Излагая свое артистическое кредо, Григорий Гинзбург однажды заметил: «Целью всей моей жизни было - сделать произведения великих мастеров музыки доступными и понятными самым широким слоям слушателей. С этой целью я включал в свой репертуар только те произведения, в которых композиторы выражали свои мысли и чувства понятным языком, произведения с четкой формой, красивой мелодией и ясной гармонией. Эти произведения я стараюсь, по мере своих сил и возможностей, трактовать с предельной ясностью, не затемняя их смысла внешними эффектами и надуманностью индивидуалистического подхода».
Уже эти слова (а он целенаправленно воплощал их на практике) характеризуют Гинзбурга как художника-просветителя, несшего народу высокое искусство. И характерно, что пианист с одинаковой отдачей играл и на эстраде Большого зала Московской консерватории, и за рубежом, и в любом, даже самом маленьком провинциальном городе. Ему в высшей степени было присуще чувство гражданской ответственности музыканта. Как справедливо отмечал М. Сокольский, за деятельностью Гинзбурга «ощущалась великая демократическая „глинкинская“ традиция его искусства, „равно докладного“ и специалисту-музыканту и широкой аудитории». Характерно в этом смысле высказывание артиста, сделанное в Ростове-на-Дону незадолго перед кончиной: «С большим, горячим желанием готовлюсь выступить с исполнением произведений классической и советской музыки, особенно часто фигурирующих в репертуаре молодых пианистов, и не только очень подвинутых. Хочу своим выступлениям предпослать своеобразные аннотации, в которых бы рассказывалось об идее произведения, мыслях и чувствах автора, услышанных исполнителем. Мечтаю выступить с этими концертами перед музыкальной молодежью».
Гинзбург рано ушел из жизни. Горечь утраты как-то сразу заставила задуматься: достаточно ли весомо и справедливо было оценено в свое время искусство выдающегося пианиста? Конечно, игра Гинзбурга вызывала восторженную реакцию слушателей, похвалы критиков и все-таки... Листаем страницы рецензий и всюду находим пространный разговор о филигранном мастерстве артиста, о совершенстве пианизма, о колористических находках и так далее. Г. М. Коган красиво определил Гинзбурга как «поэта пианистического мастерства». Но не слишком ли в этой формуле отдавалось предпочтение слову «мастерство» перед словом «поэт»?
Спору нет, Гинзбург действительно владел всеми тайнами инструмента; звуковое убранство его игры само по себе доставляло слушателям истинно эстетическое переживание. «Я положительно не знаю,- писал Г. Коган еще в 1933 году,- кто еще из наших пианистов может похвастать таким совершенным легато, такой пластичной и прозрачной педализацией, такой серебристой звучностью кантилены, кто из них может сравниться с Гинзбургом в узорной рельефности каждой линии, каждой детали, каждого штриха, в той точности, легкости, прозрачности, которую такой мастер, как Бузони, рассматривал как высшее достижение пианистической виртуозности». Ну в те времена и соперников было не так уж много. Но с каждым десятилетием число виртуозов росло. Тем не менее и Гинзбург не сдавал своих «рекордных» позиций. Оставшиеся записи только укрепляют это реноме музыканта.
Вот фрагмент из образной характеристики, принадлежащей перу Д. Благого (1972): «Звуковой букет» у Гинзбурга всегда идеален: ни малейшей пестроты при всем разнообразии и богатстве красок (как целостно «обнимает» пианист все регистры фортепиано!), все тона согласованы между собой по каким-то таинственным, но в конце концов глубоко логичным внутренним законам... В звучании рояля Гинзбурга есть что-то от любования чудесными законами перспективы в картинах старых мастеров, с первозданной радостью открывавших возможность отображения десятков различных планов, как бы ступеньками огромной лестницы, амфитеатром уходящей вдаль: анфилада залов с колоннадой, дальше - горы, замки, деревья... При этом колорит всего полотна так чист и прозрачен, что чуть ли не микроскопические фигурки людей где-то там, в самой дальней дали, видны с предельной отчетливостью, в мельчайших подробностях». Как ни странно, но само время как бы раздвинуло наши представления о природе гинзбурговского искусства, заставив вновь согласиться с известным поэтическим утверждением «большое видится на расстояньи».
Григорьев Л., Платек Я.
, Москва) - советский пианист .
К столетию Гинзбурга, определяя его место в истории русского пианизма, современный специалист утверждает:
Гинзбург представляется последним мастером классического рояля , инструмента, освящённого работой и именем Листа . Последним, а вместе с тем, если говорить о совершенстве самого художественного организма классического рояля, оживающего под пальцами исполнителя, - может быть, и вершинным его мастером. Замечательные исполнители новых поколений, вышедшие на сцену в последней трети XX века - мастера другого инструмента, после-классического рояля. В этих поколениях меняется даже типическая конституция рук пианиста: рука становится суше, сообразно росту ударного компонента в интонативном спектре фортепианного звука. Тогда как руки Гинзбурга принадлежали еще классическому типу пианистических рук, одетых мышечной плотью, выделяясь своей гармонической красотой, сами по себе представляясь произведениями искусства .
Литература
- Г. Р. Гинзбург. Статьи. Воспоминания. Материалы / Сост. Яковлев М. – М.: Сов. композитор, 1984.
- Черников О. Жил на свете рыцарь бедный // "Музыка и время". - 2001. №7.
- О.Черников. Рояль и голоса великих. Серия: Музыкальная библиотека. Издательство: Феникс, 2011 г. Твердый переплет, 224 стр.
, Москва) - советский пианист .
К столетию Гинзбурга, определяя его место в истории русского пианизма, современный специалист утверждает:
Гинзбург представляется последним мастером классического рояля , инструмента, освящённого работой и именем Листа . Последним, а вместе с тем, если говорить о совершенстве самого художественного организма классического рояля, оживающего под пальцами исполнителя, - может быть, и вершинным его мастером. Замечательные исполнители новых поколений, вышедшие на сцену в последней трети XX века - мастера другого инструмента, после-классического рояля. В этих поколениях меняется даже типическая конституция рук пианиста: рука становится суше, сообразно росту ударного компонента в интонативном спектре фортепианного звука. Тогда как руки Гинзбурга принадлежали еще классическому типу пианистических рук, одетых мышечной плотью, выделяясь своей гармонической красотой, сами по себе представляясь произведениями искусства .
Литература
- Г. Р. Гинзбург. Статьи. Воспоминания. Материалы / Сост. Яковлев М. – М.: Сов. композитор, 1984.
- Черников О. Жил на свете рыцарь бедный // "Музыка и время". - 2001. №7.
- О.Черников. Рояль и голоса великих. Серия: Музыкальная библиотека. Издательство: Феникс, 2011 г. Твердый переплет, 224 стр.
Григорий Романович Гинзбург (29 мая 1904, Нижний Новгород - 5 декабря 1961, Москва) - советский пианист.
Окончил Московскую консерваторию у Александра Гольденвейзера. В 1927 г. участник Первого Международного конкурса пианистов имени Шопена, лауреат четвёртой премии. В 1933 г. Григорий Коган, характеризуя манеру Гинзбурга, отмечал:
Гинзбург - большой виртуоз. Немало известных пианистов могло бы поучиться у него в этом отношении… Но, говоря как виртуоз, он мыслит как музыкант. Гинзбург - прежде всего музыкант: точная формулировка, совершенное выражение определенных музыкальных мыслей - вот что такое его виртуозность. Виртуозные увлечения, нарушающие логику музыкального мышления, виртуозные эффекты, в угоду которым искажается музыкальный смысл хотя бы самомалейшей детали, совершенно чужды его натуре. Наоборот, сосредоточенное «вникание» в произведение настолько «обуздывает» порой его пианистический темперамент, что скорее можно было бы - временами - сделать ему упрек в чрезмерной созерцательности, недостаточно действенном характере исполнения.
С 1929 г. преподавал в Московской консерватории, с 1935 г. профессор. Среди учеников Гинзбурга - Глеб Аксельрод, Сергей Доренский, Алексей Скавронский.
В 1946 г. удостоен звания заслуженного деятеля искусств России. Лауреат Сталинской премии второй степени (1949).
К столетию Гинзбурга, определяя его место в истории русского пианизма, современный специалист утверждает:
Гинзбург представляется последним мастером классического рояля , инструмента, освящённого работой и именем Листа. Последним, а вместе с тем, если говорить о совершенстве самого художественного организма классического рояля, оживающего под пальцами исполнителя, - может быть, и вершинным его мастером. Замечательные исполнители новых поколений, вышедшие на сцену в последней трети XX века - мастера другого инструмента, после-классического рояля. В этих поколениях меняется даже типическая конституция рук пианиста: рука становится суше, сообразно росту ударного компонента в интонативном спектре фортепианного звука. Тогда как руки Гинзбурга принадлежали еще классическому типу пианистических рук, одетых мышечной плотью, выделяясь своей гармонической красотой, сами по себе представляясь произведениями искусства.
Литература
- Г. Р. Гинзбург. Статьи. Воспоминания. Материалы / Сост. Яковлев М. – М.: Сов. композитор, 1984.
- Черников О. Жил на свете рыцарь бедный // "Музыка и время". - 2001. №7.
- О.Черников. Рояль и голоса великих. Серия: Музыкальная библиотека. Издательство: Феникс, 2011 г. Твердый переплет, 224 стр.
Григо́рий Рома́нович Ги́нзбург ( -) - советский пианист . Заслуженный деятель искусств РСФСР (). Лауреат Сталинской премии второй степени ().
Биография
Г. Р. Гинзбург родился 16 мая (29 мая по новому стилю) 1904 года в Нижнем Новгороде . Окончил МГК имени П. И. Чайковского у А. Б. Гольденвейзера . В 1927 году участник Первого Международного конкурса пианистов имени Ф. Шопена , лауреат четвёртой премии. В 1933 году Григорий Коган , характеризуя манеру Гинзбурга, отмечал:
Гинзбург - большой виртуоз. Немало известных пианистов могло бы поучиться у него в этом отношении… Но, говоря как виртуоз, он мыслит как музыкант. Гинзбург - прежде всего музыкант: точная формулировка, совершенное выражение определенных музыкальных мыслей - вот что такое его виртуозность. Виртуозные увлечения, нарушающие логику музыкального мышления, виртуозные эффекты, в угоду которым искажается музыкальный смысл хотя бы самомалейшей детали, совершенно чужды его натуре. Наоборот, сосредоточенное «вникание» в произведение настолько «обуздывает» порой его пианистический темперамент, что скорее можно было бы - временами - сделать ему упрек в чрезмерной созерцательности, недостаточно действенном характере исполнения .
Награды и премии
- Сталинская премия второй степени (1949) - за концертно-исполнительскую деятельность
Напишите отзыв о статье "Гинзбург, Григорий Романович"
Литература
- Г. Р. Гинзбург. Статьи. Воспоминания. Материалы / Сост. Яковлев М. – М.: Сов. композитор, 1984.
- Черников О. Жил на свете рыцарь бедный // "Музыка и время". - 2001. №7.
- О.Черников. Рояль и голоса великих. Серия: Музыкальная библиотека. Издательство: Феникс, 2011 г. Твердый переплет, 224 стр.ISBN 978-5-222-17864-5
Примечания
Отрывок, характеризующий Гинзбург, Григорий Романович
– А чорт их знает, говорят.– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.
Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
