Книга: Зимняя сказка. Allsubmit: бархатный сентябрь Воспоминания о родине

О русском писателе Федоре Абрамове и о том, как я полюбила космею, его любимый цветок.

29 февраля этого года ему бы было 88 лет. Он прожил только 63 года. Но создал цикл незабываемой эпической деревенской прозы. Почти все произведения Ф. А. Абрамова- романы, повести, рассказы - о жизни и красоте Севера, где он родился в 1920 г в деревне Веркола Архангельской области в многодетной крестьянской семье. Федор рано потерял отца (с 2 лет), и мать одна воспитывала и ставила на ноги 6 детей.
Студентом Ленинградского университета ушел Федор на войну (1941-45гг). Потом тяжелое ранение, госпиталь в блокадном Ленинграде, эвакуация и снова фронт. После войны Федор Александрович Абрамов оканчивает университет, становится кандидатом филологических наук, работает завкафедрой, занимается преподавательской и литературной деятельностью.
Самые известные его произведения:
Романы "Братья и сестры", "Две зимы и три лета", "Пути-перепутья", "Дом". За этот цикл романов он получил государственную премию СССР в 1975г.
Повесть Ф.А. Абрамова "Деревянные кони" представляет деревянное и берестяное царство русского Севера.По ней в 1973гже был поставлен спектакль в Театре на таганке Ю. Любимовым.

Повесть "Безотцовщина" также о деревенской жизни.

Замечательны рассказы писателя. Северная быль "Жила-была семужка" представляет собой объемную сказку из жизни северных рыб:семга, гольяны, щуки, красавка - действующие лица в этой сказке.

Рассказ"В Питер за сарафаном" представляет собой сказку о том, как 14-ти летняя девчушка прошла 1500 км пешком в поисках счастья.

Рассказ "Сосновые дети" немного перекликается, как мне кажется, с книгой В. Мегре серии "Звенящие кедры России". Главный герой рассказа Игорь Чарнасов мечтает о "зеленой революции", и хочет украсит всю Землю цветами и редкими растениями, он один со своей красавицей-женой сажает в лесу на больших пространствах сосны и кедры, выращивает в своем саду яблоньки, вишни, ягодные кустарники и редкие цветы. Это почти вблизи полярного круга.

Вот несколько фраз из его книг:
"По вершинам сосен красной лисицей крадется утренняя заря. Что-то вроде ветерка, похожего на легкий вздох, пронеслось по лесу. Или это белая ночь, прижимаясь к земле, уползает в глухие чащобы."("Сосновые дети"стр.407,Федор Абрамов"Братья и сетры.Безотцовщина.Рассказы".Изд."Художественная литература".Москва-Ленинград.1966.)
Или вот такое:

"....я задираю голову - макушки сосен.
Я смотрю на этих неохватных, в седых космах, великанов, смотрю на их темные вершины, потрепанные вековечными ветрами, и то они мне кажутся былинными богатырями, чудом забредшими в наши дни, то опять начинает казаться - чего не делает белая ночь- что ты сам попал в заколдованное царство и бродишь меж задремавших богатырей. Уж не белые ли ночи и сосны навеяли эту сказку нашим предкам?" ("Сосновые дети" Федор Абрамов "Братья и сетры.Безотцовщина. Рассказы". Изд."Художественная литература". Москва-Ленинград.1966, стр,405-406)

Федор Александрович очень любил цветы. Его любимые цветы- космеи-,всегда цветут вокруг его дома. Даже после его смерти они украшают его дворик и находятся у его памятника.
В одном из своих дневников Ф.А. Абрамов писал:

"Проснулся в четвертом часу от урагана. Рамы в лихорадке, дождь. Бедные космейки в ужасе.....(7 августа 1979г.)" (Людмила Егорова. "Пинежские зарисовки". Архангельск.Литературный музей.Общество книголюбов. Фонд "Духовное возрождение Севера" 1995.Стр. 57).

"Вот и расставанье подошло. С утра обошел усадьбу...С каждым кустиком простился. Больнее всего было расставаться с космеей. Ах, какая красавица!В полной силе, в полном цвету. И, как всегда, веселая и счастливая"(Людмила Егорова."Пинежские зарисовки" Архангельск. Литературный музей. Общество книголюбов. Фонд "Духовное возрождение Севера". 1995.стр. 57)

Эти дневниковые записи Людмила Егорова почерпнула из книги "Дом в Верколе", написанной Людмилой Владимировной Крутиковой-Абрамовой, где есть множество других трогательных упоминаний о космее и фотографии Абрамова в обнимку со своими любимыми цветами.

Впервые об этом писателе я узнала от своего отца. Он рассказывал маме фразу о космее в ураганную ночь, когда я вошла в их комнату. А также поведал о том, как он был в доме-музее писателя на его родине, видел в палисаднике около дома космеи и оставил в книге отзывов свою запись. Отец также приобрел несколько книг писателя и отзывался о них очень хорошо. Отчасти, еще и, наверное, потому, что это его земляк. Ведь мой отец родился и вырос в соседней от Верколы деревне в Архангельской области. А там все друг друга знают. И
читать про родные с детства места, про речки, сосенки, знакомые повороты и тропинки особенно приятно.

Старшая сестра моего отца, Александра, училась вместе с будущим писателем и даже сидела с ним за одной партой. А вторая сестра, Анна,
удостоилась чести быть упомянутой в его рассказе «Сосновые дети» под своей профессией и фамилей.

Анна отцу рассказывала, как однажды ехала с Федором Александровичем на теплоходе. И именно этот малюсенький эпизод он включил в свой рассказ.
Сестры отца из-за дальности расстояний не часто у нас бывали. И я в то время, конечно, не могла их распросить о писателе, потому что во-первых, не знала о нем, во- вторых, в мои молодые годы другие проблемы меня тогда занимали больше, и я ни о чем родню не спрашивала, а старалась поскорее улизнуть из дому, погулять со своими сверстниками, пока взрослые сидят за столом и тихо беседуют.

Сестры отца отличались тихой речью, скромностью и немногословием. Отец мой также рассказывает что-то только тогда, когда его конкретно спросишь о чем-то. А память у него, несмотря на его 80-летний возраст, отменная, в любое время спроси его о чем-нибудь, он точно все расскажет, приведет цифры, название книги или документа. Это у него профессиональное, наверное.

Отец ушел на войну 17-летним подростком в 1944году и потом долго еще служил после окончания войны, так как некого было призывать. Не было вообще призыва в армию до самого 1953г., пока Сталин не подписал приказ о демобилизации.
Здесь в месте службы отец женился и остался жить.А на своей родине бывал только в отпуске и не каждый год.

В родной деревне моего отца у его брата - большой красивый дом, украшенный деревянной резьбою. Хозяин - на все руки мастер, и дом его полон разнообразной техникой, сделанной или усовершенствованой своими руками. Даже аэросани он сделал одним из первых во всей округе. А около его дома растут цветы, и среди них космея занимает самое видное место. Брат отца с женой первыми в деревне стали высажывать цветы, и у них растут даже лилии и ирисы. Также есть теплицы, где они выращивают не только помидоры и огурцы, но и клубнику.

Каждый раз, при своей очередной поездке в деревню, отец привозил оттуда семена или растения и, однажды, даже привез можжевельники, растущие там в изобилии в лесу. И, конечно, сам высадил эти можжевельники, огородил их и строго наказал нам с мамой около них ничего не сажать.

И за своими любимыми космеями отец тоже сам ухаживал, мы с мамой только по весне их высаживали, много и отдельной клумбой или грядкой.
И отец, даже когда было трудно с водой, для космей не жалел воду, и их регулярно поливал, ласково называя “космеюшками”.

Теперь моя очередь пришла распрашивать родственников о житье-бытье, о том, что было давно, и, соблюдая семейные традиции, сажать каждую весну рано-рано любимую отцом космею, семена которой он привез с Севера.

А космеи каждый год у нас получаются очень красивыми. Высокие,мощные, с опушенными зелеными стеблями и красивыми нежными головками цветов они стабильно занимают видные места на участке.
И, мне кажется, что они смотрят на меня своим глазками из середины цветка, окруженной как капором тонкими, нежными лепестками бордовой, розовой, сиреневой или белой окраски.

Чуть покачиваясь от легкого ветерка, слегка наклоняя головки, прелестные космеи поют свою тихую, только мне слышную песню.
А когда у них созревают семена, мы их осторожно собираем, но не все, по распоряжению отца, оставляем часть на осень птичкам. Ведь они так любят сидеть в высоких зарослях космеи и весело щебетать между собой.
Наверное, им там тепло, весело, сытно и уютно.

Использованные материалы:
1.Людмила Егорова. "Пинежские зарисовки".Архангельск.Литературный музей. Общество книголюбов. Фонд "Духовное возрождение Севера". 1995.
2. Федор Абрамов. "Братья и сетры. Безотцовщина. Рассказы".Издательство "Художественная литература. Москва-Ленинград. 1966.
3. http://www.krugosvet.ru/articles/67/1006709/1006709a1.htm

один

Желаем успеха!

Вариант 1

1) красИвее 2) позвОним 3) обеспЕчение 4) сОзданы

Найдите пример с ошибкой в образовании формы слова . Исправьте ошибку и запишите слово правильно.

пара чулок 2) более тёплый приём 3) трёхстам участникам 4) сыплет снежок

Правильно распорядиться возможностями своей памяти - вот задача, стоящая перед каждым человеком.

Те, кто не освоил никакого ремесла и ведёт праздную жизнь, поступают дурно.

Учитель литературы спросил ученика о том, какие проблемы возникли у него при написании сочинения.

Пишу вам из деревни, куда заехал вследствие печальным обстоятельствам.

4. Укажите цифры, на месте которых пишется одна НН.

В позднем творчестве Сальвадора Дали выраже(1)ы новые
художестве(2)ые тенденции - интерес к классической ясности,
внутре(3)ей гармонии, совреме(4)ости.

5. В словах какого ряда во всех словах на месте пропуска пишется буква О?

р..внина, гр..мадный, предпол..жение

ум..лять о помощи, стихотв..рение, г..ристый

отр..жение, пор..зительный, водор..сли

прил..гательное, вообр..жение, заг..релые

6. В каком ряду во всех словах пропущена одна и та же буква?

бе..звучный, во..дать, ра..бить

под..брать, над..рваться, н..илучший

от..скать, сверх..дейный, контр..гра

пр..следовать, пр..езжать, пр..интересный

7. В каком ряду в обоих словах на месте пропуска пишется буква Е?

побор..шься, движ..мый

присво..шь, незыбл..мый

бор..шься, незабыва..мый

поразмысл..шь, постел..нный

В Мещёрском крае можно встретить не(1)кошенные луга. Оказалось, что это не(2)высокие горы, а пологие холмы. Наша армия не(3)победима. Трава, ещё не(4)успевшая вытянуться, окружала почерневшие пни.

Ответ:_______________________________________________________

9. В каком предложении оба выделенных слова пишутся слитно?

Значение слов конкретизируется в тексте, (ПРИ) ЧЁМ некоторые слова только в данном тексте могут обозначать одно и ТО(ЖЕ) понятие. \

В ТО (ЖЕ) время Ломоносов обращает внимание на сейсмические процессы, предполагая ТАК (ЖЕ) существование длительных волнообразных движений земной поверхности.

Вернер должен был настоять на том, ЧТО (БЫ) дело обошлось как можно секретнее, (ПО)ТОМУ что я не был расположен испортить навсегда свою репутацию в здешнем мире.

(В) ТЕЧЕНИЕ всей ночи шёл густой снег - (НА) УТРО пришлось расчищать сугробы во дворе.

10. Укажите правильное объяснение постановки запятой или её отсутствия в предложении:

Поезд мчался в неясную даль () и мне вспоминался зимний день в

горах Алатау.

Простое предложение с однородными членами, перед союзом И нужна запятая.

Принципы реализма и народности (1) воспринятые Модестом Петровичем Мусоргским в молодые годы (2) проявились в правдивом отражении жизненных явлений и в глубинной народности музыкального языка (3) ставшего для композитора (4) главным на всю жизнь.

Ответ:_______________________________________________________

12. Укажите все цифры, на месте которых в предложениях должны стоять запятые.

Каждый русский писатель (1) по мнению литературоведов (2) считал для себя счастьем унаследовать хотя бы одну из особенностей творчества А.С. Пушкина. Н.А. Некрасов развивал народно-песенную стихию, а Л.Н. Толстой (3) например (4) - эпическую мощь и глубину психологической характеристики человека.

Ответ:_______________________________________________________

(Знаки препинания не расставлены.)

Волк меняет шерсть да не повадки.

Речной жемчуг можно найти и в реках ив озёрах и в ручьях.

Малые водохранилища создаются в оврагах или в специально вырытых углублениях.

Животные пустыни могут длительное время обходиться без воды и питаться колючками и молодыми побегами.

14. Укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

В настоящий момент в нашей стране традиция беседы (1) которая складывалась веками (2) и представляла собой важную часть русской культуры (3) во многом нарушена.

Ответ:_______________________________________________________

(По К.Г. Паустовскому)

Мир бесконечно разнообразен, и люди не в состоянии увидеть всю его красоту.

Человек всегда жалеет о быстротечности времени.

Люди обычно не сожалеют о том, что не могут увидеть весь мир.

Можно увидеть необыкновенно много и не покидая родных мест.

16. Среди предложений 6 - 10 найдите такое, которое связано с предыдущим с помощью личного местоимения. Укажите номер этого предложения.

Ответ:_______________________________________________________

17. Установите соответствие между предложениями и средствами художественной выразительности. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.


РУССКИЙ ЯЗЫК. 11 КЛАСС. БАЗОВЫЙ УРОВЕНЬ

Инструкция по выполнению работы

На выполнение работы по русскому языку даётся 1 урок (40 минут).

К некоторым заданиям дано 4 варианта ответа, из которых только один правильный. Вам нужно отметить номер этого ответа. Ответы к другим заданиям вы должны сформулировать самостоятельно. За каждый правильный ответ 1 - 16 вы получите 1 балл. В задании 17 вам нужно установить соответствие; за каждое правильно определенное средство выразительности выставляется 1 балл. Всего за задание 17 - 4 балла. Максимальное количество баллов - 20.

Советуем выполнять задания в том порядке, в котором они даны. Для экономии времени пропускайте задание, которое не удаётся выполнить сразу, и переходите к следующему. Если после выполнения всей работы у вас останется время, вы можете вернуться к пропущенным заданиям.

Правильный ответ оценивается одним баллом. Баллы, полученные вами за все выполненные задания, суммируются. Постарайтесь выполнить как можно больше заданий и набрать как можно больше баллов. Желаем успеха!

Вариант 2

1. В каком слове НЕВЕРНО выделена буква, обозначающая ударный гласный звук?

1) катАлог 2) танцОвщица 3) красИвее 4) экспЕрт

2. Найдите пример с ошибкой в образовании формы слова. Исправьте ошибку и запишите слово правильно.

1) более холодный приём

2) в двухтысячном двенадцатом году

3) пара валенок

4) шерстяное кашне

Ответ:_______________________________________________________

3. Укажите предложение с грамматической ошибкой (с нарушением синтаксической нормы).

Те, кто не доверяет финансовым пирамидам, поступают верно.

Человек до конца ещё не раскрыл возможности этого изобретения и не знает степени воздействия его на человека.

Сергей считает себя как удачливого человека.

Эта книга полезна и интересна, но не свободна от некоторого схематизма.

4. Укажите все цифры, на месте которых пишется НН.

Я смотрю на темные вершины сосен, потрепа(1)ые студе(2)ыми ветра-ми, и то они мне кажутся были(3)ыми богатырями, чудом забредшими в наши дни, то опять начинает казаться, что ты сам попал в заколдова(4) ое царство.

Ответ:_______________________________________________________

5. В словах какого ряда на месте пропусков пишется И?

выч..тать, бл..стательный, подп...рать

вн...мание, ум...нать, оп..реться

соч..тание, нач..нающий, проб...раться

выт..рать, пон...мание, зам...реть

6. В каком ряду во всех словах пропущена одна и та же буква?

бе..молвный, во..давший, и..сякший

об..рвать, над…умить, пред…стеречь

пр..небрежение, пр…влекательный, пр…восходный

меж..здательский, двух..гольчатый, пред…нфарктный

7. В каком ряду на месте пропусков пишется буква У (Ю)?

1) леч..щий врач, они трепещ...т;

2) пиш...щий стихи; они гон...т врага

они бор..тся; держ...щий поводья

дремл...щий старик; самолеты рокоч...т

8. На месте каких цифр в предложениях НЕ со словами пишется слитно?

Положение было самое не(1)удобное: не(2)льзя было ни встать, ни сесть. Не(3) нами выдумано, что не(4)правое подозрение вводит обвиненного во искушение.

Ответ:_____________________________________________________

9. В каком предложении оба выделенных слова пишутся раздельно?

ЧТО (БЫ) он ни говорил, а я буду ждать его в ТО (ЖЕ) время..

Анна Михайловна писала на фронт (ПО) ПРЕЖНЕМУ адресу и (ПО) ПРЕЖНЕМУ ждала письма.

Вернер должен был настоять на том, ЧТО (БЫ) дело обошлось как можно секретнее, (ПО) ТОМУ что я не был расположен испортить навсегда свою репутацию в здешнем мире.

(В) ЗАКЛЮЧЕНИЕ старики просили, ЧТО (БЫ) Мироныча не трогали.

10. Укажите правильное объяснение пунктуации в предложении:

Розовые кусты окрепли, подросли () и на них появились большие бутоны.

Простое предложение с однородными членами, перед союзом И запятая не нужна.

Простое предложение с однородными членами, перед союзом И запятая нужна.

Сложносочинённое предложение, перед союзом И запятая не нужна.

Сложносочинённое предложение, перед союзом И нужна запятая.

11. Укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Горы (1) поросшие деревьями (2) и уродливо изогнутые норд-остом (3) резкими взмахами подняли свои вершины в синюю пустыню, суровые кон-туры их округлились (4) одетые теплой мглой южной ночи.

Ответ:_______________________________________________________

12. Укажите все цифры, на месте которых в предложениях должны стоять запятые.

Замыслы (1) очевидно (2) почти всегда исходят из сердца. Это было для всех (3) очевидно (4) и не подлежало обсуждению.

Ответ:_______________________________________________________

13. Укажите предложение, в котором нужно поставить одну запятую. (Знаки препинания не расставлены).

Авдий пытался представить себе былые восточные базары в Ин-дии Афганистане или Турции.

Высившиеся там и сям могильные курганы глядели сурово и мертво.

Я люблю эти темные ночи эти звезды и клены и пруд.

И академику и журналисту и редактору журнала всё уже было ясно.

Ответ:_______________________________________________________

14. Укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

Многочисленные врачи (1) среди которых (2) был и известный про-фессор (3) вряд ли могли предполагать такой исход.

Ответ:_______________________________________________________

Прочитайте текст и выполните задания 15 - 17

(1)Людей всегда мучают разнообразные сожаления - большие и малые, серьезные и смешные.

(2)Самое сильное сожаление вызывает у нас чрезмерная и ничем не оправданная стремительность времени. (3) Действительно, не успеешь оглянуться, как уже вянет лето - то «невозвратное» лето, которое почти у всех людей связано с воспоминаниями детства.

(4)Не успеешь опомниться, как уже блекнет молодость и тускнеют глаза. (5)А между тем ты еще не увидел и сотой доли того очарования, какое жизнь разбросала вокруг.

(6)Свои сожаления есть у каждого дня, а порой и у каждого часа. (7)Сожаления просыпаются утром, но не всегда засыпают ночью. (8)Наоборот, по ночам они разгораются. (9)И нет такого снотворного, чтобы их усыпить. (10)Наряду с самым сильным сожалением о быстротечности времени есть еще одно, липкое, как сосновая смола. (11)Это - сожаление о том, что не удалось - да, пожалуй, и не удастся - увидеть весь мир в его ошеломляющем и таинственном многообразии.

(12)Да что там - весь мир! (13)На знакомство даже со своей страной не хватает ни времени, ни здоровья.

(14)Я перебираю в памяти места, какие видел, и убеждаюсь, что видел мало. (15)Но это не так уж страшно, если вспоминать увиденные места не по их количеству, а по их свойствам, по их качеству. (16)Можно, даже сидя всю жизнь на одном клочке, увидеть необыкновенно много. (17)Всё зависит от пытливости и от остроты глаза. (18)Ведь всем известно, что в самой малой капле отражается калейдоскоп света и красок - вплоть до множества оттенков совершенно разного зеленого цвета в листьях бузины или в листьях черемухи, липы или ольхи. (19)Кстати, листья ольхи похожи на детские ладони - с их нежной припухлостью между тоненьких жилок.

(По К.Г. Паустовскому)

15. Какое высказывание НЕ СООТВЕТСТВУЕТ содержанию текста?

1) Мир бесконечно разнообразен, и люди не в состоянии увидеть всю его красоту.

2) Человек всегда жалеет о быстротечности времени.

3) Люди обычно сожалеют о том, что не могут увидеть весь мир.

4) Много интересного и необыкновенного можно увидеть только в дальних странах.

16. Среди предложений 14 - 17 найдите такое, которое связано с предыдущим с помощью союза и указательного местоимения. Укажите номер этого предложения.

Ответ:_______________________________________________________

17. Установите соответствие между предложениями и средствами художественной выразительности: к каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца.

А. предложение 1

Б. предложения 6, 7, 10, 11

В. предложение 18

Г. предложение 19

1) лексический повтор

2) сравнение

3) метафора

4) антонимы

5) парцелляция

6) риторический вопрос

А4, Б5, В2, Г1

А4, Б1, В3, Г2

4 (по 1 баллу за каждое верно определенное средство)

Всего 20 баллов

Оценивание работы

Задание для всех
Выберите тему:

Подсказка №1 для всех (15 минут)
Для перехода на следующий уровень введите: IWrsNMrv

Бонус №1 для всех

Задание
Физика - 7й класс

Подсказка
Мини-контрольная:

1. ПТУшник Вася до сих пор не знает, как называется негативная частица, которая всегда вращается. А вы?

2. ПТУшник Вася разогнался на папиной машине. Увидев перед собой столб, он убрал ногу с газа, испугался и не нажал на тормоз. «Благодаря» чему встреча со столбом оказалась неминуемой?

3. ПТУшник Вася любит слушать радио. Но он не знает, чья фамилия прозвучала в первой радиограмме, переданной в России, а вы?

Ответы
Физика
физика

Бонус №2 для всех

Задание
Математика - 7й класс

Подсказка
Мини-контрольная:

1. У ПТУшника Васи дома живет крыса, которая шныряя по углам со своей подружкой, делят их на 3 равные части. Как зовут эту крысу?

2. ПТУшник Вася не любит геометрию, но уважает человека «начавшего» ее. О ком речь?

3. «ПТУшник – тупой. Вася – ПТУшник. Вася – тупой». Что за метод доказательства?

4. ПТУшник Вася шагал по поверхности, ограниченной двумя краями. Побывав во всех ее местах, он никак не мог дойти до конца. Кто придумал такую поверхность? (Фамилия)

Формат ответа - 4 слова (ответы на вопросы) через пробел.

Ответы
Математика
математика

Бонус №3 для всех

Задание
Литература - 7й класс

Подсказка
Мини-контрольная:

1. ПТУшник Вася не помогает бабушкам переходить через дорогу. А вот внук загаданного писателя помог встать старушке России на путь рыночной экономики. Назовите настоящую фамилию писателя.

2. В отличие от ПТУшника Васи, этот персонаж, светило мирового значения, предпочитал утренним газетам творчество Верди. Какое отчество у этого персонажа?

3. Русская поговорка гласит: «что написано пером - не вырубишь топором». Любимый персонаж ПТУшника Васи произнес похожую по смыслу фразу, впоследствии ставшую крылатой. Назовите имя этого персонажа.

4. У ПТУшника Васи непростой, но прекрасный этап в жизни. Как называется второй этап, который описал в своем произведении бородатый дядька?

Формат ответа - 4 слова (ответы на вопросы) через пробел

Ответы
Литература
литература

Ответы
IWrsNMrv - для всех
электрон инерция герц аромат - для всех
трисектриса евклид дедукция мебиус - для всех
трисектриса евклид дедукция мёбиус - для всех
трисектриса эвклид дедукция мебиус - для всех
трисектриса эвклид дедукция мёбиус - для всех
голиков филиппович воланд отрочество - для всех

Щучий жор достиг своего зенита, когда Гранька, работая кормовым веслом, обогнул излучину озера, время от времени вытаскивая на прыгающей, как струна, лесе хищных, зубастых и мудрых щук, погнавшихся за иллюзией, то есть оловянной блесной. Гранька глушил рыбу деревянной черпалкой, бросал на дно лодки, где в мутной луже, черневшая серебром, змеилась гора щук, больших и маленьких; осматривал бечевку с блесной и гнал лодку дальше, пока леса, резнув руку, не телеграфировала из-под воды, что новая добыча проглотила крючок.
Внешность мужика Граньки не заключала в себе ничего мальчишеского, как можно было бы думать по уменьшительному его имени. Волосатый, с голой, коричневой от загара и грязи грудью, босой, без шапки, одетый в пестрядинную рубаху и такие же коротенькие штаны, он сильно напоминал заматерелого в ремесле нищего. Мутные, больные от блеска воды и снега глаза его приобрели к старости выражение подозрительной нелюдимости. Гранька бежал к озерам тридцати лет, после пожара, от которого благодаря охотничьей страсти ему удалось лишь сохранить самолов да пару удилищ. Жена Граньки ранее того опилась молоком и умерла, а сын, твердо сказав отцу: "С тобой либо пропасть, либо чертей тешить, не обессудь, тятя", - ушел в губернию двенадцатилетним мальчишкой в парикмахерскую Костанжогло, а оттуда скрылся неизвестно куда, стащив бритву.
Гранька, как настоящий язычник, верил в бога по-своему, то есть наряду с крестами, образами и колокольнями видел еще множество богов темных и светлых. Восход солнца занимал в его религиозном ощущении такое же место, как Иисус Христос, а лес, полный озер, был воплощением дьявольского и божественного начала, смотря по тому, - был ли ясный весенний день или страшная осенняя ночь. Белая лошадь-оборотень часто дразнила его хвостом, но, пользуясь сумерками леса, превращалась на расстоянии десяти шагов в березовый пень и белую моховую лужайку. Ловя рыбу, мужик знал очень хорошо, почему иногда, в безветрие, ходуном ходит камыш, а окуни выскакивают наверх. Гранька жил при озере двадцать лет, продавая рыбу в базарные дни у городской церкви, где бесчисленные полудикие собаки хватают мясо с лотков, а бабы, таская в расписных туесах сметану, размешивают ее пальцем, любезно предлагая захожему чиновнику пробовать, пока не облизала палец сама.
Тусклый предвечерний туман с красным ядром солнца над лесистыми островами скрыл водяную даль, погнав Граньку к избе. Промысловая изба его стояла на болотистом, утоптанном городскими охотниками мыску, в грандиозной панораме лесных трущоб, островов и водяных просторов, зеленых от саженного тростника; избу трудно было заметить неопытным в этих местах глазом. Выезжая к избе, Гранька через камни увидел оглобли и передок телеги, тут же мотался хвост скрытой кустами лошади. На темном фоне сосновых холмов штопором извивался дымок.
- Стрелки, добытчики, лешего же, прости господи, - зашипел старик, отталкивая веслом сплошной бархат хвоща, задерживавшего ход лодки. Гранька ожидал встретить кого-нибудь из городских лавочников или чиновников, наезжавших к озеру с ночевкой, водкой и даже девицами из обедневших мещан. Озерной и лесной дичи в этом месте хватило бы на целую роту, но охотники, расстреляв множество патронов, обыкновенно уезжали с жалостной и малой добычей, всадив на прощанье в бревенчатые стены избы фунта два дроби, "в цель", как они выражались, немилосердно хвастаясь своими "скоттами" и "лепажами".
Старик, вытащив из лодки сваленных в мешок щук и недружелюбно щурясь на дым, подошел к избе. Черная, с низкой крышей лачуга безмолвствовала, людей не было видно, рыжая лошадь, измученная комарами, вздрагивая худым крупом, жевала сено.
- Одер-то Агафьина, а кого приволок, - сказал Гранька, входя, согнувшись пополам, в квадратную дверь зимовки. Щелевидные окна еле намечались в густой тьме, пахло сырым сеном и кислым хлебом, звонкое полчище ужасных северных комаров оглашало темное помещение заунывным нытьем. Старик ощупал лавки и углы, здесь тоже никого не было.
Гранька вышел, озираясь из-под руки по привычке, так как утомительный блеск солнца погас, сменившись прелестными, дикими сумерками. Комары струнили над землей и водой; над островерхим мысом струился еще бледный огонь заката, а внизу, по воде и болотам, и берегом, за синюю лесную даль, легла прозрачная тень. Казалось, что и не подступают к мысу воды озера, а повис он над бездной среди ясных, дымчато-голубых провалов, полных таких же белых овчин-облаков, что и над головой, тот же опрокинутый берег, а у тростника - дном ко дну две лодки с одинаково торчащими веслами.
Сырее стал воздух, сильнее запахло дымом пополам с тиной. Гранька осмотрел телегу; на ней, в сене, чернела шомпольная одностволка Агафьина. Задняя ось носила заметные следы придорожных пней, чека у левого колеса была сбита и укреплена ржавым гвоздем.
- По оврагам у железных ворот перся, - сказал Гранька, - напрямки ехал, а един сам. Накося!
Он подошел к выставленному перед зимовкой столу, вынул из мешка скользких щурят, выпотрошил их пальцем и бросил в котелок, подвешенный на проволочном крючке меж двух наклонно забитых кольев, и, тщательно охраняя в пригоршне спичку, развел потухший костер, затем, почесав спину, сел на скамью.
Из кустов вышел Агафьин, волоча весла, скорым шагом, прихрамывая, пересек мысок и бросил весла к избе.
- Бабылину лодку прятал, - сказал он, - просил Бабылин. Изгадят, говорит, лодку мне утошники-те, на дарма ездят, рады.
Мужики помолчали.
- Кого привез? - таким тоном, как будто продолжал давно начатый разговор, спросил Гранька.
Агафьин хлопнул руками о колени, тряся бородой у самого лица Граньки, привстал, сел и стал кричать, как глухому, радостно скаля зубы:
- Сын твой, Мишка-то, а сына-то забыл, нет, сын-от твой, Михайло, сказываю, тут он, ась?! В чистоте приехал, в богачестве, земляк мой ведь он, а! Ха-ха-ха! Хе-хе-хе!
Гранька беспомощно замигал, выражение загнанности и недоумения появилось у него на лице.
- Будет же врать-то, - испуганно сказал он, - Мишка, поди, померши, давно ведь он... это.
- Да тебе сказываю, - снова закричал, волнуясь, Агафьин, - на пароходе он прикатил, утресь; а я, вишь, дрова возил, а с палубы, вишь, на вольном воздухе кои сидели чаевали, кричит - "подь сюда", - я, значит, то самое - "здрасте", а он на тебя, - "батя, - говорит, - жив, ай нет?" И обсказал, а я поленницу развалил, да единым духом, свидеться, значит, ему охота, на чай рупь дал, нако!
Гранька прищурился на котелок, где, толкаясь в крутом кипятке, разваривались щурята. Есть ему не хотелось. Он мысленно увидел сына таким, каким запомнил: волосатый, веснушчатый, с пальцем в носу, с умными и упрямыми глазами, встал между ним и костром призрак родной крови.
- Экое дело, - сказал он дребезжащим голосом, пихая ногой к огню полено, - ишь, старые змеи, объявился когда, да ты по совести - врешь или нет? - Он жестоко воззрился на Агафьина, но в лице мужика ясно отражался переполошивший всю деревню факт. - Да ты чего сел-то, - умиленно вскричал Гранька, - завести Дуньку в оглобли. Поехали, право, поехали, а?
Старик схватил лапти, висевшие на одном гвозде с распяленной для сушки шкурой гагары, стал мотать онучи, ухитрился в двух шагах потерять лапоть и, наступив на него, искать.
За мысом, мелькая в черных вершинах сосен и деловито крякая, неслись утки.

Агафьин смотрел на Граньку, силясь уразуметь, куда собрался старик, и, смекнув, что тот, не поняв его, рвется в деревню, сказал:
- Тут он, со мной приехал.
- Игде? - спросил Гранька, роняя лапоть.
- Палочку состругнуть пошел, тросточку. Скучая, полштоф вина выпили с ним.
Из леса, дымя папиросой, показался человек в городском костюме. Завидев мужиков, он пошел быстрее и через минуту, прищурившись, с улыбкой смотрел вплотную на старика Граньку.
- Вот и я, - сказал он, неловко обнимая отца.
Гранька, вытерев о штаны руки, прижал их к карманам сына и прослезился.
- Миш, а Миш, - бормотал он, - приехал, значит.
- А то как же... - громко, отступая, сказал Михаил. - Дай-ка я посмотрю на тебя, старик, - он обошел вокруг Граньки кругом, паясничая, подмигивая Агафьину, и стал серьезен. - Настоящие мощи, неистребимые. Как живешь?
- Маненько живу, мать-то померла, знаешь?
- Должно быть. Старуха была. - Михаил положил руку на плечо Граньке. - Ну сядем.
Агафьин снял котелок и чайник, поставил на стол чашки и пестерек с сахаром. Отец с сыном сидели друг против друга.
Гранька не узнавал сына. От прежнего Мишки остались лишь вихор да веснушки; борода, усы, возмужалость, серый городской костюм делали сына чужим.
- Везде я был, - жуя сахар, рассказывал Михаил.
Агафьин не сводил с него крупных, восторженных глаз, твердя, в паузах, бойко и льстиво: - Ишь ты. Дела, брат, первый сорт. Эх куры - петушки.
- Был везде. Последние два года прожил в Москве; там и жена моя; женился. Поступил в пивной склад заведующим. Жалованье, квартира, отопление, керосин.
Он сломал крепкую, как железо, баранку, выпил налитый Агафьиным пузатый стаканчик водки, поддел пальцем из котелка щуренка и отсосал ему голову.
Сидел, двигал руками и говорил он просто, но не по-мужицки. Но и тону не задавал, а, видимо, вел себя - как привык. Рыбу он тоже ел пальцами, но как-то умелее. Гранька и Агафьин преувеличенно внимательно слушали его, тряся головами, поддакивая напряженно и счастливо. Он же, попивая из чайника дымный чай, расставив на столе локти, а под столом ноги, рассказывал историю хмурого и смекалистого парнюги, ставшего для деревни барином, "своим из чистых".
Взошла луна и стало еще светлее, мертвенный день без солнца остался над покоем озер. Уныло звенели комары; в земляной яме, треща красными искрами, дымились головни; у берега, разводя круги, плюхалась от щуки рыбная мелочь, а лесистые острова, холмы стали чернее, строже, глубже тянулись опрокинутые двойники их в чистую сталь озер. Озаренная луной, спала земля.
- Жить буду у тебя, тятя, - сказал вдруг Михаил. Мужики опустили блюдечки, раскрыв рты. - Вот так, хочу жить при тебе. Не прогонишь? - Он засмеялся и закурил папиросу, а Агафьин, подхватив уголек рукой, сунул ему. - С тем и приехал.
- Поди-ко, - сказал Гранька, - ублестишь тебя ноне.
- А что ты думаешь, - Михаил засмеялся. - Пора пришла, старик, нажился я. Действительно, вышел я в люди и все такое. Сперва пятьсот получал, теперь тысячу. Венская стоит мебель, граммофон купил дорогой, играет. Приказчики шапки ломают, а я им к праздничку на чаек даю. А какой смысл? Далее для чего мне работать, хозяину вперед забегать, на ломовых горло драть. Вышел я, верно, что говорить, человеком стал. А за каким с... с...м мне этим человеком по земле маяться? Собаке, брат, лучше. У меня собака есть, пуделек, ей блох чешут, ей-ей. Ну, - тоскливо мне, проку из меня настоящего мало, махнул к тебе, подрезвиться хочу, закис, и, видишь ли ты, пью, ей-богу... как пьют - в кабаках знают. Думаешь - вышел в люди - рай небесный. Вопросы появляются.
- Миш, а Миш, - забормотал Гранька, - ты не моги. Против своей жизни не моги.
- Михайло, - сказал Агафьин, хватая рукой бороду, - обскажи, на меркуны, слышь, на Москве из трубок глядят, господа не боятся.
Михаил рассеянно посмотрел на него, но уловил смысл вопроса.
- Это телескоп, - сказал он. - Смотрят, как звезды ходят.
- Вот то самое, - подхватил Агафьин.
- Ну, завтра поговорим, - сказал Михаил. - Положи меня, старик, дай вздохнуть.
Он осмотрелся. Ночевье не изменилось, камыш, вода и избушка были на старом месте.
Все трое легли спать на старых мешках, от которых еще пахло мукой. Агафьин подбросил сена, а Гранька вынес зипуны. Еще поговорили о земляках, рыбе, Москве. Наконец, Агафьин уснул, храпя во все горло. Старик и сын, словно по уговору, сели. Обоим не спалось в духоте ночи, впечатлений и дум.
- Да, буду здесь жить, - громко сказал Михайло. - Как ехал - мало об том думал. Приехал - вижу, место нашел себе. И спокойнее.
- Живи, - сказал Гранька, - рыбу ловить будем.
- И деньги есть.
- Утресь рачни посмотрим. Сколь тебе годов-то теперь, Миш?
- От твоих тридцать долой, только и есть.
Укладываясь, оба думали и заснули, подобрав ноги.

ПРИМЕЧАНИЯ

Гранька и его сын. Впервые - журнал "Неделя "Современного слова", 1913, Э 260.

Пестрядинная - из грубой льняной или бумажной ткани, обычно домотканой.
Туес - берестяной короб.
Пестерек - здесь: кулек.

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Шрифт:

100% +

4

Ну не глупо ли, черт побери, ночью – пускай она белая, пускай светлая, как день, – переходить вброд по колено речку, снимать и натягивать сапоги, карабкаться в гору – и все это ради того, чтобы взглянуть на сосны, которые с детства намозолили тебе глаза!

На горе, в пахучем березняке, Игорь выломал пару веток, протянул мне: отмахивайся от комара.

Вечерняя заря еще не погасла. Далеко на горизонте чернела зубчатая гряда леса. И над этой грядой то тут, то там поднимались багряные сосны – косматые, похожие на вздыбленных сказочных медведей.

Под ногами похрустывают сухие сучки. Лопочут, шлепая прохладной листвой по разгоряченному лицу, беспокойные, не знающие и ночью отдыха осинки. Игорь в белой рубахе, окутанный серым облаком гнуса, как олень, качается в кустах. Матерый опытный олень, безошибочно прокладывающий свою тропу.

Леса еще не видно, но в воздухе уже знойно и остро пахнет сосновой смолой. А вот и сам лес.

Мы стояли на опушке осинника, и перед нами простиралась громадная равнина, ощетинившаяся молодым сосняком. Вдали, на западе, равнина вползала на пологий холм, и казалось, что оттуда на нас накатывается широкая морская волна. И самые сосенки, то иссиня-черные, то сизые до седины, то золотисто-багряные со светлыми каплями смолы, напоминали нарядную, пятнистую шкуру моря.

Игорь сказал:

– Ну, не жалеешь, что пошел?

А потом вдруг обхватил руками ближайший садик сосенок – они росли купами, – ткнулся в них лицом:

– Вот мои ребятишки!

– И ты говоришь, все это сотворил одной мотыгой? – спросил я, снова и снова оглядывая равнину.

– Да, Алексей. Мотыгой – нашим пинежским копачом и вот этими руками! – Игорь выбросил кверху небольшие темные руки, сжатые в кулаки. – Я приехал сюда зимой. Тогда и в помине еще не было, чтобы лес восстанавливать. А я думаю – шалишь! Не належку сюда приехал. Раз ты к лесу приставлен – оправдай себя. Самая загвоздка, конечно, была в семенах. Ну я смикитил. Мальчишек на лесопункте кликнул – целый шишкофронт открыл. Им это в забаву по соснам лазать, а мне польза…

Вдруг Игорь задумался, тяжело вздохнул.

– Ну и Наташе, конечно, досталось. Это уж после, когда эти сопляки на цыпочки поднялись. Жара была, Алексей, они у меня начали сохнуть – как котята без молока. Ну, я копач в руки и давай махать с утра до ночи. И вот, понимаешь, Наташа тогда в положении была. Зачем же вот ей-то было за копач браться? Недоглядел, Алексей. Нескладно у нас получилось. Врачи говорят: конец вашим детям…

Белая ночь проплывала над нами. Над ухом жалобно попискивали комары. Игорь с опущенной головой, белый, как привидение, стоял, до пояса погруженный в колючий потемневший сосняк.

– Ничего, – заговорил он сдавленным шепотом. – Ничего! – И вдруг опять уже знакомым мне, каким-то по-отцовски широким и щедрым объятием обхватил сосенки. – Вот мои дети!.. Наташа плачет, убивается, а я говорю: не плачь; кто чего родит – одни ребятишек с руками да ногами, а мы, говорю, с тобой сосновых народим. Сосновые-то еще крепче. На века. Согласен, Алексей? – И вдруг Игорь, не дождавшись моего ответа – решенное дело! – громко и раскатисто, да так, что эхо взметнулось над притихшим сосняком, рассмеялся.

Надо было возвращаться домой. Но как же не хотелось расставаться с этим сосняком! Или это потому, что теперь уж эти сосенки-подростки для меня не просто молодой сосняк, а Игоревы дети?

– А ты видал, Алексей, как сосна всходит? – неожиданно спросил Игорь.

Я улыбнулся: наивно все-таки спрашивать о таких вещах человека, который вырос в лесу.

– Ни черта ты не видал! Все мы так. Бродим, бродим по лесу, топчем все с краю, ну, еще черемуху, когда в цвету, обломаем, а вот как рабочее дерево из земли поднимается, не знаем. Хочешь посмотреть? – В голосе Игоря зазвучала соблазнительная, так хорошо знакомая мне с детства загадочность. – Интересно! Сосны двух недель от роду. А?

5

И вот опять мы, два полуночника, идем в белую ночь. Над головой таинственное, притушенное серенькой дымкой небо, а в ногах сосны. От сосен веет дневным жаром. Сосны цепляются смолистыми иглами за одежду, кусают голые руки.

Игорь довольно замечает:

– Смотри, какие зубастые. Как щенята, огрызаются. Крепкие дерева будут!

Белая ночь творит чудеса. Исчезло время. Мы снова мальчишки. И снова, как в те далекие годы, Игорь ведет меня…

Темный, заросший молодым ельником ручей, словно корабль, плывет нам навстречу.

Послышался свист, тоненький, похожий на хрупкий лучик вечернего солнца, и погас.

– А ведь это рябишко, Алексей, – сказал Игорь и остановился. – Забавно. С чего бы ему об эту пору?

Он еще некоторое время удивляется странному поведению рябчика, а потом говорит:

– У меня тут, Алексей, полно всякой птицы. Любит она здешние места. На Сысольских озерах даже орлы живут, во как! А вообще-то нервная пошла нынче птица… Да и как ей не нервной быть, ежели по всему Северу железный гром стоит! Скажем, журавль, к примеру. Весной это летит с юга, день и ночь крыльями машет. Ладно, думает, вот прилечу на родину – отдохну. А прилетел – негде сесть. На гнездовьях-то уж люди.

Придерживаясь за ветки березы, мы стали спускаться в ручей. Густые, по пояс, папоротники, трава, слегка отпотевшая за ночь, и даже сырой холодок понизу. Но засуха добралась и сюда. Воды в ручье не было. Каменистое, из мелкого галечника дно проросло пышными подушками зеленого мха. Мох мягко пружинит под ногами. Вдруг справа от нас – это всегда бывает вдруг – вспорхнул рябчик и низом-низом, фурча, как пропеллер, крылышками, потянул в еловую глушь. Было слышно, как он сел на сучок.

Игорь улыбнулся:

– Сейчас мы вступим с ним в переговоры. – И, раздвинув губы, сухие, в трещинах, свистнул.

Рябчик отозвался, но как-то вяло, неохотно.

Игорь опять улыбнулся:

– А знаешь, что он мне ответил? «Не пойду, говорит, хочешь – иди сам».

– Ну уж так-таки и «не пойду»?

– Вот те Бог, Алексей. У них, у этих рябишек, три зова для своих товарищей: «лечу», «иду на ногах», «лети сам». Не веришь? Ну а как же бы они в лесу-то разыскивали друг дружку, в особенности во время токов? Охотники хорошие знают их наречье, так и манок настраивают. Ежели «лечу» – не двигайся, сам прилетит. И по сигналу «иду пешком» тоже дождаться можно. Не скоро – велик ли у ряба шаг, – приковыляет. А вот ежели «лети сам», тут уж не жди. Хоть как его ни зазывай, не прилетит. С характером птица, даром что маленькая.

За ручьем опять вырубка – трухлявые пни в кустиках сморщенной, подгоревшей на солнце земляники, редкие елки иван-чая с сонно ворочающимися на метелках пузатыми шмелями, потом опять ручей – горький ольшаник вперемежку с березой, и вот мы поднимаемся на холм.

Под ногами тундра – чистейший, белее снега курчавый ягель, а там, вверху – я задираю голову – макушки сосен…

Я смотрю на этих неохватных, в седых космах великанов, смотрю на их темные вершины, потрепанные вековечными ветрами, и то они мне кажутся былинными богатырями, чудом забредшими в наши дни, то опять начинает казаться – чего не делает белая ночь, – что ты сам попал в заколдованное царство и бродишь меж задремавших богатырей. Уж не белые ли ночи и сосны навеяли эту сказку нашим предкам?

Вздох Игоря – он рядом – возвращает меня к яви.

– Эти сосны еще Петра помнят. Вот какая краса тут была! А теперь один островок остался. И то потому, что лошадями лес заготовляли. Взять нельзя было. А если бы нынче – сокрушили. Трактор хоть черта своротит…

Игорь опять вздыхает:

– Раньше, бывало, в лес-то зайдешь – оторопь берет. Под каждой елью леший сидит. А теперь этих леших в сырые суземы загнали – чахнут, бедные, нос высунуть боятся… Ладно, пошли. Тут близко. Версты не будет.

Но Игорева верста, видно, меряна еще той древней дедовской клюкой, о которой говорится в присказке. Мы бредем вырубками, то совершенно сухими, то заглушенными жирной травой с пышными белопенными зонтами тмина, – они похожи на легкие облачка, опустившиеся на землю, огибаем маленькое, с черной, как чай, водой озерко, курящееся паром, – «черти баню топят», – шутливо замечает Игорь, пересекаем просеки – лесные коридоры, топчем похрустывающий олений беломошник, путаемся в упругих зарослях можжевельника. И Игорь рассказывает – рассказывает, рассказывает обо всем, что попадается на глаза, – то приглушенным шепотом (и тогда он, в белой распущенной рубахе, с темным, прокопченным солнцем лицом, на котором шевелятся неестественно белые брови, напоминает старого лесного ведуна), то голос его переливается, как ручей.

Он рассказывает о елях, о их необыкновенной чувствительности – «десятиметровую ель можно убить одним ударом обуха», о хвойной, скользящей под ногами подстилке – «мудро устроен, Алексей, лес: сначала кормом себя обеспечит, а потом уж на отдых уходит», жалуется на нахальную березу – и это странно мне слышать, но у него свой счет к березе – «сорняк дерево, она да осина на вырубках первые гостьи», плетет какой-то доморощенный сказ о древней птице глухаре, которого мы подняли в травниках…

Я присматриваюсь к Игорю, вспоминаю его «лагерные университеты», и мне все чаще приходит в голову, что я совершенно не знаю этого человека.

Он был силен, по-прежнему силен и неутомим, как все Чарнасовы, и так же размашисто мечтателен и одержим, как его отец, – «зеленую революцию пущу», но откуда у него эта удивительная любовь и жалость, русская жалость ко всему живому? Нет, отец его, беспощадно-прямой, мысливший мировыми категориями, не страдал этим. Профессия лесника наложила на него свою печать?

По вершинам сосен красной лисицей крадется утренняя заря. Что-то вроде ветерка, похожего на легкий вздох, пронеслось по лесу. Или это белая ночь, прижимаясь к земле, уползает в глухие чащобы?

6

– Вот, пришли, – говорит Игорь.

Я смотрю перед собой и ничего не вижу, кроме черной бескрайней гари с хаотическим нагромождением коряг и сучьев. На их обугленной, потрескавшейся коре – алые отсветы зари, и кажется, пожар еще дышит, живет.

Опять загадка?

Игорь, довольный, смеется. Сухое, загоревшее лицо его с белыми бровями пылает, как сосна.

– Да ты не туда смотришь. В борозды смотри.

В самом деле, гарь прорезана песчаными бугристыми бороздами. Их много. Они, как желтые змеи, расползлись по гари.

Я наклоняюсь к первой борозде. Рваные, обгоревшие корни по краям, следы тракторной гусеницы, потом замечаю крохотный, сантиметра в два, пучок темно-дымчатой травки, за ним другой, третий… И вот уже пучки сливаются в жиденький, кое-где искрящийся ручеек, робко крадущийся по песчаному дну борозды.

Ручеек необычный. От ручейка пахнет смолой.

Неужели так вот и начинается сосновый бор?

Игорь советует мне вырвать отросток: все равно им всем не жить, придется прореживать.

Ого! Травка колется, липнет к пальцам, а глубинный корень вдруг выказывает цепкость и упорство сосны.

Странно это – держать на ладони дерево с корнем…

Я стою, склонившись над этим младенческим лесом, вдыхаю его первозданный запах, и мне кажется, что я присутствую при рождении мира, подымающегося на утренней заре…

Игорь мягко кладет мне на плечо руку.

– Это тракторная работа. Ровно месяц назад с Санькой Ряхиным сеяли. На совесть мужик работал. А нынче как-то встретил на днях, спрашиваю: «Будем еще, Саня, старые грехи замаливать?» – «Нет, говорит, Игорь. Хорошо лес сеять, нравится мне эта работа, а больше не жди». Понимаешь, Алексей, копейка мужика затирает. У него семья, ребятишки, а тут хоть лопни – тарифная ставка. Не перепрыгнешь. Почему так? Кто лес валит – тому прогрессивка, и премиальные, и еще там всякая всячина. А кто лес сажает – на сознательность переведен. Почему так?

Мы идем узенькой, хорошо утоптанной тропинкой. В лесу полно птах. Пищат, посвистывают, тенькают – все спешат управиться со своими делами до жары. А вот и дробный перестук дятлов.

– Это мои помощники, – говорит Игорь. – Мало только их нынче. Надо бы их как-то увеличить. В книжках ничего не читал об этом?

А потом он снова возвращается к своим обидам лесника. Нет, он не о себе. Ему с Наташей немного и надо. Да его хоть золотом осыпь, от леса не оторвешь. А как же на их зарплатишку жить тому, у кого семья? Вот и идут в лесники инвалиды да всякий сброд. А если какой подходящий мужик заведется, так от него все равно толку мало. Он все лето для коровы своей сено ставит. А сколько у лесника работы? Охрана леса, лесо-культурные работы, расчистка просек… А семена заготовлять? Египетский труд! Каждую шишку надо ладонями обмять. А противопожарные канавы возле дорог прорыть?..

Игорь качает головой:

– Ни черта я тут не пойму. Каждый год пожары. А нынче весь Север горит. В Архангельске от дыма, говорят, не продохнешь. Космос, что ли, решили отапливать? Во что это государству влетает? А люди на лесопунктах по неделям не работают? А колхозников с пожара на пожар гоняем? И никто почему-то не хочет одну штуковину сделать – лесную охрану увеличить. Знаешь, у меня какое лесничество? Двести сорок тысяч га! Мне за год не обойти это царство. Да что там за год! Я так и помру, а в каждом квартале не побываю. Мы, лесники, кричим: добавьте охраны! Меньше пожаров будет. И все без толку. Миллиарды в огонь бросаем – не жалеем, а вот лишнего лесника нанять – экономия… Почему так, Алексей? Я и в райком писал, и в область писал, и в Москву писал… Куда еще писать?

7

Обратная дорога оказалась прямой и короткой. И я понял, что Игорь не без умысла водил меня по лесу. Да он и сам не скрывал этого.

– Ну, теперь ты получил сосновое образование, – сказал он с ухмылкой, когда мы вышли в окрестности поселка.

Я поражался, глядя на него. Человек целый день выходил на ногах, потом эта бессонная ночь с кружением по ручьям и вырубкам, а ему хоть бы что. Он был свеж и бодр, как утренний лес. Может, только морщины резче обозначились на его сухом узком лице да на жилистой, дочерна загорелой шее.

Восход солнца мы встретили, сидя под суковатой развесистой сосной – могучим чудищем, вымахавшим на приволье. Старые шишки, ворохом лежавшие на росохах закаменевших корней, окрасились алым светом.

– А я, Алексей, можно сказать, тоже от сосны начал жить, – заговорил Игорь. – Лес меня человеком сделал. Ну, про то, как я в тюрягу попал, рассказывать нечего. По молодости, по глупости… Вот ты ученый, Алексей, книжки пишешь. А можешь объяснить, что тогда произошло со мной, какой заворот в моих мозгах образовался? Почему мне дома не сиделось? Все мои ровесники при деле: ты учишься, те работают. А меня так и тянет, так и тянет куда-то. Как журавля в небо. Почему так? И ведь героем себя считал – во как. Ну а война началась, тут меня прошибло. Кровавыми слезьми умылся. Братья на фронте, отец от рака умирает, а я за колючей проволокой. Работаю, конечно, всему гопью в лагере войну объявил, а все равно в лагере. Да разве мне, сыну Антона Чарнасова, так воевать надо!

Игорь хрустнул сцепленными в замок пальцами.

– Сейчас из заключения выходят, у ворот его встречают. Все для него, на работу устраивают – будь только человеком. Упрашивают. А я после войны вышел – хлебнул горюшка. Я с чистым сердцем, я жить хочу, работать хочу – я ведь еще не жил, семнадцати лет за решетку попал, – а от меня как от прокаженного шарахаются. Я вкалываю, вкалываю, по тридцать кубиков земли лопатой вынимаю – это когда еще дорогу строили, – рубаха на мне от пота не просыхает, сам седой от соли. А чуть что случилось в поселке – воровство какое, пропажа – Игорь-бандит. На него косо смотрят. Как это переносить, Алексей?

И вот только в лесу себя человеком чувствуешь. Никто тебя не спрашивает, кто ты. Пташка сядет рядом. Сосна-трудяга… Стоит – день и ночь смолу качает. Ей некогда пустяками заниматься. На ней вся планета держится…

Это было неуместно, нехорошо, но я не мог сдержать улыбку: так неожиданно и широко было обобщение Игоря.

– Ей-богу, Алексей! Ну, а как же? Поживи-ко здесь до зимы – сам на практике все поймешь. Ветры студеные задуют – из Арктики, аж от самого полюса, – кто им заслоном служит? Сосна. Да ежели бы не сосна, так эти ветрищи до Черного моря добрались, сквозняк на всю Россию устроили. А летом, когда засуха, все кругом выгорело? Березы и те от жары сомлели. А эта – черт те что. Пыхтит, обливается смоляным потом, а дело свое делает. И вот ведь какая несправедливость! Про березу в песнях поем, черемуху на каждом шагу вспоминаем. А что они против сосны? Иждивенцы! Только и живут потому, что сосна на свете есть…

– Ну ты уж слишком, – возразил я, обидевшись за другие деревья.

– Да я их всех люблю, Алексей. Я после лагерей какой-то жалостливый стал. Ну, а все-таки им против сосны… Не то. Характер не тот! – решительно сказал Игорь. – Вот, к примеру, ель. Нужное дерево – ничего не скажешь. А хитрить-то зачем? Ох, хитрое дерево! Я эту ель насквозь вижу. Вся ушла в суземы. Ну-ко, доберись до нее. Надо железную дорогу тянуть, болота мостами выстилать. «Сама на корню сгнию, а человеку не дамся». Вот какое дерево! А в сырость я прямо глядеть на нее не могу. И так-то жить тошно, а тут еще она слезу точит… Вот осина еще на нервы действует. И все-то она дрожит, все-то дрожит. Больно о себе много думает…

Сверху к нашим ногам упала прошлогодняя шишка. Мы оба подняли головы. Могучие, узловатые, переплетенные друг с другом сучья, и в них, как в колодце, маленькое оконце голубого неба, осиянного солнцем.

– Вот какая сила, Алексей! Не согнешь! – зашептал восхищенно Игорь. – Люблю, когда сосна шумит. Она не то что ель. Та в непогодь как по покойнику воет. А эта… Ноги в земле, голова в космосе, да как затянет свою «дубинушку» – аж землю в дрожь бросает. Вот какое это дерево – сосна, Алексей! Да мы ей в ноги должны поклониться. За службу верную. За то, что на переднем крае всегда. Не хитрит. Не ждет никакой награды!..


Солнце уже припекало, когда мы вернулись в поселок. В утреннем воздухе попахивало горьковатым дымком – значит, опять пожары…

Игорь не захотел тревожить Наташу. Он лег вместе со мной в бане и тотчас же заснул. Заснул крепким сном рабочего человека. А я еще долго лежал с открытыми глазами и думал о своем товарище, о его отце, о соснах…

Собачья гордость


Лет двадцать назад кто не клял районную глубинку, когда надо было выбраться в большой мир!

Северянин клял вдвойне.

Зимой – недельная мука на санях, в стужу, через кромешные ельники, чуть-чуть озаренные далекими мерцающими звездами. В засушливое лето – тоже не лучше. Мелководные, порожистые речонки, перепаханные весенним половодьем, пересыхают. Пароходик, отмахивающий три-четыре километра в час, постоянно садится на мель: дрожит, трется деревянным днищем о песок, до хрипоты кричит на весь район, взывая о помощи. И хорошо, если поблизости деревня, – тогда мужики, сжалившись, рано или поздно сдернут веревками, а если кругом безлюдье… Потому-то северяне больше полагались на собственную тягу. Батог в руки, котомку за плечи – и бредут, стар и млад, лесным бездорожьем, благо и ночлег под каждым кустом, и даровая ягода в приправу к сухарю. Не то сейчас…

Я люблю наши сельские аэродромы. Людно – пассажир валит валом; иной раз торчишь день и два, с бессильной завистью наблюдая за вольным ястребом над пустынной площадкой летного поля: кружит себе, не связанный никакими причудами местного расписания…

А все-таки хорошо! Пахнет лугом и лесом, бормочет река, оживляя в памяти полузабытые сказки детства…

Так-то раз, в ожидании самолета, бродил я по травянистому берегу Пинеги, к которой приткнулся деревенский аэродром. День был теплый, солнечный. Пассажиры, великие в своем терпении, как истые северяне, коротали время по старинке. Кто, растянувшись, дремал в тени под кустом, кто резался в «дурака», кто, расположившись табором, нажимал на анекдоты.

Вдруг меня окликнули. Я повернул голову и увидел человека в белой рубахе с расстегнутым воротом. Он лежал, облокотившись, в траве, под маленьким кустиком ивы, и смотрел на меня какими-то тоскливыми, измученными глазами.

– Не узнаешь?

Человек поднялся, смущенно оправил помятую рубаху. Бледное, не тронутое загаром лицо его было страшно изуродовано; нос раздавлен, свернут в сторону, худые, впалые щеки, кое-где поросшие рыжеватой щетиной, стянуты рубцами…

– Ну как же? Егора Тыркасова забыл…

Бог ты мой! Егор Тыркасов… Да, мне приходилось слышать, что его помяла медведица, но… Просто не верилось, что этот вот худой, облысевший, как-то весь пришибленный человек – тот самый весельчак Егор, первый охотник в районе, которому я отчаянно завидовал в школьные годы.



Жил тогда Егор по одной речке, на глухом выселке, километров за девяносто от ближайшей деревни. Леса по этой речке, пока еще не были вырублены, кишмя кишели зверем и птицей, а сама речка была забита рыбой. Каждую зиму, обычно под Новый год, Егор выезжал из своего логова, как он любил выражаться, в большой свет, то есть в райцентр. Никогда, бывало, не знаешь, когда он нагрянет. Вечер, ночь ли – вдруг грохот под окном: «Ставьте самовар!» – и вслед за тем в белом облаке, заиндевевший, но неизменно улыбающийся Егор. И уезжал он так же неожиданно: загуляет, пропьется в пух и в прах – и поминай как звали. Только уж потом кто-нибудь скажет: «Егора вашего видели, домой попадает».

– Да, брат, – сказал Егор, когда мы уселись под кустом, – с войны вернулся как стеклышко. Хоть бы царапнуло где. А тут медведица – будь она неладна… А все из-за себя, по своей дурости. Подранил – хлопнуть бы еще вторым выстрелом, а мне на ум шалости… Так вот, не играй со зверем! – коротко подытожил Егор, как бы исключая дальнейшие расспросы.

Я понял, что ему до смерти надоело рассказывать каждому встречному все одно и то же, и перевел разговор на нейтральную, но всегда близкую для северянина тему:

– Как со зверем нынче? Есть?

– Есть. Куда девался. Люди бьют. – Егор натянуто усмехнулся: – Для меня-то лес заказан. На замке.

Я понимающе закивал головой.

– Думаешь, из-за медведицы? Нет, после того я еще десяток медведей свалил. Руки-ноги целы, а рожа… Что рожа? На медведя идти – нес девкой целоваться. Нет, парень. – Егор глубоко вздохнул. – Утопыш меня сразил. Так сразил… Хуже медведицы размял… Пес у меня был, Утопышем назывался.

– Лучше бы об этом не вспоминать. Беда моей жизни…

Но в конце концов, повздыхав и поморщившись, Егор уступил моей настойчивости.

– Ты на нашем-то выселке не бывал? Речку не знаешь? Рыбная река – даром что с камня на камень прыгает. Утром встанешь, пока баба то да се, ты уж с рыбой. Ну вот, лет, наверно, семь тому назад иду я как-то вечером вдоль реки – сетки ставил. А осень – темень, ничего не видно, дождь сверху сыплет. Ну, иду – и ладно, в угор надо подыматься, дом рядом… Что за чемор, – Егор, как человек, выросший в лесу, очень деликатно обращался в разговоре с водяным и прочей нечистью, – что за чемор? Плеск какой-то слышу у берега. Щучонок разыгрался или выдра за рыбой гоняется? Ну, для смеха и полоснул дробью. Нет, слышу опять: тяп-тяп. Ладно. Подошел, чиркнул спичкой. На, у самого берега щенок болтается, никак на сушу выбраться не может. А загадка-то, оказывается, простая. У соседа сука щенилась – пятерых принесла. Ну, известно дело: одного, который побойчее, для себя, а остальных в воду. Я уж после это узнал, а тогда сжалился – больно эта коротыга за жизнь цеплялась! Дома, конечно, ноль внимания. Какой же из него пес? Я даже клички-то собачьей ему не дал. Митька-сынишко: «Утопыш» да «Топко», и мы с женой так. Иной раз даже пнешь, когда под ногами путается. И вот так-то – не помню, на охоту, кажись, торопился – занес на него ногу. А он – что бы ты думал? – цоп меня за валенок. Утопыш – и такой норов! Тут я, пожалуй, и разглядел его впервые. Сам маленький – соплей перешибешь, а весь ощетинился, морда оскалена – чистый зверь. И лапа широкая – подушкой, и грудь не по росту.

«Дарья, – говорю это женке-то, – да ведь он настоящий медвежатник будет. Корми ты его хорошенько».

Ну, Дарья свое дело знает. К весне пес вымахал – загляденье! Только ухо одно опало – дробиной тогда хватило. А у меня в ту пору медвежонок приведись – для забавы парню оставил. Сам знаешь, на выселке пять домов – ребенку только и радость, когда отец с охоты придет. Ну вот, вижу как-то, Митька медвежонка дразнит, палкой тычет. У меня голова-то и заработала. Давай псу живую науку на звере показывать. У самого сердце заходится – зверь беззащитный, на привязи, а раз надо – дак надо. И до того я натаскал пса – лютее зверя стал, люди не подходи… Да, этот пес меня озолотил. Десять медведей с ним добыл. Пойду, бывало, в лес – уж если есть зверь, не уйдет. Башкой к тебе или грудиной поставит – вот до чего умный пес был! И еще бы сколько зверя с ним добыл, да сам, дурак, пса загубил…

– Эх, винище все!.. – вдруг яростно выругался Егор. – Баба иной раз скажет: «Что уж, говорит, Егор, ученые люди до всего додумались, к звездам лететь собираются, а такого не придумают, чтобы мужика на водку не тянуло». Понимаешь, поставил я зимой капкан на медведя. Из берлоги пестун вышел, а может, шатун какой. Бывают такие медведи. Жиру летом из-за глиста, верно, не наберут и всю зиму шатаются. Да в том году все не так было: считай, и медведь-то по-настоящему не ложился. Ну, поставил, и ладно. Утром, думаю, пока баба обряжается, сбегаю, проверю капкан. Куда там. Еще с вечера на другую тропу наладился. Вишь ты, вечером соседка с лесопункта приехала. На лесопункте, говорит, вино дают. А лесопункт от нас рукой подать – километров двенадцать. Как услыхал я про вино – шабаш. Места себе не найду. Месяца три, наверно, во рту не было. Баба глаз с меня не спускает – при ней соседка говорила. Знает своего благоверного. Слава Богу, четвертый десяток заламываем. Как бы, думаю, исделать так, чтобы без ругани? И бабу обидеть тоже не хочется. А бес, он голову мутит, всякие хитрости подсказывает: «Что, говорю, женка, брюхо у меня разболелось. Эк урчит – хоть бы до двора добежать». Ну, вышел на крыльцо. Мороз, небо вызвездило. Да я без шапки в одной рубахе и почесал. А баба дома в переживаньях: «С надворья долго нету, заболел, видно». Это она уж после мне рассказывала. Вышла, говорит, на крыльцо: «Егор, Егор!..» А Егор чешет по лесу – только елки мелькают. Ладно, думаю, двенадцать верст не дорога, часа за три обернусь. Ноги-то по морозцу сами несут. Ну, а обратно привезли… Дорвался до винища, нашлись дружки-приятели, день и ночь гулял. Баба на санях приехала, суд навела. Я как выпью – смирнее ягненка делаюсь. Ну, баба в то время и наживается, славно счета предъявляет. А когда тверезый – тут по моим законам. Языком вхолостую поработает, а чтобы до рук дойти – нет. «Я, говорит, пьяного-то, Егор, не тебя бью, а тело твое поганое». Ну, а тогда обработала, я назавтра встал – себя не узнаю. Ино, может, и дружки-приятели подсобили. Ладно, встал – смотрю, а в избе как пусто. Все на месте, а пусто… Дале вспомнил: где у меня Утопыш-то? А так пес завсегда при мне. «Дарья, говорю, где пес-то?»

«За тобой, наверно, ушел. Как сбежал ты со двора, он тут повыл-повыл ночью, а утром пропал».

Тут меня как громом стукнуло. Вспомнил: ведь у меня капкан поставлен! Бегу, сколько есть мочи, а у самого все в глазах мутится. Следов не видать – пороша выпала. Ну, а дальше плохо и помню… Подбежал к капкану, а в капкане заместо зверя мой Утопыш сидит… Вишь ты, ночью-то он хватился меня: нету. Повыл-повыл и побежал разыскивать. А где разыскивать? Собака худа о хозяине не подумает. Разве ей может прийти такая подлость, чтобы хозяина у водки искать? Она труженица вечная и о хозяине так же думает. Ну, а след-то у меня к капкану свежий. Она, конечно, туда… Увидел я пса в капкане, зашатался, упал на снег, завыл. Ползу к нему навстречу… «Ешь, говорю, меня, сукина сына, Топко…»

А он лежит у капкана – нога передняя переломана, промеж зубьев зажата и вся в крови оледенела. А я тебе говорил: пес у меня зверее зверя был, на людей кидался. Баба и та боялась еду давать. Зимой и летом на веревке держал и забыл тебе сказать: я ведь в тот вечер, когда гули-то подкатили, тоже на веревку его посадил. Дак он веревку ту перегрыз, ушел, а капкан, конечно, не перегрыз…

Ну, приполз я к нему. «Загрызай, пес! Сам погубил тебя».

А он, знаешь, что сделал? Руку стал мне лизать… Заплакал я тут. Вижу – и у него из глаз слезы.

«Что, говорю, я наделал-то, друг, с тобой?»

А он и в самом деле первый друг мне был. Сколько раз из беды выручал, от верной смерти спасал! А уж работящий-то! Иной раз расхлебенишься, на охоту не выйдешь – сам за тебя план выполняет. То зайца загонит, то лису ущемит. А то как-то у нас волк овцу утащил. Три дня пропадал. Пришел – вся шкура в клочьях – и меня за штаны: пойдем, обидчик наказан. Вот какой пес у меня был, и такого-то пса я сам загубил. Кабы он на меня тогда зарычал, бросился – все бы не так обидно. Стерпел бы какую угодно боль. А тут собака – и еще слезы надо мной проливает… Видно, она меня умнее, дурака, была – даром что речь не дадена. Уж он бы меня сохранил, до такой беды не допустил. Ну, вынул я его из капкана, поднял на руки, понес… Что – нога зажила, а не собака. Раньше на людей кидался, а тут сидит у крыльца, морду задерет кверху и все о чем-то думает. Я уж и привязывать не стал…

Ну, а у меня заданье – план выполнять надо. Охотник – не по своей воле живу. Что делать? Купил я на стороне заместителя. Ладный песик попался, хоть и не медвежатник. Но белку и боровую дичь брал хорошо, – это я знал. И вот тут-то и вышла история… Привел я нового пса домой, стал собираться в лес. Вышел на крыльцо. «Ну, старина, – говорю это Утопышу-то, – отдыхай. Больше ты находился на охоту».

Молчит, как всегда. Морда кверху задрана. И только я стал уходить с новым псом со двора, он как кинется вслед за мной. У меня все в глазах завертелось. Гляжу, а новый-то песик уж хрипит – горло перекушено… Знаешь, не вынес он – гордый пес был. Как это чужая собака с его хозяином на охоту пойдет? Не знаю, денег мне жалко стало – пятьсот рублей за песика уплатил – или обида взяла, только я ударил Утопыша ногой. Ударил, да и теперь себе простить не могу. Опрокинулся пес, потом встал на ноги, похромыкал от меня прочь. А через две недели подох. Жрать перестал…

Не знаю, может, я жилу какую ему повредил, когда пнул, да не должно быть. Здоровенный пес был – что ему какой-то пинок? Бывало, сколько раз под медведем был, а тут от пинка. Нет. Это, я так думаю, через гордость он свою подох. Не перенес! Видно, он так рассуждал: «Что же ты, сукин сын, меня в капкан словил, да меня же и бьешь? Сам кругом виноватый, а на мне злобу вымещаешь. Ну, так ты меня попомнишь! Попомнишь мою собачью гордость! Навек накажу». И наказал… Как умер, дак я уж больше собаки не заводил. И с охотой распрощался. Без собаки какая охота, а завести другую не могу. Не могу, да и только. Баба ругается: «С ума ты, мужик, сошел. Без охоты чем жить будем?» А я не могу. Да дело дошло до того, что я дома лишился. Выйду на крыльцо, а мне все пес видится. По ночам вой его слышу. Проснусь: воет.