания не допустить кровавого исхода, объявив
Онегина неявившимся. «Заставлять ждать себя на месте поединка крайне невежливо. Явившийся вовремя обязан ждать своего противника четверть часа.
По прошествии этого срока явившийся первый имеет право покинуть место поединка и его секунданты должны составить протокол, свидетельствующий о неприбытии противника». Онегин опоздал более чем на час.

Онегин и Зарецкий – оба нарушают правила дуэли. Первый, чтобы продемонстрировать свое раздраженное презрение к истории, в которую он попал против собственной воли и в серьезность которой все еще не верит, а
Зарецкий потому, что видит в дуэли забавную, хотя порой и кровавую историю, предмет сплетен и розыгрышей… Зарецкий вел себя не только не как сторонник строгих правил искусства дуэли, а как лицо, заинтересованное в максимально скандальном и кровавом исходе поединка.

Поведение Онегина на дуэли неопровержимо свидетельствует, что автор хотел сделать его убийцей поневоле. Для людей, знакомых с дуэлью не понаслышке, было очевидно, что тот, кто желает безусловной смерти противника, не стреляет сходу, с дальней дистанции и под отвлекающим внимание дулом чужого пистолета, а, идя на риск, дает по себе выстрелить, требует противника к барьеру и с короткой дистанции расстреливает его как неподвижную мишень.

Поэт любил Ленского и в прекрасных строфах оплакал его падение:

Друзья мои, вам жаль поэта:

Во цвете радостных надежд,

Их не свершив еще для света,

Чуть из младенческих одежд,

Где благородное стремленье

И чувств и мыслей молодых,

Высоких, нежных, удалых?

Где бурные любви желанья,

И жажда знаний и труда,

И страх порока и стыда,

И вы, заветные мечтанья,

Вы, призрак жизни неземной,

Вы, сны поэзии святой!

Быть может, он для блага мира

Иль хоть для славы был рожден;

Его умолкнувшая лира

Гремучий, непрерывный звон

В веках поднять должна. Поэта,

Быть может, на ступенях света

Ждала высокая ступень.

Его страдальческая тень,

Быть может, унесла с собою

Святую тайну, и для нас

Погиб животворящий глас,

И за могильною чертою

К ней не домчится гимн времен,

Благословение племен.

В Ленском было много хорошего, что он был молод и вовремя для своей репутации умер. Это не была одна из тех натур, для которых жить – значит развиваться и идти вперед. Он был романтик.
Люди, подобные Ленскому, при всех их неоспоримых достоинствах, нехороши тем, что они или перерождаются в совершенных филистеров, или, если сохранят навсегда свой первоначальный тип, делаются устарелыми мистиками и мечтателями, которые большие враги прогресса, нежели люди просто.

До самого конца XVIII века в России еще не стрелялись, но рубились и кололись. Дуэль на шпагах или саблях куда меньше угрожала жизни противников, чем обмен пистолетными выстрелами. («Паршивая дуэль на саблях», - писал Пушкин.)

В «Капитанской дочке» поединок изображен сугубо иронически. Ирония начинается с княжнинского эпиграфа к главе:

Ин изволь и стань же в позитуру.

Посмотришь, проколю как я твою фигуру!

Хотя Гринев дерется за честь дамы, а Швабрин и в самом деле заслуживает наказания, но дуэльная ситуация выглядит донельзя забавно: «Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках: по препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушенья на зиму. “А, Петр
Андреич! – сказал он, увидя меня. – Добро пожаловать! Как это вас Бог принес? по какому делу, смею спросить?” Я в коротких словах объяснил ему, что я поссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича, прошу быть моим секундантом. Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща на меня свой единственный глаз. “Вы изволите говорить, - сказал он мне, - что хотите Алексея Иваныча заколоть и желаете, чтоб я при том был свидетелем?
Так ли? смею спросить”. – “Точно так”. – “Помилуйте, Петр Андреич! Что это вы затеяли? Вы с Алексеем Иванычем побранились? Велика беда! Брань на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое, в третье – и разойдитесь; а мы уж вас помирим. А то: доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить? И добро б уж закололи вы его: Бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже? Кто будет в дураках, смею спросить?”».

И эта сцена «переговоров с секундантом», и все дальнейшее выглядит как пародия на дуэльный сюжет и на саму идею дуэли. Это, однако же, совсем не так. Пушкин, с его удивительным чутьем на исторический колорит и вниманием к быту, представил здесь столкновение двух эпох. Героическое отношение Гринева к поединку кажется смешным потому, что оно сталкивается с представлениями людей, выросших в другие времена, не воспринимающих дуэльную идею как необходимый атрибут дворянского жизненного стиля. Она кажется им блажью. Иван Игнатьич подходит к дуэли с позиции здравого смысла. А с позиции бытового здравого смысла дуэль, не имеющая оттенка судебного поединка, а призванная только потрафить самолюбию дуэлянтов, несомненно, абсурдна.

«Да зачем же мне тут быть свидетелем? – вопрошает Иван Игнатьич. – С какой стати? Люди дерутся; что за невидальщина, смею спросить? Слава Богу, ходил я под шведа и под турку: всего насмотрелся».

Для старого офицера поединок ничем не отличается от парного боя во время войны. Только он бессмыслен и неправеден, ибо дерутся свои.

«Я кое-как стал изъяснять ему должность секунданта, но Иван Игнатьич никак не мог меня понять». Он и не мог понять смысла дуэли, ибо она не входила в систему его представлений о нормах воинской жизни.

Вряд ли и сам Петр Андреич сумел бы объяснить разницу между поединком и вооруженной дракой. Но он – человек иной формации – ощущает свое право на это не совсем понятное, но притягательное деяние.

С другой же стороны, рыцарские, хотя и смутные, представления Гринева отнюдь не совпадают со столичным гвардейским цинизмом Швабрина, для которого важно убить противника, что он однажды и сделал, а не соблюсти правила чести. Он хладнокровно предлагает обойтись без секундантов, хотя это и против правил. И не потому, что Швабрин какой-то особенный злодей, а потому, что дуэльный кодекс еще размыт и неопределен.

Поединок окончился бы купанием Швабрина в реке, куда загонял его побеждающий Гринев, если бы не внезапное появление Савельича. И вот тут отсутствие секундантов позволило Швабрину нанести предательский удар.

Именно такой поворот дела и показывает некий оттенок отношения
Пушкина к стихии «незаконных», неканонических дуэлей, открывающих возможности для убийств, прикрытых дуэльной терминологией.

Возможности такие возникали часто. Особенно в армейском захолустье, среди изнывающих от скуки и безделья офицеров.

Пушкин, в своей повести «Выстрел», предполагал несколько вариантов развития сюжета.
I вариант.

«Кавказские воды – семья русских – Якубович приезжает – Якубович становится своим человеком. приезд настоящего любовника – дамы от него в восторге. Вечер в калмыцкой кибитке – встреча – изъяснение – поединок –
Якубович не дерется – условие – Он скрывается – Толки, забавы, гуляния –
Нападение черкесов, похищение – Москва. Приезд Якубовича в Москву –
Якубович хочет жениться».

Перед нами план «Выстрела» - с Якубовичем вместо Сильвио и перенесением места действия на Кавказ. Якубович – кумир местного общества до приезда «настоящего любовника», который и перебивает успех, «дамы от него в восторге». Столкновение, заканчивающееся вызовом. Якубович, как и
Сильвио, не дерется, а откладывает поединок «с условием» и скрывается. Как далее развивались события и кого похищают черкесы, сказать наверняка трудно. Скорее всего – как явствует из других вариантов плана – счастливого соперника Якубовича. Но этот вариант был несколько по-иному реализован осенью тридцатого года в «Выстреле».

Вариант, в котором Якубович выглядит истинно романтическим героем,
Пушкину в это время уже не подходил. Он искал другие пути.

«Расслабленный… брат едет из Петербурга – он оставляет свой конвой паралитику – на него нападают черкесы – он убивает одного из них – остальные убегают. Якубовича там нет. Спрашивает у сестры, влюблена ли она в Якубовича. Смеется над ним.

Якубович расходуется на него – и просит у него руки его сестры.

Здесь уже вырисовывается иной сюжет. Герой едет на Кавказ, где на водах живет его сестра. Очевидно, со слов Якубовича, он знает, что его сестра влюблена в Якубовича. Но оказывается, что тот придумал эту любовь, и герой «смеется над ним». Тогда Якубович пытается заслужить его благодарность другим способом, привязать его к себе – «расходуется на него». И, считая, что герой уже не сможет отказать, просит руки сестры.
Герой разгадывает игру, и дело кончается дуэлью.

Пушкин прикидывал различные направления сюжетных ходов, но роль
Якубовича была одна и та же.

«Якубович похищает Марию, которая кокетничала с ним.

Ее любовник похищает ее у черкесов. Кунак – юноша, привязанный к ней, похищает ее и возвращает ее в ее семью».
II вариант.

«Поэт, брат, любовник, Якубович, зрелые невесты, банкометы Якубовича

На другой день банка – все дамы на гулянье ждут Якубовича. Он является – с братом, который представляет его – Его ловят. Он влюбляется в
Марию – прогулка верхом. Бештай. Якубович сватается через брата Pelham – отказ – Дуэль – у Якубовича секундант поэт – у брата… любовник, раненный на
Кавказе офицер; бывший влюбленный, знавший Якубовича в горах и некогда им ограбленный.

Якубович ночью едет в аул – во время переезда из Горячих на
Холодные – Якубович похищает – тот едет и спасает ее с одним Кунаком».

С каждым вариантом плана личность Якубовича рисовалась все более темными тонами. Он уже не просто человек с сомнительными чертами поведения, он – глава шулерской шайки, он – удалец, не брезгующий грабить (под видом горца) своих товарищей-офицеров. Но отсвет романтического неистовства все еще лежит на нем – он похищает девушку, которую не может получить законно.
III вариант.

«Алина кокетничала с офицером, который нее влюбляется – Вечера
Кавказские – Приезд Кубовича – смерть отца – театральное погребение – Алина начинает с ним кокетничать – Кубович введен в круг Корсаковых – Им они восхищаются – Гранев его начинает ненавидеть – Якубович предлагает свою руку, она не соглашается – влюбленная в Г. Он предает его черкесам.

Он освобожден (казачкою - черкешенкою) и является на воды – дуэль.
Якубович убит».

Здесь Якубович – или Кубович, как хотел, очевидно, Пушкин назвать своего персонажа, чтобы отделить его от прототипа (весьма, впрочем, условно), - совершает настоящее, не оправданное никаким романтизмом, предательство. Он устраняет Гранева, своего соперника (соратника-офицера!), руками врагов – «предает его черкесам». То есть совершает военную измену и человеческую подлость.

Уж никаких иллюзий относительно позера, который из похорон своего отца устраивает зрелище – «театральное погребение», который в своих бешеных страстях способен на все, Пушкин уже не питает.

И он находит один только способ пресечь этот марш романтического аморализма – дуэль-возмездие.

В каждом варианте плана фигурирует поединок. Пока Якубовичу не был вынесен нравственный приговор, поединок кончался благополучно для него.

Но когда идеология, позволяющая ему силой безответственного воображения выворачивать действительность наизнанку, доводит его до грязного коварства, Пушкин обрекает его на смерть у барьера.

Разумеется, превращая наброски в роман, Пушкин изменил бы фамилию
«героя своего воображения», но вариант – Кубович – говорит, что он не хотел лишить его биографической узнаваемости.

Разумеется, Пушкин не отождествлял абсолютно государственного преступника, каторжника Якубовича с негодяем, способным на любую низость. И роман, быть может, правильнее назвать не романом о Якубовиче, а романом о романтическом своевольнике, исходным материалом для которого был жизненный стиль Якубовича. И все же ни в ком из известных Пушкину людей не проявлялся так страшно принцип перекраивания действительности в угоду романтическому аморализму.

Вырвавшись из плена, Гранев не обращается по начальству, чтобы наказать предателя. Он делает это сам, ибо государство не должно вмешиваться в такие дела. Это – дело общества. Дуэль в подобном случае – оружие общества.

Честь Гранева не запятнана. Дуэль между ним и Якубовичем – не процедура восстановления чести. Это – наказание, возмездие. И здесь недействительны сомнения Ивана Игнатьича из «Капитанской дочки»:«И добро б уж закололи вы его… Ну, а если он вас просверлит?»

Когда речь идет о дуэли-возмездии, судебном поединке, «Божьем суде», правое дело должно восторжествовать.«… Дуэль. Якубович убит».

Другого пути Пушкин не видел.

Судя по тому, что знаем мы о дуэлях Пушкина, он достаточно презрительно относился к ритуальной стороне поединка. Об этом свидетельствует и последняя его дуэль, перед которой он предложил противной стороне самой подобрать ему секунданта – хоть лакея. И это не было плодом особых обстоятельств. Это было принципом, который он провозгласил еще в
«Евгении Онегине», заставив его, светского человека и опытного поединщика, взять в секунданты именно слугу, и при этом высмеял дуэльного педанта
Зарецкого. Идеальный дуэлянт Сильвио в «Выстреле» окончательно решает свой роковой спор с графом, тоже человеком чести, один на один, без свидетелей.

Для Пушкина в дуэли главным были суть и результат, а не обряды.
Всматриваясь в бушевавшую вокруг дуэльную стихию, он ориентировался на русскую дуэль в ее типическом, а не в ритуально-светском варианте…

Невольник чести беспощадный,

Вблизи он видел свой конец,

Встречая гибельный свинец.

Отношение Пушкина к дуэли противоречиво: как наследник просветителей
XVIII века, он видит в ней проявление «светской вражды», которая «дико… боится ложного стыда». В «Евгении Онегине» культ дуэли поддерживает
Зарецкий – человек сомнительной честности. Однако в то же время дуэль – и средство защиты достоинства оскорбленного человека. Она ставит в один ряд таинственного бедняка Сильвио и любимца судьбы графа Б***. Дуэль – предрассудок, но честь, которая вынуждена обращаться к ее помощи, - не предрассудок.

Список использованной литературы.
1. Анненков П. В. «Материалы для биографии А. С. Пушкина»
2. Белинский В. Г. «Евгений Онегин»
3. Бурсов Б. И. «Судьба Пушкина»
4. Гордин Я. А. «Дуэли и дуэлянты»
5. Лотман Ю. М. «Беседы о русской культуре»
6. Пушкин А. С. «Выстрел»
7. Пушкин А. С. «Евгений Онегин»
8. Пушкин А. С. «Капитанская дочка»

Дуэль как социальное явление целой эпохи является одной из проблем, поднимаемой в классической литературе. Для того чтобы дать ей объективную оценку сегодня, следует воспринимать данное явление с позиций особенностей эпохи, нравственных и эстетических ценностей времени.

Писатели 19 века воспринимали дуэль как единственный и во многом естественный способ отстоять свою честь, свое дворянское и офицерское достоинство. Однако весьма часто в произведениях этого времени прослеживается мысль о бессмысленности и жестокости дуэли.

В романе «Евгений Онегин» дуэль становится тем явлением, которое противоречит внутреннему миру героя. Только представление общества о чести заставляют Евгения, «всем сердцем юношу любя», всё же принять вызов Ленского:

И вот общественное мненье!

Пружина чести, наш кумир!

И вот на чем вертится мир.

Перед дуэлью Онегин спокойно проспал всю ночь, в противоположность Ленскому. На место поединка Евгений опаздывает, чем демонстрирует своё отношение к данному событию: это не безразличие, а нежелание губить невинного человека из-за пустой формальности. По жребию Онегину выпадает стрелять раньше Ленского. Он убивает юного поэта. Это событие стало настоящим потрясением для героя, положившим начало его перерождению, переосмыслению всех жизненных ценностей.

Таким образом, в своем романе Пушкин размышляет о человеческих отношениях, говорит о ценности жизни, о бессмысленности придуманного и наигранного дворянского представления о чести.

М. Ю. Лермонтов даёт иную характеристику дуэли В «Герое нашего времени» это единственный способ наказать клеветника Грушницкого, человека, для которого не существует понятия чести. Сначала Печорин был готов отказаться от своего выстрела в том случае, если соперник признает свою вину. Но Грушницкий отказывается: «Стреляйте! – отвечал он, - я себя презираю, а вас ненавижу! Если вы меня не убьёте, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоём нет места!..» Печорин стреляет и убивает Грушницкого.

В романе Тургенева «Отцы и дети» причиной дуэли между Базаровым и Павлом Петровичем Кирсановым становится столкновение жизненных позиций двух поколений. Павел Петрович как представитель века уходящего не может принять взглядов Базарова. Он чувствует, что в обществе происходят сильнейшие изменения, и исчезает такое понятие как «преемственность поколений». Споры с молодым человеком не дают нужного результата. Павел Петрович не может поколебать нравственные устои Базарова. Конфликт между поколениями выливается в дуэль. Победителем из нее выходит Базаров: он ранит Кирсанова, но тут же сам оказывает ему помощь. Эта дуэль становится символическим поединком между двумя поколениями, но она заканчивается ничем. Тургенев показывает, что этот спор должен решаться мирным путем, с помощью компромисса, а не вражды.

Дуэль в произведениях 19 века представлена с разных сторон, что свидетельствует о неоднозначном отношении к этому явлению русскими писателями.