Иллюстрации Е. Медведева.
Дом стоял на отшибе, у самого леса. Домишко маленький, без крыльца. Стены срублены из толстых, серых от времени брёвен. Из пазов торчал голубоватый мох. В домике одна комната. Если загородить её мебелью, она покажется не больше спичечного коробка. А сейчас хорошо - комната пустая. Только в углу лежат друг на друге два жарко-красных матраца.
Тишина, - сказал Анатолий.
Благодать, - сказал Кирилл. - Для ушей здесь курорт…
В пяти шагах от домишки лес: ели, укутанные в колючий мех, мускулистые сосны, берёзы в бело-розовом шёлке. Простодушный родник выбивался из-под земли и тут же прятался в междутравье, ослеплённый солнцем.
Кирилл привёз с собой краски, холсты и картоны. У Анатолия - чемодан толстых и тонких научных книжек. Вот и весь багаж, если не считать рюкзака, набитого съестным припасом.
Кирилл и Анатолий бродили вокруг дома, жевали траву - все дачники жуют траву, - мочили волосы родниковой водой, лежали под деревьями.
Тишина вокруг была мягкая, ласковая; она будто гладила по ушам тёплой пуховкой.
Анатолий поднял руку, сжал пальцы в кулак, словно поймал мотылька, и поднёс кулак к уху Кирилла.
Слышишь?
Тишина. Её даже в руку взять можно, - Анатолий улыбнулся и разжал кулак.
Я есть хочу, - сказал Кирилл. Он подумал, поглядел на старые брёвна, на крышу из чёрной дранки. - Слушай, в нашем доме чего-то недостаёт.
Пойдём посмотрим…
Они вошли в дом. Тёплые половицы блестели, словно залитые лаком. Толстый шмель кружился вокруг рюкзака.
Знаю, - сказал Кирилл. - У нас нету печки.
Анатолий лёг прямо на пол, сощурился под очками, набрал воздуха в грудь. Грудь у него плоская, вся в рёбрах, будто две стиральные доски, поставленные шалашом.
Проживём без печки. Подумаешь, горе какое!
А где мы будем кашу варить?
А мы не будем кашу варить. Давай питаться всухомятку.
Нельзя. У меня желудок, - ответил Кирилл.
Тогда давай сложим очаг во дворе. - Анатолий воодушевился, вытащил из рюкзака пачку печенья. - Очаг - основа культуры. Начало цивилизации. Очаг - это центр всего. - Когда в пачке не осталось ни одной печенины, он вздохнул с сожалением. - Давай всухомятку? Не надо жилище портить.
Дом без печки - сарай, - упрямо сказал художник.
Анатолий опять набрал полную грудь лесного воздуха, потряс головой:
Воздух здесь какой…
Ага, - согласился Кирилл. - Пойдём к председателю, пусть нам поставят печку.
Они пошли в деревню - мимо жёлтой пшеницы, по островкам гусиной травы, мимо васильков и ромашек. Ласточки на телеграфных проводах смешно трясли хвостиками. Наверно, их ноги щипало током, но они терпели, потому что лень летать в такую жару.
В деревне тоже было тихо. Все в полях, на работе. Только в окошке конторы, как в репродукторе, клокотал и хрипел председательский голос:
Обойдётесь. Здесь один трактор. Силос уминает.
Председатель помахал гостям телефонной трубкой.
Плату принесли? Заходите.
У небольшого стола, заваленного накладными, актами, сводками, сидела девушка. Она плавно гоняла на счётах костяшки.
Понравился домик? Отдыхайте… Хибара для хозяйства непригодная, я её для туристов оборудовал. Сима, прими у товарищей плату за помещение.
Девушка отодвинула счёты.
У нас нет печки, - сказал Кирилл.
Печки у нас нет.
Председатель вытер шею платком. Девушка обмахнулась листочком. Они будто не поняли, о чём идёт речь.
Жара, - сказал председатель.
Всё равно, - сказал Кирилл. - Плату берёте, а дом без печки - это сарай. На чём мы будем пищу варить?
Председатель страдальчески сморщился:
Какая тут пища! Тошнит от жары.
У меня язва, - сказал Кирилл, - мне горячая пища нужна.
Грохнув, распахнулась дверь. Плечистый детина втащил в контору мальчишку.
Девушка-счетовод быстро поправила кудряшки, подпёрла пухлую щёчку указательным пальцем.
Детина тряс мальчишку с охотничьим рвением.
Во! - рокотал он. - Попался!
Чего тащишь?! - кричал мальчишка.
Парень толкнул мальчишку на табурет.
Чума! Пятый раз с трактора сгоняю…
Потише. За версту слышно, как орёшь, - огрызнулся мальчишка, заправляя майку под трусики.
Зачем на трактор полез?! - снова загремел парень. Голос у него как лавина: услышишь такой голос - прыгай в сторону. Но мальчишка не дрогнул.
Сам только и знаешь возле доярок ходить. А трактор простаивает.
Девушка-счетовод дёрнула счёты к себе. Костяшки заскакали туда-сюда, хлёстко отсчитывая рубли, тысячи и даже миллионы. Парень растерялся.
Сима, врёт! Ей-богу, врёт. Только попить отошёл.
Мальчишка скривил рот влево, глаза скосил вправо. Лицо у него стало похоже на штопор.
Попить, - хмыкнул он. - За это время, сколько ты возле доярок ходил, три бидона молока выпить можно.
Костяшки на счётах заскакали с электрическим треском.
Сима, врёт!!! - взревел парень.
Девушка медленно подняла голову. Лицо у неё было надменным; она даже не посмотрела на парня.
Сводки в район посылать? - спросила она.
Эх, - сказал председатель. - Скорее бы, Ваня, тебя в армию взяли. Иди силос уминай. Как ещё узнаю, что трактор простаивает, в прицепщики переведу.
Я что, я только попить… - Парень показал мальчишке кулак величиной с капустный кочан.
Мальчишка бесстрашно повёл плечом.
Я тебя сюда не тащил. Клавка тебя с фермы выгнала, так на мне хочешь злость сбить.
Счёты взорвались пулемётным боем. Парень махнул рукой и выскочил из конторы.
Председатель подошёл к мальчишке, защемил его ухо меж пальцев. Мальчишка поднял на него глаза, сказал, морщась:
Не нужно при посторонних.
Председатель сунул руку в карман.
Ладно. Я в поле тороплюсь. Передай отцу от моего имени: пусть он тебе углей горячих подсыплет в штаны.
А с печкой-то? - спросил Кирилл. - С печкой-то как?
Никак, - сказал председатель; он распахнул дверь. На краю деревни стояли новенькие, обшитые тёсом дома. Шиферные крыши на них в красную и белую клетку.
Все без печек. Люди в деревню прибывают. А печник один.
Печника в райцентр переманили, халтурить, - сказала девушка-счетовод. - Вчерась уехал.
Я ему уши к бровям пришью! - Председатель яростно грохнул ладошкой по шкафу, потом повернулся к Кириллу: - Мы вам мебель дадим. Табуретку…
* * *Чай приятели вскипятили на костре, послушали, как засыпает лес, и сами уснули на душистых матрацах из жарко-красного ситца.
Утром Анатолий открыл глаза первым. На табуретке, посреди комнаты, сидел вчерашний мальчишка, листал книгу и дёргал время от времени облупленным носом. На одной ноге у него была калоша, привязанная верёвочкой; другая нога босая. Между пальцев застряла соломина.
Очень приятно, - сказал Анатолий. - Ты вломился в чужое жилище без стука. Ты варяг.
Мальчишка поднялся, аккуратно закрыл книгу.
Здравствуйте. Вы хотели сложить печку?
Мы и сейчас хотим, - оживился Кирилл. - Этот печник - твой отец, что ли? Он приехал?
Мальчишка глянул на художника с сожалением, извлёк из-за пазухи верёвочку и молча принялся обмерять дом.
Хороша кубатура. По такой кубатуре русскую печку вполне подходяще.
Нельзя ли поменьше? - угрюмо спросил Анатолий.
Можно. Вам какую?
А какие бывают?
Мальчишка посвистел дупловатым зубом и принялся перечислять:
Русские бывают, хлебы печь. Голландки бывают - это для тепла. «Буржуйки» бывают, они для фасона больше… Времянки ещё.
Анатолий перебил его, направляясь к дверям:
Нам нужно кашу варить. Мой товарищ поесть мастер.
Для каши самое подходящее - плита.
Плита не понравилась Кириллу.
Нет. Мы здесь будем до осени. Осенью ночи холодные. А мой товарищ, сам видишь, тощий. Он холода не переносит. У него сразу насморк. Нам что-нибудь такое соорудить, с прицелом.
Если с прицелом, тогда вам универсальная подойдёт, - заключил мальчишка. Он опять вытащил верёвочку, но на этот раз обмерил пол и начертил посреди комнаты крест.
Здесь ставить будем… А может, вам русскую лучше, чтобы хлеб печь? Может, вам осенью хлеб понадобится?
Зачем? Хлеб в магазине купить можно.
Мальчишка почесал вихрастый затылок.
Как ваше желание будет. Я подумал, - может, вы своего хлеба захотите. Если бы магазин у бабки Татьяны хлеб брал, тогда бы другое дело. У бабки Татьяны хлеб вкусный. А сейчас в магазине только приезжие берут.
За дверью загремело. С порога покатились ржавые вёдра.
Чего ты здесь наставил?! - кричал Анатолий.
Вёдра. Глину носить и песок, - невозмутимо ответил мальчишка. - Сейчас за глиной пойдёте.
Анатолий вошёл в комнату, надел очки.
Как это пойдёте? А ты?
У меня других делов много… Подсобную работу завсегда хозяева делают. Иначе мы за неделю не управимся.
Мальчишка привёл их к реке, к высокой песчаной осыпи.
Здесь песок брать будете, - сказал он. - Ещё глину покажу.
Мы сюда отдыхать приехали?
А что? - ухмыльнулся Кирилл. - Тебе тяжело, хочешь, я твой вёдра понесу?
Анатолий громыхнул вёдрами и побежал догонять мальчишку.
Мальчишка остановился в кустах в низинке. Кусты опустили в реку тонкие ветки. Они будто пили и не могли напиться. Осока шелестела под ногами, сухая и острая. Мальчишкины ноги покрылись белыми чёрточками. У Кирилла и Анатолия ноги были бледные, незагорелые. И от этого становилось тоскливо.
В нашей деревне гончары жили, - говорил мальчишка не торопясь, с достоинством. - Горшки возили на ярманку. У нас глина звонкая. - Он остановился возле ямы, бросил в неё лопату.
Тут брать будем. Потом за гравелем сходим.
- «Ярманка, гравель», - передразнил его Анатолий, взял лопату, стал копать, осторожно, как на археологическом раскопе.
Зачем гравий? - спросил Кирилл, разминая в пальцах кусочек глины.
Гравель для фундамента. Когда на электростанции агрегат устанавливали, мы с дядей Максимом заливали фундамент. Гравель хорошо цемент укрепляет.
Мальчишка обиженно посмотрел на него.
Ну, гравий. - Он насупился и сказал сердито: - Кто так копает?.. - отобрал у Анатолия лопату, сильно и резко вогнал её ногой, отвалил пласт глины и шлёпнул в ведро. - Вот как нужно.
Кирилл засмеялся.
Ты на него не кричи. Он отдыхать приехал. Он слабый… - Кирилл показал мальчишке смешного глиняного чёртика.
Мальчишка сказал:
Глупости, - и пошёл через кусты к деревне.
Анатолий долго смотрел ему вслед.
Меня, археолога, он ещё копать учит!
А что? - усмехнулся Кирилл, повертел в руках чёртика и зашвырнул в кусты.
Один раз взойти на обрыв, может, не так уж и трудно, учитывая даже полные вёдра сырой глины. Второй раз тяжелее. Третий раз Кирилл ставил вёдра перед собой, потом, придерживаясь за них, передвигал ноги. Он добрался уже почти до верха. На самой вершине - сосна. Песок из-под её корней давно выполз. Сосна раскинула ветки в сторону. Она словно знала, что рано или поздно ей придётся лететь с крутизны к речке. Кирилл сделал ещё один шаг. Песок пополз из-под его ног. Кирилл выпустил вёдра и уцепился за корни сосны.
Берегись! - закричал он Анатолию.
Где тут беречься, если ноги по колено в песке, если они дрожат вдобавок. Вёдра пролетели кувырком мимо Анатолия, выбили у него из рук его собственные вёдра и остановились у самой реки.
Четыре ведра лежали внизу под обрывом. В каждом по пуду.
Анатолий подполз к Кириллу, сел рядом с ним.
Давай удерём, а? Плюнем на всё и удерём в леса…
Мне нельзя, у меня язва, - печально ответил Кирилл.
Они приспособились носить вёдра на палке. Повесят вёдра на шест, шест взгромоздят на плечи. Это не легче, да и качает из стороны в сторону.
Куча глины и куча песка росли перед домом. Росли они медленно. Десять раз пришлось ходить к реке.
Когда они возвращались с последней ношей, кто-то крикнул почти над самыми их головами:
Кирилл и Анатолий остановились.
Это уж слишком, - сказал Анатолий. - Заставляет работать и ещё издевается.
Тпру! - снова раздался сердитый окрик.
Из-за кустов выехал мальчишка. Он стоял в телеге, напоминавшей ящик, и кричал на буланую лошадёнку. Лошадёнка тянулась к траве, обрывала листья с кустов, как капризная гостья, которой не хочется ничего и хочется попробовать всё, что есть на столе. - Садитесь, поехали, - сказал мальчишка. - А ну не балуй!
Куда ещё?
Садитесь, садитесь. Мне лошадь ненадолго выписали.
Подвода тряслась по дороге. Мальчишка деловито покрикивал на бойкую лошадёнку.
Кирилл и Анатолий сидели вцепившись в высокие борта телеги.
Тяжёлая пыль плескалась над лошадиными копытами, растекалась от колёс волнами.
Давай, Толя, отдыхай. Какое небо над головой и цветочки!..
Анатолий хотел ответить насчёт неба, но тут телегу тряхнуло, и он ткнулся головой в спину вознице.
Мальчишка остановил лошадь.
Вокруг поля, перелески. На высоком бугре развалины старинной церкви. Церковная маковка валялась рядом. Она напоминала остов корабля, выброшенного бурей на мель.
Здесь прежде деревня большая была, - сказал мальчишка. - Фашист в войну спалил. И церкву фашист разрушил… Хорошая была церква. Кино в ней пускать вполне можно…
Мальчишка спрыгнул на землю, подошёл к накренившейся стене и постучал по ней кулаком.
Не знаете, случаем, какая раньше извёстка была? Я вот всё думаю - крепкая была извёстка.
Анатолий принялся объяснять, что старые мастера замачивали известь на несколько лет. Строили долго и дорого.
Зато и стояла сколь надо. - Мальчишка вытряхнул из телеги солому, постланную, чтобы Кириллу и Анатолию было мягче сидеть.
Прошлым летом я в РТС работал на водонапорной башне. Так нынче трещину дала… А ничего не придумали, чтобы быстро и надолго?
Придумали, наверно, - ответил Анатолий. - По всей стране такое строительство идёт, а ты говоришь - не придумали.
Я не говорю, - пробормотал мальчишка. - Грузите кирпич.
Кирилл и Анатолий нагружали телегу битьём, старались выбирать половинки.
Хватит, - сказал мальчишка. - Лошадь не трактор. В другой раз сами поедете, без меня. Только в деревню не смейте. Я председателю наврал, что подвода нужна за вещами съездить на станцию… Я пошёл…
Куда ещё? - крикнул Анатолий.
А по делам, - невозмутимо ответил мальчишка.
Кирилл и Анатолий сгружали возле дома третью подводу. Собрались уже ехать за четвёртой, как появился мальчишка. Он притащил моток проволоки, несколько старых рессорных листов и ржавые колосники.
Вот, - сказал он довольно. - Рессоры я у Никиты выпросил, у колхозного шофёра. Я с ним весной блок перебирал… Колосник мне кузнец дал, дядя Егор. Я с ним прошлой осенью бороны правил. А проволоку Серёга отмотал. Монтёр Серёга. Мы с ним проводку сегодня тянули по столбам.
Слушай, с председателем ты ничего не делал? - ехидно спросил Анатолий.
А что мне с председателем делать?
Колхозом управлять, к примеру.
Шутите. Для этого дела мотоцикл нужен, - с завистью сказал мальчишка. Почувствовав насмешку, он придавил глаза бровями и сказал строго: - Кирпич-то разобрать нужно. Битый отдельно. Половинки отдельно, целые кирпичины в особую кучу.
Кирилл и Анатолий принялись разбирать кирпичи.
Мальчишка поглядел на них, взял лопату и, ни слова не говоря, принялся копать яму.
За водой сбегайте, - скомандовал он, даже не подняв головы.
Анатолий схватил вёдра.
Не споткнись! - крикнул ему Кирилл.
Потом Кирилл бегал за водой. Потом опять Анатолий. Потом Кирилл бросал в мальчишкину яму песок, Анатолий - глину. Оба по очереди лили в яму воду. Мальчишка замешивал раствор.
Видели, как надо? Теперь сами… Чтоб комочков не было… Давайте… - Он отдал лопату Анатолию, сам пошёл в домик обмерять пол.
Под вечер, когда Кирилл и Анатолий не падали лишь только потому, что вдвоём держались за лопату, а лопата накрепко завязла в растворе, мальчишка сказал:
На сегодня хватит. Отдыхайте. Завтра приступим. - Взял коня под уздцы и повёл его по дорожке. - До свидания.
До свидания, - сказал Кирилл.
Молочка бы сейчас попить, - сказал Анатолий.
Приятели обождали, пока не замолк скрип колёс, и направились к деревне.
Они долго плутали по улицам в поисках дома, где, по их мнению, оказалось бы самое сладкое молоко.
Наконец они выбрали избу, с высокой крышей и с тюлевыми занавесками. Постучали по стеклу пальцем.
Из окна выглянула старуха. Крепкая - зубов полный рот. Морщины на её щеках всё время двигались, словно рябь на воде.
Ой, родимые! Кто это вас так уходил? - спросила старуха, и все морщинки побежали у неё на лоб.
Нам бы молочка, - сказал Анатолий, прислонясь к стене.
И свежих огурчиков, - сказал Кирилл.
Сейчас… Я вам и картошки горяченькой… - Старуха скрылась в окне.
Напротив ставили новый дом. Сруб был уже почти подведён под крышу.
Два мастера укрепляли последний венец: один старый, с давно не бритым подбородком, с усами, напоминавшими две зубные щётки; другой молодой, в линялой майке.
Анатолий нервно закашлялся.
Он, - кивнул Кирилл.
Мальчишка заметил их тоже. Он приподнялся на срубе, замахал рукой.
Эй, эй!.. Подождите, дело есть…
Анатолий юркнул в кусты, Кирилл бросил на старухино окно голодный, печальный взгляд и шмыгнул за товарищем.
Эй, эй!.. - крикнул мальчишка.
Старуха высунулась из окна.
Вот молочко, - сказала она. - Вот картошка…
Кирилл и Анатолий бежали к своей хижине. В этот день приятели легли спать, даже не попив чаю.
Они ворочались на сенниках. Ломило кости, мускулы ныли и вздрагивали, словно через них пропустили электрический ток.
Они слушали, как гудят сосны, потерявшие под старость сон, как лопочет задремавший подлесок. В висках толкалась уставшая кровь. Кириллу мерещились громадные кирпичные горы, каждая величиной с Казбек, трубы всех размеров, водонапорные башни, телеграфные столбы, печи простые и доменные, города, небоскрёбы! И над всем этим возвышался мальчишка. Он шевелил губами и норовил обмерить весь белый свет своей верёвочкой.
Утро стекало с подоконника солнечными струями. Тёплый сквозняк шевелил волосы. На подоконнике сидел воробей. Он клюнул доску раз, клюнул два, сыто чирикнул и уставился булавочными глазами на спящих людей.
Кирилл пошевелился, открыл глаза и тотчас закрыл их. На табуретке посередине комнаты сидел мальчишка и перелистывал книгу.
Здравствуйте, - сказал мальчишка.
Анатолий тоже открыл глаза.
Уже, - сказал Анатолий.
Мальчишка ткнул пальцем в страницу.
Ценные книги. И сколько в земле всякого жилья позасыпано. Я вот смотрю, как только человек образовался, - сразу строить начал. - Мальчишка окинул глазом кирпич, наваленный у порога, крыши, видневшиеся за полем.
Видать, строительная профессия самая что ни на есть древняя. Впереди всех началась. Портные там, сапожники - это уже потом… Даже хлеб сеять после начали.
Да, - промычал Анатолий, - ты прав, пожалуй. - Он впервые посмотрел на мальчишку с интересом, потом встал, кряхтя и охая.
На полу лежала рама, сколоченная из досок.
А это ты зачем приволок? - проворчал Кирилл. - Может, дополнительно к печке курятник хочешь соорудить?
Для удобства размеров, - пояснил мальчишка. - Я её сегодня утром сколотил. Попросил у Матвей Степаныча досок. Он бригадир плотницкий.
Кирилл закутался в простыню.
Ты с ним правление колхоза ставил. Я знаю…
Шутите. - Мальчишка положил книгу, встал с табуретки. - Правление у нас каменное, сами видели. Мы ему на скотном дворе помогали. Там все ребята работали. Сейчас-то все наши в поле. Косят.
А ты что же?
Я по причине ноги. Ходить долго не могу.
Кирилл ещё плотнее запахнул простыню. Утро его почему-то не радовало. Он морщился, вытягивал шею, дёргал подбородком.
Где ж ты ногу сломал? При самолётной катастрофе, конечно?
Анатолий глянул на Кирилла насмешливо.
Шутите, - сказал мальчишка. - Мы в футбол играли - я на стекло напоролся. - Он прошёл в угол, развернул газетный свёрток, вытащил инструменты и гвозди.
Чего вчера от бабки Татьяны убежали? Я вам костыли хотел дать…
Костыли бы сейчас не помешали, - покряхтел Кирилл, поднимаясь с матраца.
Ты как, нам позавтракать дашь или сразу за водой бежать, за кирпичом, может? - спросил Анатолий.
Позавтракайте, - разрешил мальчишка, установил раму по меловым отметкам, прибил её к полу железными костылями. - Натощак работать трудно. Вон я вам кринку молока принёс.
Анатолий взял холодную кринку, взболтнул её и приложился к горлышку. Припадая на обе ноги, подошёл Кирилл.
Дай мне.
Чайку попьёшь. У тебя язва… - Анатолий отстранил Кирилла, повернулся к мальчишке: - Эй, варяг, поёшь с нами.
Я ещё сытый. Я утром блины ел со сметаной. - Мальчишка вбил последний костыль. - Когда у вас печка будет, вы тоже блинами завтракать сможете.
Блинами завтракать, - пробрюзжал Кирилл. - Дай молочка…
Анатолий передал ему кринку.
Ладно. Говорить правильно он ещё выучится. Командуй, мастер, что делать?
А много делать, - впервые улыбнулся мальчишка. - Кирпич носить, раствор месить. Работы хватит.
Кирилл допил молоко, поставил кринку в угол и схватился за поясницу.
Ой! - сказал он. - Лучше бы всухомятку.
Работали в одних трусах. Кирилл и Анатолий носили воду, замешивали раствор. Когда печка с плитой поднялась мальчишке до пояса, он отложил мастерок и задумался, потом лёг на пол, достал из-за пазухи обломок карандаша, клочок мятой бумаги и принялся чертить.
Кирилл и Анатолий примостились на полу рядом с ним. Мальчишка чертил карандашом на бумаге, скрёб карандашом по своей голове, вздыхал и опять чертил. Он спросил вдруг:
Вы много зарабатываете?
Кирилл и Анатолий переглянулись. Кирилл пошлёпал пальцем по оттопыренной губе. Анатолий загасил папиросу, сунув её в раствор.
Бывают люди, много зарабатывают, а такие экономные. Ну, жадные, что ли, - сказал мальчишка.
Вот почему ты перестал печку класть!
Н-да… Вот, оказывается, что ты за личность… Не беспокойся, мы тебе заплатим как следует.
Мальчишка опустил голову, перевязал верёвочку на калоше.
Я не к тому, - пробормотал он. - Мне деньги не надо. Я за интерес работаю. - Он пододвинулся к заказчикам. - Если вы много зарабатываете, почему бы вам не устроить электрическую печку? И грязи меньше, и за дровами ходить не нужно.
Мальчишка встал, подошёл к печке.
Спираль нужно и регулятор. Правда, она току много употребляет. Мы такую с Сергеем-монтёром в инкубаторе делали. Но если вы хорошо зарабатываете…
Ты это брось. Ты делай, что начал! - оборвал его Анатолий.
А я что? Я делаю… Я только про интерес говорю. Деньги мне ваши не надо. - Он помигал белыми ресницами и пошёл к двери.
Ты куда?! - крикнул Кирилл.
Мальчишка не ответил. Двери плотно закрылись за ним. Тишина.
На печке стояло ведро; оно протекало немного. Капли падали на пол - «кап, кап, кап…».
Анатолий поднялся, подцепил раствор из ведра, шлёпнул его на угол плиты и уложил кирпичину.
Зря мальчишку обидели, - сказал он. - Зачем ты на него накричал?
Это ты на него накричал, - огрызнулся Кирилл. - Ты на него второй день кричишь. Не разбираешься в людях.
Ты разбираешься. - Анатолий положил ещё одну кирпичину. - Давай догоним его. Объясним: мол, вышло недоразумение.
Они выскочили из домика. Кирилл крикнул:
Эй!.. Эй!..
Никого вокруг.
Эй, ты!.. - снова закричал Кирилл. - Слушай, а как его зовут?
Варяг, - смущённо сказал Анатолий.
Конечно, отыскать такого заметного мальчишку в деревне - дело простое. Спросил, и каждый ответит.
У скотного двора приятели встретили доярок в белых халатах.
Простите, - сказал Анатолий. - Вы не скажете, где тут мальчишка живёт?
Какой? - спросила красивая девушка с ямочками на щеках.
Майка выцветшая, трусы обвислые, - пришёл на подмогу приятелю Кирилл. - Нос вроде фиги… Голова не стриженная давно.
Девушка засмеялась.
У нас все такие. Их сейчас стричь некогда. Мы их по весне вместе с овцами стрижём.
Засмеялись и другие доярки.
А девчат вы не ищете? - Подталкивая друг друга, они протиснулись в дверь.
У него на одной ноге калоша, верёвочкой привязанная! - крикнул Кирилл.
Девчата за дверью захохотали ещё громче.
Кирилл и Анатолий упрямо шагали по улицам. Улиц в деревне немного. Одна, другая - и всё тут.
Культурные городские люди, - ворчал Анатолий. - Даже имени не спросили. Позор!
Возле правления колхоза стоял трактор. Мотор работал на малых оборотах, пофыркивал и иногда встряхивал машину. К трактору была прицеплена самосвальная телега с громадным возом сена. Коза, встав на задние ноги, теребила сено. А возле крыльца стояли тракторист и девушка-счетовод.
Увидев тракториста, Кирилл и Анатолий воспряли духом.
Этот мальчишка… Где он живёт? - спросил Анатолий. - Тот, помните?
Помню, - пробурчал парень свирепо. - Эта чума вон в том доме обитает. Его Гришкой зовут…
Спасибо, - сказал Кирилл.
Они с Анатолием пошли было, но парень окликнул их:
Постойте. Его сейчас дома нет. Он у бабки Татьяны.
Дом бабки Татьяны оказался тем самым, где Кирилл и Анатолий просили молока. На стук им никто не ответил. Они вошли в просторные чистые сени, остановились на пороге комнаты.
В комнате чисто. Пол устлан стираными дорожками. На стене два плаката по животноводству, старая икона и портрет Ворошилова в военной форме. Скатерть на столе откинута. На газете наполовину разобранная швейная машинка старинного образца.
Гришка! - позвал Анатолий тихо.
Молчание. Только край занавески шуршит по обоям.
Гришка! - позвал Кирилл.
Опять тишина.
За их спинами открылась дверь. Вошла бабка Татьяна.
А-а-а, - сказала она. - Здравствуйте… За огурчиками зашли?
Нет, огурчики потом. Мы Гришку ищем.
Гришку? Чего же его искать? Вон он, машинку налаживает. - Бабка подошла к дверям, глянула в комнату. - Только что был… Меня вот за маслом послал к Никите Зотову, к шофёру. Говорит, принеси солидол. Без него не получится… - Бабка поставила баночку с маслом возле машинки, посмотрела туда, сюда. - Вы проходите, садитесь… Я вас молочком топлёным угощу.
Кирилл и Анатолий прошли к столу. Бабка вытерла руки о фартук и засеменила за перегородку к печке. Вдруг она громко вскрикнула и выскочила обратно.
Кто там?
Там, - сказала старуха испуганным шёпотом и показала локтем за перегородку. Она смотрела на гостей со страхом и недоверием. - А куда ж вы вчерась, кормильцы, удрали?..
Кирилл и Анатолий встали из-за стола.
Старуха попятилась, потом шустро подскочила к окну.
Иван! Иван! Спасай! - завопила старуха, откинув занавеску. - Я ж тебе говорю, - спасай, окаянный!
Кирилл и Анатолий подошли к русской печке.
На шестке, между чугунов и сковородок, топтались два громадных валенка, перепачканные в золе и саже. Один валенок приподнялся. Из пятки у него выбивался дымок. Вероятно, пятку прожгло углем. Анатолий решительно постучал по валенку согнутым пальцем.
Слушайте, товарищ.
Валенок опустился, выдавив из пятки ядовитое облачко дыма.
Анатолий постучал ещё раз.
Эй, что вы там делаете?
В дверях показались бабка Татьяна, тракторист и девушка-счетовод.
Вот они. - Бабка победно подбоченилась. - А третий ихний в печке шарится. Я их ещё вчерась приметила. Не наши люди…
Неловко получается, граждане, - сказал тракторист. - Что вы тут делаете?
Мы ничего…
Мы Гришку ищем…
Девушка-счетовод выглядывала из-за широкой трактористовой спины.
Вы что ж, его в трубе ищете? - спросила она. - Он, чай, не окорок.
А если документы проверить? - Парень двинулся вперёд, выпятив все свой мускулы.
Проверь, Ванюша, проверь! - сказала старуха.
Но тут валенки шевельнулись. Один опустился с шестка, нащупал табуретку. За ним - другой. Из печки вылетело облако сажи. И появился Гришка. Весь перемазанный, полузадохшийся. Он чихнул и открыл глаза.
О господи! - ахнула бабка. - Да чего же ты в трубе делал?
Бабка опомнилась от изумления и страха, схватила сковородник.
Я тебе дам колено, мазурик! Машину развинтил, а сам в колено полез?!
Парень-тракторист подошёл к Гришке, ткнул его пальцем в живот и восхищённо пробормотал:
Вот чума! Вот это чума!..
Гришка спрыгнул с табуретки, увернулся от бабкиного сковородника, перепачкав Анатолия сажей.
Печник говорил - у вас печка высшего класса. Почему у вас хлебы лучше всех?!
Старуха изловчилась, схватила его за чуб.
Мой хлебы мой руки делают, а не какие-то там коленья. Валенки стариковы прожёг. Я из тебя дурь вытрясу!
* * *Кирилл и Анатолий сидели на подоконнике в своём доме. Их мучила одна догадка, но они молчали, не решаясь произнести её вслух.
Скоро прибежал Гришка.
Ещё за волосы дерёт, - сказал он, размазывая по лицу сажу. - А вы не беспокойтесь, я сейчас. - Он подошёл к печке. - А может, вам русскую сложить? - Глаза у него заблестели. - В русской колено вот так идёт…
Ты лучше скажи, - не выдержал Кирилл, - зачем ты нам голову дуришь? Ты думаешь, мы глупые? Ты ведь печек никогда не делал.
Гришка отвернулся.
А я разве говорил такое? Я не говорил… - Он постоял немного, поводил калошей по полу. - Плотницкое могу. Трактор водить могу. За движком на электростанции следить могу. Я швейную машинку чинил даже. У бабки Татьяны. Системы «Зингер».
Видели мы твою починку, - сказал Анатолий.
Так это в который раз уже. У неё вал подносился. Надо втулку специально точить… - Гришка посопел в обе ноздри, опустил голову. - А печек… Печек не клал…
Мы-то здесь при чём? - устало спросил Анатолий. - Зачем ты нас заморочил?
Вы ни при чём, конечно. - Гришка снял ведро с раствором, поставил его на пол. - Печник у нас - чистый бандит. Вся деревня через него страдает. Вон сколь домов без печек стоят. А он как заломит цену, хоть корову продавай.
Гришка уложил на угол плиты кирпичину, потом другую. Сердито, словно кому-то назло.
Этот печник - жлоб. Никого к себе не подпустит. Боится заработок потерять. Я за ним три дня подсматривал в окно. Как он до этого места дошёл… - Гришка снял уложенные кирпичины, бросил их обратно на пол и пошлёпал по плите мастерком. - Как до этого места дошёл, заметил меня и прогнал лопатой. А печку мы всё равно поставим. Вы не сомневайтесь. В печке самая загвоздка в колене, как колено вывести… В колене всё состоит… Вы потерпите только.
Кирилл и Анатолий разостлали на полу большой лист бумаги, придавили края обломками кирпичей.
Вы чего? - спросил Гришка.
Печку… Ты что думаешь, мы будем ждать, пока ты сообразишь, как колено вывести?..
До вечера они конструировали печку на бумаге. Втроём. Гришка потерял всю свою солидность.
Тяга ведь вверх идёт, - говорил он. - Воздух горячий возьмёт разгон, тут его и поворачивать.
Кирилл рисовал колено.
Правильно! - вопил Гришка. - Пришпилим…
Один раз он всё-таки сказал с сожалением:
Может быть, русскую, а? У нас тут всё больше русские в моде. Хлебы печь.
Делай, что начали! - прикрикнул на него Анатолий.
На исходе дня они приступили к строительству. Гришка вёл кладку, Кирилл с Анатолием подавали ему кирпич, воду и раствор.
Ложитесь, кирпичи, лежите на печи. Засунем в печь полено - полезет дым в колено! - распевал Гришка под потолком. Он задрал голову кверху, помигал и сказал расстроенно: - А дырку-то? Дырку-то не прорубили - трубу выводить.
Кирилл и Анатолий полезли на чердак.
Кирилл прорубал в потолке, Анатолий - в крыше.
Работал Кирилл неумело, поэтому доски, которые он вырубил, повалились вниз.
Эй! - закричал Кирилл. - Отскакивай!.. - Просунул лысоватую голову в дыру и закричал ещё громче: - Что ты делаешь?
Анатолий тоже наклонился над отверстием.
Гришка старательно разбирал печку. Он складывал кирпичи на пол, соскабливал с них раствор.
Ты что, с ума сошёл? - Анатолий спрыгнул с чердака на землю, ворвался в домик. - Делали-делали. Уже ночь на дворе.
Упущение допустили, - возразил Гришка.
Какое ещё упущение? - спросил Кирилл с чердака.
Печурку нужно, как у бабки Татьяны.
Кирилл покрутил пальцами возле виска.
Сдвинулся… Давай уж сразу всю комнату печками загородим. В том углу голландку, в том - «буржуйку». Тут печурку, тут лежанку…
Гришка разостлал чертёж.
Зачем? Печурка, она вроде норы. Она в печке делается. Носки в ней сушить можно, валенки греть… У бабки Татьяны в печурке кот спит.
Но ведь у нас нет кота, - сказал Анатолий, устало садясь возле Гришки.
Это вы не беспокойтесь. Я вам кота доставлю.
Гришка подошёл к печке, пытаясь показать, какая бывает печурка.
Она такая, - говорил он. - Норой… В общем, печка без печурки, как велосипед без звонка. Из печурки тёплый воздух в комнату волной прёт.
Они сделали печурку. Они сделали не одно колено, а целых три. Трубу они соорудили широкую, на голландский манер.
Агрегат тепла, - сказал Анатолий.
Монумент, - сказал Кирилл.
Это ещё не всё, - сказал Гришка. - Её ещё обмазать и просушить нужно.
Третье утро вошло в домик тихо и неожиданно. Оно дрожало вокруг кисейным туманом. Третье утро заполнило домик запахом трав. Этот запах пересилил запах глины, запах старой извёстки.
Тишина, - сказал Кирилл.
Скоро радио заговорит, - сказал Анатолий. - «С добрым утром, дорогие товарищи». - Анатолий оглядел стены.
- …Вы не беспокойтесь, - перехватив его взгляд, заявил Гришка. - Я вам радио проведу. Тогда у вас совсем как у людей будет.
Печка, обмазанная глиной, стала совсем красивой.
Гришка приволок охапку хвороста. Кирилл и Анатолий пошли к роднику мыться.
Они поливали друг друга из ведра, шлёпали себя по бокам, приглушая тем самым гордую усталость. Они не заметили, как подошёл председатель колхоза. Вместе с ним застенчиво трусил невысокий мужичок в полосатой рубашке, застёгнутой до самого ворота.
Вот. - Председатель кивнул на своего спутника. - Здравствуйте… Печник вчерась прибыл. Если, конечно, договориться с ним.
Печник скромно улыбался.
Работы у меня много. Все поперёд других хотят. От этого цена. И ещё цена от колен зависит.
Анатолий осмотрел печника с головы до пят. Кирилл сделал то же самое в обратном порядке.
Да, - сказал Анатолий, - конечно, в колене всё состоит…
И ещё смотря какую печку. - Мастер переступил с ноги на ногу. - Печки ведь разные бывают. Русские бывают, хлебы печь. Голландки, они для тепла больше. «Буржуйки» ещё…
Это для фасона, - подсказал Кирилл.
Печник мягко поправил его:
Для уюта… «Буржуйка», она…
Нам вот такую, - перебил печника Анатолий. Он шумно раздвинул кусты и показал на крышу. В этот момент труба выбросила густой клубок дыма. Дым покружился вокруг каёмки, побелел и побежал весёлой струёй вверх.
Печник замигал. Глаза у него забегали, пальцы зашевелились. Он сразу весь пришёл в движение, словно прислонился к горячему.
На порог дома вышел Гришка, перепачканный и усталый.
Ты?.. - спросил председатель.
Мы… Это мы вместе, - испуганно ответил Гришка. Но, почувствовав, что никакой трёпкой это дело не угрожает, Гришка приосанился и с ухмылкой глянул на печника.
Труба дымила. Домик, казалось, плыл вдоль лесистого берега. Он будил лесную чащобу, пугал тишину своим весёлым, обжитым видом.
|
Герои книги Радия Погодина - дети и взрослые. Писатель всегда на стороне правды, справедливости, он требует от человека, взрослого и маленького, учиться жить в непрестанном удивлении перед чудом бытия, подвига человеческого труда, любви, дружбы, благородства, ибо без этого удивления нет истинной радости, нет духовности, нет добра, нет человека. В настоящем издании собраны рассказы о детях, о становлении детского характера, о преодолении первых трудностей, о первых радостях, о дружбе. В книгу вошли хорошо знакомые юным читателям рассказы - "Откуда идут тучи", "Шутка", "Что у Сеньки было", "Петухи" . Издание богато иллюстрировано художником Ю. Даниловым. Издательство: "Детская литература. Ленинград" (1976) Формат: 70x90/16, 232 стр. |
Радий Погодин
| Погодин Радий Петрович | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Пого́дин Ра́дий Петро́вич (16 августа , д. Дуплёво Новгородской обл . - 30 марта , Ленинград) - советский писатель, художник, поэт, сценарист.
Биография
В 1925году вместе с семьей Радий Петрович переезжает в Ленинград. Он начинает работать слесарем в авторемонтных мастерских Северо-Западного фронта В 1942году вместе с семьей был эвакуирован из Ленинграда в Пермскую область . Работал монтёром и кочегаром в детском доме. После окончания пехотного училища Погодин отправлен в действующую армию. Участвовал в освобождении левобережья Украины , форсировал Днепр , был ранен. После госпиталя был направлен в 33-ю бригаду 9-го корпуса 2-й гвардейской танковой армии в разведку. Участвовал в боях под Яссами , освобождал Люблин , Варшаву , брал Берлин . В 1945 в звании сержанта уволен в запас. Учился на подготовительных курсах в . С 1946 по 1950год он работал в пожарной охране в Москве . Начал печататься в ведомственной многотиражке «Боевой сигнал». Обвинён по статье 58-10, «антисоветская пропаганда». Скрывался, был арестован, отбыл срок. Радий Петрович вернулся в Ленинград в 1950году, а после, в 1953году переехал в Йошкар-Ола и начал работать на радио. В 1954 Погодин снова вернулся в Ленинград. В альманахе «Дружба» опубликован его первый рассказ: «Мороз», а в 1957году издана первая книга писателя «Муравьиное масло». В 1959 году Погодин Радий Петрович был принят в [Союз писателей СССР].
Награды
- Дважды кавалер ордена Славы .
- Дважды кавалер ордена Красной Звезды .
- Боевые медали.
- - Возвращены боевые награды, отобранные при аресте.
Литературные награды
- - Премия Союза писателей РСФСР . Почетный Диплом Международного Совета по детской и юношеской литературе им. Ханса Кристиана Андерсена - за книгу «Перейти речку вброд».
- - Премия UNICEF на Всемирном кинофестивале в Западном Берлине за фильм «Что у Сеньки было».
- - Лауреат Государственной премии РСФСР имени Н. К. Крупской за книгу «Лазоревый петух моего детства».
- - Почетный Диплом Всесоюзного конкурса на лучшую детскую книгу - за разработку современной литературной сказки для детей.
- - Международная премия имени М.Горького за книгу «Книжка про Гришку». Диплом 1 степени XXX Всероссийского конкурса «Искусство книги» за книгу «Земля имеет форму репы».
- - Почетный Диплом за вклад в Российскую литературу, книжную культуру для детства и отрочества. Национальная секция Международного Совета по детской книге. Совет по детской книге России.
Ссылки
Другие книги схожей тематики:
| Автор | Книга | Описание | Год | Цена | Тип книги |
|---|---|---|---|---|---|
| Радий Погодин | В сборник вошли циклы рассказов: "Кирпичные острова", "Откуда идут тучи", "Книжка про Гришку" и другие. Издание снабжено иллюстрациями - Детская литература, (формат: 70x90/16, 319 стр.) Библиотечная серия | 1985 | 280 | бумажная книга | |
| Радий Погодин | В книгу вошли хорошо известные произведения писателя о детях и взрослых: "Кирпичные острова", "Рассказы о веселых людях и хорошей погоде", "Шаг с крыши", "Ожидание" . В них показано становление… - Детская литература. Ленинград, (формат: 60x84/16, 462 стр.) | 1974 | 500 | бумажная книга | |
| Радий Погодин | Сборник повестей и рассказов Радия Петровича Погодина для среднего и старшего возраста - Детская литература. Ленинград, (формат: 60x84/16, 290 стр.) | 1975 | 330 | бумажная книга | |
| Константин Симонов,Анатолий Митяев,Андрей Платонов,Михаил Шолохов,Радий Погодин,Леонид Пантелеев,Лев Кассиль,Алексей Толстой,Владимир Железников,Константин Паустовский | В сборник вошли произведения известных советских писателей: А. Митяева, Л. Пантелеева, Л. Кассиля, А. Платонова, А. Толстого, К. Симонова, В. Железникова, М. Шолохова, Р. Погодина и К. Паустовского … - РОСМЭН, (формат: 84x108/32, 224 стр.) ВНЕКЛАССНОЕ ЧТЕНИЕ | 2015 | 117 | бумажная книга | |
| Погодин Радий Петрович | Ребята с нашего двора | 2018 | 484 | бумажная книга | |
| Погодин Радий Петрович | Как нагреть море, уговорить маму завести щенка и стоит ли связываться с девчонками? Кешка и его друзья знают ответы на эти вопросы. В озорных, добрых и тёплых рассказах Радия Погодина ребята… - Речь, (формат: 145*220мм, 192 стр.) Ребята с нашего двора | 2018 | 338 | бумажная книга | |
| Радий Погодин | Была у Сеньки обида, и решил он бежать из родительского дома. Забрался на высокий бугор - попрощаться со своей деревней и со всей округой. А дальше писатель Радий Погодин говорит о Сеньке так: "От… - Детская литература. Ленинград, (формат: 60x84/16, 304 стр.) | 1972 | 250 | бумажная книга | |
| Радий Погодин | Рассказы о детях, о становлении детского характера, о преодолении первых трудностей, о дружбе - Детская литература. Ленинград, (формат: 70x90/16, 128 стр.) | 1980 | 230 | бумажная книга | |
| Радий Погодин | В сборник вошли рассказы из циклов "Муравьиное масло", "Рассказы о весёлых людях и хорошей погоде", "Ожидание", "Кирпичные острова" - Детская литература. Ленинград, (формат: 84x108/32, 392 стр.) Школьная библиотека | 1964 | 260 | бумажная книга | |
| Радий Погодин | В книгу избранных произведений Р. П. Погодина вошли известные повести и рассказы: "Кирпичные острова", "Включите северное сияние", "Дубравка", "Ожидание" и др - Детская литература, (формат: 60x84/16, 496 стр.) | 1982 | 500 | бумажная книга | |
| Радий Погодин | В книгу избранных произведений вошли повести и рассказы "Где леший живет?", "Красные лошади", "Книжка про Гришку", "Трень-брень" и др - Детская литература. Москва, (формат: 60x84/16, 496 стр.) | 1983 | 500 | бумажная книга | |
| Радий Погодин | В книгу известного писателя Радия Погодина, лауреата премии им. Г.-Х. Андерсена вошли повести и рассказы, полюбившиеся не только отечественному, но и зарубежному читателю - Лениздат, (формат: 70x108/32, 476 стр.) | 1992 | 430 | бумажная книга | |
| В сборник вошли произведения таких писателей, как Лев Кассиль, Радий Погодин, Анатолий Митяев, Валентина Осеева, Константин Симонов, Алексей Толстой, Михаил Шолохов, Владимир Богомолов - Самовар, (формат: 70x90/16, 128 стр.) Школьная библиотека |
Жизнь и творчество детского писателя Радия Петровича Погодина (1925-1993), родившегося в деревушке под Тверью, связаны с Санкт-Петербургом, куда родители привезли его в двухлетнем возрасте. Читать мальчик научился в пять лет, и любимой книгой стал роман Сервантеса «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский».
В детстве Радий мечтал о профессии геолога, моряка, но, когда пришла война, рыл вместе со всеми окопы, пережил ленинградскую блокаду, в 1943 году почти школьником пошёл на фронт. Его назначили командиром взвода разведчиков. Хитростью, осторожностью, смелостью и отчаянностью ― всеми этими качествами Радий Петрович обладал сполна! Он освобождал Украину, Румынию, Польшу, участвовал в штурме Берлина, был ранен, награждён орденами Славы и Красной Звезды.
Когда война кончилась - работал. Работал воспитателем, слесарем-механиком, лесорубом, грузчиком, мойщиком окон, пионервожатым, штамповщиком по металлу, пожарным, журналистом. По доносу был арестован, сидел «за антисоветскую пропаганду».
Впоследствии Погодин вспоминал: «...на спор я написал рассказ... С этим первым рассказом я пошёл в Союз писателей... был принят и стал писать взрослые рассказы. Но все мои рассказы были названы космополитизмом, модернизмом... за что тогда сажали. А я только что вышел. Сесть второй раз не хотелось. И вот будучи поставлен в такие условия, когда, что ни напишешь, всё ― космополитизм, вынужден был либо бросить писать, либо найти вид литературы, не связанный с этим понятием. Выбрал детскую литературу, куда и ушёл».
С тех пор Радий Погодин написал более 20 книг, среди которых сборники рассказов, повести, сказки, пьесы. Пользовались популярностью и фильмы, снятые по повестям писателя. Читатели детских журналов «Мурзилка», «Пионер», «Костёр» с нетерпением ждали его новых произведений. Многие книги были переведены на десятки языков и оценены по достоинству: Погодину присудили премию имени Ганса Христиана Андерсена.
Радий Петрович ― неисправимый романтик: от жизненных бед и напастей спасался фантазией, любил рисовать. Похожи на автора и герои. Они тоже любознательные мечтатели: видят красоту в окружающем их мире и в простых проявлениях жизни. Одна книга так и названа: «Рассказы о весёлых людях и хорошей погоде»! Её герои - люди открытые, не унывающие в беде, верные в дружбе. С ними не устанешь и не замёрзнешь, от общения с ними весело на душе.
По мнению писателя, весёлый, жизнерадостный человек способен на смелый поступок. «Десять лет - это возраст отважных, выносливых и терпеливых» - читаем мы в повести «Ожидание (три повести об одном и том же)». Главный герой её Васька придумал себе новое имя ― Вандербуль: «Старое ему не годилось. Что в нём, в старом? Вась-ка. Словно просачивается и уходит застрявшая в раковине вода. Пусть люди сами придумывают себе имена. Вандербуль! Словно боевой клич. Славно жить с таким именем».
В рассказе «Муравьиное масло» тоже есть такой человек со странным именем Ива. Это удивительный парень: забивает доску в заборе - приказ есть приказ ― волю закаляет, имеет собственную теорию жизни. Но вернёмся к Ваське, то есть уже не Ваське, а Вандербулю.
Каких только безумных поступков не совершает Вандербуль! Вот он решительно требует от врача, чтобы ему вырвали здоровый зуб. А коленки у него дрожат! Засовывает руку в кипяток. Ох как больно! Вот Вандербуль пробирается на корабль, замыслив побег. Может быть, там, за горизонтом, его поймут, там он себя проявит! Но молодой пограничник привозит его домой и сдаёт под расписку дворнику. Вандербуля ругают родители, учителя, ведь что бы он ни сделал - всё глупо и достойно наказания («нельзя!», «встань в угол!», «дай дневник!»).
Поступки Вандербуля, с точки зрения взрослого человека, безобразны и отвратительны. Но как ему сочувствуют читатели-ровесники! Их тоже не понимают и наказывают за попытки к самостоятельности. Читая, вдруг задумываются над тем, на что прежде не обращали внимания. И кто-то, может быть, станет чуть отважнее, чуть добрее.
Справедливы слова С. Михалкова о Радии Погодине: «Вопросы, которые его самого интересуют и которыми он хочет заинтересовать читателей, не очень трудно свести к одному: почему тот или иной человек так поступил? Вот и всё».
Радий Петрович один из первых рассказал об упрямых, непослушных ребятах, попытался объяснить взрослым причины непонятных поступков подростков: детство - пора мужества, взросления. Как, впрочем, и вся дальнейшая жизнь человека.
В грустной повести-пьесе «Трень-брень» рыжей девочке Оле пришлось решать, с кем она и против чего. Конечно, против хамства, глупости, серости! А рассказ «Кирпичные острова» о доброте, честности, умении осознавать и исправлять совершённые ошибки, о доброжелательном и вежливом отношении к окружающим.
«Я люблю писать именно о таких ребятах, о тех, кто первым идёт вперёд. Гришка, герой «Книжки про Гришку», дошкольник, мальчик, постигающий мир через добро и зло, через любовь и обиды, через ложь и оправдания, через саму жизнь. Главная черта дошкольника Гришки, главный двигатель его жизненного заряда - любопытство. Недаром один взрослый персонаж называет любопытство радостью разума». Р. Погодин
В повести «Ожидание» есть история про Варьку и её бабку ― талантливых певиц. Только бабка прожила свою жизнь скверно, растратила свой талант, и жизнь для неё превратилась в муку. Бабка умоляет на коленях свою внучку не разбазарить талант, потому что он прежде всего дан на радость другим людям.
Радий Петрович сочинил много сказок. Вот как придумалась одна из них. Однажды шёл писатель по улице и вдруг увидел облачко, похожее на жеребёнка. А потом облачко пролилось на землю дождём. И лошадка таким необыкновенным способом опустилась на землю. И сказка сама собой сочинилась. О жеребёнке Мише.
В рассказе «Дубравка» замечательно описано море: «Волны шли с моря, как упрямые, беспокойные мысли. Они требовали внимания и сосредоточенности. Они будто хотели сообщить людям тайну, без которой трудно или даже невозможно прожить на свете. Волны следили за ходом времени. Они считали: «Р-рраз!.. Два-ааа... Р-ррра»!.. Два-аа», - без конца, как маятник, непреклонный и вечный...»
В этом рассказе можно сразу узнать Ялту с её балконами, лестницами, верандами, каменными заборами, крутыми улицами и санаторными парками. Конечно, так описать море мог только южанин!
«Где-то у турецких берегов прошёл шторм. Он раскачал море так, что даже у этого берега волны налезали друг на друга, схлёстывались белыми гривами. Падали на берег, как поверженные быки, и с рёвом уползали обратно... Большие пароходы поднимались над молом, словно хотели присесть на бетон, отдохнуть, отоспаться. Прогулочные катера и рыбачьи сейнеры плясали возле причалов. Было похоже, что они вот-вот начнут прыгать друг через друга».
«А ведь верно - в «Дубравке» я Ялту описал! - говорил Радий Петрович. - Но, знаете, в Ялте жил я всего несколько дней, а родился я, можно сказать, на реке Волхов. В Ленинграде живу с полутора лет».
Очень интересно рассказывает о своём земляке поэт и прозаик Александр Крестинский. Прочитайте и воспоминания Радия Петровича о своём военном детстве в блокадном Ленинграде, о заветных книгах, которые он сберёг, чтобы навсегда сохранить на своей «золотой полке».
А. Крестинский
Ребята любят так спрашивать про книги: «А это правда?» Если скажешь «нет», ужасно огорчаются.
Тут какое-то заблуждение насчёт работы писателя. Дело в том, что силой своего воображения, силой фантазии писатель достигает такого уровня художественной правды, какого никогда не достигнуть, копируя окружающую действительность.
Кто такой Гулливер? Плод фантазии писателя Свифта. Но какая глубина жизни открывается нам сквозь волшебное стекло этой фантазии!..
Художественную правду можно сравнить с рекой, возникшей из тысяч ручейков. Не было бы ручейков, не было б и реки, но мощь и красота реки затмевают скромный ручей.
Радий Погодин сказал как-то в шутку: «А я всё сказки пишу...» Он хотел подчеркнуть этим, что сочиняет свои КНИГИ.
Но сколько надо накопить жизненных впечатлений, как активно и трудно жить, каким густым и терпким опытом обладать, чтобы потом с помощью творческого воображения переработать всё это в ткань художественного произведения, одновременно и похожего и не похожего на быстротекущий мир!
Радий Погодин вырос в Ленинграде, на Васильевском острове. Мальчишкой не думал ни о какой литературе - любил спорт, был гимнастом-разрядником, гордился своим умением висеть... на одном пальце, не столько из озорства, сколько от беспечной удали и уверенности в себе, загорал с друзьями на карнизах между школьных окон.
И было это за два года до войны.
Вот пунктир его жизни: школа-завод-фронт-завод... Всё, как у многих, как у целого поколения. Но в конце цепочки - литература. И потому всё, что было до неё, окрашивается и оценивается особо.
На войне он был сержантом, разведчиком, командиром бронетранспортера. Вот откуда, мне кажется, резкость, решительность, смелость его творческого почерка.
Я познакомился с Погодиным в конце 50-х годов, когда он был уже автором двух книг и писал третью, которая вскоре сделала его известным писателем. Совсем ещё молодой, с гладко зачёсанными назад блестящими русыми волосами, словно начинённый лёгким озорным зарядом, Радий Погодин работал тогда над книгой рассказов «О весёлых людях и хорошей погоде». Счастливая пора, как сам он теперь признаётся. Он был как бы соучастником описываемых событий, ощущал себя рядом со своими персонажами, будто впервые пробовал мир на вкус, на цвет, на запах. До сих пор с какой-то особой, даже отцовской нежностью говорит он о мальчишке из своего рассказа «Тишина», помните, печку складывал дачникам?..
С рассказами этого цикла в детскую литературу вошли сильные, колоритные характеры - люди рабочие, хозяева своей судьбы, не раскисающие по пустякам, исполненные достоинства. А заголовки этих рассказов - они снайперски точны, афористичны: «Сколько стоит долг», «Время говорит - пора»...
В последнем рассказе есть слова, которые можно поставить эпиграфом ко всему творчеству Радия Погодина: «Много на земле весёлых людей. Они не смеются беспрестанно, не пляшут без конца, не горланят песни без передышки. Они просто идут на шаг впереди других. С ними не устанешь и не замёрзнешь. Давно уже стало известно - больше всех устают последние. А что касается погоды, она всегда хороша, когда весело у человека на сердце, когда ему некого бояться, нечего стыдиться и незачем врать».
С тех пор Радий Погодин написал много книг. Среди них - «Ожидание», «Трень-брень», «Где леший живёт», «Что у Сеньки было»...
В книгах Погодина подлинные человеческие страсти. Он говорит о жизни всерьёз, не делая скидки на возраст читателя. Он верит: ребята всё поймут.
Он рассказывал мне, как когда-то вместе с бабушкой ходил «ликвидировать безграмотность» и в пять лет научился читать. Бабушка приносила из библиотеки взрослые книги, и они читали их по очереди, потому что бабушка быстро уставала. Иногда она пропускала страницу и говорила: «Это тебе ещё рано». И снова приносила ему серьёзные, взрослые книги - о природе, путешествиях, о разных странах и народах...
Наверное, потому он так убеждён: ребята поймут всё. Поймут, что жить надо на поле, а не на меже. Что главное в жизни - труд. Что загубить свой дар - страшно. Что ещё страшнее - оказаться ненужным людям.
Для многих ребят, да и для взрослых тоже, литература - это сюжет. Их волнует одно: что дальше?.. Такие читатели мчатся по страницам книг, как мотогонщики по треку, с одной мыслью: скорей к финишу!
Тому, кто впервые возьмёт в руки повесть Радия Погодина «Ожидание», мне хочется сказать: «Друг, не спеши. Не торопясь, войди в этот жаркий мир, оглядись в нём, посмотри, как всё живописно. Погляди, как приходят в город корабли, какое там море. Вслушайся, с какой печалью Варька и бабка Ольга поют «Фуртуну». И тогда ты поймёшь, что литература - это не просто, что рассказано, но прежде всего - как рассказано. А когда ты вырастешь и возьмёшь в руки книгу Погодина «Осенние перелёты» («Где леший живёт») - книгу о партизанской войне, о глухой русской деревушке в тылу врага, ты поразишься, каков язык этой вещи, как не похожа она на прежние погодинские книги, уже читанные тобой прежде. Слова, фразы, целые периоды здесь какие-то кряжистые, корневистые. Интонация, ритм прозы - то ли былинные, то ли сказочные. Кажется, сама природа русская - болотистая, глухая, непонятная - окружает врагов и душит их в своем таинственном лесном кольце.
Помню, как поразили меня когда-то его руки - широкие рабочие ладони, крепкие, грубоватые пальцы. Легче было представить в этих руках штурвал машины, молоток, топор, чем перо.
Позднее я понял, именно человек с такими руками должен был написать: «На лиман прибежал ветер. Принялся мастерить волны». Никто, кроме Погодина, так не скажет: «мастерить волны». Для него это не просто метафора. Это образ, родственный ему по духу.
Я спросил его: «Кодекс чести из одного слова?»
Он отвечает не задумываясь: «Справедливость».
Я говорю: «Представь, ты улетаешь на год. С собой можно взять пять книг, не больше...»
Он перебивает: «Одну возьму. «Дон Кихота». А вместо остальных - чистой бумаги. «Дон Кихота» мне хватит. Высочайшая книга всех времён и народов».
Дон Кихот
В блокаду я остался один. Сам сделал печурку из листового железа, но топить её было нечем. Дрова у меня украли. И я украл - книги. Из соседнего сарая. Хозяева их, образованный народ, эвакуировались.
Я старался не думать, что жгу книги, пока мне не попался в руки «Дон Кихот». Это была книга моего старшего брата. Брат был во всём лучше меня, и не потому, что был старше. Он был объективно лучше. В армию его провожала мама. С собой брат принёс три книги: «Дон Кихот», Рабле и однотомник Чехова. «Дон Кихота» на моих глазах не читал никто, кроме прилежных девочек-отличниц.
Я сидел у печурки и рассматривал картинки Доре. Рыцарь был из блокады. Художник всё предвидел. Рыцарь ехал на своем Росинанте через мою комнату - он был ленинградцем с измождённым лицом и непокорённым сердцем. В глазах его полыхал огонь. Может быть, огонь тех книг, которые я уже сжёг.
Мне вспомнилась фраза, сказанная о Дон Кихоте братом: «Камень, брошенный в Рыцаря, попадёт в нас. Заслони его, если понадобится...» К тому времени мой старший брат уже погиб где-то в Карпатских горах.
Когда брат принёс «Дон Кихота», я сказал ему: «Неужели ты это читаешь? Это же для детей».
Это для всех, - сказал он.
Он тронутый.
Тронутый, - согласился брат. У брата были очень ясные глаза: если у меня они были как два маленьких серых булыжника, чуть в синеву, то у него, может быть, те же камни, но на дне весёлого ручья. - Он не душевнобольной, но тронутый безусловно. Смотри, как здорово: тронутый идальго въезжает в мир на своём Росинанте и оказывается, что мир густо населён умалишёнными. Пока тронутого Дона нет, общего сумасшествия не видно - всюду грязь и все грязны. В социальных палитрах каждый цвет существует с добавкой «грязно»: грязно-голубой, грязно-зелёный, даже грязно-чёрный. А тут въезжает на Росинанте Рыцарь ослепительно чистый. Тронутый в сторону чистоты. Ты понимаешь, что мы видим?
Понимаю, - сказал я. Но сам я этого тогда не видел, «Дон Кихота» не читал - пробовал, но скуку эту не одолел.
Конечно, - говорил брат,- глупо сражаться с баранами, если это бараны. Но если это народ.
А почему его каторжники побили? - спросил я заносчиво.
Если ты каторжника освободил, это ещё не значит, что он перестал быть убийцей и вором.
Но злость берёт - такой дурак, - сказал я.
Ты помнишь клоунов - Белого и Рыжего? - спросил брат. - Тебе всегда, конечно, было жалко Белого? Дон Кихот и Санчо Панса - клоунская пара. Это ещё одно чудо этой книги. Идеи Белого клоуна - Дон Кихота столь высоки, что он не кажется нам шутом, но скорее святым. Дон Кихота посвятил в рыцари трактирщик. Они альтернативны.
Что? - спросил я.
Взаимоисключающи, - сказал брат. - Рыцарь - альтернатива трактирщику. Санчо Панса - трактирщик. Но он сострадает Дон Кихоту, как всякий Рыжий клоун сострадает клоуну Белому. И сострадание это снимает взаимоисключаемостъ - они могут через сострадание друг к другу сосуществовать. Рыжий клоун знает, что без Белого клоуна людям не справиться с жизнью.
Я сказал что-то насчёт идиотских великанов.
И великаны, - сказал брат. - Они не бред собачий. Рабство - это не плен, это наклонность. Мы каждое мгновение готовы подчиняться: «Король убит. Да здравствует король!» Обжорство. Глупость. Мошенничество. Невежество. Нет пороков-карликов - все великаны.
Тогда зачем сражаться?
Чтобы не погибнуть. Жизнь - борьба с самим собой.
А ветряная мельница?
Это особый великан, самый страшный. Ветряная мельница - мать машинной цивилизации. Сервантес до этого сам допёр в шестнадцатом веке. Машинная цивилизация поработит человеческий разум, заставит наш мозг трудиться лишь над совершенствованием машин. Ветряная мельница истощит землю, прогрызет её, как червь яблоко Истощит душу...
«Дон Кихота» я не сжёг. Не сжёг Чехова и «Пантагрюэля».
Рыцарь Печального Образа едет через наши сердца. Через сердца молодых. Через сердца детей. Я обращаю свои глаза к книге. Я ставлю её на полку. Миллионы книг я ставлю на полку. Чтобы сторожить.
Литература
1. Погодин Р. Дон Кихот / http://www.kostyor.ru/8-05/apteka8-05.php
2. Соломко Н. К 60-летию писателя Р. Погодина. Возраст отважных, выносливых, терпеливых / Пионер. - 1985. - № 9.
3. Черкашин Г. В ожидании чуда / Костёр. - 1978. - № 2.
Радий Петрович Погодин родился 16 августа 1925 года в деревне Дуплёво Бологовского района Новгородской, тогда, области в крестьянской семье.
В 1927 году семья переехала в Ленинград. Родители вскоре разошлись. Сыновья остались с матерью. До войны Радий Петрович окончил восемь классов. Старший брат служил на границе и погиб в первые дни войны. Летом 1941 года мать отправила Радия Петровича в деревню. Когда немецкая армия стала подходить к Ленинграду, Радий Петрович решил вернуться в город. Ему пришлось дважды перейти линию фронта.
Работал слесарем в авторемонтных мастерских Северо-Западного фронта. Весной 1942 года его с матерью вывезли на Урал и на станции Кын сняли с поезда - боялись не довезут. Станция Кын - Пермская область, где они оживали после блокадной зимы. Работал Радий Петрович монтером и кочегаром в Кынском детдоме.
6 января 1943 года его призвали в армию и направили в пехотное училище. После окончания училища в августе 1943 года направили в действующую армию. Воевал солдатом в пехоте. Участвовал в освобождении левобережья Украины, форсировал Днепр, был ранен. После госпиталя был направлен в 33-ю бригаду 9-го корпуса 2-й гвардейской танковой армии в разведку. Участвовал в боях под Яссами, освобождал Люблин, Варшаву, брал Берлин. Награжден двумя орденами Славы и двумя орденами Красной Звезды, медалями. В октябре 1945 года в звании сержанта был уволен в запас. Полгода проучился на подготовительных курсах в Горном институте.
Самые верные сведения о периоде 1946 - 1950 г.г. дает сам Радий Петрович: После войны меня понесло по стране: остановиться не мог. Менял города, осваивал профессии. Наконец осел, вроде, в Москве, в пожарной охране. Призвания к огню не было, просто там кормили. Так я и начал печататься в газете Боевой сигнал - это была пожарная многотиражка в Москве. Печатал заметки с художественным уклоном. Да, уже тогда меня на художества тянуло. И рисовал неплохо... Вышло в 1946 году постановление ЦК по работе литературных журналов. И - статья Жданова. Как приказали, редактор нашего Боевого сигнала, майор, собрал корреспондентов - и штатных и нештатных - и все это нам прочитали вслух. Люди молчали. А я почему-то нашел для себя возможным сказать: Жданова через двадцать лет никто и помнить не будет, а Зощенко и Ахматова как были великими писателями русскими, так и останутся. Ночью ко мне пришел единственный в газете вольнонаемный литсотрудник и сказал, что лучше бы мне Москву покинуть, так как майор подал рапорт обо мне в политотдел. Утром я из Москвы ушел. Скрывался. Ездил по стране. ... Вести такую жизнь я мог бы очень долго: все-таки бывший разведчик. Но решил эту баланду не тянуть. От чувства загнанности устал, надо было от него освободиться. Не чувствовал я себя преступником, прятаться было тошно. И приехал я в Ленинград. Стал жить у отца. Успел немного поработать штамповщиком. Статья 58-10, антисоветская пропаганда. Отсидев два года и четыре месяца, в апреле 1950 года Радий Петрович вернулся в Ленинград, все в ту же комнатку в коммунальной квартире на Васильевском острове, к матери. В этой комнатке они жили до войны, из этой комнаты их вывезли на Урал, сюда же они вернулись после войны, мать - из эвакуации, а Радий Петрович - с фронта...
В декабре 1950 года Радий Петрович женился. В июле 1953 года родилась дочь Лена.
Работал на заводе им. Комитерна слесарем-сборщиком. Затем на заводе Линотип мастером. Начал сотрудничать на ленинградском радио, в детской редакции. В литобъединение под руководством Вс.Рождественского начал ходить в 1951 году. В июле 1953 года Радий Петрович уехал в Йошкар-Олу. Работал на радио. Летом 1954 года вернулся в Ленинград. Работал по договорам в периодической печати, на радио.
В 1954 году в альманахе Дружба был опубликован его первый рассказ Мороз, в 1957 году вышла первая книжка Муравьиное масло, а в 1959 году был принят в Союз писателей СССР, Ленинградское отделение. Рекомендовали его Ю.П.Герман и А.И.Пантелеев.
И так год за годом, книга за книгой, сценарии, пьесы. Написано для детей более двадцати книг. Переведены и изданы более чем на двадцати языках.
Захотелось ему писать картины. Получил в нежилом фонде подвал. После очень большого ремонта устроил хорошую мастерскую, куда любили приходить друзья, писатели, художники, иногородние и зарубежные гости. Писал маслом. Работал в мастерской до самых последних дней, пока были силы ходить. Живописные работы хранятся в доме Радия Петровича, а также в Ленинградской областной детской библиотеке - туда была перевезена часть мастерской Радия Петровича. Мастерскую его, которая была на улице Пестеля, Союз художников сразу же отобрал.
О войне Радий Петрович начал писать только в начале 70-х годов. Первые рассказы о войне вошли в повесть Где леший живет. Затем повести Живи, солдат, Мост, Боль и Я догоню вас на небесах. Все они во многом автобиографичны и, к сожалению, иногда появляются в печати неточности: путают биографию Радия Петровича с жизнью его литературных героев. Автобиографичны и детские его рассказы.
Войне посвящен его последний незавершенный рассказ Афина-Паллада, который был наговорен на диктофон уже совсем больным Радием Петровичем. Этот рассказ - просто кусок его жизни. Радий Петрович в девяностых начал писать стихи.
В последние годы им написаны повести Борьба с формализмом и Одинокая на ветру, рассказы. Все эти произведения вошли книгу Река. Цикл совсем коротких рассказов, он хотел назвать его - Мешок рассказов - был посвящен воспоминаниям детства и жизни последнего времени. Радий Петрович не завершил этот цикл.
С детской литературой Радий Петрович не расставался. Писал сказки. Последняя сказка Про девочку Полечку и ее одинокую жизнь была написана в 1992 году, редакция сказки продолжалась и в 1993 году.
Почетный Диплом Всесоюзного конкурса на лучшую детскую книгу - за разработку современной литературной сказки для детей - 1987 год. Международная премия имени М.Горького за книгу Книжка про Гришку. 1989 год. Диплом 1 степени XXX Всероссийского конкурса Искусство книги за книгу Земля имеет форму репы. Премия УНИСЭФ на Всемирном кинофестивале в Западном Берлине за фильм Что у Сеньки было - 1984 год. Почетный Диплом за вклад в Российскую литературу, книжную культуру для детства и отрочества. Национальная секция Международного Совета по детской книге. Совет по детской книге России – 1998 год.
Радий Петрович перенес две серьезных операции: первая была в 1982 году и вторая в 1991 году. Ушел из жизни 30 марта 1993 года. Похоронен на Православном Волковском кладбище в Санкт-Петербурге.
