Значение А. Пушкина в формировании русского музыкального искусства. Описание главных действующих лиц и ключевых событий в трагедии А. Пушкина "Моцарт и Сальери". Особенности оперы "Моцарт и Сальери" Н. Римского-Корсакова, его бережное отношение к тексту.
Министерство культуры и массовых коммуникаций РФ
Магнитогорская государственная консерватория им. М.И. Глинки
Кафедра теории и истории музыки
Курсовая работа по истории русской музыки
«Моцарт и Сальери»: маленькая трагедия А.С. Пушкина и опера Н.А. Римского-Корсакова (особенности музыкального воплощения литературного первоисточника)
Выполнила: студентка 3 курса КТИМ Кривошеева Ж.Н.
Проверила: кандидат искусствоведения, доцент Неясова И.Ю.
1. А.С. Пушкин и русская опера
Список использованной литературы
1. А.С. ПУШКИН И РУССКАЯ ОПЕРА
Если музыкант - художник, то он не может не чувствовать с той же силой музыку поэзии, с какой он чувствует поэзию музыки…
Г . Г . Нейгауз
Два величайших искусства - поэзия и музыка, неразрывные в своих древних истоках, обогащали друг друга на всем пути своего исторического развития. Вокальная мелодия родилась вместе с человеческой речью, имея с ней общий корень - интонацию как способ общения и самовыражения. В течение многих веков такие виды искусства слова, как лирика, эпос, драма существовали в неразрывном единстве с вокальной музыкой. Особенно ясно их взаимодействие можно увидеть на примере претворения творчества многих поэтов и писателей в музыке. Но ни один поэт в мире не может быть поставлен рядом с А.С. Пушкиным по тому широкому и горячему отклику, которое нашло его творчество в музыкальном искусстве.
Значение А.С. Пушкина в формировании русского музыкального искусства трудно переоценить. Почти все его гениальные создания, начиная от лирических стихотворений и кончая большими поэтическими, драматическими и прозаическими произведениями, получили достойное воплощение в музыке русских композиторов - классиков. Оперные шедевры Глинки, Даргомыжского, Балакирева, Бородина, Мусоргского, Римского-Корсакова, Чайковского, Рахманинова и других композиторов; балеты, хоры, оратории, кантаты, симфонические и камерно-вокальные произведения, свыше 2000 романсов - все эти произведения озарены гением пушкинской поэзии и составляют богатое наследие русской музыки.
Глубокий реализм чувств - сильных, доступных, простых и естественных - в поэзии А.С. Пушкина сочетается с редким совершенством формы, языка, стиля. Одним из главных преимуществ, особым достоинством поэзии А.С. Пушкина Белинский считал полноту, законченность, выдержанность и стройность его созданий. Драматургия А.С. Пушкина помогла оперным композиторам особенно отчетливо ощутить психологическую лепку каждой фразы и действенное значение слова. Необычайная звуковая выразительность и внутренняя гармония пушкинского стиха часто затрагивали музыкальную фантазию композиторов. Для самого поэта музыка являлась источником вдохновения, искусством высоким, исполненным глубокого содержания. Поэтому музыкальность и напевность пушкинского стиха неслучайна.
Огромную роль в распространении влияния поэзии А.С. Пушкина на музыку сыграло безграничное многообразие его творческих интересов, затронувших почти все литературные жанры и в каждом из них оставивших гениальные образцы высокого искусства. Поэтическому дару А.С. Пушкина были одинаково подвластны мир интимных лирических чувств и героический пафос, образцы русского эпоса и народной сказки, история и современность. Поэтому каждый композитор может свободно черпать из сокровищницы пушкинского наследия наиболее близкие ему идеи.
Темы, образы, сюжеты, мысли и чувства А.С. Пушкина - источники глубоко содержательного и объемного творчества русских композиторов. Оперная «пушкиниана» в большей своей части гениальна, богата своим разнообразием, различием тем и жанров. Второе великое создание М.И. Глинки - опера «Руслан и Людмила» - является плодом творческой встречи двух гениев русского искусства. Начиная с этого гениального детища Глинки, на протяжении всего столетия разворачивается целая галерея пушкинских образов, воплощенных на оперной сцене. Могучая плеяда русских оперных композиторов отдала дань пушкинской тематике. Вслед за оперой - балетом на античный сюжет Пушкина «Торжество Вакха» (1848), Даргомыжским была создана замечательная опера «Русалка» (1855), затем «Каменный гость» (1869); в одном десятилетии были созданы столь же великие, сколь и различные оперы - народная музыкальная драма Мусоргского «Борис Годунов» (1872) и «лирические сцены» Чайковского «Евгений Онегин» (1877). Следующие два десятилетия приносят «Мазепу» (1883) и «Пиковую даму» (1890) Чайковского, «Кавказского пленника» (1883) Кюи, «Алеко» (1892) Рахманинова, «Дубровского» (1894) Направника и «Моцарта и Сальери» (1897) Римского - Корсакова. Первое и начало второго десятилетия XX ознаменовываются «Сказкой о каре Салтане» (1900) и «Золотым петушком» (1907) Римского - Корсакова, «Скупым рыцарем» (1906) Рахманинова, «Пиром во время чумы» (1900) и «Капитанской дочкой» (1911) Кюи. Этот список произведений на пушкинские темы не исчерпывает всей оперной «пушкинианы». Но, как мы видим, большинство произведений являются шедеврами русской оперной классики, определившими основные моменты в развитии главных принципов русской музыкальной драматургии и музыкального театра. Пушкинские оперы Глинки, Даргомыжского, Мусоргского, Чайковского, Римского - Корсакова и Рахманинова составляют основу репертуара русского оперного театра, его золотой фонд. Но значение Пушкина для русской музыки не ограничивается его влиянием на творчество русских композиторов, создавших оперные шедевры на темы его произведений. Творчество поэта имело огромное значение для развития всего русского оперного театра, для формирования его вокально - сценических традиций.
2. Сравнительный анализ маленькой трагедии А.С. Пушкина и оперы Н.А. Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери»
Какая глубокая и поучительная трагедия! Какое огромное содержание и в какой бесконечно художественной форме! Ничего нет труднее, как говорить о произведении, которое велико и в целом и в частях!
В . Г. Белинский
9 декабря 1830 года А.С. Пушкин в одном из писем своим друзьям пишет: «Скажу тебе, что я в Болдине писал, как давно уже не писал». Среди многих сочинений он называет «несколько драматических сцен или маленьких трагедий», а именно: «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы» и «Дон-Жуан».
Центральная тема «Маленьких трагедий» - судьба личности - проявляется в накаленном драматизме, тревожных переживаниях, художественно-философском анализе и обобщениях. Персонажи обладают силой воли и действуют согласно своим страстям, рожденным жизненными условиями, в которых они находятся. Душевные движения сценических лиц разнообразны: властолюбие и скупость, честолюбие и зависть, любовь и бесстрашие. Общей для героев идеей-страстью выступает жажда самоутверждения, проявляющаяся в стремлении доказать свое превосходство, исключительность. Счастье и смысл жизни для них - наслаждение. На пересечении свободы и своеволия, зависимости и произвола, страсти и рассудка, жизни и смерти возникают трагические ситуации болдинских пьес. Здесь автор выражает свои мысли о духовных ценностях и подлинном достоинстве человека. В «Маленьких трагедиях» разрываются родственные, дружеские, любовные и человеческие связи.
«Моцарт и Сальери» - самая короткая из всех «Маленьких трагедий» А.С. Пушкина. В ней поэт достиг предельной концентрации образов, чувств и слов, выражая «большое в малом». В 1826 году поэт Д.В. Веневитинов (дальний родственник А.С. Пушкина), перечисляя произведения поэта, только что вернувшегося из Михайловского, называл «Моцарта и Сальери». Окончательный текст трагедии был создан 26 октября 1830 года и был впервые опубликован в альманахе «Северные цветы на 1832 год», вышедшем из печати в Петербурге в конце 1831 года. Трагедия была показана дважды - 27 января и 1 февраля - на сцене Петербургского Большого театра.
Первоначально автор хотел выдать пьесу за перевод с немецкого, косвенно указывая таким образом на источники легенды об отравлении Моцарта, но затем отказался от литературной мистификации. Сохранилось также и первоначальное название произведения - «Зависть», однако трагедия А.С. Пушкина не только об этом пороке.
Уже первые читатели Пушкинской драмы могли увидеть за образами Моцарта и Сальери не реальных исторических лиц, а обобщенно-философский замысел, глубина которого сочетается с поразительной точностью характеристик обоих персонажей. Все это свидетельствует о поистине гениальной психологической проницательности поэта и о его широких познаниях в самых различных областях музыкального искусства и его истории.
Здесь А.С. Пушкин поставил и решил (что, естественно, не было самоцелью) проблему обобщенного раскрытия творческого облика Моцарта, тем самым опередив первые попытки музыковедов, предпринятые в данном направлении. Следует отметить тот факт, что той же осенью 1830 года начал свою работу над трехтомной «Новой биографией Моцарта» известный русский музыкально-общественный деятель и критик А.Д. Улыбышев (французское издание биографии вышло в Москве в 1843 году, русское - в 1890 - 1892 годах). А.К. Лядов называл трагедию «Моцарт и Сальери» лучшей биографией Моцарта.
Характеристика великого композитора отличается предельной точностью, глубиной и исторической достоверностью. Пушкин передал Моцарту часть своей души, поэтому образ героя необычайно лиричен: в нем запечатлелось величие гения, жизнерадостность, огромный талант. В начале первой сцены трагедии мы видим нашего героя глазами его друга - завистника Сальери. Приход к нему Моцарта воспринимается как появление ослепительного солнечного луча, разрезающего ярким светом царящий до этого полумрак. Героя сопровождают светлые, задушевные, чуть лукавые интонации, раскрывающие различные грани образа великого художника: добродушие, веселый нрав, искрометное чувство юмора. Приведя слепого старика - скрипача, Моцарт обращается к Сальери:
« …Слепой скрыпач в трактире
Разыгрывал voi che sapete . Чудо!
Не вытерпел, привел я скрыпача,
Чтоб угостить тебя его искусством. »
Затем композитор торжественно обращается к скрипачу:
« Из Моцарта нам что-нибудь! »
Старик играет мелодию знаменитой канцоны Керубино из оперы «Свадьба Фигаро», а «Моцарт хохочет» - как сказано в пушкинской ремарке. Этот хохот - счастливый смех гениального мастера, получившего доказательство признания его творений в самых простых кругах населения.
На протяжении следующих нескольких строк раскрывается другая сторона облика Моцарта - творческая. Он рассказывает Сальери:
« Намедни ночью
Бессонница меня томила,
И в голову пришли мне две, три мысли.
Сегодня я их набросал. Хотелось
Твое мне слышать мненье. »
Исходя из этих слов, можно судить о характере творческого процесса композитора: он, в отличие от Сальери, сочинял, следуя интуиции, вдохновению. Написав новое произведение, Моцарт тут же стремится услышать мнение друга по поводу новой «безделицы» и раскрывает ему программу пьесы:
« Представь себе…кого бы?
Ну, хоть меня - немного помоложе;
Влюбленного - не слишком, а слегка, -
С красоткой, или с другом - хоть с тобой, -
Я весел…Вдруг: виденье гробовое,
Незапный мрак, иль что-нибудь такое… »
Насколько нам известно, у Моцарта нет инструментальной пьесы, эмоциональное содержание которой в точности соответствовало бы такой программе. Здесь у автора была задача не цитировать композитора, а показать наиболее обобщенные черты его творчества: эмоциональное богатство, то смелое сочетание самых разнообразных и порой противоречивых человеческих чувств и переживаний, благодаря которым Моцарта называют «Шекспиром музыки». Фортепианная пьеса произвела ошеломляющее впечатление на Сальери:
« Какая глубина!
Какая смелость и какая стройность! »
В слова Сальери Пушкин вкладывает понятие истинного критерия оценки подлинно великих произведений искусства. Давая такую оценку музыке Моцарта, великий русский поэт намного опередил многих музыковедов, склонных говорить об искусстве композитора, как о галантном и бездумном.
Ещё одна сторона образа Моцарта, созданного Пушкиным, заключается в простоте, скромности и приветливости композитора, полностью отсутствующие у его собеседника.
В первой сцене трагедии Пушкина личность и творческий облик Моцарта обрисованы с предельной лаконичностью и, вместе с тем, художественной убедительностью и правдивостью. Вторая сцена вводит нас в тяжёлую, гнетущую атмосферу. Здесь Моцарт показан таким, каким он был в последние дни своей жизни: печальным, угнетённым недобрыми предчувствиями, терзаемый сомнениями.
« Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил? »
Эти мысли переплетались у Моцарта о заказанной ему заупокойной мессе, окружённой тайной «чёрного человека». В трагедии звучит небольшая часть Реквиема Моцарта, передающая невыразимую горечь прощания с жизнью, которую композитор так любил. Он знал, что дни его сочтены, и торопился закончить работу над произведением, которое он сам считал последним. Пушкин вводит музыку Реквиема в свою трагедию. Эту музыку играет сам Моцарт, который, как и в первой сцене, показан за фортепиано. Перед тем, как погрузить зрителя в звучание Реквиема, поэт ещё раз показывает великого композитора во всём его человеческом обаянии: угнетённый тяжёлыми предчувствиями, Моцарт находит, однако, приветливые слова для Сальери.
« За твоё
Здоровье, друг, за искренний союз,
Связующий Моцарта и Сальери,
Двух сыновей гармонии. »
Здесь композитор предстаёт перед нами в ореоле необычайной моральной чистоты и человечности, будучи полностью уверен в том, что:
« А гений и злодейство
Две вещи несовместные. »
В этих славах выражены и этические воззрения самого Пушкина.
Светлому облику Моцарта в трагедии противостоит облик Сальери. В первой сцене, из монолога героя мы узнаём его жизненный и творческий путь, склад характера. Мы узнаём его как человека и художника, и это прямо противоположно характеристике Моцарта. Сальери показан как упрямый, двуличный, завистливый человек, с тёмной подлой душой, который в конце трагедии становится ещё и подлым предателем, совершившим тяжкий грех. Сальери противоречив в своей любви и восхищением искусством Моцарта и в ненависти к нему. Пушкин в первом монологе Сальери показывает, что этот зловещий персонаж не был лишён положительных черт: он был трудолюбив, усерден, почитал высокое искусство в лице Глюка и Гайдна. Противоречивость была свойственна Сальери - во втором монологе он говорит:
« Что умирать? я мнил: быть может, жизнь
Мне принесёт незапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновенье;
Быть может, новый Гайден сот ворит
Великое - и наслажуся им… »
« …и новый Гайден
Меня восторгом дивно упоил! »
Восхищение, упоение талантом друга - композитора, сочетается у Сальери с огромной завистью и ненавистью. Он восклицает:
« …и наконец нашёл
Я моего врага… »
Двойственность натуры Сальери проявляется и в том, что он мог, подсыпав яд в бокал Моцарта, до слёз восхищаться его Реквиемом. Сальери плачет, услышав Реквием Моцарта, и вместе с тем радуется тому, что ему, наконец, удалось отравить великого творца этой музыки:
«Эти слезы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг…»
Таким образом, главную идею трагедии Пушкина раскрывается в двух словах: «гений и злодейство». На одном полюсе - олицетворение гения - светлый облик Моцарта, творящего легко и вдохновенно, на другом - олицетворение злодейства - образ завистника Сальери, пришедшего к своей «глухой славе» тяжелыми усилиями.
Драматические сцены «Моцарта и Сальери» занимают особое место в оперном творчестве Н.А. Римского - Корсакова. Опера «Моцарт и Сальери» является первым произведением композитора на пушкинский сюжет (затем были созданы оперы «Сказка о царе Салтане», «Золотой петушок», кантата «Песнь о вещем Олеге», множество романсов). Для Римского - Корсакова было характерно глубокое проникновение в идейно - художественную сущность пушкинских творений, в содержащиеся в них философско - эстетические и этические концепции.
«Моцарт и Сальери» относится к жанру камерной оперы. Она чрезвычайно лаконична - в ней всего две картины, как и в трагедии Пушкина две сцены. Действующих лиц - тоже, как и у Пушкина, два (если не счмтать бессловесной роли скрипача). Хор (ad libitum) участвует лишь в исполнении моцартовского Реквиема за сценой. В опере нет арий, ансамблей и других широко развитых оперных форм, встречающихся в классических операх. Линия, начатая Даргомыжским в «Каменном госте», была достойно продолжена Римским - Корсаковым (а затем - Кюи в опере «Пир во время чумы» и Рахманиновым в опере «Скупой рыцарь»). Свое произведение композитор посвятил памяти Даргомыжского.
Драматургия произведения отличается удивительной динамичностью, стремительностью развития событий и образов. Человеческий и творческий облик главных героев произведения - Моцарта и Сальери - показан с различных сторон.
Первая сцена «Моцарта и Сальери» была закончена композитором в виде изложения для голоса и фортепиано 10 июля 1897 года, а сочинение и оркестровка всего произведения были завершены 5 августа того же года. 25 ноября 1898 года опера была впервые поставлена в Москве на сцене Русской частной оперы. Постановкой дирижировал И.А. Труффи; декорации и эскизы костюмов принадлежат М.А. Врубелю; партию Сальери исполнял Ф.И. Шаляпин, Моцарта - В.П. Шкафер. Известно также исполнение оперы в домашней обстановке, где обе партии - Моцарта и Сальери - пел Ф.И. Шаляпин, а партию фортепиано исполнял С.В. Рахманинов. Премьера оперы в Петербургском Мариинском театре состоялась 21 декабря 1905 года, произведя на публику сильное впечатление.
Асафьев Избранные труды Т3 (с. 215): «21 декабря 1905 года, в бенефис артистов хора, в Мариинском театре впервые была исполнена опера «Моцарт и Сальери» с участием Шаляпина (Сальери). Дирижировал Ф.М. Блуменфельд. Хорошо запомнился на всю жизнь этот спектакль. Шаляпин пел так, что невозможно было не запечатлеть в сознании малейшую деталь его интонаций или пропустить хоть мгновение из его сценического облика. В целом опера «Моцарт и Сальери» воспринималась как высокая трагедия, и образ Сальери -- на грани самых глубоких шекспировских образов. В драме я никогда не видел и не слышал ничего подобного шаляпинской передаче пушкинского замысла».
«Однажды я набросал небольшую сцену из пушкинского «Моцарта и Сальери», причём речитатив длился у меня свободно, впереди всего прочего, подобно мелодиям последних романсов. Я чувствовал, что вступаю в какой-то новый период и что овладеваю приёмом, который у меня являлся до сих пор как бы случайным или исключительным».
«Летом 1897 года в Смычкове я сочинял много и безостановочно…я принялся за пушкинского «Моцарта и Сальери» в виде двух оперных сцен речитативно - ариозного стиля. Сочинение это было действительно чисто голосовым; мелодическая ткань, следящая за изгибами текста, сочинялась впереди всего; сопровождение, довольно сложное, образовывалось после, и первоначальный набросок его весьма отличался от окончательной формы оркестрового сопровождения. Я был доволен; выходило нечто для меня новое и ближе всего подходящее к манере Даргомыжского в «Каменном госте», причём, однако форма и модуляционный план в «Моцарте» не были столь случайными, как в опере Даргомыжского. Для сопровождения я взял уменьшённый состав оркестра. Обе картины были соединены фугообразным интермеццо, в последствии мной уничтоженным» («Летопись» стр.290).
«Общее с «Каменным гостем», родоначальником жанра русской декломационно - мелодической оперы, прежде всего - отношение к пушкинскому слову» (Соловцов А.А. с.121).
Драматизм, психологическая насыщенность, драматургический лаконизм «Маленьких трагедий» Пушкина в сочетании с необычайной выразительностью стиха, побудили Римского - Корсакова отнестись к тексту с максимальной бережностью. В музыкальных партиях «Моцарта и Сальери» композитор сознательно стремился к музыкальному раскрытию не только содержания, но и мелодии пушкинского стиха. В «Маленьких трагедиях» этот стих в высокой степени музыкален. Здесь Пушкин пользуется приемом enjambement (от французского глагола enjamber - перешагнуть), который заключается в том, что слова, относящиеся по смыслу к какой - либо стихотворной строке, переносятся в следующую. Например, в первом монологе Сальери предложения «Поверил я алгеброй гармонию» и «Тогда уже дерзнул» приобретают следующее метрическое построение:
« Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул… »
Такое построение придает стиху трагедии непринужденность живой речи и, вместе с тем, ритмическую гибкость. Пушкин также пользуется сильными смысловыми ударениями на первых слогах стиха, хотя трагедия написана ямбом, требующим ударения на четных слогах:
« Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет - и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма. »
Также стоит отметить применение поэтом своеобразной игры цезур, целью которой является достижение наибольшей смысловой и интонационной выразительности стиха, вместе с естественностью поэтической течи. Все это помогло Римскому - Корсакову наметить пути новых творческих исканий для обогащения интонационно - музыкальной русской речи, которой придавали огромное значение русские композиторы.
Опера «Моцарт и Сальери» начинается кратким оркестровым вступлением, в котором композитор создает сосредоточенное, печально - торжественное построение, вводящее слушателя в атмосферу событий, развертывающихся в трагедии. Уже здесь композитор пользуется приемом, широко применяемым им на протяжении всего произведения: музыка вступления содержит ясно выраженные черты обобщения и своеобразного развития некоторых стилистических особенностей и характерных черт музыки венских классиков конца XVIII века. Первые четыре такта поручены всему составу оркестра, очень небольшому в этом произведении. Здесь композитор ограничился струнной группой, двумя валторнами, одной флейтой, одним гобоем, одним кларнетом, одним фаготом. Композитор мастерски использовал весь этот состав, скромные масштабы которого находятся, с одной стороны, в полном соответствии с камерным замыслом произведения, а с другой - как бы напоминают небольшие оркестры того времени. Яркий момент вступления - соло гобоя, начинающееся в пятом такте. Эта выразительная мелодия в дальнейшем преобразуется в тему, которой композитор, по - видимому, придавал значение характеристики Моцарта. Скорбный оттенок этой мелодии своеобразно предвещает трагическую учесть Моцарта.
Первая сцена оперы обрамлена двумя большими монологами Сальери. Именно здесь в тексте либретто Римский - Корсаков произвел некоторые сокращения, опустив в первом монологе двенадцать строк, во втором - пять строк. Эти сокращения коснулись тех мест, которые посвящены Глюку, а именно его опере «Ифигения», а также его идеологическому сопернику Печчини. Римский - Корсаков посчитал целесообразным необходимость сокращений монологов Сальери в связи с общим планом композиции, так как время, прошедшее после создания пушкинской трагедии, сделали глюковскую реформу уже достоянием истории. Римский - Корсаков выпустил те конкретные исторические моменты, которые были важны для Пушкина, но, в то же время, не имеющие важного значения для выявления сути противоречий между Моцартом и Сальери. Этим самым композитор повышает степень обобщения в своем произведении.
Первый монолог начинается размышлениями Сальери, в первых же словах которого звучит пессимистическое отрицание «правды на земле». Эти развымления ни у Пушкина, ни у Римского - Корсакова еще не обличают злодейского характера Сальери, здесь раскрываются тяжелые переживания мастера - труженика, страстно любящего свое искусство. Затем темп музыки несколько замедляется, и вокальная партия приобретает ариозный характер. Особенно выразительная интонация возникает на словах «звучал орган», непосредственно вводящая в ту стихию музыкального искусства, о которой говорит Сальери. Там, где в вокальной партии говорится об органе, в оркестре слышится его звучание, благодаря характеру музыки и тембральным средствам, примененным композитором. Такая изобразительность, образно передающая специфику музыкального искусства, о которой повествует Сальери, наблюдается и в дальнейшем. Тонкое, суховатое клавесинное звучание возникает в оркестре тогда, когда речь идет о беглости пальцев, достигаемой в процессе игры на клавишных инструментах.
Чрезвычайно важное значение в первом монологе Сальери имеет то место, где на словах «Достигнул степени высокой » появляется первая тема из оркестрового вступления к опере. Этот музыкальный материал можно обозначить как тема служения искусству. Она звучит очень торжественно и патетично там, где Сальери говорит о «новых тайнах», открытых Глюком в искусстве, и о своих собственных достижениях. Речь героя звучит здесь величественно и гордо.
Но образ Сальери не остается неизменным. Перелом намечается уже в первом монологе. Музыка, отражая изгибы текста, постепенно приобретает все более и более тревожный характер, как бы ставя под сомнение ту «выс о кую степень », которую герой достиг в искусстве. Сальери признается сам себе в зависти к Моцарту и, ослепленный этим чувством, называет его «гуляка праздный ». Речь Сальери тоже изменилась: прежняя патетика и величавая торжественность сменилась тревогой и взволнованностью. В эволюции облика Сальери очень важна сцена его встречи с Моцартом, принесшим другу только что написанную «безделицу». В словах Сальери - приветливость, но музыка дает понять, что в душе его уже зреет мысль о чудовищном преступлении. На словах «О, Моцарт, Моцарт !» появляется второй, основной мотив Сальери. Интонация лаконичного мотива (нисходящая хроматика в неторопливом движении) приобретают особо мрачный оттенок на фоне оркестрового сопровождения. Римский - Корсаков в своих сказочных операх охотно пользуется увеличенными гармониями для обрисовки злых сил. То же он делает и в данном фрагменте, применяя увеличенное трезвучие, семантическое значение которого говорит о недобрых замыслах героя.
Как бы в ответ на возглас Сальери - входит сам Моцарт. Его появление сопровождается музыкой совсем иного плана, выдержанная в стиле самого Моцарта и рисующая начальные контуры образа героя. Первый мотив, из которого далее вырастает вся музыкальная характеристика образа, очень характерен для венской классической музыки конца XVIII - начала XIX столетий. Но здесь Римский - Корсаков еще не раскрывает той глубины творческого гения Моцарта, которая будет показана дальше. Здесь перед нами обаятельный, чистый душой человек, радующийся встрече с другом. Певучие, задушевные интонации вокальной партии Моцарта резко контрастируют с суровой и жесткой партией Сальери. В тексте пушкинской трагедии стоит ремарка: «Старик играет арию из Дон - Жуана». Римский - Корсаков остановил свой выбор на арии Церлины из первого акта оперы Моцарта, начинающейся словами «Ну, прибей меня, Мазетто». Те восемь тактов, которые скрипач играет в опере, представляют собой несколько упрощенное изложение начала арии Церлины: мелодия воспроизведена полностью, гармоническое построение в основном - тоже, благодаря ненавязчивому сопровождению альтов, на фоне которого звучит солирующая скрипка; и, что самое главное, ария сохраняет свою грациозность и поэтическое очарование. Так, преломившись через призму бытового музицирования, впервые в опере прозвучала музыка Моцарта. Здесь Римский - корсаков пошел по пути творческого обобщения наиболее характерных черт музыки Моцарта, показанных с точки зрения восприятия того времени, к которому относится создание оперы «Моцарт и Сальери».
Далее следует эпизод, где Моцарт играет свою фортепианную пьесу. Данное произведение, написанное Римским - Корсаковым, имеет решающее значение для понимания музыкальной драматургии всей оперы: программное содержание пьесы явно связано с судьбой Моцарта, с его тревожными предчувствиями. Это значение пьесы Римский - Корсаков раскрывает теми средствами, которыми располагает оперная музыкальная драматургия. Кроме того, здесь с огромной художественной силой показана подлинно шекспировская глубина моцартовской музыки. Это не просто стилизация, а удивительно проникновенная передача наиболее характерных черт творчества Моцарта. Пьесу, исполняемую Моцартом, можно назвать фантазией, так как она по типу очень близка к тем фортепианным произведениям, которым Моцарт давал такое жанровое определение. Оптимистическое светлое начало оттеняется лирическими раздумьями, появляющимися в процессе лаконичного развития первой темы. Эта небыстрая изящная мелодия сначала безмятежно светла, но затем в ней слышится печаль, даже жалоба. Резким контрастом к ней звучит вторая часть пьесы, воспринимающаяся как драматически - взволнованная импровизация. Во второй части фантазии преобладает суровый, трагический колорит. Основной музыкальный образ второй части - драматические аккорды, чередующиеся с бурно - взволнованными гаммаобразными взлетами. Эта пьеса в точности соответствует по своему образному строю пушкинской программе. Тематический материал пьесы развивается в конце первой и второй сцены оперы, постепенно насыщаясь в процессе этого развития все более и более значительным содержанием. Так, оркестровое вступление ко второй сцене оперы целиком построено на первой теме этой пьесы и слушатель действительно представляет себе Моцарта с другом. После тяжелых аккордов, изображающих «виденье гробовое », в конце шестого такта второй части пьесы появляется краткий, но чрезвычайно выразительный и зловещий мотив. Он развивается в оркестре тогда, когда Моцарт признается:
« Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду,
Как тень, он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам - третей
Сидит » .
Этот же мотив звучит в оркестре в конце оперы, когда уходит отравленный Моцарт и на сцене остается один Сальери. Здесь этот мотив говорит уже о сбывшихся тяжелых предчувствиях Моцарта. И, наконец, заключительные такты оперы построены на тематическом материале, завершающем фортепианную пьесу.
В партии Сальери, когда он дает оценку музыки Моцарта, появляются новые выразительные интонации: «Какая глубина! Какая смелость и какая стройность!» Гармонические сочетания и оркестровая ткань этих тактов подтверждают то, что Римский - Корсаков придавал особое значение месту, где Пушкин сжато и точно сформулировал основные свойства настоящего произведения искусства. После ухода Моцарта оркестр напоминает слушателю о черных мыслях Сальери - еще раз звучит лейтмотив преступления (сначала в обращении, затем в основном виде).
Во втором монологе образ Сальери также неоднозначен. В соответствии с этим музыка показывает различные грани его облика. В тексте второго монолога Сальери Римский - Корсаков также произвел некоторые сокращения. В самом начале монолога, перед тем, как Сальери, пытаясь мотивировать готовящееся им преступление, задает вопрос: «Что пользы, если Моцарт б у дет жив?», - в оркестре еще раз звучит лейтмотив преступления, но уже более зловеще. Затем из него же вырастает фраза в оркестре, дающая ответ на вопрос завистника. Таким же гневным ответом на решение Сальери отравить Моцарта звучат стремительные ниспадающие хроматические ходы, возникающие в оркестре подобно голосу бури, слышимой и тогда, когда падает занавес. Если при первом появлении темы преступления увеличенное трезвучие возникло «мимоходом», в виде неприготовленного задержания, как бы указывая на промелькнувшую и тотчас же исчезнувшую мысль, то теперь оно становится самостоятельным созвучием, не требующим разрешения; этим усиливается мрачно - фатальная окраска темы преступления, которой и заканчивается второй монолог Сальери.
Перед заключительными аккордами оркестрового эпизода, когда завершается первая сцена оперы, в нижнем регистре развертывается цепь терцовых последовательностей, основанная на тематическом материале последних двух тактов фортепианной пьесы. Они еще более усиливают драматическое напряжение, непрерывно возрастающее до конца сцены.
Небольшое оркестровое вступление ко второй сцене построено на теме первой части оперы. Из ее второй части заимствованы зловещие ходы, сопровождающие в оркестре рассказ Моцарта о «черном человеке», заказавшем ему Реквием.
Музыка всей второй сцены выдержана в трагических тонах. Резким диссонансом по отношению к ним звучит реплика Сальери, лицемерно пытающегося развеселить Моцарта: «…и, полно! что за страх ребячий?». Это лицемерие подчеркнуто и в музыке, когда Сальери поет нечто вроде песенки на фоне аккомпанемента в стиле сентиментальных построений XVIII века. Теми же чертами наделена и мелодия из оперы Сальери «Тарар», которую напевает Моцарт, чтобы немного развеяться. Но черные мысли вновь приходят к нему, прорываясь в реплике:
«Ах, правда ли Сальери,
Что Бомарше кого- то отравил?»
Моцарт тотчас сам отказывается от такого предположения, ибо оно не совместимо с обликом Бомарше как творца произведений, которые так высоко ценил композитор:
«А гений и злодейство
Две вещи несовместные».
Эта фраза у Пушкина имеет значение идейного центра произведения. Такое же значение придавал ей и Римский - Корсаков. Это единственное место в опере, где над всеми нотами вокальной партии проставлены акценты. Тем самым Римский - Корсаков, которому была близка этическая направленность трагедии Пушкина, указал исполнителю партии на необходимость именно такой трактовки данного места. которая должна подчеркнуть его кульминационное значение в идейном содержании произведения.
Следует отметить, что в вокальных партиях оперы обозначения силы звука и других штрихов исполнения практически отсутствуют. Композитор в этом отношении хотел предоставить певцам полную свободу, желая добиться как можно более естественной декламационной выразительности, приближающейся к той непринужденности разговорной речи, которой отличается ритмика пушкинского стиха.
Затем следует сцена отравления. В пушкинской ремарке сказано: «Сал ь ери бросает яд в стакан Моцарта». В музыке последний раз звучит мотив преступления. Зловещие хроматизмы, звучащие в средних и нижних голосах в виде ниспадающих диссонирующих ходов, чередуются со столь же зловещими короткими аккордами - это снова связанное с мотивом убийства увеличенное трезвучие. Замедленное движение (poco piu lento) придает особую значительность последнему появлению темы преступления.
До самого конца трагедии Пушкина и оперы Римского - Корсакова облик Сальери остается сложным и противоречивым. Создателем и непревзойденным исполнителем партии Сальери в опере был, как известно, Шаляпин. Его трактовка роли Сальери может служить ключом к пониманию этого образа. Тем более, что Шаляпин неоднократно пел партию Сальери в присутствии автора оперы, и, очевидно, пользовался его указаниями. Шаляпин своей интерпретацией раскрывал всю сложность образа Сальери, подчеркивал двойственность его облика и двойственность его отношения к Моцарту. Дочь великого артиста И. Ф. Шаляпина рассказывала о шаляпинском исполнении партии Сальери: «Мне кажется, что эта роль была одной из лучших в репертуаре Федора Ивановича.
Как умно, проникновенно и глубоко он пел, почти читал монолог Сальери. Как слушал он Моцарта; сначала спокойно, со все возрастающим удивлением, переходящим в испуг…
Надо было видеть выражение лица Сальери, когда он всыпал яд в чашу друга. Это было страшно, потому что Сальери - Шаляпин заставлял вас понять всю силу его трагедии.
Но сильней всего была сцена после ухода Моцарта. С каким отчаянием смотрел ему в след Сальери, как трагически безнадежно звучала у него последняя фраза, и как рыдал он, упав головой на рояль» (Соловцов).
Затем, среди воцарившейся тишины раздается возбужденный возглас Сальери: «Ну, пей же!» . В этот момент в оркестре появляется тональность Реквиема - d - moll. Затем, подобно прощанию с жизнью, звучит скорбная, предвещающая интонации Реквиема мелодия вокальной партии Моцарта, прерываемая драматическими выразительными аккордами оркестра.
Поразителен по силе художественного воздействия прием, примененный Римским - Корсаковым в эпизоде, когда Моцарт в последний раз садится за фортепиано и играет Реквием. Здесь Римский - Корсаков ввел четырнадцать тактов гениального моцартовского творения. Реквием в опере - не просто удачно введенная страница моцартовской музыки, а драматургическая кульминация, подготовленная всем ходом событий в трагедии Пушкина, и музыкой Римского - Корсакова. Фортепиано, которого нет в составе оркестра Реквиема, звучит на протяжении этих тактов, в соответствии с требованиями сцены. В то время, когда образцы Реквиема рождаются под пальцами Моцарта, слышится реальное звучание оркестра, а затем и хора - печально - торжественного. Применение здесь Реквиема логически обусловлено замыслом Римского - Корсакова, который построил эту трагическую кульминацию на музыке Моцарта, писавшуюся в последние дни его жизни. В облике Моцарта нет внутренней противоречивости, которая так характерна для Сальери. Но образ Моцарта отнюдь не прост. В музыке, связанной с ним резко контрастируют две сферы. Одна рисует обаятельного человека, радующегося жизни, человека с открытой, отзывчивой душой, доверчивого и глубоко сердечного. Другая - показывает Моцарта, томимого недобрыми предчувствиями.
Создание Пушкиным в 1830 году «Маленьких трагедий» показало возможность сосредоточения в малой форме глубочайших философских мыслей и жизненных наблюдений. В своих небольших по объему, но необыкновенно значительных по содержанию пьесах Пушкин достиг психологически яркой обрисовки сложных коллизий и характеров, пользуясь лаконичными средствами.
«Маленькие трагедии» Пушкина сыграли огромную роль в истории русской оперы, послужив толчком к созданию ряда опер малой формы, они оказались основой новаторских исканий в оперном творчестве русских композиторов.
Группа опер, созданных на неизменные тексты «Маленьких трагедий» Пушкина(«Каменный гость» Даргомыжского, «Моцарт и Сальери» Римского - Корсакова, «Пир во время чумы» Кюи, «Скупой рыцарь» Рахманинова), можно назвать музыкальными трагедиями малой формы. Авторы всех этих опер не только следовали идейной концепции и композиционной структуре трагедий Пушкина, но и стремились музыкально проинтонировать каждое слово пушкинского текста, передать все детали изгибы, нюансы его стиха. Благодаря этому, в речитативе, ставшем основой вокальной формы всех выше названных произведений, получили яркое воплощение особенности строя русской поэтической речи. «Маленькие музыкальные трагедии» на тексты Пушкина явились самыми характерными национальными образцами оперы малой формы.
В таких речитативно - декламационных операх композиторы отказываются от замкнутых сольных номеров, ансамблей, хоров. Эти особенности опер малой формы обусловлены особенностями литературного источника, в свою очередь определяющего закономерности построения либретто. В вокальных партиях, в основном используются те выразительные средства и построения, которые сближают оперу с драматическим произведением: декламационное монологическое высказывание, диалог, незамкнутые ариозные эпизоды.
Существенной особенностью «Маленьких трагедий» Пушкина является та роль, которую в драматургии этих произведений играет музыка. В «Моцарте и Сальери» музыка - основной двигатель действия и важнейшее средство обрисовки образа Моцарта. Важной чертой драматургии, идущей непосредственно от пушкинских трагедий, является почти полный отказ от внешнего действия и перенесение центра тяжести на раскрытие внутреннего мира героев. Это тем более важно что героями здесь являются психологически яркие натуры.
Не смотря на то, что музыка в речитативно - декламационной опере скрупулезно следует за текстом, она не является только внешней иллюстрацией, но значительно обогащает образное содержание трагедии, а иногда переставляет смысловые акценты по сравнению с литературным оригиналом. Так, в «Моцарте и Сальери», оттолкнувшись от ремарок Пушкина, Римский - Корсаков гораздо шире, чем в трагедии развил образ Моцарта. Кроме небольшой по объему, но глубоко эмоциональной вокальной партии, он ввел в оперу музыкальные цитаты из произведений композитора и органически связанную с интонационной характеристикой Моцарта музыку его импровизации. Этим Римский - Корсаков не только подчеркнул основную идейную концепцию произведения, но и усилил звучание важной для него темы прославления художника - творца и этического воздействия красоты искусства.
«Моцарт и Сальери» отличается замечательной композиционной цельностью и единством. Композитор использовал в опере и гибкую вокальную декламацию, и сквозные вокально - оркестровые характеристики, и инструментальные эпизоды. Но, несмотря на важную роль оркестра, в опере превалирует вокальное начало.
Таким образом, подводя итог, можно сформулировать основные особенности оперы «Моцарт и Сальери». К ним относятся:
Ограниченное количество числа действующих лиц оперы и, за счет этого, углубленное раскрытие главных образов и основной сюжетной линии;
Максимальная концентрация действия, почти не допускающая ввода отстраняющих эпизодов, не связанных с действием бытовых сцен;
Заостренность внимания на тонких оттенках переживаний героев, на деталях;
Экономность применения музыкально - тематического материала;
Преобладание лаконичных вокальных оперных форм;
Функция оркестра заключается в характеристике образов, комментировании действия, раскрытии подтекста, кратком проведении определенного тематически существенного материала;
Возрастание монологического принципа и преобладание внутренних психологических конфликтов;
Основное внимание сосредоточено на раскрытии судьбы отдельной человеческой личности, ее внутреннего мира.
Таким образом, обращение Римского - Корсакова к лирико - психологическому содержанию пушкинской трагедии, привело к лаконичности и концентрированности действия в его музыкальном воплощении. Трудная задача создания многогранных психологических характеристик при ограниченности вокальных форм и малом масштабе произведения была выполнена композитором в значительной степени благодаря художественной весомости претворенных в музыке словесных текстов, их концентрированности, лаконичности, композиционной стройности.
Опера «Моцарт и Сальери» не принадлежит к основному руслу творчества Римского - Корсакова, и тем не менее ее идейно - эстетическая сущность как бы в миниатюре отражает общее художественно - эстетическое миросозерцание композитора. Основной темой творчества Римского - Корсакова всегда было воспевание красоты в самых разнообразных ее проявлениях - в человеческом бытии, в природе, в искусстве. И в опере «Моцарт и Сальери» композитор был вдохновлен той же великой идеей прославить красоту искусства, творчества. Носителем этой идеи для него явился лучезарный гений музыки - Моцарт.
«Моцарт и Сальери» - произведение высокого и зрелого мастерства, обогатившая музыкально - декламационный стиль Римского - Корсакова, произведение, в котором композитор искал и наметил новые пути своего оперного творчества. Эта опера ничуть не уступает более масштабным произведениям композитора ни в глубине отражения действительности, ни в актуальности тематики, ни в тонкости психологического анализа.
пушкин корсаков трагедия опера моцарт
ИСПОЛЬЗОВАНАЯ ЛИТЕРАТУРА
1. Бэлза И. Моцарт и Сальери: Трагедия Пушкина: Драматические сцены Римского-Корсакова. -- М.: Музгиз, 1953.
2. Гозенпуд А.А. Русский оперный театр XIX века. -- Л.: Музыка, 1971.
3. Левик Б. «Каменный гость» А. Даргомыжского, «Моцарт и Сальери» Н. Римского-Корсакова, «Скупой рыцарь» С. Рахманинова. -- М.; Л.: Музгиз, 1949.
4. Мейлих Е.И. Н.А. Римский-Корсаков (1844-1908): Краткий очерк жизни и творчества: Попул. монография. -- Л., 1978.
5. Оперы Н.А. Римского-Корсакова: Путеводитель. -- М., 1976.
6. Пекелис М. Драматургия Пушкина и русская опера // Сов. музыка. -- 1937. -- № 5. --С. 45-60.
7. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в десяти томах. Т 7. --М.: Наука,1965.
8. Пушкин в русской опере: «Каменный гость» Даргомыжского, «Золотой петушок» Римского-Корсакова / СПб гос. консерватория им. Н.А. Римского-Корсакова, -- СПб., 1988.
9. Рацкая Ц.С. Н.А. Римский-Корсаков: монография.-- М., 1977.
10. Римский-Корсаков Н.А. Летопись моей музыкальной жизни. --9-е изд. -- М., 1982.
11. Розенберг Р. Русская опера малой формы конца XIX -- начала XX века // Русская музыка на рубеже XX века. -- М., 1991.
12. Русская опера XIX века: Сб. тр. ГМПИ им. Гнесиных. -- М., 1991.
13. Соловцов А. Н.А. Римский-Корсаков. Очерк жизни и творчества. -- М.: Музыка, 1984.
14. Цуккерман В.А. Музыкально-теоретические очерки и этюды. Вып. 2.: О музыкальной речи Римского-Корсакова. -- М., 1975.
15. Яковлев В. Пушкин и музыка. Изд. 2-е. -- М., 1957.
16. Ярустовский Б.М. Драматургия русской оперной классики: работа русских композиторов-классиков над оперой. -- М.: Музгиз, 1953.
Подобные документы
Особенности литературной оперы. Взаимодействие музыкального и литературного текстов на идейно-образном, сюжетном, структурно-композиционном, языковом уровнях. Виды, способы и формы вокализации поэтического текста трагедии "Моцарт и Сальери" в опере.
курсовая работа , добавлен 24.09.2013
Место камерных опер в творчестве Н.А. Римского-Корсакова. "Моцарт и Сальери": литературный первоисточник как оперное либретто. Музыкальная драматургия и язык оперы. "Псковитянка" и "Боярыня Вера Шелога": пьеса Л.А. Мея и либретто Н.А. Римского-Корсакова.
дипломная работа , добавлен 26.09.2013
Биография жизни и уникального творчества Вольфганга Амадея Моцарта. Музыкальные способности великого австрийского композитора. Связь его музыки с разными национальными культурами (особенно итальянской). Популярность пушкинской трагедии "Моцарт и Сальери".
презентация , добавлен 22.12.2013
Рассмотрение особенностей оперы Н.А. Римского-Корсакова. Выявление характерных черт героинь произведений. Сравнение комплекса музыкально-выразительных средств, с помощью которых композитор определяет принадлежность героини-женщины к тому или иному миру.
статья , добавлен 29.10.2014
Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки. Биография. "Идоменея". "Похищения из сераля". "Свадьбы Фигаро". "Дон Жуан". "Волшебная флейта". Скончался Моцарт в ночь с 4-го на 5-е декабря 1791 года.
реферат , добавлен 30.08.2007
Биография Н.А. Римского-корсакова - композитора, педагога, дирижера, общественного деятеля, музыкального критика, участника "Могучей кучки". Римский-Корсаков - основоположник жанра оперы-сказки. Претензии царской цензуры к опере "Золотой петушок".
презентация , добавлен 15.03.2015
Основные этапы жизненного пути и анализ творчества Н.А. Римского-Корсакова. Характеристика оперного творчества композитора. Женский образ в опере "Псковитянка", "Майская ночь" и "Снегурочка", "Царская невеста", а также в симфонической сюите "Шехеразада".
курсовая работа , добавлен 14.06.2014
К шести годам маленький музыкант исполнял сложные виртуозные произведения. В Лондоне Вольфганг близко познакомился с известным музыкантом Иоганном Христианом Бахом. Вольфганга называли "чудом ХVIII века". Моцарт воплощает мир человеческих чувств.
реферат , добавлен 09.04.2007
Семья, детские годы Вольфганга Амадея Моцарта, раннее проявление таланта маленького виртуоза. Начальный период жизни в Вене. Семейная жизнь Моцарта. Работа над произведением Реквием. Творческое наследие композитора. Последняя опера "Волшебна флейта".
реферат , добавлен 27.11.2010
Детство и юность Римского-Корсакова, знакомство с Балакиревым, служба на "Алмазе". Произведения композитора: музыкальная картина "Садко", симфонические сюиты "Антар" и "Шехеразада". Увертюры, симфонические сюиты из опер и транскрипции оперных сцен.
Какая глубокая и поучительная трагедия!
Какое огромное содержание и в какой бесконечно художественной форме!
Ничего нет труднее, как говорить о произведении,
которое велико и в целом и в частях!
В.Г. Белинский
Творчество Моцарта и его личность уже более двух с половиной столетий являются сильнейшим магнитом, притягивающим к себе и вдохновляющим самых различных деятелей искусства: поэтов, художников, музыкантов. Не случайно "моцартианство" распространено в общемировой художественной культуре, в том числе и в творчестве русских композиторов.
Диапазон смыслов, заложенных в данном понятии, широк. Оно включает в себя, помимо прямых влияний моцартовского стиля на музыкальное искусство, и представления об особом типе таланта, который был дан композитору как некий божественный дар, как откровение. Так, в истории культуры Моцарт воспринимается как символ вдохновения, гениальности, классического совершенства, идеальной гармонии, и не только музыкальной, но и гармонии мироздания.
"Музыка Моцарта, - писал Б.В. Асафьев, - неразрывно связана с представлением о гармонически ясном и кристаллически чистом строе душевном: солнце, светлое сияние, лучистость, радость - в порядке стихийном, изящество, грация, ласковость, нежность, томность, изысканность и фривольность - в сфере интимной, - таковы впечатления, связанные со всем, что выражал Моцарт в звуке, осязаемом им как материал глубочайшей художественной ценности" Асафьев Б. В. Моцарт //Асафьев Б. В. О симфонической и камерной музыке. М., 1981..
Склонность к символизации или даже мифологизации образа творца и его искусства объясняется еще и тем, что слишком много в них остается сокрытого, неразгаданного, а там, где возникает тайна, неминуемо и в изобилии рождаются мифы.
Наиболее весомую лепту в "моцартианство" как мифотворчество, в создание идеализированного образа Гения внес романтический XIX век. Это и понятно: обожествление творцов было в целом характерно для романтической эстетики. Гениальные художники признавались "богоизбранными" и находились над серой и будничной реальностью, над всем земным и мирским. Моцарт же в наивысшей степени воспринимался "как некий херувим, который несколько занес нам песен райских" (А.С. Пушкин). "О, Моцарт! Божественный Моцарт! Как мало надо о тебе знать, чтобы боготворить! Ты - вечная истина! Ты - совершенная красота! Ты - бесконечная прелесть! Ты - наиболее глубокий и всегда ясный! Ты - зрелый муж и невинный ребенок! Ты, - который все испытал и выразил в музыке! Ты, - которого никто не превзошел и никто никогда не превзойдет!", - восклицал Шарль Гуно Цит. по: Чичерин Г. Моцарт. Л., 1970..
И в тон ему вторил Эдвард Григ: "Моцарт - это универсальный гений. Говорить о Моцарте - это все равно, что говорить о Боге" Григ Э. Избранные статьи и письма. М., 1966..
Пожалуй, ни о ком из современников и предшественников Моцарта не сохранилось такого бесчисленного количества легенд: о черном человеке, заказавшем Моцарту Реквием и отравившем ему последние дни жизни, ну и, конечно, о завистнике Сальери, в буквальном смысле (если верить легенде) отравившем небесного Гения.
Самым великим творением, созданным на основе мифа о композиторе, стала трагедия А.С. Пушкина "Моцарт и Сальери" Из 4-х маленьких трагедий в двух А.С. Пушкин обращается к Моцарту. Общеизвестно, что для эпиграфа к "Каменному гостю" поэт взял реплику трясущегося от страха Лепорелло именно из моцартовского "Дон Жуана": "О, благородная статуя / Великого командора... / Ай, господин!".
Эти строки стали ключом к трактовке совсем не героического образа Дон Жуана, перекочевавшего в оперу А.С. Даргомыжского. В другой трагедии А.С. Пушкина героем становится сам Моцарт..
Она в полной мере вписывается в романтическое мифотворчество. В этом сходятся музыковеды и литературоведы. "Пушкинский Сальери - такая же мифологическая фигура, как пушкинский Моцарт; к их реальным взаимоотношениям это не имеет прямого касательства", - пишет Л. Кириллина Кириллина Л. Бог, царь, герой и оперная революция // Сов. музыка, 1991, № 12. - с. 93.. М. Алексеев, комментируя трагедию в академическом издании сочинений А.С. Пушкина, замечает: "Уже первые читатели почувствовали за образами Моцарта и Сальери не реальных исторических лиц, а великие обобщения, контуры большого философского замысла" .
С "легкой руки" А.С. Пушкина "моцартианство" и "сальеризм" стали широко понимаемыми символами двух полярных типов творца и творческого процесса, актуальными и по сей день. Один из них олицетворяет способ жить и творить, а другой - способ творить без жизни. Именно в этом случае возникает "вымученность" и холодность произведения, в котором есть все, кроме души.
Маленькая трагедия А.С. Пушкина отмечена поразительно тонким проникновением в глубины глубин духа моцартовской музыки. Что было тому причиной: тончайший ли внутренний слух А.С. Пушкина, или поэт угадал в композиторе родственную душу? Моцарт для него - гений музыки, ее олицетворение. И в этом нет случайности: А.С. Пушкин сам был один из тех светлых гениев, к которым относится и Моцарт, и Рафаэль…
В "Моцарте и Сальери" А.С. Пушкина нет ничего лишнего, второстепенного, случайного; гений в самом сжатом виде (а в произведении такая концентрированность достигает едва ли не высшей точки - это самая короткая из всех маленьких трагедий), зачастую через детали, может воплотить целостный взгляд на явление, выражая "большое в малом". Здесь важна каждая реплика для раскрытия характеров; видимо, поэтому Н.А. Римский-Корсаков использовал текст полностью.
Каким же предстает в пьесе гений музыки, перед которым преклоняются века?
"Ты, Моцарт, бог и сам того не знаешь…" , - говорит Сальери. Но пушкинский Моцарт тут же приземляет пафос высказанного признания веселой репликой вполне раблезианского толка: "Ба! право? может быть… Но божество мое проголодалось" . Возвышенное и земное моментально сжимаются в этой фразе в один неразрывный узел. Такой Моцарт мог одновременно писать устремленный в недосягаемую высь "Реквием" и потешаться над собственным сочинением в исполнении слепого скрипача. "Ты, Моцарт, недостоин сам себя" - заключает Сальери.
В этой диалектичности видится гений композитора - в соединении сложности и простоты. Приведя слепого старика - скрипача, Моцарт обращается к Сальери:
"Слепой скрыпач в трактире
Разыгрывал voi che sapete. Чудо!
Не вытерпел, привел я скрыпача,
Чтоб угостить тебя его искусством".
Затем композитор торжественно обращается к скрипачу:
"Из Моцарта нам что-нибудь!".
Старик играет мелодию знаменитой арии Церлины из оперы "Свадьба Фигаро", а "Моцарт хохочет" - как сказано в пушкинской ремарке. Этот хохот - счастливый смех гениального мастера, получившего "доказательство" признания у простых людей.
Эту идею "искусства для всех" А.С. Пушкин обозначает в трагедии не на прямую, а как бы "от противного", противопоставляя ей мысль Сальери: "Мне не смешно, когда маляр негодный мне пачкает Мадонну Рафаэля".
Моцарт в пушкинской трагедии - художник, который не должен идти от умозрительных теорий. Здесь обязательно должны включаться сердце, интуиция, чувства. В его речи, в отличие от Сальери, нет философских сентенций, нравственных или эстетических деклараций. Его лексика импульсивна, эскизна, наполнена непосредственными впечатлениями на жизненные ситуации ("Смешнее отроду ты ничего не слыхивал…" ), реакциями на настроение ("Ты, Сальери, / Не в духе нынче. / Я приду к тебе / В другое время" ), разнообразными эмоциями - от детской веселости до страхов и мрачных предчувствий ("Мой Requiem меня тревожит", "Мне день и ночь покоя не дает / Мой черный человек" ).
Моцарт у А.С. Пушкина соединил в себе сиюминутное и вечное, индивидуальное и общечеловеческое, мирское и возвышенное. Это проявилось в соединении противоположного - светлого, веселого и трагического. В сжатом виде они заключены в описании Моцартом пьесы - "безделицы" , пришедшей ему "намедни ночью" :
"Представь себе… кого бы?
Ну, хоть меня - немного помоложе;
Влюбленного - не слишком, а слегка -
С красоткой, или с другом - хоть с тобой,
Я весел… Вдруг: виденье гробовое,
Незапный мрак иль что-нибудь такое…".
Как легко, играючи говорит пушкинский Моцарт о том, что подспудно несет в себе роковое начало, фатальную предопределенность, возможно, мысли о смерти (ведь композитор в это время работал над Реквиемом).
Обратим внимание на это пушкинское "вдруг". Моцарт в трагедии весь состоит из "вдруг", из внезапных переключений, стремительных поворотов состояний и событий, из неожиданностей: "Ага! увидел ты! А мне хотелось / Тебя нежданной шуткой угостить" . Или: "Нес кое-что тебе я показать; / Но проходя перед трактиром, вдруг / Услышал скрыпку…" .
В этом проявляют себя не только черты характера героя, но и важнейший принцип моцартовского стиля - ярко выраженная театральность его мышления. Поэтому и момент появления трагического ("виденье гробовое" ) А.С. Пушкин дает через типично моцартовский прием вторжения. Этот эффект присутствует во многих оперных сценах композитора и, разумеется, самый яркий пример - "Дон Жуан" (внезапное появление Командора в первой сцене, а в финальной - его статуи).
Мы не знаем, раскрывая содержание моцартовской пьесы устами автора, имел ли в виду А.С. Пушкин какое-то конкретное сочинение композитора? Но типологическую черту моцартовской драматургии поэт обозначил абсолютно точно. Подтверждений тому может быть названо множество.
А.С. Пушкин как будто проникает в "материю" и "дух" композитора. Моцарт - есть музыка. Поэтому его характеристика отражает суть его творчества. Музыкальные прозрения А.С. Пушкина в этой пьесе потрясают. Форма маленькой трагедии тоже кажется "списком" моцартовского театра.
В развернутом виде поляризация светлого и мрачного в трагедии А.С. Пушкина заключена в соотношении двух ее сцен. В первой господствует безмятежное веселье, во второй царят настроения мрака, угнетенности, зловещих предчувствий. На первый взгляд, контраст даже чрезмерный, если иметь в виду принцип единства времени, места и действия, на который опирается А.С. Пушкин в своей трагедии.
Трагическое зарождается и прорастает в "Моцарте и Сальери" уже в первой сцене - в недрах комедийного. Именно здесь Моцарт рассказывает о томившей его бессоннице, когда в его ночные раздумья вторгается "незапный мрак" , причина которого проясняется во второй сцене: "Мне день и ночь покоя не дает / Мой черный человек" . В трагическую же атмосферу второй сцены, напротив, проникает элемент комического - через упоминание неунывающего весельчака Бомарше, который говорил: "Как мысли черные к тебе придут, / Откупори шампанского бутылку / Иль перечти "Женитьбу Фигаро"" . Эту взаимосвязь можно было бы обозначить как сквозной симфонический процесс взаимодействия двух образно-тематических сфер. Поразительно, но своим универсальным "художественным слухом" А.С. Пушкин уловил, таким образом, одно из величайших открытий Моцарта, оказавшее воздействие на всю последующую историю оперы - театрально-симфонический синтез.
В пушкинской характеристике Моцарта дается солнечность, светоносность образа. Это проявляется в том, что он не видит темных сторон души Сальери. Божья длань не только наделила его музыкальным гением, но и вложила кристально-чистую младенческую душу. Отравленный кубок он пьет за здоровье своего отравителя, называя его "сыном гармонии". Во время исполнения Реквиема Сальери плачет: "Эти слезы / Впервые лью: и больно и приятно, / Как будто тяжкий совершил я долг, / Как будто нож целебный мне отсек / Страдавший член!" . А Моцарт, принимая эти слезы на счет душевности Сальери, искренне восхищается им: "Когда бы все так чувствовали силу / Гармонии!" .
Светлому облику Моцарта у А.С. Пушкина противостоит образ Сальери. Если Моцарт - фигура идеальная: он естественен, гармоничен, правдив, то Сальери просто соткан из противоречий. Исследованию "глубинных течений", "подводных камней" его характера А.С. Пушкин отводит в пьесе больше места, чем Моцарту. Моцарт - всегда участник диалога, Сальери же раскрывается еще и в двух протяженных монологах. Кульминация действия пьесы тоже связана с ним - это сцена отравления.
Но заметим, что внешнее действие здесь сведено к минимуму. Оно разворачивается вокруг одного события - встречи Моцарта и Сальери. При такой небогатой фабуле А.С. Пушкин сосредоточился на внутреннем действии, где "полем брани" становится душа Сальери.
Образ знаменитого мастера также помещен в мифологическое и мифотворческое пространство. Не исследуя во всех подробностях судьбу прототипа пушкинского персонажа, остановимся на одной, невольно напрашивающейся аналогии - намеке на образ Фауста.
Трагедия открывается развернутым монологом Сальери, где он, так же как и Фауст, подводя итог своей жизни, видит, его что труды и усердие не вознаграждены. Его вывод о несправедливости мира: "Все говорят: нет правды на земле. / Но правды нет и выше." - закладывает драматический конфликт, который и становится движущей слой действия.
Как известно, в основе любого конфликта лежит противоречие. В чем же оно заключается в этой трагедии?
Сальери, вслед за Фаустом, открывает, что ему недоступен высший мир. Печальный парадокс Фауста: жизнь положена на то, чтобы открыть эликсир бессмертия; но эта цель не достигнута. В зените жизни Сальери обнаруживает, что его идеал музыканта девальвирован (постепенное освоение мастерства, постижение науки сочинять - "Поверил я алгеброй гармонию" ). Идеально скроенный в сознании Сальери мир рассыпался, и он видит в Моцарте своего разрушителя:
"О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений - не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан -
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!".
Моцарт даже и не помышляет о конфликте. Здесь нет открытого противостояния героев в непримиримой вражде. Более того, внешне все выглядит весьма благополучно - дружеский обед, рассуждения о прекрасном искусстве. Это внутренний конфликт, раскрывающий скрытую коллизию героя: борьбу с самим собой, сомнениями, желаниями, слабостями, лишенными сценически действенного проявления. Уже в первом монологе Сальери появляется - приговор самому себе:
"…я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую".
Если в характеристике Моцарта происходят переключения образно-эмоционального плана ("вдруг"), то Сальери поглощен одним желанием - восстановить свой потерянный мир любой ценой.
В трагедии Сальери показан в кульминационный миг, когда решение убить врага уже неодолимо вдет героя за собой:
"Нет! не могу противиться я доле
Судьбе моей: я избран, что б его
Остановить - не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой…".
"Избранник", "жрец" - эти определения скорее говорят о желании иметь власть над миром. Но эта власть ускользает от героя. Ошеломленный музыкой Моцарта, он не может простить ее "глубину" , "смелость" и "стройность" , а с другой стороны, не может не наслаждаться ею ("Друг Моцарт … / Продолжай, спеши / Еще наполнит звуками мне душу…" ).
Но этот узловой момент жизни героя ("Теперь - пора!" ) вызревал долго и мучительно. Сальери сам признается, что 18 лет носит яд с собой - 18 лет он жил в тяжелых душевных терзаниях ("И часто жизнь казалась мне с тех пор / Несносной раной", "обиду чувствую глубоко", "мало жизнь люблю", "Как жажда смерти мучила меня", "Как пировал я с гостем ненавистным" ). Смерть Моцарта для него - избавление от мук и долгожданное возмездие.
А.С. Пушкин в образе Сальери раскрыл внутреннюю борьбу, в монологах и диалогах с поразительной тонкостью преподнес психологическую мотивацию каждого его действия, каждой реплики героя.
Пушкинская драматургия открыла психологические глубины характеров, дала детализацию и "крупный план" в изображении человека, стоящего на грани, играющего с жизнью в смертельную игру. Благодаря этому, в музыкальном театре появился новый "негероический" герой, внутренний мир которого стал центром притяжения.
Было показано, что конфликт, обусловливающий развитие действия, носит внутренний характер и носителем его является образ Сальери. Рассмотрим, как в пьесе решается трагическая сторона.
Автор не дает прямых признаков трагедии. Трагедийность по отношению к Моцарту и Сальери выражается по-разному. Трагедия Моцарта показана через серию косвенных указаний. Мы не знаем, наступила ли смерть Моцарта (у А.С. Пушкина персонаж просто уходит со сцены) - все это вынесено за пределы сюжета. Автор позволяет зрителю самому додумать трагический финал, обозначая его в двух фразах:
Моцарт
"… Но я нынче не здоров,
Мне что-то тяжело; пойду, засну.
Сальери (один)
Ты заснешь
Надолго, Моцарт!".
Ощущение (не событие!) трагедии как бы прорастает и постепенно утверждается через предчувствия Моцарта, невольные намеки. Тема смерти заявляет о себе уже в первой картине ("Вдруг: виденье гробовое" ). Во вторую картину А.С. Пушкин ввел еще одну легенду о Моцарте - таинственную историю о черном человеке, заказавшем Реквием Довольно прямолинейно соединил П. Шеффер мифы об отравлении и черном человеке в фильме "Амадеус". У него Сальери, раздобыв плащ и маску, под видом черного человека каждую ночь проходит под окнами Моцарта, чтобы возвестить приближение его смерти.. В трагедии эта история продолжает линию тревожных предчувствий и невольных прозрений Моцарта, открывающих замысел Сальери:
"Мой Requiem меня тревожит.
… … … … … … … … … … … …
Мне день и ночь покоя не дает
Мой черный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит.
… … … … … … … … … … … … … …
Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил?".
Сильным психологическим ходом является то, что Моцарт говорит эти слова Сальери, глядя ему в глаза. Остается только догадываться, какую бурю чувств должен испытывать отравитель, и как сильна его страсть, если он бросает яд в стакан сразу после реплики о гении и злодействе.
Таким образом, внешняя трагедия связана с образом Моцарта. Она лишь обозначена через сцену отравления и линию мрачных предчувствий. Итог ее вынесен за пределы сюжета и не входит в фабулу. Это указывает на отход А.С. Пушкина от жанра высокой трагедии и показывает новое отношение к трагическому.
Рассмотрим, как проявляет себя трагедийное начало в образе Сальери. Условно говоря, между Моцартом и Сальери происходит поединок нравственных позиций. Суть его заключена в вопрошающей фразе Моцарта: "А гений и злодейство - / Две вещи несовместные. Не правда ль?" .
В этической проблеме "гения и злодейства" А.С. Пушкин акцентирует безусловную правоту Гения. Наивное "не правда ль?" , посеявшее сомнение, становится началом конца Сальери. И это сомнение "выбивает" тот фундамент, на котором было выстроено прочное здание его умозрительной системы, в центре которой - вера в свою гениальность, оправдывающая все поступки и попирающая нравственность. Но как же тогда требовать у небес награды, если попираешь его законы? После "черного" катарсиса, после того, как у Сальери отступила многолетняя душевная боль, А.С. Пушкин не дает ему умиротворения. Сомнение, заключенное в словах приводит его к прозрению:
"Но ужель он прав,
И я не гений? Гений и злодейство
Две вещи несовместные. Неправда:
А Бонаротти? или это сказка
Тупой, бессмысленной толпы - и не был
Убийцею создатель Ватикана?".
В душевных метаниях, в понимании, что все было сделано напрасно, на обломках погибшего мира А.С. Пушкин оставляет своего героя. Трагедия свершилась. Но она, так же как и конфликт, носит внутренний психологический характер.
Психологическая подоплека драматургии, типа конфликта, характеристики образов трагедии А.С. Пушкина в полной мере отвечали творческим исканиям Н.А. Римского-Корсакова и его представлениям о психологической опере, где все подчинено внутреннему рисунку образа, где нет мелочей, и каждая деталь может стать поворотной в драматургическом развитии.
Не случайно композитор оставил текст пушкинской трагедии неизменным, за малым исключением. Первая сцена оперы обрамлена двумя большими монологами Сальери. Именно здесь в тексте либретто Н.А. Римский-Корсаков произвел некоторые сокращения, опустив в первом монологе двенадцать, а во втором - пять строк. Эти сокращения коснулись мест, которые посвящены Глюку (а именно его опере "Ифигения"), а также его идеологическому сопернику Пиччини. Композитор опустил исторические моменты, не имеющие значения для выявления сути противоречий между Моцартом и Сальери. Этим самым Н.А. Римский-Корсаков усилил концентрацию действия в своем произведении.
Необходимо отметить, что не только психологический план трагедии привлекал Н.А. Римского-Корсакова, но и другие свойства пушкинского текста. В своей опере композитор широко применял прием стилизации. Материал для этого уже содержится в пьесе. О музыкальности в тексте уже говорилось выше. Помимо этого, для характеристики Сальери А.С. Пушкин использует форму монолога, в которой заключены философские рассуждения героя о смысле жизни, сущности и предназначении искусства, специфике композиторского творчества. В этом, с одной стороны, можно усмотреть верность театральной традиции, в соответствии с которой неотъемлемой частью прямой характеристики персонажа (наряду с косвенной) являются его собственные мировоззренческие умозаключения, данные "от первого лица". С другой стороны, учитывая тот факт, что монологи героя занимают "львиную долю" его общей характеристики, можно предположить, что автор сделал это не случайно. Как известно, различные формы философских рассуждений всегда были присущи австро-немецкой культуре. Вспомним, что многие из немецких композиторов не просто сочиняли музыку, но, кроме того, свои художественные открытия, достижения и новшества они предваряли серьезными теоретическими разработками или закрепляли в своих трактатах (Вагнер), эстетических манифестах (Шуберт) или других печатных жанрах, с целью их лучшего упрочения у слушателей. Таким образом, А.С. Пушкин использует здесь стилизацию не только на языковом, но и на общеэстетическом уровне.
Отметим еще одно важное свойство текста. Подражая свободной речи, А.С. Пушкин в своей маленькой трагедии пользуется приемом enjambеment (от французского глагола enjamber - перешагнуть), который заключается в том, что слова, относящиеся по смыслу к какой-либо стихотворной строке, переносятся в следующую, разрывая ритмику стопы. Например, в первом монологе Сальери предложения "Поверил я алгеброй гармонию" и "Тогда уже дерзнул" приобретают следующее метрическое построение:
"Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул".
Передавая фразу от одной строки к другой и разрывая текстовые единицы внутри строфы, А.С. Пушкин тем самым оживляет пятистопный ямб. Несовпадение строки и синтаксической фразы, строфы и законченной мысли затушевывает грани между данными структурными элементами, даже при сохранении других признаков членения: определенное количество слогов, рифма - в строке, и определенное число строк - в строфе. Этот прием создает ощущение прозаической речи и способствует созданию имитации свободного высказывания. Такой перенос препятствует инерции внутреннего членения строфы, создает непрерывность течения поэтической мысли и своего рода цезуру, отмечая тем самым начало нового раздела и мысли.
Написанный белым пятистопным ямбом, стих трагедии передает непринужденность и ритмическую гибкость речи. Этому способствует еще и то, что А.С. Пушкин писал свою маленькую трагедию, весьма свободно пользуясь правилом альтернанса Альтернансом называется периодическое чередование женских и мужских окончаний.. Это также придает стиху своеобразную неровность, прерывистость, свободу и еще больше сближает его с прозой.
Размер, в котором написана трагедия А.С. Пушкина - пятистопный ямб - более всего благоприятен для декламационного принципа воплощения поэтического текста в опере. Здесь ритм словесной фразы получает достаточную свободу, что в полной мере соответствовала задумке Н.А. Римского-Корсакова. В "Моцарте и Сальери" часты случаи несовпадения логических периодов с ритмическими. Иногда фраза так прихотливо извивается между стихами, что концы стихов едва заметны, особенно в традиции русской сценической декламации. Также здесь доминируют тенденции цезурного ямба: словоразделы располагаются между 5-м и 8-м слогами.
Таким образом, проведенный анализ показал, что трагедия А.С. Пушкина, привлеченная в качестве либретто оперы, содержит черты, позволившие на ее материале создать психологическую оперу, ориентированную на детализацию характеров и речи персонажей.
Самые известные оперы мира. Оригинальное название, автор и краткое описание.
Моцарт и Сальери, Н. А. Римский-Корсаков
Драматические сцены (опера в двух сценах) Николая Андреевича Римского-Корсакова на текст (с небольшими сокращениями) одноименной «маленькой трагедии» А. С. Пушкина
Действующие лица:
Моцарт (тенор), Сальери (баритон), Слепой скрипач (без пения).
Во второй сцене (картине) закулисный хор (по желанию).
Время действия: конец XVIII века.
Место действия: Вена.
Первое исполнение: Москва, 6 (18) ноября 1898 года.
ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ.
В начале 1897 года Римский-Корсаков положил на музыку небольшую сцену из «маленькой трагедии» Пушкина «Моцарт и Сальери». Летом композитор написал еще две сцены, а в августе того же года завершил оперу. Многие причины побудили его обратиться к этому сюжету.
«Лучшей биографией Моцарта» назвал А. К. Лядов пушкинскую трагедию. Содержательность ее мыслей при лаконизме изложения поразительна: здесь поэтически точно и рельефно воссоздан облик великого музыканта, поставлены важные вопросы о сущности искусства, о роли этического начала в нем, охарактеризован творческий процесс художника. «Какая глубокая и поучительная трагедия, - восторженно писал о ней В. Г. Белинский. - Какое огромное содержание и в какой бесконечно художественной форме!» Помимо того, она свидетельствует и многосторонних познаниях поэта: он отлично знал творческую судьбу Моцарта. Известна ему была и биография его старшего современника итальянского композитора Антонио Сальери, жившего в Вене. Смерть Моцарта, его похороны до сих пор окутаны романтической тайной, что дало пищу для различных толкований причин, приведших его к гибели. Среди них бытовала и окончательно еще не опровергнутая версия о том, будто Моцарта отравил Сальери. Пушкин воспользовался этой версией: его увлекла мысль противопоставить гению, которому все подвластно, мучительные сомнения завистливого соперника.
Пушкинская драма, шедевр высокой поэзии, законченная в 1830 году (первые наброски, по-видимому, относятся к 1826 году), неоднократно ставилась на сцене (премьера в Петербурге в 1832 году).
Римский-Корсаков преклонялся перед Пушкиным. Особенно пленяла его мудрость поэта в прославлении оптимического, этически совершенного начала в деятельности человека. Сам композитор стремился отразить в своей музыке светлые стороны жизни. Неудивительно поэтому, что его привлек лучезарный облик Моцарта. Вместе с тем одной из ведущих тем творчества Римского-Корсакова явилось воспевание могучей созидательной силы искусства. Так возник образ благородного Левко в «Майской ночи», или пастуха Леля в «Снегурочке», или гусляра Садко в одноименной опере. Разработке этой темы посвящена и «маленькая трагедия» Пушкина. Обратившись к ней, композитор хотел также решить еще одну, на сей раз специфически музыкальную задачу.
В эти годы Римский-Корсаков особое внимание уделял мелодической выразительности, следствием чего явилось создание около 50 романсов. В той же манере была задумана и опера. «Сочинение это, - указывал композитор, - было действительно чисто голосовым; мелодическая ткань, следящая за изгибами текста, сочинялась впереди всего; сопровождение, довольно сложное, образовалось после, и первоначальный набросок его весьма отличался от окончательной формы оркестрового сопровождения». Образцом композитору послужил «Каменный гость» Даргомыжского, также выдержанный в ариозно-речитативной манере. Подобно Даргомыжскому, Римский-Корсаков писал музыку на почти неизмененный пушкинский текст (только внес в монологи Сальери небольшие сокращения). Вслед за ними к «маленьким трагедиям» Пушкина обратились Ц. А. Кюи («Пир во время чумы», 1900) и С. В. Рахманинов («Скупой рыцарь», 1905).
В ноябре 1897 года Римский-Корсаков показал «Моцарта и Сальери» у себя на дому. «Всем понравилось. В. В. Стасов много шумел», - позже отмечал композитор. Публичная премьера состоялась 6 (18) ноября 1898 года на сцене Русской частной оперы (театр С. И. Мамонтова). В роли Сальери выступил Ф. И. Шаляпин, имевший большой, все более возраставший успех. Гениальный актер очень любил эту роль и, по его желанию, опера часто давалась русскими музыкальными театрами. (На сцене петербургского Мариинского театра впервые была поставлена в 1905 году).
СЮЖЕТ.
Сальери, упорным трудом достигший славы и признания, предается тяжким раздумьям. Его путь к искусству был труден и тернист. Сначала он «поверил алгеброй гармонию», потом стал творить, добился видного положения в музыкальном мире. Но покой его нарушен - явился Моцарт. Все легко дается ему, ибо он гений. Мучительно завидует Сальери. К нему приходит Моцарт в отличном расположении духа; с ним старый скрипач, который наигрывал на улице популярные мелодии из его опер. Но Сальери раздражает неумелая игра старика - он гонит его прочь. Моцарт садится за фортепиано, играет свою новую фантазию. Сальери потрясен ее глубиной, смелостью, стройностью… Решение созрело: Моцарт должен погибнуть - «не то мы все погибнем, мы все, жрецы, служители музыки»…
Сальери пригласил Моцарта отобедать с ним в трактире. Но тот задумчив, пасмурен. Недобрые предчувствия угнетают его. Как-то пришел к нему человек, одетый во все черное, и заказал заупокойную мессу - реквием. И кажется Моцарту, что этот реквием он пишет для себя, что недолго ему осталось жить. В это время Сальери украдкой бросает яд в его стакан с вином. Моцарт выпивает его, играет отрывок из реквиема, потом уходит. И вновь мучительными сомнениями объята душа Сальери: неужто, как вскользь сказал Моцарт, «гений и злодейство две вещи несовместные?».
МУЗЫКА.
«Моцарт и Сальери» - самая лаконичная опера Римского-Корсакова. Ее отличает тончайшая психологическая разработка образов, что вызывает непрерывную текучесть музыкальной ткани. Однако отдельные эпизоды действия четко обрисованы. Богатством мелодического содержания отмечена эта опера.
Краткое оркестровое вступление передает сосредоточенно-печальное настроение. Возникает первый монолог Сальери «Все говорят: нет правды на земле! Но правды нет и выше». Еще ничто не предвещает трагической развязки: это раздумья человека, прошедшего большой жизненный путь. Центральное место монолога приходится на слова «Я, наконец, в искусстве безграничном достигнул степени высокой» - в этом месте звучит печальный мотив вступления. Приход Моцарта характеризуется более светлой музыкой, которую завершает мелодия арии из моцартовского «Дон-Жуана» (ария Церлины «Ну, прибей меня, Мазетто»), исполненная уличным скрипачом. Следующий важный эпизод - фортепианная фантазия, сочиненная Римским-Корсаковым в духе Моцарта. Содержание ее определяется следующими словами: «Я весел… Вдруг: виденье гробовое, внезапный мрак иль что-нибудь такое…» Второй монолог Сальери насыщен большим напряжением; под конец звучат драматические эпизоды из фантазии Моцарта.
В оркестровом вступлении ко второй сцене (картине) использованы начальные, светлые страницы той же фантазии: так усиливается контраст к последующим эпизодам, в которых все более нагнетается трагический колорит. Зловеще, как приговор Сальери, задумавшему убить Моцарта, звучат слова последнего: «Гений и злодейство две вещи несовместные». После исполнения отрывка из Реквиема проникновенной теплотой выделяются слова: «Когда бы все так чувствовали силу гармонии! Но нет: тогда б не мог и мир существовать». Заключительный краткий монолог Сальери, предельно драматичный, завершается торжественно-мрачными аккордами.
«Памяти А. С. Даргомыжского» — так значится на титульном листе этой оперы. Это авторское посвящение. В нем глубокий смысл. Это признание Римским-Корсаковым огромной заслуги Даргомыжского в создании жанра камерной оперы. Но не только этого. Даргомыжский положил начало «озвучиванию» гениальных пушкинских «маленьких трагедий», написанных, можно смело сказать, как идеальные оперные либретто. И это посвящение — также знак признательности за это. После Даргомыжского и Римского-Корсакова к «маленьким трагедиям» обратились Цезарь Кюи («Пир во время чумы», 1900) и Сергей Рахманинов («Скупой рыцарь», 1905).
К сожалению, это замечательное произведение Римского-Корсакова недооценено: его стремятся слушать (и смотреть) на большой оперной сцене. При этом слушатель почти всегда испытывает разочарование от отсутствия оперно-театральных эффектов, да и оркестр был преднамеренно взят композитором уменьшенного состава, тогда как оно производит гораздо большее впечатление в камерной — если не сказать, домашней — обстановке. Кстати, свидетели рождения этого шедевра, в частности, замечательная певица Н. И. Забела (жена художника М. А. Врубеля), исполнявшая все женские лирические партии в операх Римского-Корсакова, восторженно отзывались именно о камерном исполнении этой оперы (правда, речь идет о таких корифеях, как Ф. Шаляпин, исполнивший в такой обстановке обе партии, и С. Рахманинове, аккомпанировавший на рояле). В этом смысле заслуживают внимания слова самого композитора: «Боюсь, не есть ли «Моцарт» просто камерная музыка, способная производить впечатление в комнате с фортепиано, без всякой сцены и теряющая свое обаяние на большой сцене. Ведь таков почти и «Каменный гость»; но тот все-таки несколько более декоративен. Там все-таки Испания, кладбище, статуя, Лаура с песнями, — а у меня комната, обыденные костюмы, хотя бы и прошлого столетия, и разговоры. Отравления Моцарта никто даже и не заметит. Слишком все интимно и по-камерному. Может быть, и инструментовать-то его вовсе не следовало; по крайней мере, это мне приходило много раз в голову». Как бы то ни было, если желать дать оперный спектакль, не прибегая к сценическим ухищрениям «большой» оперы, трудно найти произведение более благодарное, чем «Моцарт и Сальери».
Дискография : CD — Olympia. Дирижер Эрмлер, Федин (Моцарт), Нестеренко (Сальери).
(Иллюстрация И. Ф. Рерберг )
Моцарт и Сальери - второе произведение А. С. Пушкина из цикла маленькие трагедии. Всего автор планировал создать девять эпизодов, но не успел осуществить свой замысел. Моцарт и Сальери написано на основе одной из существующих версий гибели композитора из Австрии - Вольфганга Амадея Моцарта. Замысел написания трагедии возник у поэта задолго до появления самого произведения. Он несколько лет вынашивал его, собирал материал и обдумывал саму идею. Пушкин для многих продолжал в искусстве линию Моцарта. Он писал легко, просто, с вдохновением. Именно поэтому тема зависти была близка поэту, также как и композитору. Разрушающее человеческую душу чувство не могло не заставить его задуматься над причинами его появления.
Моцарт и Сальери - произведение, открывающее самые низшие человеческие черты, обнажающее душу и показывающее читателю истинную натуру человека. Идея произведения - раскрытие перед читателем одного из семи человеческих смертных грехов - зависти. Сальери завидовал Моцарту и движимый этим чувством ступил на путь убийцы.
История создания произведения
Задумана трагедия и предварительно набросана была в селе Михайловском в 1826 году. Она является второй по счету в сборнике маленьких трагедий. Долгое время наброски пылились у поэта на его рабочем столе, и лишь в 1830 году трагедия полностью была написана. В 1831 году она была впервые опубликована в одном из альманахов.
При написании трагедии Пушкин опирался на газетные вырезки, сплетни и рассказы обычных людей. Именно поэтому, нельзя считать произведение «Моцарт и Сальери» исторически верным с точки зрения правдивости.
Описание пьесы
Пьеса написана в двух действиях. Первое действие разворачивается в комнате Сальери. Он рассуждает о том, есть ли на земле истинная правда, о своей любви к искусству. Далее к его беседе присоединяется Моцарт. В первом действии Моцарт рассказывает другу о то, что сочинил новую мелодию. Он вызывает зависть и чувство неподдельной злости у Сальери.
Во втором действии события разворачиваются более стремительно. Сальери уже принял решение и несет своему другу отравленное вино. Он считает, что Моцарт больше ничего не сможет принести музыке, после него не будет тех, кто сможет также писать. Именно поэтому, по мнению Сальери, чем раньше он уйдет из жизни, тем лучше. И вот в последний момент он передувает, колеблется, но уже поздно. Моцарт выпивает яд и отправляется в свою комнату.
(М. А. Врубель "Сальери всыпает яд в бокал Моцарта", 1884 )
Главные герои пьесы
В пьесе всего три действующих героя:
- Старик со скрипкой
У каждого персонажа есть свой характер. Критики отмечали, что герои не имеют ничего общего с их прототипами, именно поэтому, можно смело говорить о том, что все действующие лица трагедии вымышленные.
Второстепенный герой, написан по образу жившего ранее композитора Вольфганга Амадея Моцарта. Его роль в произведении раскрыть сущность Сальери. В произведении он предстает жизнерадостным, веселым человеком, обладающим абсолютным слухом и настоящим даром к музыке. Не смотря на то, что его жизнь трудна, он не теряет любовь к этому миру. Также существует мнение, что Моцарт дружил с Сальери много лет и не исключено, что также он мог завидовать ему.
Полная противоположность Моцарта. Мрачный, хмурый, недовольный. Он искренне восторгается произведениями композитора, но зависть, которая закрадывается в душу, не дает покоя.
«....когда священный дар,
Когда бессмертный гений - не в награду
Любви горящей, самоотверженья
Трудов, усердия, молений послан, -
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного!.. О Моцарт, Моцарт! …»
Зависть и слова композитора об истинных служителях музыки порождают в Сальери желание убить Моцарта. Однако, содеянное не приносит ему удовольствия, ведь гений и злодейство вещи не совместимые. Герой является близким другом композитора, он всегда находится рядом и тесно общается с его семьей. Сальери - жестокий, безумный, охваченный чувством зависти. Но, не смотря на все отрицательные черты, в последнем действии в нем просыпается что-то светлое и в попытках остановить композитора, он демонстрирует это читателю. Сальери далек от общества, он одинокий и угрюмый. Пишет музыку для того, чтобы прославится.
Старик со скрипкой
(М. А. Врубель "Моцарт и Сальери слушают игру слепого скрипача", 1884 )
Старик со скрипкой - герой олицетворяет собой настоящую любовь к музыке. Он слеп, играет с ошибками, этот факт злит Сальери. Старик со скрипкой талантлив, он не видит нот и публики, но продолжает играть. Несмотря на все сложности, старик не отказывается от своей страсти, показывая тем самым, что искусство доступно всем.
Анализ произведения
(Иллюстрации И. Ф. Рерберг )
Пьеса состоит из двух сцен. Все монологи и диалоги написаны белым стихом. Первая сцена происходит в комнате Сальери. Ее можно назвать экспозицией трагедии.
Главная мысль произведения - истинное искусство не может быть безнравственным. Пьеса обращена к вечным вопросам жизни и смерти, дружбы, человеческих взаимоотношений.
Выводы пьесы Моцарт и Сальери
Моцарт и Сальери - знаменитое произведение А. С. Пушкина, собравшее в себе воедино реальную жизнь, философские размышления, автобиографические впечатления. Поэт верил, что гений и злодейство - вещи несовместимые. Одно не может существовать с другим. В своей трагедии поэт наглядно показывает данный факт. Несмотря на свою краткость, произведение затрагивает важные темы, которые в сочетании с драматическим конфликтом создают уникальную сюжетную линию.
В этом выразилось «признание композитором заслуги Даргомыжского в создании жанра камерной оперы и в „озвучивании“ гениальных пушкинских „маленьких трагедий“, написанных… как идеальные оперные либретто» .
В ноябре 1897 года композитор смог продемонстрировать оперу узкому кругу зрителей у себя дома - камерность произведения это вполне позволяла. А чуть позже опера была показана в подмосковном имении певицы Татьяны Любатович ; всё произведение целиком исполнял Фёдор Шаляпин , а за роялем ему аккомпанировал С. В. Рахманинов . Н. А. Римский-Корсаков радостно отметил: «Всем понравилось. В. В. Стасов много шумел» .
Широкой публике опера была впервые представлена 6 ноября в Московской частной русской опере , существовавшей на средства С. И. Мамонтова . Дирижировал премьерой И. А. Труффи . Партию Моцарта пел В. П. Шкафер , партию Сальери - Ф. И. Шаляпин .
Опера сразу же снискала успех у зрителей, а партия Сальери вошла в постоянный репертуар Фёдора Шаляпина; более того, до отъезда из России он был единственным её исполнителем. Исполнители роли Моцарта - довольно часто менялись: после Василия Шкафера эту партию исполняли Александр Давыдов (концертное исполнение, Киев, 1899 ), Константин Исаченко , Василий Севастьянов .
Действующие лица
Действие происходит в Вене, в конце XVIII века.
Картина первая
Опера начинается кратким оркестровым вступлением, которое построено на теме Сальери из его первого монолога. Он сетует, что «нет правды на земле, но правды нет и - выше» и вспоминает свой трудный путь к мастерству: рано отвергнув детские игры и забавы, он самозабвенно предался изучению музыки, презрев всё, что было ей чуждо; он преодолел трудности первых шагов и ранние невзгоды, овладел в совершенстве ремеслом музыканта, умертвив звуки, он «разъял музыку», «поверил алгеброй гармонию » и только после этого «дерзнул, в науке искушённый, предаться неге творческой мечты». В итоге «усильным, напряжённым постоянством я наконец в искусстве безграничном достигнул степени высокой».
Никогда Сальери не завидовал, даже тем, кто талантливее и успешнее его. Но теперь он мучительно завидует Моцарту , которому гениальность далась не ценой колоссальной работы над собой и служения искусству а просто так: «Где ж правота, когда священный дар, когда бессмертный гений - не в награду любви горящей, самоотверженья, трудов, усердия, молений послан - а озаряет голову безумца, гуляки праздного?».
Завершая свой монолог, он произносит: «О Моцарт, Моцарт!», и в этот момент появляется сам Моцарт, которому кажется, что Сальери заметил его приближение, а ему хотелось появиться внезапно, чтобы «нежданной шуткой угостить» Сальери.
Моцарт шёл к Сальери чтобы показать ему своё новое произведение, но по дороге у трактира услышал слепого скрипача, который неискусно играл в трактире его мелодию из «Свадьбы Фигаро » - Voi che sapete . Самому Моцарту такое искажение его музыки показалось весьма забавным, и вот он привёл этого скрипача к Сальери, чтобы тоже повеселить его.
Фальшивя, скрипач играет арию Церлины из «Дон-Жуана » («Ну, прибей меня, Мазетто»). Моцарт весело хохочет, но Сальери серьезён и даже укоряет Моцарта. Ему непонятно, как может Моцарт смеяться над тем, что ему кажется поруганием высокого искусства Сальери прогоняет старика, а Моцарт дает ему денег и просит выпить за его, Моцарта, здоровье.
Решив, что Сальери не в духе и ему не до него, Моцарт собирается прийти к нему в другой раз, но Сальери спрашивает Моцарта, что тот принёс ему. Моцарт отговаривается, называя своё новое сочинение безделицей. Он набросал его ночью во время бессонницы. Но Сальери просит Моцарта сыграть эту вещь. Моцарт пытается пересказать, что испытывал он, когда сочинял, и играет. Фантазия целиком сочинена Римским-Корсаковым в стиле Моцарта; она состоит из двух частей: первая - отличается светлой лиричностью, вторая - полна трагического пафоса.
Сальери поражён, как мог Моцарт, идя к нему с этим, остановиться у трактира и слушать уличного музыканта. Сальери говорит, что Моцарт недостоин сам себя, что его сочинение необыкновенно по глубине, смелости и стройности. Он называет Моцарта богом, не знающим о своей божественности. Смущённый Моцарт отшучивается тем, что божество его проголодалось. Сальери предлагает Моцарту вместе отобедать в трактире «Золотого Льва». Моцарт с радостью соглашается, но хочет сходить домой и предупредить жену, чтобы она не ждала его к обеду.
Оставшись один, Сальери решает, что не в силах более противиться судьбе, которая избрала его своим орудием. Он считает, что призван остановить Моцарта, который своим поведением не поднимает искусство, что оно падет опять, как только он исчезнет. Сальери считает, что живой Моцарт - угроза для искусства: «Как некий херувим , он несколько занёс нам песен райских, чтоб, возмутив бескрылое желанье в нас, чадах праха, после улететь! Так улетай же! чем скорей, тем лучше». Остановить Моцарта он намерен с помощью яда - последнего дара, «дара любви» некоей Изоры, который он носит с собой уже 18 лет.
Картина вторая
Оркестровое вступление к этой сцене строится на музыке первой части фантазии, которую играл Моцарт в первой сцене.
Сальери и Моцарт обедают в трактире Золотого Льва, в отдельной комнате. Моцарт невесел. Он рассказывает Сальери, что его тревожит Реквием , который он сочиняет по заказу человека в чёрном, не назвавшего своего имени. Моцарту кажется, будто «чёрный человек» повсюду, как тень, ходит за ним и теперь сидит рядом с ними за столом. Сальери, пытаясь развлечь друга, вспоминает Бомарше , но Моцарта преследуют мрачные предчувствия: «Ах, правда ли, Сальери, Что Бомарше кого-то отравил?» - спрашивает он. Но тут же сам себя опровергает: «Он же гений, Как ты да я. А гений и злодейство - Две вещи несовместные. Не правда ль?». Сальери тем временем бросает в его стакан яд. Простодушный Моцарт пьёт за здоровье друга, «за искренний союз, Связующий Моцарта и Сальери, Двух сыновей гармонии». Затем садится к фортепиано и играет фрагмент из своего Реквиема.
Сальери потрясён, он плачет. В небольшом ариозо он изливает свою душу. Он чувствует облегчение: «Как будто тяжкий совершил я долг, как будто нож целебный мне отсёк страдавший член!» Моцарт, видя слёзы Сальери, восклицает: «Когда бы все так чувствовали силу гармонии!» Но тут же сам себя перебивает: нет, так быть не может, кто бы тогда заботился о нуждах «низкой жизни»; «Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов».
Почувствовав недомогание, Моцарт прощается с другом и уходит - в надежде, что сон его исцелит. «Ты заснёшь надолго, Моцарт», - напутствует его, оставшись один, Сальери, теперь как будто потрясённый тем, что он, совершивший злодейство, - не гений.
Записи
Аудиозаписи
| Год | Организация | Дирижёр | Солисты | Издатель и каталожный номер | Примечания |
|---|---|---|---|---|---|
| 1947 | Хор и оркестр | Самуил Самосуд | Моцарт - Сергей Лемешев , | Д 01927-8 (1954) | |
| 1951 | Хор Большого театра , оркестр Всесоюзного радио | Самуил Самосуд | Моцарт - Иван Козловский , | Д 0588-9 (1952) | |
| 1952 | Оркестр Парижского радио | Рене Лейбовиц | Моцарт
- Jean Mollien,
Сальери - Jacques Linsolas |
Olympic Records 9106, | На французском |
| 1963 | Хор и оркестр Ленинградской филармонии | Эдуард Грикуров | Моцарт - Константин Огневой , | Dante LYS 483 | |
| 1974 | Симфонический оркестр Болгарского национального радио, Болгарский национальный хор "Светослав Обретенов" | Стоян Ангелов | Моцарт
- Аврам Андреев,
Сальери - Павел Герджиков |
Balkanton BOA 1918 | |
| 1976 | Graz Mozart Ensemble, Graz Concert Choir | Алоис Хохштрассер | Моцарт - Томас Мозер, | Preiser Records SPR 3283 | |
| 1980 | Оркестр Саксонской государственной капеллы , хор Лейпцигского радио | Марек Яновский | Моцарт - Петер Шрайер , | EMI Electrola 1C 065 46434 | На немецком |
| 1986 | Оркестр Большого театра , Государственный академический русский хор СССР | Марк Эрмлер | Моцарт - Александр Федин , | Мелодия
А10 00323 003 (1988) |
|
| 1987 | Пертский симфонический оркестр | Myer Fredman | Моцарт
- Thomas Edmonds,
Сальери - Gregory Yurisich |
На английском | |
| 198? | Mattias Bamert | Моцарт
- Martyn Hill,
Сальери - Kurt Widmer |
AMATI 9014 | ||
| 1992 | Юлий Туровский | Моцарт - Владимир Богачёв , | Chandos CHAN 9149 (1993) |
Источники:,
Видеозаписи
Источники:
Фильмография
| Год | Ороганизация | Дирижёр / Режиссёр | Солисты | Производитель | Примечания |
|---|---|---|---|---|---|
| 1962 | Хор и оркестр Московского музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко | Самуил Самосуд / Владимир Гориккер | Моцарт - Сергей Лемешев (играет Иннокентий Смоктуновский), | Рижская киностудия | Телефильм Моцарт и Сальери (фильм) |
Критика
Напишите отзыв о статье "Моцарт и Сальери (опера)"
Примечания
Ссылки
|
||||||||||
Отрывок, характеризующий Моцарт и Сальери (опера)
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n"ai pas L"honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
