Юрий Геннадиевич Томин
Шел по городу волшебник
Повесть, в которой случаются чудеса
1929–1997Юрий Геннадиевич Томин (наст. фам. – Кокош) родился в 1929 г. во Владивостоке. Позднее семья переехала в Ленинград. Мальчику исполнилось 12 лет, когда началась Великая Отечественная война.
Он был эвакуирован в Сталинград, затем в Горький. Здесь учился в школе, потом – в ремесленном училище. Только в 1945 г. Томин возвратился в Ленинград. Снова школа – 10-й класс.
Прочитав в каком-то журнале рассказ о моряке дальнего плавания, Томин решил поступить в Высшее мореходное училище. Проучившись год, он понял, что ветер романтики занес его не туда. Плавание на кораблях – это проторенная дорожка. Хотелось чего-то необычного, будоражащего ум и воображение. И Томин перебирается на физический факультет Ленинградского университета, который заканчивает в 1952 г., получив специальность «геофизик».
Три года Томин отдал Крайнему Северу: Туруханск, Игарка, Средняя Тунгуска, Верхняя Тунгуска, Енисей… Дальние поисковые партии, нелегкие экспедиционные будни: ночевки на голой земле, многодневные переходы пешком и на лыжах, пот, холод, усталость, комары…
Именно там, в обстановке тяжелого напряженного труда, в окружении суровых молчаливых людей, вырабатывались его жизненные принципы: мужество, честность, верность долгу, товарищество, которые потом и составили нравственный фундамент будущих произведений писателя.
Юрий Томин становится начальником геофизической партии, поступает в аспирантуру, а в 1955–1959 гг. преподает в вузе.
Его первая книга «Повесть об Атлантиде» была написана в 1959 г. Герои повести – сибирские мальчишки, мечтатели и романтики, увлеченные красивой легендой и отправляющиеся на поиски необыкновенной страны – Атлантиды.
Вторая книга писателя – сборник «Алмазные тропы» (1960). Это рассказы о людях прямых и отважных, о чести, верности, преданности долгу.
В своем творчестве Юрий Томин стремился отыскать самый короткий и надежный путь к душе юного читателя, говорить с ним о вещах серьезных, жизненно важных увлекательно, без нотаций и унылых поучений.
Именно поэтому после первых двух книг, написанных в реалистической манере, автор обращается к другому типу повествования – так называемой нефантастической фантастике (повести «Борька, я и невидимка», 1962; «Шел по городу волшебник», 1963; «Нынче все наоборот», 1968; «Карусели над городом», 1979; «А, Б, В, Г, Д и другие», 1982).
Суть этой повествовательной манеры заключается в том, что в ней сказочный вымысел не поглощает реальность целиком, а присутствует лишь в виде волшебного элемента. Благодаря ему создаются определенные ситуации, в которых обычная жизнь предстает под необычным углом зрения, поворачивается к читателю своими неизвестными гранями, а характеры героев открываются с весьма своеобразной стороны.
Лучшее произведение Юрия Томина – повесть-сказка «Шел по городу волшебник» – относится к этому жанру. В ней роль чудесного элемента выполняет коробок волшебных спичек, который случайно находит герой повести, четвероклассник Толик Рыжков. Стоит переломить одну – и все его желания исполняются. Читатель, пройдя с героем через целый ряд испытаний, пережив стыд, страх, ужас, понимает в итоге, что ничто в мире не достается даром, без усилий и душевных затрат.
А если так все-таки случается, то не приносит счастья и очень скоро начинает тяготить, разрушая твою прежнюю жизнь и дорогие тебе отношения с родными и близкими людьми.
Произведения Юрия Томина написаны в 60-70-е гг. прошлого века, но интерес к ним не угасает и по сей день. Умные, веселые, увлекательные, его повести помогают юному читателю лучше понять себя и окружающих, учат доброте, отзывчивости, сопереживанию, умению ощущать чужую беду как свою.
Часть первая
Мелкие чудеса
Милиционеры очень любят детей. Это каждый знает. Любят они не только своих детей, а всех подряд, без разбору. Не верите – посмотрите детские фильмы. В фильмах милиционеры всегда улыбаются детям. И все время отдают честь. Как только постовой увидит мальчика, так сразу же бросает свои дела и мчится, чтобы отдать ему честь. А если девочку увидит – тоже мчится. Наверное, ему все равно – мальчик или девочка. Главное – успеть отдать честь.
Если же кому-нибудь попадется милиционер, который не улыбается и не отдает честь, то это ненастоящий милиционер.
А все-таки хорошо, что ненастоящие милиционеры иногда встречаются.
В Ленинграде вот есть один такой. И если бы его не было, то ничего не случилось бы с Толиком Рыжковым…
А случилось вот что.
Шел Толик по проспекту.
Рядом с ним, по мостовой, медленно ехала желтая «Волга». Из динамиков, установленных на крыше «Волги», на всю улицу гремел оглушительный и радостный голос диктора: «Граждане, соблюдайте правила уличного движения! Несоблюдение этих правил часто приводит к несчастным случаям. Недавно на Московском проспекте гражданин Рысаков пытался перебежать дорогу впереди идущей автомашины. Водитель не успел затормозить, и гражданин Рысаков был сбит автомашиной. С переломом ноги он был доставлен в больницу. Граждане, помните: несоблюдение правил уличного движения ведет к несчастным случаям…»
Толик шел рядом с «Волгой» и сквозь боковое стекло видел лейтенанта милиции с микрофоном в руках. Лейтенант был молодой и какой-то очень чистенький. Было странно, что у него такой оглушительный голос, хотя бы и по радио.
Толик внимательно, насколько было видно вперед, оглядел мостовую, стараясь угадать, в каком месте произошло все это с гражданином Рысаковым. Но угадать было невозможно. В обе стороны, одна за другой, катились машины. Здоровенный самосвал, шлепая шинами по асфальту, быстро отставал от вертлявого «Москвича», а их обоих, пренебрежительно пофыркивая, обгоняла тяжелая черная «Чайка». И все они проезжали, может быть, над тем местом, где «недавно» лежал неосторожный Рысаков…
«А что, если бы это случилось не «недавно», а сейчас! – подумал Толик. – Только чтобы машина объехала Рысакова… И – чтобы врезалась в трамвай… Но только чтобы водитель остался цел… А трамвай – сошел с рельсов… Но – чтобы пассажиры все остались целы… А движение по всей улице – остановилось… И тогда нельзя было бы перейти улицу… И я не пошел бы в школу…»
странно, что на вопрос о произведениях Юрия Томина никто не откликнулся. В моем детстве это было классикой:) "Шел по городу волшебник" я перечитывала несколько раз с огромным удовольствием. О нем мы сегодня и поговорим.
Мальчик находит коробок волшебных спичек, исполняющих все желания. Поначалу это здорово: хочешь велосипед - вот он. Хочешь, чтобы мама не ругала - мама исполняет все желания. Все, что успеешь пожелать, сразу же можно осуществить. Но постепенно становится тошно от этой искусственной исполняющей желания мамы, и от этого построенного волшебством мира. Но главное - мальчик попадает в другой мир, созданный волшебством его предшественника, который до него открыл волшебные спички. И вот там все доведено до полнейшего абсурда - нельзя ходить, потому что не нужно затрачивать усилия, а нужно отдыхать - дорожка тебя сама повезет.
Но под всей этой волшебной мишурой есть отличный подтекст, ведь книга на самом деле - об отношениях. Что мы не можем переделать близкого человека и превратить его в "исполняющего желания". Что мы на самом-то деле любим его вот именно таким - и сердитым, и не в настроении, и в любых ситуациях. Что по своему желанию и по мановению волшебной палочки невозможно построить отношений, нельзя купить дружбу или заставить себя любить:
"Глаза мальчика разгорались все сильнее. Они выдавали его. Было видно, что он во что бы то ни стало хочет сломить Мишкино упрямство. И он хочет сделать это не с помощью спичек, а сам, и тогда победа его будет настоящей победой."
"Мишка посмотрел на мальчика в лицо и засмеялся.
- Тогда почему же ты выпрашиваешь у Толика дружбу? Ты просишь, как нищий. Ты хочешь дружить без спичек? Но разве с тобой будет кто-нибудь дружить? Ты можешь только заставить. Ты не великий волшебник, а великий нищий.
Мальчик вздрогнул, и глаза его засветились холодным и злым огнем.
- Я превращу тебя в червя! - завизжал он.
- Ты сам в него давно превратился! - ответил Мишка."
"И лишь сейчас Толик понял, что он натворил. Да, он вернулся домой. Он даже помог освободить Мишку. Но мама осталась прежней. Это была не его мама. И он сам сделал ее такой.
Все клюшки и мячи в мире, все хоккейные победы отдал бы сейчас Толик за одну спичку. Но спички не было."
книжка читается легко и приятно, полна доброго искрометного юмора. Как часто в советской литературе, не только для детей, но и для взрослых. Автор отрывался:
"Милиционеры очень любят детей. Это каждый знает. Любят они не только своих детей, а всех подряд, без разбору. Не верите - посмотрите детские фильмы. В фильмах милиционеры всегда улыбаются детям. И все время отдают честь. Как только постовой увидит мальчика, так сразу же бросает свои дела и мчится, чтобы отдать ему честь. А если девочку увидит - тоже мчится. Наверное, ему все равно - мальчик или девочка. Главное - успеть отдать честь.
Если же кому-нибудь попадется милиционер, который не улыбается и не отдает честь, то это ненастоящий милиционер."
и совершенно замечательная концовка:
"Теперь я до конца знаю историю Толика. И я совершенно уверен в том, что настоящее счастье человеку приносят чудеса, сделанные его же руками.
Вот и все, что я хочу сказать всем, кто прочтет эту повесть.
Автор"
Юрий Томин
ШЁЛ ПО ГОРОДУ ВОЛШЕБНИК
Повесть, в которой случаются чудеса
Рисунки Б. Калушина и С. Спицина
Часть первая
МЕЛКИЕ ЧУДЕСА
Милиционеры очень любят детей. Это каждый знает. Любят они не только своих детей, а всех подряд, без разбору. Не верите - посмотрите детские фильмы. В фильмах милиционеры всегда улыбаются детям. И все время отдают честь. Как только постовой увидит мальчика, так сразу же бросает свои дела и мчится, чтобы отдать ему честь. А если девочку увидит - тоже мчится. Наверное, ему все равно - мальчик или девочка. Главное - успеть отдать честь.
Если же кому-нибудь попадется милиционер, который не улыбается и не отдает честь, то это ненастоящий милиционер.
А все-таки хорошо, что ненастоящие милиционеры иногда встречаются.
В Ленинграде вот есть один такой. И если бы его не было, то ничего не случилось бы с Толиком Рыжковым…
А случилось вот что.
Шел Толик по проспекту.
Рядом с ним, по мостовой, медленно ехала сине-красная «Волга». Из динамиков, установленных на крыше «Волги», на всю улицу гремел оглушительный и радостный голос диктора:
«Граждане, соблюдайте правила уличного движения! Несоблюдение этих правил часто приводит к несчастным случаям. Недавно на Московском проспекте гражданин Рысаков пытался перебежать дорогу впереди идущей автомашины. Водитель не успел затормозить, и гражданин Рысаков был сбит автомашиной. С переломом ноги он был доставлен в больницу. Граждане, помните: несоблюдение правил уличного движения ведет к несчастным случаям…»
Толик шел рядом с «Волгой» и сквозь боковое стекло видел лейтенанта милиции с микрофоном в руках. Лейтенант был молодой и какой-то очень чистенький. Было странно, что у него такой оглушительный голос, хотя бы и по радио.
Толик внимательно, насколько было видно вперед, оглядел мостовую, стараясь угадать, в каком месте произошло все это с гражданином Рысаковым. Но угадать было невозможно. В обе стороны, одна за другой, катились машины. Здоровенный самосвал, шлепая шинами по асфальту, быстро отставал от вертлявого «Москвича», а их обоих, пренебрежительно пофыркивая, обгоняла тяжелая черная «Чайка». И все они проезжали, может быть, над тем местом, где «недавно» лежал неосторожный Рысаков…
«А что, - подумал Толик, - если бы это случилось не „недавно“, а сейчас! Только чтобы машина объехала Рысакова… И - чтобы врезалась в трамвай… Но только чтобы водитель остался цел… А трамвай - сошел с рельс… Но - чтобы пассажиры все остались целы. А движение по всей улице - остановилось… И тогда нельзя было бы перейти улицу… И я не пошел бы в школу…»
Толик остановился и стал разглядывать пешеходов, которые перебегали улицу, ловко увиливая от автомобилей.
Сине-красная «Волга» ушла далеко вперед. Толик опасливо покосился на нее и тоже побежал. Он юркнул между двумя автобусами, пропустил трамвай, «скорую помощь» и влетел на тротуар перед самой булочной. Толик направился было к двери и вдруг прямо перед собой увидел милиционера. Тот стоял и смотрел на Толика. Он не отдавал честь и не улыбался.
Ну, иди сюда, - сказал милиционер.
Зачем? - пробормотал Толик.
Иди, иди.
Цепляясь носками за асфальт, Толик подошел ближе.
Вам в школе объясняли, как нужно переходить улицу? - спросил милиционер.
Нам не объясняли, - на всякий случай сказал Толик.
А ты сам не знаешь, где можно переходить улицу?
Мне в булочную надо, - тихо сказал Толик.
Милиционер молчал.
Я очень торопился…
Милиционер молчал.
У меня мама больная, - уже увереннее сказал Толик. - А в школу я вообще не хожу никогда. Я за мамой ухаживаю. Мне просто некогда ходить в школу.
Чем же она болеет? - спросил милиционер.
У нее раны… - сказал Толик и вздохнул. - От снарядов… и от бомб… и от пуль… Она на фронте воевала. Раньше она мало болела, а теперь - каждый день. И папа - тоже в больнице. Он в милиции работает. Его преступники ранили.
Как фамилия-то? - спросил милиционер уже не скучным голосом.
Вроде слышал про такого, - сказал милиционер после раздумья. - Значит, и в школу тебе ходить некогда?
Совсем некогда, - вздохнул Толик.
Ну, беги в свою булочную.
Понурясь, Толик медленно направился к двери. Вид у него был очень печальный.
В булочной Толик так же медленно ходил между прилавками, шаркал ногами, горбился и думал, что, наверное, многие замечают, какой у него несчастный вид, и догадываются о том, что у него больная мама и отец ранен преступниками.
Опустив батон в сумку и чуть не волоча его по полу, Толик вышел из булочной.
Милиционер стоял на прежнем месте. Он все-таки не отдал честь и не улыбнулся, но слегка кивнул головой. Мотнул головой и Толик. Теперь он ничуть не боялся милиционера.
Прежде чем перейти улицу, Толик посмотрел налево. Он ступил на мостовую и посмотрел направо. И в этот момент увидел Мишку Павлова. Мишка бежал прямо к нему и орал на всю улицу:
Толик! Анна Гавриловна сказала, чтобы нам с тобой сегодня в школу прийти на час раньше!
Толик отвернулся, как будто Мишка кричал кому-нибудь другому. Но Мишка налетел на него и опять заорал в самое ухо:
Я сам ее видел! Она сама сказала!
Толик, не обращая внимания на Мишку, посмотрел на милиционера. Тот уже не стоял на месте, а медленно шел прямо к ним.
Тихонечко, боком Толик двинулся по тротуару. Милиционер пошел быстрее. И тогда Толик бросился бежать со всех ног.
Мишка, разинув рот, постоял, посмотрел, как убегают от него милиционер и Толик, и тоже бросился за ними.
Толик бежал, ничего не видя. Если бы ему в эту минуту подвернулась машина, он, наверно, сбил бы машину. Если бы на пути оказалась река, он, конечно, перепрыгнул бы через реку. Он бежал изо всех сил, потому что на свете нет ничего хуже, чем убегать от милиционера.
Мишка давно уже отстал, а Толик еще и не разогнался как следует. Милиционер, наверно, тоже еще не разогнался. Он бежал далеко, но догонял понемножку.
На улице останавливались прохожие. Их удивленные лица мелькали мимо Толика быстро, как фонари в метро.
Самое страшное было то, что вся улица как будто остановилась и замерла. Как будто отовсюду - с боков и даже сверху - все смотрели на Толика и молча ждали, когда он упадет. А в этой тишине раздавался глухой стук сапог милиционера.
Один из лучших образцов советской городской сказки, которую я так люблю. Примеров произведений, шагнувших через поколение и переживших своё время, масса. Не особо напрягаясь можно вспомнить самые запоминающиеся. Это и Садовников со своим уникальным слесарем, и много чудесных, и тут уж по-настоящему волшебных, повестей Софьи Прокофьевой, и Валерий Медведев, прославившийся «Баранкиным», и Лев Давыдычев, творивший наиболее реалистические книжки, однако с большим вкраплением невероятного. Достаточно вспомнить шикарную шпионскую историю «Руки вверх!» с огромным количеством невозможных в жизни ситуаций или генерал-лейтенанта Самойлова, однажды вдруг оказавшемся в теле маленького мальчика. Ещё «Верлиока» Каверина, ещё «Семь дней чудес» Мошковского, ещё...да куча будет нетленок, если порыться по библиографиям. Все они писали о чудесном и удивительном, вторгавшемся в нашу скучную жизнь.
В этом достойном списке повесть Юрия Томина занимает особое место. История школьника, по прихоти судьбы получившего возможность творить неограниченные чудеса и выполнять любые желания, вышла довольно трагической и страшной, тем и отличается от большинства творений всех вышеперечисленных.
Само собой, что дармовое овеществленное счастье не принесёт своему обладателю ничего, кроме проблем и внутренней грызни. Так считали в СССР, такую мысль продвигали в массы, и это правильный путь. Жадность, корысть, эгоизм, постоянное вранье - все эти отрицательные черты характера здесь выводятся на первый план, показывая, до чего можно дойти, если не знать ни в чем меры.
Из собственно фантастических элементов можно вспомнить робота, ставшего человечнее своего создателя и остров, напичканный всеможными гаджетами и невероятными машинами.
Из сказки - спички, выполняющие желания. Идея из последней спички получить новую порцию волшебных коробков шикарная, поскольку позволяет перевернуть с ног на голову саму мысль, что спички надо беречь и тратить разумно, ибо количество коробков имеет свои пределы. Именно от мысли, что волшебство имеет пределы, сходил потихоньку с ума Мальчик - хозяин Острова во вчерашнем дне, патологически пересчитывавший оставшиеся спичечные коробки, но по причине своей явной бездушности и искусственности так и не дошедший до грандиозной мысли, что можно ведь весь свой запас восстановить в один миг. Фантазии у этого существа на это не хватило.
В дальнейшем Томин напишет массу отличных книг для детей, перейдя в конце творчества от сказки к по-настоящему социальной фантастике о контакте подростков с инопланетянами и возникающих отсюда сюжетных коллизий.
Но, все же, эта повесть, на мой пристрастный взгляд, остается вершиной его творчества.
БОРЬКА, Я И НЕВЕДИМКА
В этой школе учился еще Петр Первый.
В длинных коридорах, притихших после звонка, шаги звучали особенно четко, по-солдатски. На лестничных площадках каблуки цокали звонко, как подковы. Оглушительно кряхтел под ногами паркет.
В других школах люди ходят в тапочках, оставляя ботинки в раздевалке. А здесь - нет. Здесь все по ненормальному: дубовый рассохшийся паркет, кафельные площадки, мраморные ступени, на которых визжит каждая попавшая под ногу песчинка, коридоры длиной метров по сто.
И уборная, где можно спрятаться до перемены, - на втором этаже, опять-таки в конце коридора.
Но второй этаж - другое, там только классы.
Костя на цыпочках крадется вдоль стены. От одной ниши до другой: короткая перебежка и - стоп. Можно послушать, что делается в чужом классе.
Синус - это есть… это…
Отношение!
Отношение…
Ну! Катета!
Катета…
Какого катета?
Катета… который…
«Пара», - безразлично подумал Костя и сделал еще одну перебежку. За второй дверью, захлебываясь от нетерпения, отвечает урок какой-то отличник. Он так торопился получить свою пятерку, что не обращал внимания на запятые. Костя услышал примерно следующее:«Ещевдревностиученыезаметиличтостекляннаяпалочканатертаяшелкомобладаетспособностьюпритягиватьмелкиепредметыипришликвыводу…»
Костя сделал рывок.
Третья, последняя ниша, третья дверь.
- «Как хо-ро-ши майские ве-че-ра, когда…» Написали? «Ве-че-ра, когда…»
«Перед «когда» - запятая», - машинально отметил Костя и с удовольствием подумал о том, что там, в классе, кто-то этой запятой не поставил.
До угла коридора оставалось шагов двадцать. По пути была еще одна дверь, уже без ниши. Костя переступил с ноги на ногу и пошел, не отводя взгляда от этой двери с сине-белой табличкой - «Зав. учебной частью».
Паркет постанывал, скрипел под ногами, и Костя, впившись глазами в сине-белую табличку, даже замедлил шаги. Все равно он был обречен. Костя хорошо знал свое счастье.
«Шмель, ты почему разгуливаешь во время урока?» - спросит Вера Аркадьевна.
«За мелом», - ответит Костя.
«Ах, за мелом, - скажет Вера Аркадьевна. - Так вот…»
И Вера Аркадьевна уведет его в кабинет. Она будет говорить о том, что миллионы людей трудятся для того, чтобы Костя мог учиться; и о том, что она не знает, как быть с ним дальше; о том, наконец, что в его возрасте она готовила бы себя к полету на ракете, а он, способный, но лентяй, не хочет учиться. Вера Аркадьевна была уверена в том, что все ученики, даже девочки, мечтают улететь на ракете.
И все это было правильно, все говорилось уже в сотый раз. И отвечать было нечего.
Говорят, что перед смертью человек за одну секунду вспоминает всю свою жизнь. Костя сделал три шага, и вспоминать было уже нечего. Все пронеслось перед глазами в одно мгновение…
Шмель, так какой же корень у кукурузы?
Костя прекрасно знает, что мочковатый. У всех у них: у кукурузы, у ржи, у пшеницы - мочковатые корни.
Мочковатый - это значит: как мочалка, как старый, растрепанный веник, как борода у козла, как щупальце осьминога. Триста слов может сказать Костя про этот корень. Четыреста! Но среди них нет того, которое нужно. Он знает, и учительница ботаники знает, что он знает. И все ребята знают - второй урок ходят по рукам высохшие ломкие стебли. А у Шмеля просто язык не поворачивается повторить это слово в десятый раз. И он говорит:
Висюльками.
Ребята только этого и ждали. Они смеются. В руках учительницы вздрагивает сухой кукурузий скелет.
Шмель, будешь стоять за партой до конца урока. Пусть на тебя полюбуются твои товарищи.
Но ведь правда же - висюльками, - говорит Костя уже серьезно, изумленный нечаянным открытием: это ведь очень точно - висюльками.
Ребята опять смеются. Они знают Костю. Они уже привыкли и смеются раньше, чем Костя открывает рот. И, сами того не желая, они толкают Костю в пропасть.
А теперь, Шмель, ты будешь стоять до конца урока у двери.
Костя идет к двери. Вика Данилова смотрит на него с ужасом, как на прокаженного. Урок продолжается. Половина класса смотрит на учительницу, половина следит за Костей: что он будет делать?
