Что я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после

Следовало бы почаще вспоминать эти слова всем, кто ропщет на Бога, не понимая Его предначертаний. «Объясните мне, – говорит Берсье, – почему прерывается прекрасная и полезная жизнь, между тем как столько бесполезных существ остаются влачить свою жалкую жизнь в страдании? Объясните мне, почему испытание часто обрушивается на самых благочестивых людей и, по-видимому, щадит тех, надменность которых оно могло бы смирить своими ударами? Объясните мне все, что кажется нам роковым в природе и истории! Объясните мне все несправедливости, все незаслуженные страдания; объясните мне, почему столько тысяч существ осуждены на рождение и жизнь среди нищеты и позора! О, мы рассуждаем об этом, мы одеваем эти скорби в жалкие лохмотья нашей философии! Но разве это значит найти объяснение? Сознавать свое бессилие, сознавать, что мир движется по пути роковой необходимости и что природа, сокрушая нас своими стихийными силами, не разумнее и не ответственнее простой машины, бесстрастной ко всем слезным мольбам возвратить жизнь человеку, измолотому в сцеплении ее зубчатых колес! Нечего сказать, хорошо утешение! Нет, мы не фаталисты. Когда, отказываясь понять свою судьбу, мы смиренно склоняем голову, то мы преклоняемся пред волей Отца. Отец говорит нам: «Что Я делаю, теперь ты не знаешь»; Отец – и этого нам довольно. Что удивительного в том, что Его намерения не согласуются с нашими? Что удивительного в том, что мы не можем постичь их? «Ты уразумеешь после», – сказал . Эти слова стали для нас истиной, подтверждаемой опытом. Сколько темных страниц нашей жизни стали нам понятны лишь тогда, когда мы пробегали их по истечении многих лет! Вы жаловались на свои неудачи, на несбывшиеся надежды, на расстроенные планы, на испытания, постигшие вас; вы обвиняли свою злую судьбу, вы упрекали, может быть, Бога – и вот, во всех этих испытаниях заключалось ваше благо. Этого, конечно, вам было достаточно, чтобы смириться и обратиться к Богу. Последнее, окончательное объяснение будет дано нам за пределами этого мира. Тогда мы узнаем причины всех этих беспорядков, смут, несправедливостей и торжества зла, смущающих ныне нашу веру» (Берсье. Беседы).

Наставление о смирении

На успокоительные слова Иисуса – уразумеешь после – Петр отвечал: не умоешь ног моих вовек! Несомненно, что Петр, оказывая такое неповиновение Иисусу, руководствовался чувством беспредельного благоговения пред Ним и сознанием своего ничтожества в сравнении с Его божественным величием. Но все-таки это было неповиновение, между тем как истинное смирение состоит в беспрекословном исполнении воли Того, во власть Которого Отец отдал все. От такого-то, хотя бы по существу и благочестивого, сопротивления воле Божией и предостерегает Петра Иисус, говоря: Если не умою тебя, не имеешь части со Мною (). Петр приходит в ужас при мысли о том, что он, бросивший все и последовавший за Иисусом, не будет участником в Царстве Мессии; и потому спешит высказать свою покорность: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову ().

Омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь (), – сказал ему Христос и продолжал прерванное временно омовение ног.

В жарких странах ходят босыми ногами, надевая на них сандалии, предохраняющие лишь подошву ноги от случайных уколов; при ходьбе босые ноги становятся запыленными, и их приходится часто омывать; полное же омовение всего тела делается значительно реже, вследствие чего и сложилось понятие, что омытому, который чист весь, нужно омыть только ноги. В применении к Апостолам и вообще последователям Христа это изречение означает, что искренно покаявшийся и отставший от греховной жизни не должен успокаивать себя тем, что уже переродился и, так сказать, омылся от грехов своих: освободясь от прежних грехов, он остался все-таки грехоспособным и, если не совершает тяжких грехов, все же мелкие грехи грязнят душу его, как пыль его босые ноги; и как омытому не избежать постоянного омовения ног, так и отставшему от греховной жизни нельзя обойтись без постоянного покаяния в ежедневно совершаемых грехах.

Омывая ноги Петру, Иисус обратился к остальным Апостолам, сказав им: и вы чисты, но не все (). Передавая эти слова, Евангелист поясняет, что Иисус знал... предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты .

Окончив омовение ног, Иисус надел Свою верхнюю одежду, возлег за стол и, обращаясь к Апостолам, сказал: «Знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и, говоря так, вы говорите правильно (). Итак, если Я, будучи вашим Учителем и Господом, умыл вам ноги, то и вы должны всегда и во всем проявлять такое же смирение. Раб не больше господина своего, посланник не больше пославшего, и служащий за столом не больше возлежащего; однако же Я, посылающий вас на проповедь , Господь ваш, возлежащий здесь на первом месте, омыл ноги ваши. К чему же ваши споры о том, кто из вас больший? Не спорить вам надо, а поступать так, как Я, брать пример с Меня. И если будете исполнять то, что Я вам говорю, то блаженны будете. Впрочем, вы были верны Мне при всех сопротивлениях, которые оказаны были Мне врагами Моими; вы не оставили Меня и тогда, когда многие ученики отошли от Меня. За это Я завещаю вам Царство Мое и введу вас в Царство Небесное, где вы будете удостоены величайшей чести быть со Мной. Но Я говорю не обо всех вас, так как знаю, что сбудется Писание, в котором сказано: ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою (); для того и говорю вам об этом теперь, чтобы вы, когда это сбудется, поняли, что в Писании это сказано обо Мне».

Скорбь Иисуса о предателе

Присутствие Иуды на этом прощальном вечере смущало Иисуса; Иуда должен был уйти, оставив Его наедине с остальными Апостолами; но он не уходил и нагло смотрел на всех. Желая показать ему, что он лишний здесь, Иисус сказал, обращаясь ко всем Апостолам: «Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня (); впрочем, так и должно быть, ибо все в жизни Сына Человеческого происходит так, как предсказано о Нем; но горе тому, кем Сын Человеческий предается! Лучше было бы этому человеку не родиться ()".

Если бы Иуда имел хоть каплю стыда, то, после таких слов Иисуса, пал бы к ногам Его, с рыданиями покаялся бы в своем тяжком грехе и не встал бы, пока не получил прощения от всепрощающего и любвеобильного Христа. Но он был вор и думал только о том, как бы похитрее устроить свое дело и получить от синедриона, кроме полученного уже, еще и дополнительное вознаграждение за предательство.

Обличение предателя и уход его

На остальных же Апостолов слова Иисуса произвели удручающее впечатление: среди избранных двенадцати – предатель! Это ужасно! И никто из них не поверил бы этому, если бы не сказал Сам Христос. В ужасе смотрят они друг на друга, желая своими испытующими взорами вызвать признание предателя; но Иуда молчит. Тогда они начинают переговариваться, недоумевая, кто бы из них способен был на такую подлость? Но и это ни к чему не привело. Опечаленные, они стали один за другим спрашивать Иисуса: «Не я ли, Господи?», «Не я ли?» Но их вопросы остались без ответа. Когда же Иуда, не желая отставать от других, нагло спросил: «Учитель, не я ли?» – то Иисус ответил ему тихо, так что в то время другие Апостолы не расслышали ответа: ты сказал . Это была обычная форма утвердительного ответа, равносильная словам: «Да, это ты».

Мысли Апостолов были так заняты поразившей их вестью, что они не расслышали или не поняли ответа Иисуса на вопрос Иуды; между тем им хотелось узнать имя предателя; и вот, Петр смотрит на Иоанна, возлежавшего рядом с Иисусом, и знаками просит его спросить Иисуса, кто предаст Его? Иоанн, припав к груди Иисуса, тихо спросил: Господи! кто это? (). Иисус так же тихо ответил ему: тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам ().

Евангелист Матфей повествует, что на вопросы Апостолов – не я ли, Господи? – Иисус ответил: опустивший со Мною руку в блюдо, этот предаст Меня ().

Не допуская противоречия в повествованиях Евангелистов, мы должны признать, что Иисус сначала сказал как бы всем, что предаст Его тот, кто одновременно с Ним опустит руку в блюдо; но, вероятно, смущенные Апостолы настолько были заняты поразившей их вестью, что даже не проследили, кто из них одновременно с Иисусом протянул руку к блюду. Поэтому на вопрос Иоанна Иисус дал другое указание.

На пасхальном вечере, кроме испеченного агнца, пресных хлебов и горьких трав, подавали еще на особом блюде густой соус из фиников, смокв и других плодов. Вилок и ножей тогда не употребляли, а брали кушанье просто руками, и пресный хлеб ели, обмакивая куски его в блюдо со сладким соусом.

Ответив Иоанну, Иисус обмакнул кусок хлеба в блюдо и подал его Иуде. Иуда взял и начал есть, причем, по замечанию Иоанна, следившего в это время за ним, в лице его произошла резкая перемена: прежнее, хоть и притворное, спокойствие исчезло и заменилось дерзким, сатанински-злобным взглядом: после сего куска вошел в него сатана. Видя, что ничем уже не спасти сына погибели, Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее ().

Иуда понял, что предательство его известно Иисусу, и потому на предложение уйти с радостью поспешил в синедрион за стражей, чтобы успеть захватить Иисуса тут же, пока Он не ушел куда-нибудь для ночлега. Была уже ночь, когда Иуда удалился.

Никто, кроме Иоанна, не понял, к чему Иисус сказал Иуде, чтобы он скорее исполнил задуманное, а так как Иуда был казначеем и всегда исполнял все поручения, сопряженные с денежными расходами, то некоторые из Апостолов подумали, что ему и теперь Иисус приказал купить, что нужно к празднику, или дать что-либо нищим.

К сказанному перед этим, что Апостолы не могут идти за Ним, Иисус добавил теперь: а после пойдешь за Мною . Это добавление означает, что придет время, когда и он, Петр, потерпит такую же мученическую смерть, какая ожидает Иисуса; в настоящее же время такая была бы для него преждевременна: ему надлежит исполнить высокое назначение проповедника нового учения; к тому же теперь он еще и неспособен добровольно пострадать за это учение.

Сильное желание во что бы то ни стало идти за Иисусом всюду, куда бы Он ни пошел, дало Петру смелость заявить Ему об этом теперь же. Господи ! – возразил он, – почему я не могу идти за Тобою теперь? я душу мою положу за Тебя ().

Зная, что любовь Апостолов к Нему, к сожалению, не достигла еще той степени, какая могла бы подвинуть их теперь же душу свою положить за Него, Иисус с грустью сказал Петру: «Ты душу свою положишь за Меня? В эту самую ночь, прежде, чем пропоет петух, ты трижды отречешься от Меня! Симон! Симон! Если бы ты знал, какая предстоит тебе борьба с искушениями и испытаниями, то не сказал бы этого так самонадеянно. Сатана хотел распоряжаться вами, сеять вас, как пшеницу; но Я молился, чтобы, по крайней мере, вера твоя не ослабела и чтобы ты, покаявшись после своего падения, укрепил бы и братьев своих».

Петр не мог допустить возможности своего, хоть бы временного, отпадения от Христа, и потому с прежней самонадеянностью отвечал: Господи! с Тобою я готов и в темницу и на идти (). Но Иисус опять предостерегает его от самоуверенности: говорю тебе, Петр, не пропоет петух сегодня, как ты трижды отречешься, что не знаешь Меня ().

Апостолы не поняли этих слов; они думали, что Иисус повелевает им вооружиться мечами, и с наивностью сказали Ему: Господи! Вот, здесь два меча ().

Видя, что Апостолы не поняли Его, и намереваясь в последующей беседе нагляднее разъяснить им ту же мысль, Иисус прекратил этот разговор, с кроткой улыбкой сказав им: довольно.

Обращаясь опять к вопросу об отшествии Своем из этого мира и желая, чтобы Апостолы догадались, наконец, куда Он идет, Иисус сказал им: «Куда со временем пойдет за Мной Петр, пойдете и вы все; всем вам найдется место в доме Отца Моего, ибо в доме Отца Моего обителей много ()".

Казалось бы, Апостолы должны были понимать, что идет к Отцу Своему, то есть к Богу, и что путь этого восшествия к Богу есть путь страданий, смерти и Воскресения Его. Но они так еще были отуманены ложными еврейскими понятиями о Царстве Мессии, что никак не могли догадаться, о чем говорит Христос. И вот один из них, Фома, сказал Ему: Господи! не знаем, куда идешь; и как можем знать путь ? ().

Путь, ведущий Христа к Богу, – это страдания Его, и Воскресение; путь же, ведущий к Богу людей, – это Сам Христос, открывший людям истину Божию и путь к Вечной Жизни. Полагая, что Фому более интересует путь, которым должны идти к Богу люди, Иисус сказал ему: »Никто не приходит к Отцу, как только через Меня, ибо Я есмь путь к Нему и истина и жизнь (). Если бы вы понимали, Кто Я, то знали бы и Отца Моего, и если вы говорите, что знаете Меня, то, следовательно, вы знаете и Отца Моего».

Несмотря на такие пояснения, маловерие все еще смущало Апостолов; и вот, Филипп говорит: «Господи! покажи нам Отца (), и этого довольно будет, чтобы мы уверовали во все, что Ты говоришь».

«Столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Дела, какие Я творю, творю не от Себя: Отец, пребывающий во Мне, творит их. Слова, которые Я говорю вам, говорю тоже не от Себя: это Отец говорит во Мне. Пора вам не только верить словам Моим, но даже убедиться делами Моими, что Я в Отце, и Отец во Мне. Следовательно, видевший Меня видел и Отца. А ты просишь показать вам Отца».

Христос сказал Апостолам, что если они не верят словам Его, что Он в Отце и Отец в Нем, то по самым делам Его должны поверить этому. Если Он вынужден был сослаться на дела Свои, то это доказывает, что вера Апостолов была еще слишком слаба. Вот почему Он и напомнил им прежде сказанное о силе веры, о необходимости иметь им эту силу. Прежде Он говорил им, что сильная, ничем непоколебимая, вера может творить необычайные чудеса, даже горы может перестанавливать; и теперь сказал, что истинно верующий в Него может совершить еще большие чудеса, чем Он совершил; но при этом добавил, как бы в пояснение, что эти чудеса верующие могут совершать не самостоятельно, не собственной силой или властью, но что все совершенное ими будет творить через них Он, Христос: чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю Я ().

В дальнейшей беседе с Апостолами Иисус уговаривает их любить Его, так как любовь к Нему побудит их в точности соблюдать все заповеди Его, а кто соблюдает заповеди и любит Его, тот будет возлюблен и Отцом. И Я возлюблю Его и явлюсь ему Сам. Не оставлю вас сиротами; приду к вам ().

Апостолы все еще ожидали, что Иисус явит Себя миру в том величии, какое воображение евреев приписывало ожидаемому ими Мессии. Поэтому один из Апостолов, Иуда (не Искариот), спросил: Господи! что это, что Ты хочешь явить Себя нам, а не миру? (). Отвечая на этот вопрос, Иисус, в развитие высказанной мысли добавил, что если они, то есть Апостолы, будут любить Его и исполнять Его заповеди, то Он явится им не один, а вместе с Отцом: и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (). На вопрос же о том, как, каким образом Бог-Отец и Сын Божий придут и поселятся в душах Апостолов, ответ содержится в только что сказанных словах Иисуса: И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, Которого мир не может принять (). Это означает, что, по отшествии Иисуса Христа из этого мира, то есть после Воскресения и Вознесения Его, Дух Святой, обитающий в Нем и Отце, будет ниспослан к Апостолам, сотворит как бы обитель Свою в душах их и будет пребывать с ними до конца их жизни. Дух Святой будет Утешителем их и научит их всему, что необходимо будет им знать для их проповеднической деятельности, и напомнит им все, что говорил им Христос и чего они в свое время не могли понять. Из книги Деяний Апостолов известно, что через десять дней после Вознесения Иисуса Христа на Апостолов сошел Дух Святой, сообщивший им знание всего для них необходимого, знание языков тех народов, к которым им надлежало идти на проповедь , а также понимание всего, что они слышали и видели, когда следовали за Христом, и чего тогда не понимали .

Таким образом, вся эта речь Иисуса содержит в себе обещание послать Апостолам Духа Святого, и в Лице Его явиться им с Отцом. Но так как эта речь прерывиста и содержит повторения сказанного (что объясняется отчасти и состоянием духа Самого Иисуса), то из отдельных слов ее, например: приду к вам, вы увидите Меня, можно заключить, что Иисус говорил Апостолам и о предстоявших явлениях Его им после Своего Воскресения.

Окончание тайной вечери

Пасхальный вечер пришел к концу. По обычаю, при окончании этого вечера глава семьи говорил присутствующим: Мир вам! Эти же слова говорились при встрече кого-либо, при уходе, и вообще служили обычным приветствием. После произнесения на пасхальном вечере главой семьи «мир вам» начиналось пение псалмов, и затем все расходились.

Соблюдая этот обычай, Иисус, в конце вечера, сказал Апостолам: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам мир , чтобы ничем не смущалось и не устрашалось сердце ваше» ().

Обычное пожелание мира, высказываемое людьми при известных случаях, так и остается одним лишь пожеланием, бессильным привести его в исполнение. Христос же не ограничивается одним желанием мира, Он дает его Апостолам, оставляет его им, и притом дает им тот мир, который наполняет Его собственную душу. Это тот мир души, то равновесие всех духовных сил, то умиротворение духа, о котором пели ангелы в ночь рождения Иисуса Христа. Этот-то мир и принес Христос на землю и даровал его всем истинным последователям Своим, членам основанного Им на земле Царства Божия.

Продолжая Свою речь, Иисус сказал: «Я оставляю вам мир Мой потому, что ухожу от вас; расставаясь со Мной, вы должны радоваться, так как Я уже сказал вам, что иду к Отцу, Который более Меня».

По божеству Христос равен Отцу, но по человечеству не может равняться с Ним; вот почему, говоря о славе Отца, к Которому Он идет, Христос сказал, что слава эта более виденной Апостолами славы Его как Богочеловека.

Уход из Иерусалима

«О том, что Я отхожу к Отцу, Я нарочно говорю вам теперь, чтобы вы вспомнили Мои слова и поверили им, когда они сбудутся. Уже немного остается времени говорить Мне с вами, ибо идет князь мира сего в лице предателя Моего, хотя во Мне нет ничего, что давало бы ему право так поступать со Мной. Но чтобы мир знал, что Я добровольно иду, исполняя волю Отца Моего из любви к Нему, говорю вам теперь: Встаньте! Пойдем отсюда навстречу идущим взять Меня!»

), – Господь не мог дать им теперь новую заповедь, противоречащую всему учению Его. Поэтому слова – купи меч – надо принять как иносказание. Кротостью и мудростью вооружил Господь Апостолов, посылая их с проповедью к своим же евреям, к погибшим овцам дома Израилева (); они должны были нести евреям радостную весть о пришествии Желанного Избавителя, Мессии; и потому им не надо было брать с собой ни сумы с хлебом, ни запасной одежды, ни денег, ни обуви: все это они должны были найти у гостеприимных хозяев, которым они несут эту радостную весть. Теперь же не то; теперь им предстоит идти к язычникам, которые Мессии не ждут, которых нельзя порадовать вестью о пришествии Его; теперь им понадобится и сума с хлебом; и у кого ее нет, пусть продаст одежду свою (конечно, запасную) и купит ее, то есть суму с хлебом, как крайне необходимую в. путешествии по чужим странам; а главное, пусть, кроме мудрости и кротости, вооружится еще мужеством, стойкостью в перенесении всех гонений, таким мужеством, какое можно сравнить по силе и крепости с крепостью меча. Что не о мече в буквальном смысле этого слова говорил теперь Господь, видно еще из того, что на заявление Апостолов о двух имеющихся у них мечах, Господь сказал: Довольно ! Это слово вовсе не означает, что двух мечей достаточно будет Апостолам для самозащиты; это значит: Оставьте! Довольно об этом говорить, если вы не понимаете Меня. Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить. Когда же приидет Он, Дух истины (), то научит вас всему ().

См. мою книжку «Сошествие Святого Духа», в которой содержится подробное исследование величайшего чуда, преобразившего Апостолов из маловерных и сомневающихся в таких убежденных проповедников воскресшего Христа, которых не могли поколебать и все соединенные силы ада.

впервые в Интернете
сканирование

Глава 17 Умовение ног

Икона школы Андрея Рублева
из Троицкого собора Троице-Сергиевой

Рассказом об умовении ног, которое совершает Иисус Своим ученикам, начинается 13 глава Евангелия от Иоанна

«Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришёл час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их. И во время вечери... Иисус, зная, что Отец всё отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался» (Ин., 13:1—4).

Обратим внимание на слова «перед праздником Пасхи», «и во время вечери», «встал с вечери». Здесь четко обозначено, что умовение ног совершается во время той самой вечери перед праздником Пасхи, которая описана в синоптических Евангелиях — у Матфея, Марка и Луки — и которую мы называем Тайной. При этом важно иметь в виду, что у Иоанна рассказа о Тайной Вечере нет.

Именно то место, которое в синоптических Евангелиях занимает повествование о Тайной Вечере, у Иоанна занимает рассказ об умовении ног. И церковный чин также подсказывает нам, что это событие — умовение ног — церковное предание связывает именно с Тайной Вечере: в составном евангельском чтении Великого четверо включающем отрывки из всех четырех Евангелий из Евангелия от Иоанна взято именно начало 13-й главы — рассказ об умовении ног.

Очень важно также обратить внимание на жесты Спасителя, зафиксированные как в рассказе синоптиков о Тайной Вечере, так и в повествовании Иоанна об умовении ног. Там Он берет хлеб, благословляет, преломляет

и даёт ученикам — четыре евхаристических жеста. Здесь Он встаёт с вечери, снимает верхнюю одежду, опоясыватся, берет умывальницу и начинает умывать ноги ученикам наклоняясь к ногам каждого из них, затем надевает одежду и продолжает беседу. В обоих текстах можно обнаружить одно и то же — соединение слов и жестов Иисуса. Широко известна икона, на которой изображена Тайная Вечеря. Как правило, она помещается в храме над Царскими вратами.

Гораздо менее распространена, точнее, редка икона «Умовение ног». Однако в некоторых храмах Эллады и Малой Азии эта икона заменяет икону «Тайная Вечеря». Поэтому в Великий четверг в одних православных храмах на аналое можно видеть икону «Тайная Вечеря», а в других — «Умовение ног».

ОМОВЕНИЕ НОГ 84,5x67,2. ГРМ. инв. 2364
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ 84,3x63. ГРМ, инв. 2880
Происходят из иконостаса Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря.
Омовение ног поступило в ГРМ в 1922,
Тайная вечеря — в 1956

При этом необходимо принять во внимание, что слуга, как, например, в книге Бытия (186), где говорится о том, как Аврааму явился Господь у дубравы Мамре, омывает ноги гостю не во время (как делает это Иисус), но перед трапезой. Да, Иисус повторяет традиционный жест гостеприимства, показывая ученикам, что это именно Его трапеза, но повторяет Он этот жест намеренно поздно в тот момент, когда он, казалось бы, уже неуместен, что заставляет обратить на него особое внимание. И еще одна деталь: само выражение «де йпну гиноме ну», то есть «во время трапезы», в высшей степени точно как по смыслу, так и по грамматической конструкции (genetivus absolutus) совпадает с «когда они ели», или «эстио нтон ауто н» (Мф., 26:26 и Мк.14:22), в рассказе о Тайной Вечере и таинстве Евхаристии. Становится до предела ясно, что это не просто знак Его смиренного гостеприимства, но нечто неизмеримо более важное и содержательное. На это указывает и употребленное в форме множественного числа в выражении, по-русски неточно переданном Как «снял с Себя верхнюю одежду», слово «та има тиа», и «одежды» (в латинском переводе здесь употреблено существительное vestimenta, в славянском — «ризы», и в том, и в другом случае в полном соответствии с греческим оригиналом). В pluralis слово «гиматий» употребляется в Священном Писании только в одном контексте — когда речь идет об одеждах первосвященника (Мф., 26:65). Разумеется, на Иисусе был надет лишь один плащ, или гиматий, но Он снимает его словно священнодействующий первосвященник. Мы присутствуем при событии особой значимости. Об этом говорит и то, что, рассказывая об умовении ног, Евангелие переходит с прошедшего времени на настоящее: «встаёт», «снимает одежды», «берет воду» и так далее. От этого читатель ощущает, что не только евангелист, но и он сам участвует в этом событии. К сожалению, в Синодальном переводе и это передано не вполне точно.

Омовение ног. Миниатюра. Трапезундское Евангелие (Книга евангельских чтений).
СПб., Гос. Публичная б-ка
Византия. Поздний 10 в.

Иисус, «зная (по-гречески «эйдо с»), что... Он от Бога исшел и к Богу отходит» (Ин., 13:1), — говорится в начале этого текста. Итак, перед праздником Пасхи Иисус уже знает, что «пришел час Его» — час выбора, принятия решения, час, когда Он должен совершить самое главное, что в оригинале выражено греческим глаголом «перейти » («метабайнэйн»). Но ведь Пасха — это и есть переход , переход от рабства к свободе. В арамейском прототипе этого греческого текста дважды повторяется слово, обозначающее переход. Праздник Пасхи иудейской, праздник перехода от рабства к свободе, становится днем перехода Иисуса к Отцу. Иисус шествует на Крест и затем переходит «от смерти в жизнь», как говорит Иоанн Богослов.

«...Пришёл час Его перейти от мира сего к Отцу... возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их».

Это место не только по содержанию, но и по употребляемой здесь лексике очень напоминает третью главу Евангелия от Иоанна. Там Иисус говорит Никодиму: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (ст. 16). Можно сказать, что в 13-й главе явный повтор: в 3-й главе — Бог возлюбил мир, в 13-й — Иисус возлюбил

сущих в мире. С момента, когда наступает час Его перехода к Отцу, существительное «любовь» и особенно глагол «любит» становятся ключевыми в рассказах о прощальной беседе Иисуса с учениками и страстях Христовых в Евангелии от Иоанна. Примечательно, что в четвертом Евангелии гораздо больше глаголов, чем существительных, это отличает язык Иоанна от языка любого другого евангелиста и вообще языка любого другого писателя. Любовь — это не что-то застывшее, она являет себя в динамике, и эту динамику может передать только глагол. И дальше, когда речь будет идти о любви, Иоанн постоянно будет употреблять не существительное «любовь», но именно глагол «любить».

«До конца возлюбил их...» Слово «конец» играет очень большую роль в Евангелии. Оно употреблено здесь не в значении «прекращение чего-либо», а в смысле «доведение до конца, завершение». «До конца» — это значит «до полноты»: конец наступает тогда, когда сосуд наполняется чем-либо до краев. Иисус возлюбил до максимума, до такой степени, что больше уже невозможно. И затем, во время описанной синоптиками вечери, той самой, когда, по Иоанну,

«диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его, Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его... встал с вечери, снял с себя верхнюю одежду и... препоясался».

Момент, когда Иуда уже испытывает желание предать Учителя, передан и в Евангелии от Луки, и в Евангелии от Марка. Иуда принимает решение не в конце вечери, когда уходит, а до начала её, до того момента, когда ученики приступают к ее подготовке. У синоптиков мы читаем, что он идет к старцам договариваться, Иоанн же просто говорит, что диавол уже вложил в сердце Иуды решение предать Иисуса. И опять ситуация, описанная в Евангелии от Иоанна, четко соответствует сказанному синоптиками. И синоптики и Иоанн рассказывают об одном и том же. Если бы на месте рассказа об умовении ног в Иоанновом Евангелии стоял рассказ о Тайной Вечере, то было бы совершенно ясно, что Иоанн в точности повторяет других евангелистов. Но совпадает все, кроме одного — рассказа об умовении ног. Впрочем, в более широком смысле и тут можно говорить о повторе: в литургической практике Тайная Вечеря повторяется в виде таинства Евхаристии, умовение ног — в виде ритуала, когда в Великий четверг епископ совершает чин омовения ног двенадцати священникам, участвующим в нем.

Омовение ног.
Мозаика наоса кафоликона монастыря св. Луки в Фокиде, Греция.
Византия, 1030-е гг.

Иисус встает, снимает верхнюю одежду, препоясывается, вливает воду в умывальницу, берет ее в руки и начинает омывать ноги ученикам. Что-то подобное мы можем найти в Евангелии от Луки. Там в 22-й главе есть несколько стихов, которые, вероятно, говорят о том же, о чем мы читаем в 13-й главе у Иоанна.

«Был же и спор между ними, кто из них должен почитаться большим. Он же сказал им: цари господствуют над народами, и владеющие ими благодетелями называются. А вы не так: но, кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий — как служащий. Ибо кто больше: возлежащий или служащий? не возлежащий ли? А Я посреди вас, как служащий» (Лк., 22:24—27).

Эта последняя фраза, связанная с событиями Тайной Вечери, заставляет задуматься: а не остаток ли это рассказа об умовении ног, который, если это так, все-таки присутствует и в синоптической традиции? «А Я посреди вас, как служащий». Причем если мы вчитаемся в эту фразу, то откроем в ней нечто очень важное. «Я посреди вас», — говорит Иисус у Иоанна. «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них», — говорит Он в Евангелии от Матфея (18:20). Английское I am , итальянское Io sono или французское Je suis , наконец, церковнославянское «Аз есмь » — выражение, проходящее красной нитью через все Евангелие от Иоанна, оно чисто иоанновское. Но оно присутствует и в приведенной фразе из Евангелия от Луки. Представляется, что этот стих чрезвычайно тесно связан с иоанновской традицией: с рассказом об умовении ног.

У Луки есть еще один текст, о котором нельзя не вспомнить в связи с разбираемым местом из четвертого Евангелия:

«...и вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придёт и постучит, тотчас отворить ему. Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдет бодрствующими; истинно говорю вам, он препояшется, и посадит их, и, подходя, станет служить им» (Лк., 12:36—37).

Это заставляет нас вспомнить притчу о десяти девах и женихе, который грядёт в полунощи, и вообще о той брачной вечере, к теме которой Иисус постоянно возвращает Своих слушателей, особенно во второй половине каждого Евангелия. Но здесь, у Луки, господин, придя ночью, «посадит» своих рабов и станет «служить им», переходя от одного к другому, — совсем как на той греческой иконе, где изображается умовение ног. Два довольно прозрачных намека...

Около 1574 (?)
71x59. ГТГ,
Вывезена около 1926 из церкви Вознесения Белозерска,
передана в ГТГ в 1934

Каков же смысл этого события? В 21-й главе книги Исхода говорится о рабах. Существует мидраш — талмудическое толкование этой главы, — где говорится, что хозяин не может заставлять раба мыть ему ноги. У раба есть какие-то права, и среди них — право не мыть ноги своему господину. Раб должен работать на хозяина, выполнять его приказы, требования, но мыть хозяину ноги — позорно даже для раба, и поэтому закон защищает его от этого. А Иисус делает то, что не должно делать даже рабу. Он становится в положение человека даже меньшего, чем раб по отношению к хозяину. Очень важно понять и почувствовать это.

В средние века в западной иконографии евангелиста Иоанна Богослова всегда изображали с чашей в руках, напрямую связывая его Евангелие с таинством Евхаристии. Хотя как раз у Иоанна и не говорится о Тайной Вечере. Несмотря на это, Евангелие от Иоанна, несомненно, имеет евхаристический характер. Вспомним 6-ю главу, где говорится о хлебе жизни и о плоти Сына Человеческого как и Крови, Которые должно есть и пить, чтобы войти в жизнь вечную. И вот теперь, в 13-й главе, мы читаем об умовении ног — рассказ, объясняющий суть таинства Евхаристии.

Если у синоптиков это таинство описано словно бы «снаружи» — как оно совершается, — то Иоанн в рассказе об умовении ног показывает его «изнутри», разъясняет глубинный смысл: это — таинство служения Иисуса Своим ученикам. В таинстве Евхаристии Иисус оказывается среди нас как служащий. Он выступает в роли раба, Который, опоясавшись полотенцем, служит нам, приносит Себя нам в жертву как слуга.

Oчень важно понять, что таинство Евхаристии — это таинство служения. Парадокс христианства заключается в том, что не мы служим Христу, что было бы проще и понятнее, — как во всех религиях человек служит Богу. Нет, Христос приходит, чтобы послужить нам, и в лице Иисуса Бог являет Своё служение людям. И в таинстве Евхаристии, как и в умовении ног, есть служение Иисуса людям, а не наоборот.

Во время Тайной Вечери Иисус говорит: «Сие творите в Мое воспоминание» (Лк., 22:19). Слова эти сохранены в Евангелии от Луки и в Первом Послании апостола Павла к Коринфянам (1 Кор., 11:24). В Евангелии от Иоанна Иисус произносит очень похожие слова, только они звучат еще более определенно:

«Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам» (Ин., 13:13—15).

Итак, умовение ног — пример, который дает Иисус Своим ученикам. Как Я служу вам, так и вы служите друг другу; как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга; как Я стал для вас ниже раба, так и вы отказывайтесь от себя ради других. Прочерченная здесь магистральная смысловая линия, проходя из главы в главу Евангелия от Иоанна, ведет нас к постижению сути таинства Евхаристии. Речь не том, что человек допускается до участия в ней, а совсем о другом: таинство Евхаристии необходимо именно тому, кому труднее всего, кто пал ниже всех. Лекарство требуется больному, а не здоровому — «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф., 9:12). И Христос приходит, чтобы исцелить больного.

Страшно, когда кому-то отказывают в причащении Святых Тайн на основании того, что он недостаточно готов. Не говорят же человеку: сначала вылечись, тогда и получишь лекарство; ты должен выздороветь, окрепнуть, тогда и будешь достоин этого лекарства. Положение, когда одни допускаются до той или иной мистерии, а другие нет, характерно для многих религий: участие в мистериях всегда требует предварительного очищения, каких-то подготовительных процедур и т.д. В христианстве же все обстоит иначе. О. Александр Шмеман говорил, что христианство — это не религия, а антирелигия, потому что здесь Бог в лице Иисуса приходит в мир, чтобы послужить человеку. Не Божество заставляет людей служить Себе, как было у римлян, египтян, греков и т.д., но Бог приходит послужить людям.

Это настолько парадоксально, что с трудом укладывается в нашем сознании. Зачастую нам бывает как-то проще превратить христианство в религию, проще сделать, как у язычников, — разделить людей на допущенных и не-допущенных, достойных и недостойных, одних противопоставить другим.

Но тогда оказывается, что действуют все механизмы, известные в истории религии, кроме одного, описанного в Евангелии, — механизма «потерянной овцы»; ибо в мир, что разделен на достойных и недостойных, эта притча не вписывается. Добрый пастырь бросает 99 незаблудившихся овец, чтобы найти и спасти одну заблудившуюся. Именно поэтому, говоря о том, как проявляет себя присутствие Бога, в той цивилизации, что родилась из христианства, А.Сент-Экзюпери в книге «Пилот на войне» восклицает: «Величие моей цивилизации состоит в том, что сто шахтеров будут рисковать жизнью ради спасения одного засыпанного в шахте товарища. Ибо они спасают Человека ».

В рассказе об умовении ног, в этой словесной иконе жертвенной любви, Иисус открывает до конца весь «телос», или «конец», смысл или главный замысел Своего труда: Он пришел послужить людям, вытащить их из ямы. И Он это делает, становясь в положение низшее, чем у раба. Он говорит: Я дал вам пример служения, — и зовёт людей делать то, что сделал Он. Следование этому примеру и будет христианством, нашей жизнью во Христе.

«Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин., 13:34—35)

Иисус возлюбил нас и призывает нас любить друг друга. Это абсолютно ново, не похоже на всё, что было прежде. Не случайно апостол Павел восклицает вслед за Исайей: «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор., 2:9).

На Тайной Вечере Иисус отдает Себя, свою Плоть и Кровь, людям. Вспоминаются слова, с которыми Он обращается к Петру в Евангелии от Матфея: «...блажен ты, Симон... потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах» (Мф., 16:17). «Плоть и кровь» — довольно распространенная идиома, означающая «человек как он есть». Значит, в таинстве Евхаристии Иисус отдает нам Себя как Человека, отдает нам Свое человечество, делится им с нами. Это человеческое измерение событий Великого четверга выражено и в рассказе об умовении ног.

У нас принято, особенно в последнее время, упрекать христиан Востока (армян, коптов и эфиопов) в монофизитстве, указывая, что они не разглядели во Христе Его человеческой природы. Действительно, мы на Руси никогда не были монофизитами. Но с точки зрения психологической мы все-таки во многом ими являемся. И этот психологический привкус монофизитства, который присутствует в нашей религиозности, нам нужно преодолевать, побеждать. Именно человеческий лик Иисуса мы еще плохо разглядели, хотя в рассказе об умовении ног Он раскрывает нам Себя именно как Человек, и преподаёт Себя, и вручает. Он, Который есть Господь и Учитель, оказывается среди нас служащим.

Если по-настоящему не пережить, не чувствовать человечество Иисуса, то невозможно понять, что такое Пасха Христова, и пережить пасхальную радость так, как переживают её те, кто открыл в Иисусе именно Человека. Не пережив этого, мы не сможем почувствовать, как действует в нас Бог, как Он открывает нам Себя во всей Своей полноте, как сказано у апостола Павла. А происходит это именно через человечество Иисуса. И только тогда нам станет понятно, что такое полнота Божия, когда будет ясно, что такое полнота человеческая. Иными словами, не разглядев в Иисусе Человека, мы не сможем разглядеть и полноту Божества, присутствующую в Нем телесно. Место Бога в глубинах нашего «я» будет тогда по-прежнему занимать лишь какая-то схема или идея Бога.

В нашей религиозности очень много умственного, теоретического, но не хватает жизни, чего-то реального, что полностью захватывает и преображает жизнь современного человека. Почему наша вера не преображает нас так, как она некогда преобразила апостолов? По очень простой причине, что мы не чувствуем Бога так, как чувствовали они. А Бога мы не чувствуем, потому что не чувствуем Человека.

Бога необходимо именно почувствовать, причем почувствовать, отказавшись от живущей в нашем сознании идеи Бога или того навеянного историей образа, который так или иначе, но непременно был воспринят каждым из нас. Для человека средневековья Бог был царем, взирающим на мир со своего высокого престола и бесстрастно дарующим одним жизнь, а других обрекающим на смерть, как пишет об этом, например, Торквато Тассо в первой песни «Освобожденного Иерусалима»:

С престола вечного Творец
Окинул взором все Свои владенья.
Нетленным взором озарил венец
Тьму преисподней, хладных звёзд движенье,
Обвёл Всевышний окон небосвод
И всяк живущий на земле народ.
(перевод Л.Махова )

Для нас, живущих после ГУЛАГа и Холокоста, понятно, что в действительности мир устроен гораздо сложнее, и вряд ли найдется человек, который рискнет заявить, что Бог обрек на насильственную смерть в газовых камерах или бараках ГУЛАГа миллионы ни в чем не повинных людей. Слова о том, что «сила Моя в немощи совершается», которые некогда услышал во время молитвы апостол Павел (2 Кор., 12:9), становятся для нас драгоценным свидетельством того, что и во времена евангельской проповеди уже было понятно, что всемогущество Божие нельзя представлять себе, как нечто похожее на власть всемогущего царя или полководца. Сила Божия, как свидетельствует об этом апостол Павел, порою являет себя в немощи и бессилии.

Понять это почти невозможно, но почувствовать иногда удаётся. Когда на твоих глазах от онкологического заболевания умирает четырнадцатилетняя девочка,

Жизнь которой, казалось бы, только должна начинаться, переживая за нее почти нечеловеческую боль и ощущая порою приступы невероятного отчаяния, вдруг начинаешь понимать, что Бог плачет, невидимо пребывая рядом с нею. Как некогда заплакал Он в Иисусе, когда Тот приблизился к гробнице Лазаря. У гроба только что умершего ребенка Бог являет нам себя в той самой слабости, о которой свидетельствует апостол Павел. Но объяснить, что это такое, на языке богословия, наверное, всё-таки невозможно. Понять это можно только сердцем, когда оно раскрыто навстречу Тому, Кто умыл ноги ученикам, а затем добровольно пошел навстречу смерти.

Евангелие от Луки сохранило слова, с которыми в самый момент Рождества Христова к пастухам обратился ангел. Скорее всего, именно с этих слов во времена апостолов начиналось рождественское богослужение.

«Се бо благовествую вам радость велию, яже будет всем людем: яко родился вам днесь Спас, иже есть Христос Господь во граде Давидове».

Радость, возвещённая ангелами пастухам, именно в том и заключается, что Бог, оказывается, живет не только в свете неприступном или «там в шатре лазурном и за пределами бесчисленных миров», как говорит в одном из своих стихотворений Владимир Сергеевич Соловьев, но «здесь и теперь» или «в потоке мутном жизненных тревог»... Бог пребывает среди нас и разделяет с нами всё, что выпадает нам на долю.

«И се вам знамение, — продолжает Евангелие, — обрящете Младенец, повит, лежащ в яслех».

Бог собирает человечество вокруг Младенца, таким образом вручая нам, людям разных поколений и темпераментов, разных рас и наций, заботу о Себе Самом. Так Бог являет себя человечеству в абсолютно новом измерении. Не как Тот, Кто царствует над миром и взирает на нас свысока. О таком Боге знали многие: евреи из Ветхого Завета, а греческие философы благодаря своим философским поискам.

«Бог философов и ученых» (как скажет потом Блэз Паскаль) был в общем осознан и обозначен в их философских текстах как Платоном и Аристотелем, так и многими другими мыслителями древности. Бог как Отец — в Ветхом Завете открылся народу Израиля, но был ощущаем и другими народами — еще в XXIII в. до н.э. египетский фараон Эхнатон написал гимн Атону, где говорит о Боге, как о царствующем над миром едином Отце всего сущего. Пройдут века, и в переводе на иврит этот гимн почти полностью войдет в Библию, составив основу для 103-го псалма.

Но Бог, который являет себя человечеству в немощи и полной беззащитности, Бог, являющий себя миру так, что мы должны Его охранять, оберегать и спасать... Именно спасать — как делает это праведный Иосиф, который, услышав от ангела об опасности, встает ночью, не дожидаясь утра, и, взяв Младенца с Матерью Его, бежит в Египет (Мф., 2:13—14)... «Бегство в Египет»...

Rest on the Flight into Egypt 1665
Bartolome Esteban Murillo

Вспоминается картина Мурильо из Эрмитажа и многие другие полотна старых мастеров — все это своего рода программа для каждого из нас! «Кто одного из таких детей примет во имя Моё, — говорит сам Иисус в Евангелии от Марка, — Меня принимает, и кто Меня принимает, не Меня принимает, но Пославшего Меня» (Мк., 9:37).

Христиане Запада первое воскресенье после Рождества Христова называют днем Святого Семейства (Domenica della Santa Famiglia). В этот день на литургии читается то место из Евангелия от Матфея, где рассказывается о бегстве в Египет, и верующие приглашаются к тому, чтобы созерцать как словесную икону слова Писания о том, как «Иосиф... встал, взял Младенца и Матерь Его ночью, и пошел в Египет». Нашим глазам являются три фигуры: Иисус, Мария и Иосиф. А мы? Мы все собираемся вокруг них, как самая настоящая семья... Святое Семейство — Sancta Familia — это не только Младенец с Матерью Его и оберегающий их Иосиф, но все мы, все христиане, вся Его Церковь ...

В нашей, восточнохристианской традиции в первое воскресенье после Рождества читается то же самое место из Евангелия, и к такому же созерцания Святого Семейства призывает нас Церковь с той лишь разницей, что в греческом языке времен Нового Завета просто не существовало слова, по значению эквивалентного латинскому familia, или «семья». По этой причине представление о Церкви как о Семье нашего Господа у нас, христиан Востока, было выражено не в одном слове, а имплицитно, без слов, без точной формулировки, но при этом достаточно четко и вполне определенно. Христианство — это семья. Когда мы забываем об этом, мы уходим от самого главного, от реальности чувства Божьего Присутствия среди нас, Присутствия, которое особенно остро переживается, когда мы собираемся перед Его яслями...

В беззащитном Младенце, для Которго не нашлось, как говорится в Евангелии от Луки, «места в гостинице», воплощается телесно, как скажет поток апостол Павел, полнота Божия... Невместимый Бог, которого «не вмещает небо и небо небес», как говорит царь Соломон, вмещается в ясли, в кормушку для скота, куда Мать положила Новорожденного, Всемогущий являет нам свое всебессилие беспомощного младенца... Бог вручает себя человечеству, причем делает это не вообще, а в нашей реальной жизни...

Пройдет тридцать с небольшим лет, и накануне Своей смерти, умыв ноги ученикам, Иисус даст нам почувствовать, только лишь почувствовать, что такое Божие присутствие, и приоткроет перед нами тайну той силы, что парадоксальным образом совершается в немощи. Тайну, которая затем воссияет нам с Креста, на котором будет распят изможденный и избитый римскими воинами Человек.

Бенедикт Спиноза сказал когда-то, что «каждый чувствует или сознает Бога только благодаря любви к ближнему, а стало быть, никто и не может знав другого атрибута Бога, кроме этой любви». Вера, с точки зрения Спинозы, «предоставляет каждому полнейшую свободу философствования... она только тех осуждает, кто научает мнениям с целью вызвать непокорность, ненависть, споры и гнев». И еще одно определение из «Богословао-политического трактата». «Вера, — говорит Спиноза, - означает не что иное, как чувствование о Боге (de Deo sentire) того, без осознания чего прекращается повиновение Богу и что при наличии этого повиновения необходимо полагается». Повиновение же это заключается в следовании заповеди о любви к ближнему и той новой заповеди, о которой Иисус говорит в прощальной беседе, — «по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин., 13:35).

Именно вера, основывающаяся никоим образом не на принятии той или иной картины мира, но только на живом чувстве Бога, которому учит нас Иисус буквально на каждой странице Евангелия, вера, как полное доверие Богу изменяет человека и делает его, не избавляя от слабости, по-настоящему сильным. Состояние ещё не окрепшей, не развившейся веры необходимо преодолевать, потому что до тех пор, пока мы будем оставаться в этом состоянии, наша вера не уподобится вере апостольской. А им, апостолам, ученикам Христовым, их вера, их невооруженная смелость помогала выходить победителями из любых самых сложных ситуаций.

Post Views: 985

Много месяцев я часами молился о послании, которое Бог хотел бы донести через меня служителям и пасторам на предстоящей конференции. И целый месяц я боролся с «проблемой» моей принадлежности к наиболее богатой нации в мире. Моя оплата за аренду квартиры была больше, чем годовая зарплата кого-нибудь из приглашённых на конференцию. У меня в шкафу были очень дорогие костюмы, которые я купил, когда проводил собрания в Италии. И сейчас на мне итальянский костюм. Я ем, можно сказать, как царь. Я езжу на машине, о которой они могут только мечтать. Многие пастора пережили гонения и крайнюю нужду, имея всего один костюм, совсем не имея машины. Да что машины, совсем не имея мяса, а только два-три яйца в неделю. Они только пытались выжить. А я ехал из земли богатства и процветания, к страдающим пасторам, к тем, кто ехал поездом. Мы пробовали обеспечить их едой. Когда мы были в Москве, мы оплатили все их расходы. Мы оплатили место их проживания. И я сказал: « Господь, что я могу им сказать? Господь, какое послание я могу принести людям, которые страдали всю жизнь, в то время, когда я имел полноту, еду, одежду, знал только процветание? Я еду к этим людям из благополучной Америки и что я должен им сказать?» Что я мог сказать благочестивым пасторам, божьим людям, пророкам, которые, как в отдаленных районах Китая, не имели ничего кроме риса. Однако на их домашних собраниях были откровения Иисуса Христа. Они так близки к Богу, что не думают о материализме. Находясь рядом с ними, я не мог сказать ни слова, я просто молчал, потому что Бог показал им такие вещи, которых я никогда не видел. Что я должен говорить?! Это было проблемой для меня. Я плакал и просил Бога: « Что я должен говорить?» Я знаю, что другие американские проповедники приезжают туда со свитой. Позор! Они выходят с телохранителями. И никто не может дотронуться до них. И за неделю до этой поездки я говорил Богу: « Я не могу ехать, мне нечего им сказать». И Господь сказал мне: «Ты езжай и делай то, что Я буду делать». Тогда я спросил: «А что Ты будешь делать?» Он ответил: «Я омою их ноги». Это и есть тема моей сегодняшней проповеди — «Омовение ног». Давайте откроем евангелие от Иоанна, 13 главу. Начнем читать с 3-го стиха. «3 Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял [с Себя верхнюю] одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову. Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому [и] сказал: не все вы чисты. Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам. Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете». (Иоан.13:3-17) Когда я был в России, там была группа пятидесятников, которая верит в омовение ног. И если бы я пошел на их собрание, я бы с радостью присоединился к ним, потому что это красивый опыт. Но в омовении ног есть более глубокий духовный смысл, который Бог хочет нам открыть. Есть более глубокий смысл, который не поняли даже ученики Христа во время вечери. В 14 стихе Иисус сказал: «Вы должны умывать ноги друг другу». Иисус сказал: « То, что Я делаю, вы сейчас не понимаете». И они действительно не понимали его, пока Иисус не вознесся на небеса. Почему Иисус омывал ноги учеников? Только для того, чтобы очистить их от физической грязи, или показывая Своё смирение? Большинство комментаторов говорят, что Иисус сделал так, чтобы показать смирение, отчасти это так. Но намного большее смирения в том, что славный Царь смирил себя, приняв человеческую плоть. Более сильно невозможно смирить себя. Поэтому здесь дело не только в смирении. Когда мы ходим в этом мире мы пачкаемся: грязь на работе, мы слышим проклятия. Можно сказать, что на нашем христианском пути грязь мира также прилипает к нам. От неё нужно очищаться. Но, друзья, есть более глубокое значение. Когда, Иисус сказал: «Вы чисты, но не все», Он говорил не о ногах, он сказал об Иуде. Он омыл ноги всех 12 учеников, но сказал: «Вы чисты, но не все». Он говорил об Иуде, который не был чист. Я верю в то, что Его кровь могла бы очистить их полностью. Омовение ног – это не очищение от греха. Посмотрите, когда Иисус омывает нас, Он использует мыло (щелок). Давайте откроем книгу пророка Малахии. И если бы здесь речь шла о грехе, Он использовал бы мыло. Малахия 3-я глава: «Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною, и внезапно придет в храм Свой Господь, Которого вы ищете, и Ангел завета, Которого вы желаете; вот, Он идет, говорит Господь Саваоф. И кто выдержит день пришествия Его, и кто устоит, когда Он явится? Ибо Он — как огонь расплавляющий и как щелок очищающий…»(Мал.3:1,2) Мы видим щелок, который очищает. Но я хочу вам указать на более глубокий смысл. Что Иисус сказал Петру, когда тот отказался: «Не умоешь ног моих вовек»? Иисус сказал ему: «Если не умою тебя, не имеешь части со Мною». Здесь находится ключ для понимания, что Иисус делал и почему Он сказал так делать другим. Он дал пример, которому нам нужно следовать. В нашей церкви не менее 8 тысяч человек, невозможно никак, ни физически, ни логически, омыть ноги друг другу. Поэтому очень важно понимать духовный смысл того, что Он сказал: «Если не умою тебя, не имеешь части со Мною». Друзья, на тайной вечере Иисус начал делать нечто сокровенное – Он начал строить Свое Тело — Церковь. Рядом с Ним находились 12 камней основания. Ученики не поняли, что происходило на самом деле. Святой Дух напомнил им это позже. Иисус повернулся к Петру и сказал: «Если не помою твои ноги, не будешь иметь части со Мною». И хотя Иисус не говорил тогда, сейчас мы знаем из Писания, что Он строил Свое Тело, Он строил Церковь. «Все эти люди, Иаков, Иоанн, которым Я омыл ноги стали частью Меня. Если Я омою вам ноги, вы также будете частью Меня. Потому, что Я буду распят и вознесусь к Отцу, а на земле будет Мое Тело. У меня будут люди, которые станут одним целым. Кость от Моих костей, плоть от Моей плоти». И Петр сказал: « Я хочу быть частью Тебя». В этом омовении ног заложен принцип построения Церкви. «Я хочу, чтобы вы были частью Меня. Потому что наступает время, когда вы будете нуждаться в Моей защите. Единственная защита, которую будет иметь Мое Тело – это пребывание во Мне. Я собираюсь защитить Мое Тело. Без меня вы не будете иметь защиты от ваших врагов: человеческих врагов и дьявольских врагов». Иисус сказал Петру: «Если не умою тебя, не имеешь части со Мною». Посмотрите, ведь это все — о Теле: нуждаться друг в друге, служить друг другу, почитать другого большим себя. Но Иисус знал, что в тот момент было в сердцах Его учеников. Он знал, что Петр отречется, но омыл ему ноги. Он омыл ноги Иоанна и Иакова, хотя знал состояние и их сердец. Ведь они после этого попросили сесть один по одну, а другой по другую сторону от Иисуса в Его Царстве. Они спорили, кто из них больше, а Иисус всё это знал. Посмотрите, здесь начало проявления Его милости — создание милостивых и кротких людей, который будут служить друг другу. Он знал, что все предадут Его, оставив, отрекутся от Него. Но он не вывел наружу то, что у них было в сердцах. Он знал, что Иуда станет Его убийцей. Но Он не сделал так, как делаем мы в христианском Теле сегодня, быстро открывая грехи других, проявляя порой в этом особое усердие. Иисус не сказал: « Я не буду мыть ног этого человека. Через несколько часов Он предаст Меня, поцеловав, и Я буду распят». Он мог открыть сердца Иоанна и Иакова: «Вот они пришли для общения сюда, а вы не знаете, что у них на сердце». Он мог разоблачить их. Друзья, он мог разоблачить их в любой момент. Но это не то, каким Тело Христово должно быть. Он смирил себя? Да. Он омыл их ноги и сказал: « Мое Тело не в том, кто больше. Оно не в том, кто построит самую большую церковь. Оно не в том, кто имеет самый лучший талант или кто более всего используем Богом». Это не имеет ничего общего с Телом Христа. Люди славят себя, пастора превозносят себя, есть звезды-евангелисты, окружение которых делает из них идолов. И эти евангелисты сегодня, в действительности, стали идолами и ведут себя соответственно. Итак, мы видим, что Иисус не показал, что было в сердцах Его учеников. И если Бог захочет, Он может разоблачить любого из нас. Он может показать, что у нас на сердце, и как мы спешим разоблачать других вместо того, чтобы омывать их ноги. Как я могу омыть ваши ноги? Посмотрим Ефесянам глава 3: «Итак я, узник в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, стараясь сохранять единство духа в союзе мира. Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас».(Еф.4:1-6) Посмотрите, как я могу омыть ваши ноги и вы мои? Это связано с тем, чтобы ходить достойно звания, в которое мы призваны. Тут не говорится о кратковременном хожденнии «достойно звания», когда мы в посте. Нет, нет! Нам всегда нужно ходить, исполненными всякой любви, смирения, принимая друг друга в любви, «стараясь сохранять единство духа в союзе мира». Давайте я проиллюстрирую. Когда я был в Москве, там сотрудничали три различных пятидесятнических союза. Один союз верит в омовение ног, другой в покрытие головы для женщин, и их женщины ходят в платках, обычно белого цвета, т. к. они верят, что Библия требует от них этого. И там был харизматический союз, у них либеральное поклонение, с размахиванием флагами и маршем. Эти три союза собрались вместе на конференцию. «Быть терпеливым» — значит сносить, избегать конфронтации. Три дня, пока шла конференция, мы поклонялись вместе. Один вечер служила группа харизматов, в другой раз — те, кто покрывают голову, в следующий вечер – те, кто омывает ноги. Мы поклонялись вместе. После служения мы ужинали с пасторами всех этих союзов. Мы ели вместе. Мы плакали вместе. Мы принимали друг друга. Никто из них не изменил своих взглядов, ни те, что носят платки, ни те, которые омывают ноги. Хотя потом они не стеснялись омывать ноги друг другу, любить и служить друг другу, никто не осуждал другого. Никто не сказал: вот, я не пойду туда, где размахивают флагами. Мне вовсе не хотелось говорить, что я приехал из Америки и у нас самое правильное прославление. Я понимал, что их, как и нас, учил Бог, их учили их пастора, и я скажу: «Вы не правы?» Нет, нет, нет. Дух любви склоняет нас друг перед другом, как Иисус склонился перед Своими учениками. «…со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью, стараясь сохранять единство духа в союзе мира». (Еф.4:2,3) В Послании к Колосянам сказано: «…снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы. Более же всего [облекитесь] в любовь, которая есть совокупность совершенства. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и призваны в одном теле, и будьте дружелюбны». Друзья, что Бог делает на наших конференциях сейчас? Бог приводит людей друг к другу. Он собирает все деноминации вместе. Даже тех, кто до этого времени не имел никаких контактов. Помню, за кафедрой в Москве, посредине моей проповеди, Дух Святой сошел на меня и я начал плакать. Через 15 минут плакали все, а я оставил зал. Потом мне сказали, что после моего ухода еще 1,5 часа все пастора и все, находившиеся там группы людей, плакали вместе. «Стены» между людьми были разрушены. Я омыл их ноги слезами. Слезами Бога, не моими. Вы видите, Писание четко утверждает, что Христос – наша единственная защита от врагов. Единственная защита. И Он сказал Петру: « Я хочу омыть твои ноги, потому что Я хочу быть твоей единственной защитой, твоим убежищем, потому что Я хочу, чтобы ты пребывал в Моем Теле. Я хочу, чтобы ты был частью Моего Тела». Вот пророческое слово. Это не мое пророчество, оно было дано в самом начале. Давайте посмотрим Евангелие от Луки. Это пророчество было дано еще от самого основания мира. Захария говорит: «…благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ Свой и сотворил избавление ему, и воздвиг рог спасения нам в дому Давида, отрока Своего, как возвестил устами бывших от века святых пророков Своих»(Лук.1:68-70) Остановимся здесь на минуту. Пророчество говорит о рождении Иисуса и о том, что случится, когда Он придет. И Захария говорит: «Вот пророчество, со времени основания мира, с самого начала. Каждый пророк говорит о приходе Иисуса». «…что спасет нас от врагов наших и от руки всех ненавидящих нас; сотворит милость с отцами нашими и помянет святой завет Свой, клятву, которою клялся Он Аврааму, отцу нашему, дать нам, небоязненно, по избавлении от руки врагов наших, служить Ему в святости и правде пред Ним, во все дни жизни нашей». (Лук.1:71-75) Аллилуйя!

Смотрите: когда Иисус придет, Он освободит вас. От всех ваших врагов. От врагов двух видов: ваших врагов в церкви и ваших врагов в аду. Удивлены? Но я хочу вам сказать, что мои худшие враги выходят из церкви, а не из ада. Это сильное утверждение. Я смотрю на мое прошлое и на то, что я записал в своем дневнике. Моя самая большая сердечная боль и наихудшие страдания были вызваны «благочестивыми» грешниками. В моей первой церкви было 25 человек. И они обратились против меня за год: раны, сплетни.

Давайте посмотрим, что же сказал Иисус Петру в свете Захарии, в свете этого чудесного пророчества, где нам обещано, что Иисус освободит нас от наших грехов. Он сказал: «Я построю Церковь». Он построит Церковь из учеников, защитит их от врагов, чтобы они служили Ему в святости и правде во все дни жизни. Иисус омыл ноги учеников, зная, что у них на сердце. И Он говорит: « Я знал, что у них на сердце, но Я не разоблачил их. Они в Моем Теле, и Я хочу сказать, что знаю обо всех их сражениях, даже о тех битвах, которые в их разуме. Даже когда враг выходит против них, они продолжают находиться в Моем теле. И вы продолжаете иметь Мою любовь, Мое сострадание, Мое сочувствие».

Друзья, когда я молился в комнате, я сказал: «Господь! Мне нужно предстать перед этими пасторами, что я принесу им? Моя природа хочет видеть только темную сторону их жизни. Я не знаю почему». Я сказал: «Господь, иногда я такой невыносимый, когда я проповедую. Но Ты был так милостив ко мне. Ты избавил меня, хотя мог изгнать меня прочь».

Вдумайтесь, друзья, когда Господь омывал ноги Своим ученикам, Он мог разоблачить их, выгнать и сказать: «Я знаю, что у вас на сердце, Я знаю, что у вас на уме, Я знаю, что вы собираетесь делать: вы опозорите Мое имя, вы будете делать вещи, которые бесславят Мое имя, вы отречетесь, вы оставите Меня». Но Он посмотрел на них с любовью и сказал: «Вы — Мое Тело». Удивительная благодать! Он омыл ноги Иуды, с любовью Он смотрел в его глаза. И Иуда знал, что Иисус ведает, что у него не сердце.

Давид сказал: «Есть много воюющих против меня». И действительно, много было людей, воевавших против него. Но его самые большие раны были не от них, не от филистимлян. А от людей, которые были близки ему.

На наши собрания приходили пастора, обиженные и раненные. Это были пастора церквей, в которых больше ста человек. Они не соревновались между собой в построении гигантских зданий. Их самая большая проблема была в том, что их жены были ранены. Враг проник внутрь церкви, кто-то распускал сплетни. Они пробовали сохранить служение, воспитывать учеников, но кто-то приходил с какой-то новой доктриной, кто-то с новым ложным откровением и все уходили. Там были раненные люди, люди, о которых пустили худую молву.

Вы можете сказать, что у вас нет подобной проблемы и у вас не так уж много врагов. Но вы их не видите! Давид говорил:

«Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту. Ты же, Господи, помилуй меня и восставь меня, и я воздам им. Из того узнаю, что Ты благоволишь ко мне, если враг мой не восторжествует надо мною», (Пс.40:10-12)

Он говорит: «Не тот, кто ненавидел, восстал против меня. Если бы так, я бы спрятался он него. Но это близкий мне человек, равный мне. Мы так прекрасно открывали друг другу сердце и ходили в Дом Божий вместе. Меня ранил тот, кто был рядом со мной». Не знаю, как вам, но Дух Святой говорит мне, что такое я увижу и в Киеве, и в Риге, и куда бы я ни пошел.

Если мы вернёмся к изначальному тексту, то в чём его смысл, в чём смысл завета Бога? Бог говорит: «Если ты в Моем Теле, если ты родился свыше и веришь Мне, Я собираюсь защитить тебя, от всех твоих врагов, ни один враг не сможет разрушить тебя, ранить или причинить тебе вред. Неважно, кем может быть этот враг, не важно, что они говорят».

Друзья, если есть какое-то благословение на моем служении, я скажу вам секрет почему. Потому, что когда я был молодым мужчиной, молодым пастором, Бог научил меня некоторым вещам. Он сказал мне никогда не пробовать защищать себя собственными силами. Бог говорил мне, когда я был молодым проповедником: « Ты никогда не пытайся отплатить другим за себя. Позволь им говорить все, что они хотят, потому что если ты делаешь правильно перед Богом, то, кто может навредить тебе?! Никто не может сделать тебе вред, никто не может тронуть тебя». Бог сказал мне, молодому пастору, прощать и молиться за тех, кто ранит меня. И когда вы идете молиться к Богу, начинайте молиться о них. Они нуждаются в вас, ведь каждый, кто касается помазанных Богом, будет иметь проблемы с Богом. И когда они заболеют или будут осуждены каким-то другим образом, вы не говорите: «О, я ведь говорил, что Бог против тебя». Нет, нет, нет, нет! Прощайте других, принимайте их, идите и омойте их ноги. Если я могу помочь я стараюсь сделать так любому врагу, которого я знаю. Сейчас я стою, и у меня нет врагов, нет ни одного. Есть враждующие против меня, но я их не считаю своими врагами. И они не могут ранить меня, потому что я все приношу к Богу. Я молюсь за моих врагов, как учил Иисус. Молитесь за ваших врагов, оставайтесь милосердными. Не позволяйте им забрать вашу радость.

Псалом 54:19:„…избавит в мире душу мою от восстающих на меня, ибо их много у меня”

Бог говорит: « Я сохраню тебя в мире. Я буду сражаться за тебя, потому ты веришь Мне. Я пошлю ангелов, я исправлю всё, исправлю все проблемы. Ты только ищи Меня и Моего царства. Я позабочусь о твоих врагах. Это касается и твоих врагов на работе. Я тоже позабочусь определённым образом и о них. Я позабочусь обо всех твоих врагах».

Хочу предложить вам сейчас подумать о вашем самом большом враге в Доме Божьем. О том кто, мучает вас, о том кто рассказывает ложь о вас, разносит сплетни о вас, обвиняет вас ложно. Омывали ли вы его ноги? Можете ли вы сделать, как Иисус — наполнить таз водой и с полотенцем, в любви омыть его ноги? Можете ли вы сказать им доброе слово или послать записку ободрения: «Я люблю тебя, я молюсь за тебя, я благословляю тебя, если тебе что-то будет нужно — звони?»

А теперь давайте поговорим о врагах из ада. О властях тьмы.

Где был сатана, когда Иисус омывал ноги? Он не был в Риме или Эфесе, в языческих храмах. Он был в Иерусалиме, стоял за дверью и Иисус знал о нём. Где бесы собираются сейчас? Куда дьявол посылает своих специальных агентов, наиболее сильных агентов? Они не идут в бары для гомосексуалистов в Нью-Йорке или Сан-Франциско. Они не направляются в Лас-Вегас. Нет, нет. Они посылаются к двери церкви, за окно молящегося проповедника. Сатана идёт в комнату для причастия.

Иисус видел его и не изгнал. Он видел его за иудеями, которые пришли, чтобы арестовать Его. Дьявол вошел прямо в комнату, где было причастие. Иисус видел его, Иисус не выгнал его вон. Иисус видел его в комнате, прямо за Иудой, до того момента, как тот вошел в него и завладел им. И, зная об этом, Иисус берет кусок хлеба. Символическую часть Своего Тела, которое будет скоро ранено и ломлено, и вино, которое символизирует Его пролитую кровь и говорит: «Это Тело Бога. И я люблю все ещё, я люблю тебя до конца, Иуда. Я люблю тебя и не разоблачил тебя». И Он не разоблачил его в той комнате тогда. Его ученики не знали, о чем Он говорил. Они подумали, что Иуда должен выполнить что-то, о чем повелел Учитель. И только после этого сатана вошел в Иуду.

И если сатане удалось задеть вас, внести в ваш ум, что-то злое, какой-то грех. Например, если вы совершили прелюбодеяние. Бог говорит: «Прекратите это сейчас, выйдите из этого быстро. Иначе это убьет и разрушит вас». Точно так же Иисус предупреждал и Иуду. И если вы вовлечены в порнографию, употребляете алкоголь, хотя, когда вы покаялись, то перестали, а теперь начали снова, то я хочу, чтобы вы вспомнили, каким было пророчество?

Иисус пришел спасти нас от ВСЕХ наших врагов.

Среди вас есть те, чей брак хочет разрушить сатана, не важно, сколько вам лет или как давно вы вступили в брак. Сатана хочет убить и разрушить. Если вами завладел Интернет, или какие-то грязные вещи вошли в ваш ум через телевиденье, или вас поймали на крючок, Иисус говорит: «Если вы будете верить Мне, я освобожу вас. Вы – часть Моего Тела. Я не хочу разоблачать вас, Я не хочу потерять вас из Тела». И что Он делает сейчас – Он предлагает вам послание любви, Он омывает ваши ноги. Он говорит: «Я продолжаю любить тебя. И если ты будешь сейчас верить Мне, то попросишь у Меня силы ненавидеть грех, попросишь мудрости».

Бог был так милостив ко мне, так много прощал. Избавлял меня от сетей дьявола. И я не могу стоять и осуждать вас. Иисус пришел освободить вас от всех врагов: в церкви, на работе или из ада. Иисус сейчас говорит и вам: « Я освобожу вас, если вы будете доверять Мне, призывать Мое имя и помнить Мои обещания завета». Иисус сказал в конце Отцу: «Я соблюдал их во имя Твое; тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели» (Иоан.17:12)

Я знал одного человека. Я его встретил после очередного крусейда. Пятидесятнический пастор церкви численностью около 500 человек. Вот его история: Он шел однажды по улице. Он говорил, что никогда раньше у него не было гомосексуальных мыслей. Однако на пути ему попался кинотеатр для гомосексуалистов, в котором демонстрировали гомосексуальные фильмы. Он говорит: « Мне было просто интересно, я вошел туда и смотрел фильм». Он вышел оттуда измененным. Всего лишь любопытство, он никогда не думал о том. Любопытство — действующая сила ада. После того как он вышел из кинотеатра, Святой Дух постоянно обличал его, он слышал любящее слово Бога. Но отбрасывал любящие взывания. Раз за разом.

Я спросил: «Читали ли вы Слово?»

Он ответил: «Нет. Я читал книги, слушал кассеты, но я не могу достигнуть Бога. Не могу найти Его».

Я почувствовал сильную любовь к этому мужчине. Я сказал: «Подождите минуту, вы читали все мои книги и верите моим словам, и вы не идете к Библии?»

Он боялся идти к Слову.

Слово Бога называют омывающим словом, так говорил апостол Павел. Мы омыты словом.

И ещё хочу сказать вам что-то: «Неважно, в чем вы пребываете, неважно, какой тайный грех вы скрываете и какой ложью вы его покрывали. Не только нужно прийти сюда и пребывать в присутствии Бога, не только нужно на коленях молиться и петь. Не только коснуться Иисуса и получить Его прощение. Если у вас есть только Его присутствие, но нет Его слова, вы не устоите. Ученики Иисуса, шедшие по дороге в Эммаус, раньше находились в присутствии Иисуса. Но когда Он пришел к ним и, молча, шёл с ними, они не узнавали Его И не могли освободиться от своих сомнений. Иисус начал говорить, и от Бытия прошел через все Слово, свидетельствуя о Себе. Теперь у них было и Его присутствие, и Его слово. Каков финал? У них открылись глаза!

Если вы хотите освобождения, вам нужно стать на колени и искать Его всем вашим сердцем. Вам нужно идти к Его слову, там найдете вы всю любовь и прощение, а также найдете силу Святого Духа. Бог изменит и освободит вас.

Возлюбленные. Я не знаю, с чем сражаетесь вы и какие у вас проблемы. Однако, если вы ищете оправдания себе, а надежда оставила вас, то придите сейчас к Нему с покаянием. Господь хочет освободить вас и исцелить, забрать дух страха, дать свободу и радость, чтобы ваше сердце было открыто перед Ним. Никто вас не разоблачает и не знает, что у вас внутри.

У меня был звонок от штаб-квартиры деноминации. Кто-то донес на пастора и братья сказали: «Мы едем в его город для расследования». Я ответил: «Что?! Деноминация проверяет своего проповедника?» Я сказал: «Не трогайте его, не трогайте его! Вы не знаете, что в его сердце. Всё ли вы сделали по Писанию? Нашли ли трёх истинных свидетелей? Сначала езжайте к нему и предложите любовь и покаяние. Попробуйте восстановить его, а не разоблачить».

Я благодарен Богу, что они послушали меня.

Бог не хочет разоблачить вас, Он не хочет, чтобы вам было стыдно, нет, нет, нет.

Давайте помолимся.

Наступил 14-й день нисана (марта) - день, вечером которого каждый израильтянин обязан был совершать Пасху, под страхом в противном случае изгнания из среды народа Божьего. Пасхой назывался агнец, которого, после законом предписанного приуготовления, вкушали с различными обрядами, - в память благодеяния Божьего, оказанного народу еврейскому освобождением его из египетского рабства, особенно же в воспоминание чудесного избавления с помощью знамения крови агнчей первенцев еврейских от ангела, погубившего первенцев египетских (Исх. 12:17-27). На другой день, в память того же события, начинался семидневный праздник опресноков, в продолжение которого, равно как и самой Пасхи и навечерия её, израильтянин, под страхом смерти, должен был хранить себя от всего квасного (Исх. 12:15). Знаменование Пасхи было так важно, законы касательно совершения её так строги, самый обряд так знаменателен и поучителен; притом с ней соединено было столько утешительных воспоминаний в прошлом и радостных надежд в будущем, - что празднование Пасхи издревле сделалось главой всех празднеств иудейских, душой обрядового закона, народным отличием еврея, квинтэссенцией его веры и символом упования. Уже одного этого достаточно было для Иисуса Христа, чтобы совершать Пасху (как действительно Он всегда и совершал её) в определённое законом время, с соблюдением всех обрядов, освящённых веками и примером праотцов и пророков: ибо одно из главных правил великой деятельности Сына Человеческого во время служения Его состояло в том, чтобы поддерживать всякое истинно полезное учреждение, ни в каком случае без явной нужды и важных причин не оставлять без исполнения ни одного из законов Моисеевых, усиливать и распространять всё, что могло служить пищей для веры и добрых нравов, вести к исправлению сердца и жизни (Мф. 3:15).

Но кроме того, была ещё одна причина, по которой Пасха Моисеева была для Иисуса Христа, можно сказать, вожделеннее и священнее, нежели для всех прочих Его соплеменников по плоти: агнец пасхальный, служа символом прошедшего благодеяния, в то же время, по намерению Промысла, ещё более служил прообразом Его собственного лица и предназначения. Заклание агнца и примирительная кровь его, отвратившая некогда ангела-губителя от первенцев еврейских, предызображала собой будущую крестную смерть истинного Агнца Божьего, вземлющего грехи всего мира; радостный исход израильтян из Египта после совершения Пасхи предвещал благодатное освобождение рода человеческого от ужасного рабства греху, смерти и дьяволу, следующее за совершением великой крестной жертвы на Голгофе. При таком взгляде на Пасху как все в ней для Богочеловека должно было быть священно и важно! Празднуя сей праздник, Он всякий раз, можно сказать, предпраздновал будущую смерть Свою. Теперь, когда пришёл час заменить преобразование самым делом - кровь агнца пасхального кровью собственной, наступающий праздник Пасхи был тем ближе сердцу Иисуса: и Он, несмотря на великие препятствия со стороны врагов, восхотел совершить его особенным образом, в Своём, Божественном духе, так, чтобы последняя вечеря пасхальная послужила решительным окончанием Завета Ветхого, началом и полным выражением Нового, памятником Его преданности воле Отца Небесного и безмерной любви к человечеству, символом внешнего и средоточием внутреннего единства всех Его последователей с Ним и между собой (Ин. 13:1-4; 17:26).

Главным препятствием к совершению Пасхи был Иуда. Узнав предварительно о месте, избранном для совершения её, вероломный ученик не посовестился бы дать знать о том первосвященникам (Мф. 26:16), а они могли окружить дом стражей и схватить празднующих. Таким образом, была бы нарушена тишина самых священных минут; Учитель не имел бы времени проститься со Своими возлюбленными учениками достойным для Него, незабываемым для них образом; не успел бы укрепить их против наступающих искушений, передать им Свои последние чувства и Свой дух - напитать их в живот вечный негиблющим брашном Тела и Крови Своей. Изгнать же для избежания опасности предателя из Своего сообщества - все ещё тяжело было для сердца Иисусова. Человеколюбец хотел до последнего момента остаться тем же самым для Иуды, чем был для прочих учеников - другом, наставником и отцом. Последняя вечеря, так обильная чувствами необыкновенной любви и благости, действиями чрезвычайной кротости и смирения, должна была стать для погибающего апостола последним призывом к покаянию или - последним доказательством его нераскаянности и ожесточения. И мудрая любовь Иисусова нашла другое, столь же верное средство устранить опасность для совершения пасхальной вечери, не изгоняя ученика-предателя: оно (как увидим сейчас) связало злобу его неизвестностью, сокрыв от него место празднования.

Ученики с самого утра все заняты были мыслью о Пасхе. Не видя для празднования её никаких распоряжений со стороны Учителя, некоторые из них почли за нужное напомнить Ему о том (Мф. 26:17). Хотя в Иерусалиме, как уверяет древнее иудейское предание, каждый житель был обязан давать, если может, даже без платы иногородним иудеям комнату для совершения Пасхи, всё же для избежания всякого замешательства необходимо было предварительное соглашение, особенно для святого общества Иисусова, которое имело обыкновение останавливаться в Иерусалиме только у некоторых людей, Ему известных и того достойных, и всего менее могло забыть об этой предосторожности теперь, когда опасность угрожала со всех сторон.

На вопрос учеников, где Он повелит приготовить Пасху, Учитель обратился к Иоанну и Петру и велел им идти в город. «При самом входе, - сказал Он, - вы встретите человека, несущего в кувшине воду; следуйте за ним, войдите в тот дом, куда он войдёт, и скажите хозяину дома: “Учитель велел сказать тебе: время Мое близко, у тебя совершу Пасху с учениками Моими. Итак, где горница, в которой бы можно было Мне вкушать Пасху?” После того он покажет вам горницу большую, готовую и убранную. Там приготовьте нам Пасху».

Из такого приказания открывалось, что Учитель уже думал о месте совершения Пасхи и избрал его в Своем уме, хотя до сих пор и не сказал ученикам; и теперь по какой-то особенной причине не хочет открыть имени человека, у которого будет совершена Пасха. По какой? Без сомнения, думали, по причине опасности от врагов, которые наблюдают за каждым нашим шагом и готовы в любой момент схватить нас. Но зачем таить это и от нас? Ужели между нами самими кто-либо неверен и ненадёжен? Последнее могло привести более дальновидных к мысли о предателе из собственного круга; но только привести, а не утвердить в этой мысли, которая, как увидим, чрезвычайно чужда была для чистых и простых сердцем учеников Иисусовых.

Истинную причину сокровенности всего скорее мог угадать Иуда, являвшийся единственной её причиной. Одно удаление его - хранителя и распорядителя денег общественных - от участия в приготовлении Пасхи, сопряжённом с известными издержками, было уже ясным намёком, что Учитель знает о постыдных сребрениках, ему обещанных.

Придя в город, Пётр и Иоанн нашли всё так, как сказал Учитель: у Водяных ворот (которыми входили в город идущие с Елеона) встретился с ними человек, несущий в глиняном кувшине воду; следуя за ним, они прошли в дом, в котором он жил, пересказали хозяину дома слова своего Учителя; после чего он тотчас указал им готовую просторную комнату, и они занялись приготовлением Пасхи (Лк. 22:13). Они купили в ограде храма пасхального агнца, дали священнику заклать или сами, по его благословению, заклали его в известном месте - при храме; возвратясь домой, испекли его на огне законным образом, т.е. целого, не раздробляя на части, не сокрушая ни одной кости (Исх. 12:9-10), с соблюдением прочих обычаев, приготовили также опресноки, горькие зелья и другие вещи, нужные для праздника.

К концу дня пришёл Сам Иисус с прочими учениками, пришёл, как заставляют думать обстоятельства, так, что приход Его не был замечен народом, тем более личными Его врагами. Тут, без сомнения, ученики узнали, кто таков таинственный хозяин дома, в котором они находились; легко также было осведомиться и о том, знал он предварительно о намерении Иисуса Христа у него совершить Пасху или не знал; и следовательно, должно или не должно принимать за прямое пророчество вышеприведенные слова их Учителя. Но евангелисты не сочли нужным передать нам сведения об этом предмете, оставив его в той же неопределённости и таинственности, в какой он представлялся сначала самим ученикам Иисусовым; и сделали это, может быть, частью потому, чтобы тем полнее передать первоначальное впечатление, произведенное на них загадочными словами Учителя, а частью потому, что, когда они писали Евангелие, открытие имени хозяина дома, удостоившегося чести оказать в такое время гостеприимство Иисусу Христу, могло иметь для него опасные последствия.

С достоверностью можно сказать одно: хозяин дома, в котором совершена Пасха, принадлежал к числу почитателей Иисусовых. К такой мысли ведёт уже выражение: Учитель говорит . Притом дом для вечери должен быть избран самый безопасный, у человека верного и надёжного: другой счёл бы своим долгом сообщить синедриону о том, Кто в его доме совершает теперь Пасху

С наступлением законом и обычаем определённого времени (не ранее сумерек и не позже 10 часов - Втор. 16:6) Иисус возлёг с дванадесятью учениками Своими на вечери. Более никого не было не только за вечерей, но и в горнице. Кроме того, что все заняты были в это время празднованием Пасхи, последняя вечеря в любом отношении должна была быть вечерей тайной.

Порядок совершения Пасхи в то время, сколько можно судить, основываясь на прилежном сличении древнейших свидетельств иудейских, был таков: Пасхальная вечеря открывалась чашей вина, перед которой отец семейства или заступавший его место возглашал благодарение Богу, говоря: Благословен Господь Бог наш, Царь мира, сотворивый плод лозы виноградной! Сказав так, отпивал из чаши, что делали потом и все прочие, омывая затем каждый руки. Потом вкушали горькие зелья, над которыми начальствующий также приносил благодарение Богу. Тут кто-либо из младших спрашивал: Что значит все это? И отец семейства или старший из возлежащих объяснял обряды Пасхи историей исшествия израильтян из Египта, причём читались или пелись два псалма (113 и 114), в которых воспето это событие. За этим обходила по рукам вторая пасхальная чаша. Опять умывали руки. Начальствующий брал со стола из двух пресных хлебов один, разламывал его на две половины и, положив на другой хлеб, произносил: Благословен Господь наш, Царь мира, произведший от земли хлеб! Потом этот хлеб разделялся между возлежащими. Далее снедаема была уже сама «пасха», или агнец, после совершения над ним благодарения Богу. За «пасхой» подавались разные другие кушанья, составлявшие пасхальную вечерю, среди которой являлась третья общая чаша, называвшаяся преимущественно чашей благословения; вслед за ней пелись четыре псалма (114-117), в которых изображается радость о Боге Спасителе. В заключение испивали четвёртую чашу. Во всех чашах вино растворено было водой, потому что из них обязаны были пить понемногу все, не исключая жён и детей.

Впрочем, мы не решимся утверждать, что Пасха ветхозаветная, и особенно настоящая, последняя, совершена была Иисусом Христом во всей точности так, как сказано в вышеприведенном описании. Ибо, по указанию самого установителя Пасхи - Моисея, она должна была совершаться проще, с меньшими подробностями (Исх.12). С другой стороны, если когда Сыну Человеческому прилично было показать, что Он есть Господь и субботе и Пасхе (Мф. 12:8), то теперь, при упразднении Ветхого и утверждении Нового Завета. Настоящая Пасха, предназначенная служить этим упразднением и быть переходом (пасхой) от Ветхого Завета к Новому, по тому самому должна была не походить на прочие Пасхи, могла иметь немалые особенности. Впрочем, из некоторых указаний и выражений евангельских видно, что почтенные сами по себе обряды праздника отечественного не были совершенно оставлены Господом и при совершении настоящей Пасхи (Лк. 22:17-18; Ин. 13:26). Евангелисты не обратили на это прямого внимания, ибо это и так всем было известно; но взамен описали со всей подробностью для нас то, что на этой вечери было особенным, новозаветным: омовение ног, установление Евхаристии и проч. Кроме того, св.Иоанн, как любвеобильнейший наблюдатель последних действий своего Божественного Учителя и Друга, предваряет повествование своё о прощальной вечери особенным, глубоким указанием на необыкновенное в продолжение её состояние духа Иисусова, заставляя смотреть на Него как на Единородного от Отца, исполненного благодати и истины, Который совершенно знает, откуда пришёл и куда грядет, вполне уверен, что Отец вся предаде в руки Его , и потому в самые мрачные и опасные минуты (как сейчас) действует со всем спокойствием и величием Сына Божьего и по беспредельной любви Своей к оставляемым ученикам (возлюбль Своя сущия в мире, до конца возлюби их ) не стыдится, для вразумления их, омыть им ноги, яко слуга, и потом всё делает, чтобы ободрить, утешить и оградить их от искушений, кратких, но ужасных, во время предстоящей разлуки; хотя, судя по человечеству, Он Сам должен был иметь нужду в утешении. Действительно, мы не видим, чтобы в продолжение всего трёхлетнего служения Иисуса Христа обнаружено было Им так ясно для учеников чувство Своего великого предназначения, Своего Божественного достоинства, Своего единства со Отцом, как на последней тайной вечери и в последних беседах с учениками. Несмотря на глубочайшее смирение Его, по которому Он омоет ноги ученикам, на кроткий, исполненный любви язык друга, разлучающегося со своими возлюбленными, Он является здесь преисполнен светом Божества Своего, блистающим в каждом Его действии и слове, окружённым каким-то неизъяснимо-трогательным величием, в котором срастворено Божественное с человеческим, соединён Фавор с Голгофой. Из среды этого срастворения будет веять на учеников дух хлада тонка (в каком только Божество может открываться смертным) и по временам возгревать и в их сердце пламень чистой любви и веры. Но только по временам. Не очистившись ещё от некоторых слабостей, они не могли носить и вместить многого (Ин. 16:12). А непостижение тайны креста, которая откроется им после, делало их вообще неспособными разделять вполне чувства своего Учителя и Господа. Если бы им известно было будущее так, как его знал их Учитель! Не такими, без сомнения, они показали бы себя на вечери! Не спор о первенстве занял бы их душу! Не сон овладел бы ими в саду Гефсиманском! Но Учитель с намерением не открывал им во всей подробности будущего, а когда открывал что-либо из него, если они не понимали откровения во всей его ужасной действительности, - не настаивал с силой на полноте понятия. Таким образом, не об одном омовении, почти о всех действиях и словах Господа можно было сказать теперь каждому из учеников: Не веси ныне, уразумееши же по сих . Одному из среды учеников принадлежало плачевное преимущество знать нечто более, нежели знали все прочие, - предателю. Потому он, с этой точки зрения, на плане Божественной картины представляет ужасно значительное, особенное лицо, противоположное лицу Сына Божьего. Это был в образе человеческом представитель области тьмы, которая обладает немалыми тайнами знания, но не имеет ни одной искры и луча святой любви. При всех озарениях от Божественного лица Иисусова душа Иуды останется хладна и мрачна, как уголь.

Понадеясь, вероятно, на успех над несчастным предателем, дух тьмы простёр теперь нелепые надежды свои до того, что, по свидетельству Самого Богочеловека, дерзнул у Верховного Правителя судеб человеческих просить позволения сеять и прочих учеников Христовых яко пшеницу (Лк. 22:31), то есть иметь к ним доступ со всеми возможными для него искушениями. Другое выражение, употреблённое Спасителем при указании на это адское прошение, показывает, что духу тьмы, в настоящем случае, действительно попущено было Премудростью Божьей сделать в отношении к апостолам нечто подобное тому, что дано было ему сделать над Иовом, то есть поставить их в особенно затруднительные и особенно опасные для веры и добродетели обстоятельства. Ибо Спаситель говорит, что Он молился, чтобы при этом адском веянии не оскудела вера Петрова и чтобы он, восстав от падения сам, утвердил колеблющуюся братию; но нисколько не показывает, чтобы плодом и даже предметом молитвы Его было удаление самого веяния, устранение самых искушений и соблазнов.

Не погрешим, если к этому тайному искушению учеников отнесем открывшийся теперь между ними и такой неуместный и безвременный спор о первенстве.

После длительного путешествия из загородного поместья за такую вечерю, как пасхальная, надлежало сесть, по восточному обычаю, с ногами омовенными. Всё нужное для омовения было приготовлено заранее в горнице: не было только прислужника, который бы омыл всем ноги. Для взаимной любви это был прекрасный случай оказать взаимную услугу. Но ученики, сверх всякого чаяния и, вероятно, не без искушения от адского веятеля, отнеслись к этому случаю совершенно иначе: вместо духа смирения и братского единодушия открылся дух превозношения; послышались даже вопросы, кто больше и лучше и кто меньше и хуже. Ни один не хотел быть ниже другого, тем более - всех; и ноги у всех оставались неомовенными.

Нестерпимым хладом веяло от такого спора на любвеобильное сердце Иисусово. Он безмолствовал, ожидая, что взаимная любовь учеников (не ослабевшая от подобных прекословии) сама возьмёт верх над детским любочестием. Но когда увидел, что ученики уже готовы, не кончив спора, садиться за стол, тотчас встал Сам с вечери, снял с Себя верхние одежды и, опоясавшись лентием (спор, без сомнения, тотчас умолк в ожидании, что будет), взял один из сосудов, стоявших для омовений, налил воды в умывальницу и (к изумлению всех) начал омывать ноги ученикам и отирать лентием. Первый (Иуда?), в смущении, невольно повинуется; прочие безмолвно следуют его примеру; никто не смеет остановить Учителя, хотя все чувствуют, что были причиной такого чрезвычайного поступка, скорбят душой, что подали к нему повод неуместным превозношением.

Наконец дошла чреда до Симона Ионина. Пламенная душа его не могла вынести мысли, что Христос, Сын Бога живого, будет служить ему вместо раба. Господи, Ты ли мои умывши нозе?..

Еже Аз творю , - отвечал Господь, - ты не веси ныне, уразумееши же по сих .

Тихая и таинственная важность этих слов требовала немедленного и безусловного повиновения. Но Пётр привык в действиях своих следовать более чувству, нежели рассудку. «Что тут разуметь, - мыслил он, - где идёт дело о таком унижении Учителя и Господа?»

Не умыеши ногу моею во веки. Все движения говорящего показывали, что он сдержит своё слово.

В другое время такое смирение могло бы заслужить похвалу от Того, Кто Сам был кроток и смирен сердцем. Но теперь было не до нового спора о том, кто смиреннее - Учитель или ученик. Надлежало приподнять завесу.

Аще не умыю тебе , - отвечал Господь уже возвышеннейшим голосом, - не имаши части со Мною .

При этих таинственных словах уже нельзя было не понять, что дело идёт более, нежели о чувственном омовении. Пётр тотчас пробудился от самомнения, и весь пламень обратился к противную сторону.

Господи, не нозе мои токмо, но и руце и главу. - Твори со мной всё, что Тебе угодно; только не лишай части с Тобой.

Измовенный (в душе и совести, - посредством Моего учения и духа и крови, которая прольётся на кресте, каков ты), - отвечал Богочеловек, омывая ноги Петру, - не требует (более как) токмо нозе умыти (новым наитием Св.Духа, Которого настоящее омовение служит предварением и символом, для полного очищения от предрассудков и слабостей, какие в Петре были: излишнее надеяние на своё мужество и на свою любовь к Учителю).

И вы чисти есте , - присовокупил Господь, обратившись к прочим ученикам, - но не вси...

«Знал Он , - замечает св.Иоанн, - что между ними есть один - предатель, посему и сказал: не вси чисты» (Ин. 13:11).

Несмотря на важность такого обличения нечистоты и на его неопределённость, по которой оно могло падать на каждого, никто из учеников не смел спросить Учителя о том, что это за нечистота и кто нечист? Сам многоречивый Пётр безмолвствовал. Всеумиряющим действием смирения Иисусова сердца возвращены были к их естественной простоте и утишены до того, что не могли взволноваться даже от любопытства. Оставалось только в глубине чувство сожаления о том, что своим неуместным спором о первенстве принудили Учителя и Господа к такому униженному служению, а в Симоне ещё и о том, что он, хоть на минуту, дерзнул выдавать себя за человека, не нуждающегося в омовении от Того, Кто один только может очищать нечистоту всех и каждого.

Омыв таким образом ноги всем ученикам, Иисус возложил на Себя одежду Свою и вновь возлёг на вечери.

Весте ли , - сказал Он им, - что сотворих вам? Вы называете Меня Учителем и Господом; и добре глаголете: есмь бо (Я точно то). Аще убо Аз умых ваши нозе, Господь и Учитель, и вы должны есте друг другу умывати нозе. Образ бо дах вам, да, якоже Аз сотворих вам, и вы творите. Аминь, аминь глаголю вам: несть раб болий Господа своего, ни посланник болий пославшаго его (Ин. 13:12-16). Царие язык господствуют над народом и обладающий ими благодетелями порицаются. Вы же не тако; но болий в вас да будет яко мний, и старей яко служай! Кто бо болий, возлежай ли или служай? Не возлежай ли? Аз же посреде вас есмь яко служай (Лк. 21:25-27). Аще сия весте (некоторые из учеников могли чем-либо показать при этом, что они никак не равняют себя с Учителем), блажени есте, аще творите я (Ин. 13:17).

Вы , - продолжал Господь, - пребыли со Мной во всех напастях Моих (оставались постоянно верными, несмотря на клеветы и гонения врагов Моих), и Аз (в награду) завещаваю вам (всем равно), якоже завеща Мне Отец Мой, царство (все получите более, чем желаете), да ясте и пиете на трапезе Моей во царствии Моем, и сядете на престолех, судяще обеманадесяте коленома Израилевома (Лк. 21:28-30), - добавил Господь, желая как можно очевиднее представить ученикам награду, их ожидающую.

При столь великом обещании взор Богочеловека упал на Иуду. Щедродаровитые уста невольно сомкнулись.

Не о всех вас глаголю , - произнёс Он с сожалением (хотя бы и хотел о всех говорить таким образом), - Аз бо вем, ихже избрах (знаю твёрдо, кто из вас истинно Мой и кто предатель; а посему и мог бы воспротивиться его замыслам, изгнать его из Моего общества, но терпел и буду терпеть его посреди вас до конца), да сбудется писание: ядый со Мною хлеб, воздвиже на Мя пяту свою. Ныне убо глаголю вам (об этом), прежде даже не будет, да, егда будет (когда Я буду предан и распят), веру имете, яко Аз есмь (тот же, что и прежде, Сын Бога живого). Аминь, аминь глаголю вам , - заключил Господь с особенным чувством, - приемляй, аще кого пошлю, Мене приемлет; а приемляй Мене, приемлет пославшаго Мя (Ин. 13:18-21). (Честь быть Моим апостолом, хоть один из вас променял её на тридцать сребреников, всегда будет превыше всех почестей мира. В вашем лице, как и в Моём, будет принят или отвергнут Сам Бог).

В безмолвии внимали ученики словам Господа и Учителя, которые, сильные сами по себе, были ещё действеннее после Его беспримерного смирения.

Что было при этом на душе сына погибельного, но ещё не погибшего?.. И ему омыты ноги, и ему преподан урок смирения; а жалобы на нечистоту к нему одному главным образом и относились!.. Быть не может, чтобы из семян слова жизни, падавших в таком изобилии из рук небесного Сеятеля, ни одно не упало и на его сердце: Спаситель не без особенного намерения указал с такой полнотой на великие награды, ожидающие верных учеников Его. Сама страсть предателя - всё оценивать - могла быть тронута мыслью о потере бесценного. Но сердце несчастного ученика уже ожесточилось для благих впечатлений, всё было покрыто тернием забот и печалей века сего (Мф. 13:21). И дьявол, так давно уготовлявший душу несчастного в орудие и жилище себе, без сомнения, теперь особенно стерёг все входы и исходы её и тотчас похищал из неё всякое семя благое (Мф. 13:19) при самом его, так сказать, сеянии.

Прерванная в самом начале вечеря продолжалась. Обряд следовал за обрядом. При общем печальном настроении всё это делалось теперь, может быть, скорее обыкновенного. Сам агнец пасхальный, видимо, терял важность в присутствии истинного Агнца Божьего, Который уже готов был подъять грехи всего мира. Несмотря на священный обычай, обратившийся почти в неизменный закон, - всем вкушать от священных чаш, которые, по преданию, подавались на вечери, Учитель не вкушал ни от единой, даже когда явилась и так называемая чаша благословения (самая священная). Он только благословил её, по обычаю, и, не вкушая от неё Сам, подал ученикам, сказав: Возьмите ее и разделите между собой; ибо Я не буду пить от плода лознаго, дондеже Царствие Божие приидет (Лк. 22:17-18).

Ничьи взоры не светились радостью; но на лице Богочеловека видно было даже некое смущение, тем более заметное, чем реже святейшая душа Его выходила из обыкновенного своего премирного состояния даже в самых необыкновенных случаях. Теперь она тяжело страдала от присутствия предателя. Вид холодной измены и лицемерной дружбы был тем несноснее, что препятствовал сердцу вполне раскрыться перед Своими возлюбленными учениками, изречь им последнюю заповедь любви и последнее слово надежды.

Иисус возмутися духом (Ин. 13:21)! Ученики, заметив это, естественно, ожидали чего-либо особенного. Аминь, аминь глаголю вам , - сказал Господь, как бы в объяснение Своего душевного состояния, - яко един от вас предаст Мя!.. При этих столько же ясных, сколь разительных словах глубокая печаль овладела всеми (вечеря, если ещё не кончилась совершенно, должна была прерваться на время). Каждый смотрел на другого, невольно воображая, что такой предатель не может не обнаружить в своём лице мрачной души своей (Ин. 13:22). Но предатель смотрел на каждого дерзновеннее всех и сам искал взорами предателя. Кто же бы это был такой, который сделает это? - спрашивали друг друга, и взоры всех сами собой обращались к Учителю, Который один мог сказать, кто этот ужасный человек. Некоторые всё ещё хотели думать, что он не может быть в их малом дружеском обществе, а разве из числа прочих (70) учеников. Един от обоюнадесяте, омочивый со Мною в солило руку (из четырёх, следовательно, или шести близ сидевших), той Мя предаст (Мф. 26:23), - отвечал Господь. Обаче Сын Человеческий идет, якоже есть писано о Нем: горе же человеку тому, им же Сын человеческий предается! Уне было бы, аще не бы родился человек той!.. (Мф. 26:24) Такие слова не могли успокоить учеников. При мысли, что предатель так близко и что его ожидает такая страшная участь, каждый начал не доверять сам себе. Не я ли, Равви? Не я ли? - слышалось от всех и каждого. Господь безмолвствовал: детская простота и искренность всех восполняли для Его сердца ожесточение одного. Чтобы не остаться среди всех спрашивавших одному в молчании и не обнаружить себя, и этот несчастный осмелился раскрыть уста и не устыдился спросить, подобно прочим: Равви, не я ли?.. - Ты рекл еси (Мф. 26:25), - отвечал Иисус, глубоко оскорблённый таким бесстыдным лицемерием предателя. Впрочем, ответ этот произнесен был так тихо и кротко, что его, по-видимому, никто не слыхал, по крайней мере, не понял, кроме Иуды, как то видно из последующего. Предатель в молчании снёс упрёк, избегая большего стыда - быть обнаруженным перед всеми. И прочие ученики не продолжали расспросы, видя нежелание Учителя указать предателя прямо.

Один Пётр не мог успокоиться. Мысль, что предатель, о котором говорит Учитель, может быть, сидит возле него, ещё более тёмная мысль: не его ли самого имеет в виду Учитель, не может ли он сам подвергнуться впоследствии какому-либо ужасному искушению (ах! он имел уже несчастье заслужить некогда название сатаны - Мф. 16:23), не давала ему покоя. Чтобы открыть тайну, он обратился в этом случае к особенному средству - тому самому, которое перед сильными земли так действенно бывает для получения у них милостей более или менее заслуженных, а в святом обществе Иисусовом могло служить разве только для такой невинной цели, как у Петра, - открыть предателя. Богочеловек особенно любил и отличал одного ученика, который возлежал теперь у самых персей Его. К нему-то обратился Симон и сделал знак, чтобы он спросил (тайно) Иисуса, кто это такой, о ком говорил Он? Ученик (так сам он описывает этот случай), припав к персям Иисусовым, немедленно спросил Его: кто предатель? Вопроса никто не слыхал и не заметил, кроме Петра и, вероятно, самого Иуды, который, как виновный, всех подозревал и был настороже. Тот , - отвечал Иисус (тихо), - кому, обмакнув кусок, подам ; и обмакнув в блюдо кусок, подал Иуде Симонову Искариотскому. В действии этом не заключалось ничего оскорбительного для Иуды: в конце вечери было обыкновение брать и съедать по куску из остатков пасхи, и получить такой кусок из рук начальника вечери значило быть отличенным от других. Поэтому дружелюбное предложение пищи было для погибающего апостола последним зовом к покаянию.

Но в душе Искариота произошло совершенно обратное. Он взял кусок и заставил себя его съесть. Вслед за хлебом, по замечанию Иоанна, наблюдавшего в это время за Иудой, тотчас вошёл в него сатана. Личина кротости и дружества совершенно растаяла от огня обличения, вспыхнувшего в сердце: вид предателя сделался мрачен и ужасен. Святое общество Иисусово было уже нестерпимо для человека с дьяволом в сердце: тайная сила влекла его вон...

Сердцеведец видел всё, что происходило в душе сына погибельного, - как иссякала последняя капля добра, как дьявол овладел самым основанием жизни духовной: и Иисус не захотел более принуждать Себя к бесплодному перенесению присутствия предателя. Еже твориши, твори скоро , - сказал Он ему, готовому уже и без того идти вон. Этим давался ему благовидный предлог оставить вечерю (впрочем, уже оконченную) одному, не вызывая подозрения учеников. Но в то же время в этих таинственных словах, кажется, заключалось большее: ими прерывались окончательно невидимые узы благодати, которые все ещё держали погибавшего апостола в святом круге общества Иисусова и не давали сатане увлечь его в ад. Между тем, кроткий полуупрёк для оставленного благодатью, вероятно, показался сильной укоризной. «Я не замедлю в своём деле», - думал он и - вышел вон.

Бе же нощь , - замечает св.Иоанн, - егда изыде , то есть, по времени палестинскому, не ранее 9 часов вечера, и следовательно, по окончании вечери пасхальной.

Поскольку предатель видел, что Учитель знает о его предательстве, мог предполагать, что и ученики узнают об этом и примут все меры для спасения Учителя и себя, - то сам собой рождается вопрос: как он надеялся теперь на успех в своём предательстве? Мог ли, например, предполагать, что Иисус будет спокойно ожидать его в саду Гефсиманском и не укроется немедленно в каком-либо более сокровенном месте? Почему, во избежание этого неудобства, не поспешили окружить стражей дом, где совершалась вечеря и где Иисус ещё долгое время беседовал с учениками? Для разрешения этих недоумений нужно вспомнить, что первосвященникам хотелось взять Иисуса совершенно без народа; поэтому им нужна была година и область тёмная и глухая; а теперь ещё никто не спал, и на малейший шум могли сбежаться сотни тысяч людей. С другой стороны, несмотря на все намеки Учителя на предательство, Иуда мог думать, что его умысел известен Ему только вообще, без подробностей, особенно без того обстоятельства, что это предательство задумано именно в ночь пасхальную; и поэтому мог быть уверен, что избранное для ночлега место (Гефсимания) не будет переменено на другое. К тому же, чтобы лучше скрыть час предательства, может быть, хитрый сребролюбец заранее придумал какое-нибудь дело, для которого он с ведома Учителя должен был выйти тотчас по окончании пасхи, не дожидаясь заключительного пения псалмов. Этим и объясняются слова Господа: еже твориши (что тебе нужно делать), твори скоро : - слова, которые без этого предположения, если можно так выразиться, имеют только одну половину мысли - нравственную, а не имеют другой - исторической, которой они бы связывались с предшествующими событиями.

Ученики не могли не заметить преждевременности ухода Иуды, но после слов Учителя к нему никто (не исключая, может быть, и самого Иоанна) не думал истолковать этого ухода в дурную сторону. Одни думали, что Иуда послан купить что-нибудь на наступающий (восьмидневный) праздник, другие - что ему приказано раздать ради праздника милостыню нищим (Ин. 13:23-26). То и другое предположение было не вполне естественно. Делать в продолжение пасхального вечера и так поздно покупки было трудно. Да и нищих нелегко было найти в такое священное для всех время. Но ученики готовы были скорее поверить всякой догадке, нежели остановиться на ужасной мысли, что Иуда Искариотский - из-за пасхальной вечери, после омовения ног Учителем - пошёл прямо к Каиафе за сребрениками и спирой!..

Иначе взирал на удаление предателя Учитель. С уходом его извергнута была вон вся область тьмы, которая на столь долгое время вторглась в самый чистый богосветлый круг учеников Иисусовых. Теперь вокруг прощающегося Учителя и Друга оставались лишь те, кого без опасения можно было назвать чадцами; ибо они, родившись от Него по духу, были соединены с Ним ещё теснее, чем младенец со своей матерью. Стесненное дотоле присутствием предателя сердце Иисуса распространилось: взор просветлел. В свободной мысли представилось вдруг и всё прошедшее и всё будущее, и окончание Ветхого Завета с окончанием собственного земного поприща, и начало новой благодатной Церкви с новым образом собственного бытия, по человечеству превознесенного через крест над всем и всеми. С этой стороны, самый крест, как главное орудие к ниспровержению царства тьмы, как основание Церкви и Завета Нового, вечного, как средоточие всех прошедших и будущих распоряжений Промысла, как противоядие и врачевство против плодов ужасного древа познания добра и зла, - представлялся блистающим славой Божественной и всё священнодействие Голгофское, которое некоторым образом предначиналось с исходом предателя, теряло мрачность и принимало вид всемирного торжества для Того, Кто должен стать его Первосвященником.

Ныне прославися Сын Человеческий , - вдруг возгласил Он, как бы среди некоего видения, - и Бог прославися о Нем. Аще Бог прославися о Нем, и Бог прославит Его в Себе, и абие прославит Его!

Ученики в безмолвии внимали словам Божественного восторга, ожидая, вероятно, после них какой-либо поучительной беседы. Но это был шаг к другому, высшему. Настало время беседовать уже не словами, а делами; последний час Ветхого Завета пробил, надлежало предначать Новый не агнцем от стад, а телом и кровью Своей. Между тем, лицо Богочеловека светилось пренебесным светом. Он берёт лежавший перед Ним хлеб, благословляет его, преломляет на части, по числу учеников, и раздает его им.

Уже из этого благословения видно было, что это делается не по обычаю вечери пасхальной (так называемый хлеб благословенный уже был потреблен), а по другой причине и для другой цели.

Приимите , - сказал Господь, объясняя дело, - приимите и ядите: сие есть Тело Мое, за вы ломимое во оставление грехов .

Ученики в безмолвии вкусили преподанного под видом хлеба Тела Учителя и Господа, веруя от всей души, что если оно будет ломимо, то не за что другое, как за грехи человеческие, и не для чего другого, как в оставление их. Вопрос капернаумских совопросников: Како может Сей нам дати плоть Свою ясти? (Ин. 6:52) - был далёк теперь от них: ибо они тогда же слышали от Учителя, что плоть Сына Человеческого есть истинное брашно , и что однако же тогдашние глаголы Его об этом, тем более настоящее действие - дух и живот суть; поэтому и должны быть приняты не в грубом капернаумском смысле, а в высшем, чистейшем.

Ещё ученики продолжали погружаться во глубину новой тайны любви, питавшей их Телом Своим, как последовало новое чудо этой же любви.

Господь взял чашу с вином, благословил её так же, как и прежде хлеб, особенным новым благословением (чем показывалось её особенное, совершенно отличное от пасхальных чаш предназначение) и, подав ученикам, сказал: Пиите от нея вси! Сия есть кровь Моя Нового Завета, яже за вы и за многая изливаемая, во оставление грехов .

Ученики, приняв чашу, с прежним безмолвием причастились Крови Учителя и Господа своего; ибо из давнишних бесед Его уже знали, что Кровь Сына Человеческого есть истинное питие (Ин. 6:55), едино могущее утолить вечную жажду души человеческой. Каким образом можно вкушать Тело и пить Кровь Господа, когда оно находится перед ними ещё в прежнем своём виде? - этот вопрос, сейчас так затрудняющий многих, им, по всей вероятности, не приходил и в голову; ибо они из бесчисленных опытов ведали и знали, что Тело их Учителя и Господа, хотя во всём подобное человеческому, обладает однако же многими качествами сверхъестественными и потому, например, одним прикосновением могло исцелять болезни самые неисцелимые.

Сие творите , - сказал Господь в заключение священнодействия, - сие творите в Мое воспоминание .

Завещание это, из-за особенной важности и трогательности завещанного, так внедрилось в памяти учеников и через них так скоро распространилось во всей первоначальной Церкви христианской, что, как видим из книги Деяний апостольских, совершение Евхаристии в память возлюбленного Спасителя было первым и главным делом каждого собрания христианского. И апостол Павел, несмотря на то, что не был от 12-ти и не присутствовал на тайной вечери, в одном из посланий своих, без сомнения, по внушению свыше, преподает уже подробное учение о таинственном Теле и Крови Господней и с твёрдостью и ясностью предполагает существование этого таинства до дня будущего пришествия Господня.

Примечания

1. См. Феофил. на Лк.22.
2. Священникам невозможно было самим совершать заклание всех агнцев, ибо число их, по Флавию, простиралось до 2 000 000.
3. Евфим. в толк. на Лк.22.
4. Кто именно? - Иосиф Аримафейский? Никодим? Симон прокаженный? Иоанн Марк, дом которого и по Воскресении Иисуса Христа был местом собрания для последователей Христовых? (Деян. 12:12) Последнее вероятнее. Только ни в коем случае хозяин дома не мог быть сам Иоанн, купивший якобы незадолго до того дом у Каиафы, хотя этого мнения придерживался Кирилл Иерусалимский; иначе выйдет, что Иоанн был послан к Иоанну.
5. Действительно ли спор возник по случаю омовения ног? - Нам кажется, это всего вероятнее, потому что эта причина легко могла вызвать подобный спор. В святом обществе Иисуса не было слуг и найти их в пасхальный вечер не представлялось возможности. Следовательно, апостолы должны были сами позаботиться о соблюдении традиций. Умывальница, вода и лентион давно готовы: но, как видим, ими так и не воспользовались (иначе бы убрали на место): почему? - потому что все спорят и никто не хочет взять на себя обязанности слуги. И вот, Спаситель, омывая ученикам ноги, исцеляет их гордыню собственным смирением. Другие причины, которые выдвигают в качестве повода к спору о первенстве, гораздо менее убедительны; например, что он возник из-за самых почётных мест за столом. Это было бы проявлением явной грубости и потому маловероятно. Кроме того, кто бы мог спорить о возлежании на лоне с «егоже любляше Иисус», то есть с Иоанном?! - Еще менее вероятно, что ученики заспорили о своих достоинствах из-за давней мечты о земном царстве Мессии: во-первых, не видно, чтобы эта мечта служила темой ближайших разговоров, во-вторых, слова Спасителя, Который пообещал апостолам престолы в Своём Царстве были в таком случае не врачевством против этой мечтательности, а укрощением её.
6. Что омовению ног подал случай спор о первенстве, - в этом всякий может убедиться, сличив слова св.Иоанна, описывающего омовение, со словами св.Луки, излагающего спор. У св.Луки Спаситель говорит ученикам: Кто болий: возлежай или служай? Явно, что здесь под служением разумеется омовение ног. А если так, то причиной его был спор о первенстве, так как нельзя предположить, чтобы ученики завели подобный спор после чрезвычайного примера смирения, поданного Учителем.
7. Новый знак, эта чаша была уже не пасхальная, потому что от пасхальной никто не мог отказываться.