Введение
достоевский писатель произведение
Драгоценные черты, присущие классической русской литературе XIX века и обусловленные ее ролью средоточия духовной жизни народа, - напряженное искание добра и общественной правды, насыщенность пытливой, беспокойной мыслью, глубокий критицизм, соединение удивительной отзывчивости на трудные, больные вопросы и противоречия современности с обращенностью к устойчивым, постоянным «вечным» темам бытия России и всего человечества. Черты эти получили наиболее глубокое и яркое выражение в произведениях двух великих русских писателей второй половины XIX в. - Федора Михайловича Достоевского и Льва Николаевича Толстого. Творения каждого из них приобрели мировое значение. Обе они не только оказали широчайшее влияние на литературу и всю духовную жизнь XX в., но во многом продолжают и сегодня оставаться нашими современниками, необъятно раздвинув границы искусства слова, углубив, обновив и обогатив его возможности.
Творчество Федора Михайловича Достоевского (1821-1881) носит прежде всего философско-этический характер. В его произведениях момент нравственного выбора является импульсом внутреннего мира человека и его духа. Причем произведения Достоевского настолько глубоки по мировоззренческим идеям и нравственным проблемам, что последние часто не вписываются в рамки литературно-художественного жанра. Постоянная и вечная дилемма добра и зла, Христа и антихриста, Бога и дьявола - эта дилемма, от которой человеку никуда не уйти и никуда не спрятаться, даже в самых потаенных уголках своего внутреннего «Я».
Разгром кружка социалиста-утописта Петрашевского, членом которого Достоевский был, арест, приговор и каторга, рост индивидуализма и аморализма в пореформенной России и безотрадные результаты европейских революций поселили в Достоевском неверие в социальные перевороты, усилили нравственный протест против действительности.
Целью настоящей работы является исследование проблемы человека в творчестве Ф.М. Достоевского.
1.Гуманизм
Основными произведениями, в которых нашли отражение философские взгляды Достоевского, являются «Записки из подполья» (1864), «Преступление и наказание» (1866), «Идиот» (1868), «Бесы» (1871-72), «Подросток» (1875), «Братья Карамазовы» (1879-80).
Г.М. Фридлендер пишет: «Глубокое сочувствие человеческому страданию, в каких бы сложных и противоречивых формах оно ни проявлялось, интерес и внимание ко всем униженным и отринутым «париям» дворянско-буржуазного мира - талантливому человеку, роковым образом заблудившемуся в путанице своих собственных идей и представлений, падшей женщине, ребенку - сделали Достоевского одним из величайших писателей-гуманистов мира».
Развивая близкую славянофильству теорию «почвенничества», Достоевский отводил русскому народу особую роль в гуманистическом совершенствовании человечества. Он сосредоточивается на стремлении осуществить идеал «положительно-прекрасного» человека, ищет его художественное воплощение. В разработанной еще французскими материалистами теории «влияния среды» Достоевского не удовлетворяет снятие моральной ответственности с человека, объявленного продуктом социальных условий («фортепьянной клавишей», по образному выражению одного из героев Достоевского). Взаимосвязь «обстоятельств» и нравственности не представляется ему всеобщим законом.
Гуманистическим идеалом человеческой личности для Достоевского был Христос. Именно в нем соединились для него добро, истина и красота. В то же время эпоха, в которую жил художник, активно разрушала этико-религиозный идеал Христа, и Достоевский вынужден был противостоять этому воздействию, которое не могло не порождать у него сомнений (писатель даже допускал, что Христос может находиться вне истины).
Достоевский определил как главную, определяющую черту своего гуманизма стремление «найти человека в человеке». Найти «человека в человеке» значило в понимании Достоевского, как он многократно разъяснял в полемике с вульгарными материалистами и позитивистами той эпохи, показать, что человек не мертвый механический «штифтик», «фортепьянная клавиша», управляемая движением чужой руки (и шире - любых посторонних, внешних сил), но что в нем самом заложен источник внутреннего самодвижения, жизни, различения добра и зла. А потому человек, по мысли Достоевского, в любых, даже самых неблагоприятных обстоятельствах всегда в конечном счете сам отвечает за свои поступки. Никакое влияние внешней среды не может служить оправданием злой воли преступника. Любое преступление неизбежно заключает в себе нравственное наказание, как об этом свидетельствует судьба Раскольникова, Ставрогина, Ивана Карамазова, мужа-убийцы в повести «Кроткая» и многих других трагических героев писателя.
«Одним из первых Достоевский верно почувствовал, что восстание против старой, буржуазной морали посредством простого ее выворачивания наизнанку не ведет и не может привести ни к чему хорошему». Лозунги «убей», «укради», «всё дозволено» могут быть субъективно, в устах тех, кто их проповедует, направлены против лицемерия буржуазного общества и буржуазной морали, ибо, провозглашая в теории: «не убий», «не укради», несовершенный мир на практике возводит убийство и грабеж в повседневный, «нормальный» закон общественного бытия.
Корни добра и зла уходят, по мнению Достоевского, не столько в социальное устройство, сколько в человеческую природу и глубже - в мироздание. «Человек для Достоевского - высшая ценность». Но у Достоевского это не абстрактный, рационалистический гуманизм, а любовь земная, гуманизм, обращенный к реальным людям, пусть это даже «униженные и оскорбленные» «бедные люди», герои «мертвого дома» и т.д. Хотя гуманизм Достоевского не следует понимать как беспредельную терпимость ко всякому злу и абсолютное всепрощение. Там, где зло переходит в беспредел, оно должно быть адекватным образом наказано, иначе добро само переходит в свою противоположность. Даже Алеша Карамазов на вопрос брата Ивана, что сделать с генералом, который затравил собаками на глазах матери ее ребенка, - «расстрелять?», отвечает: «Расстрелять!».
Важно подчеркнуть, что для Достоевского главная забота - это прежде всего спасение самого человека и забота о нем. Не случайно при беседе Ивана и Алеши Карамазовых Иван в заключение своей длинной философской тирады о Боге, мире и человеке говорит Алеше: «Не о Боге тебе нужно было, а лишь нужно было узнать, чем живет твой любимый тобою брат». И в этом - высший пафос гуманизма Достоевского. «Ведя своего человека к Богочеловеку и тем самым заботясь о человеке, Достоевский резко отличается от Ницше, который проповедует идею человекобога, т.е. ставит человека на место Бога». В этом суть его идеи сверхчеловека. Человек рассматривается тут лишь как средство для сверхчеловека.
Одна из главных проблем, которая постоянно мучает Достоевского, - можно ли примирить Бога и тот мир, который им создан? Можно ли оправдать мир и действия людей, даже во имя светлого будущего, если оно будет построено на слезинке хотя бы одного невинного ребенка. Ответ его тут однозначен - «никакая высокая цель, никакая будущая социальная гармония не может оправдать насилия и страдания невинного дитя». Человек ни в коем случае не может быть средством для других людей, даже их самых благих планов и замыслов. Устами Ивана Карамазова Достоевский говорит, что «принимаю Бога прямо и просто», но «мира, им созданного, мира-то божьего не принимаю и не могу согласиться принять».
И ничто не может оправдать страдания и слезинку хотя бы единого невинного дитя.
. О трагической противоречивости человека
Достоевский - мыслитель экзистенциальный. Наиболее важной и определяющей темой его философии является проблемачеловека, его судьба и смысл жизни. Но основное для него - это не физическое существование человека, и даже не те социальные коллизии, которые с ним связаны, а внутренний мир Человека, диалектика его идей, которые и составляют внутреннюю сущность его героев: Раскольникова, Ставрогина, Карамазовых и т.д. Человек - это загадка, он весь соткан из противоречий, главным из которых, в конце концов, является противоречие добра и зла. Поэтому человек для Достоевского - это самое дорогое существо, хотя, может быть, и самое страшное и опасное. Два начала: божественное и дьявольское изначально уживаются в человеке и борются между собой.
В созданном в годы заграничных скитаний романе «Идиот» Достоевский сделал попытку, соревнуясь с другими великими романистами, создать образ «положительно прекрасного» человека. Герой романа - человек исключительного душевного бескорыстия, внутренней красоты и гуманности. Несмотря на то, что князь Мышкин по рождению принадлежит к старинному аристократическому роду, он чужд предрассудков своей среды, детски чист и наивен. К каждому человеку, с которым его сталкивает судьба, князь готов отнестись по-братски, готов душевно сочувствовать ему и разделить его страдания. Знакомые Мышкину с детства боль и чувство отверженности не ожесточили его, - наоборот, они породили в его душе особую, горячую любовь ко всему живому и страдающему. При свойственном ему бескорыстии и нравственной чистоте, роднящих его с Дон-Кихотом Сервантеса и пушкинским «рыцарем бедным», «князь-Христос» (как автор называл своего любимого героя в черновиках романа) не случайно повторяет страдальческий путь евангельского Христа, Дон-Кихота, пушкинского «рыцаря бедного». И причина этого не только в том, что, окруженный реальными, земными людьми с их разрушительными страстями, князь невольно оказывается захваченным круговоротом этих страстей.
Совершенно очевидно присутствие и трагикомического элемента в обрисовке князя Мышкина, трагизм которого постоянно подсвечивается и усиливается комизмом ситуаций, в которые попадает герой, а также отсутствием у него «чувства меры и жеста». Да и что может быть нелепее и трагичнее фигуры Христа (ставшего прототипом Мышкина) в обстановке прагматичного буржуазного Петербурга и капитализирующейся России? «Истоки безысходно трагической судьбы Мышкина, кончающего безумием, - не только в беспорядке и нескладице окружающего его мира, но и в самом князе». Ибо так же, как человечество не может жить без душевной красоты и гармонии, оно (и это сознает автор «Идиота») не может жить без борьбы, силы и страсти. Вот почему рядом с дисгармоническими, страдающими, ищущими и борющимися натурами Мышкин оказывается в критический момент своей жизни и жизни окружающих его близких людей беспомощным.
К числу величайших творений Достоевского, оказавших громадное влияние на последующую мировую литературу, принадлежит роман «Преступление и наказание». Действие романа «Преступление и наказание» разворачивается не на площадях с фонтанами и дворцами и не на Невском проспекте, который был для современников своего рода символом достатка, положения в обществе, пышности и великолепия. Петербург Достоевского - это отвратительные трущобы, грязные распивочные и дома терпимости, узкие улочки и мрачные закоулки, тесные дворы-колодцы и темные задворки. Здесь душно и нечем дышать от вони и грязи; на каждом углу попадаются пьяные, оборванцы, продажные женщины. В этом городе постоянно происходят трагедии: с моста на глазах у Раскольникова пьяная женщина бросается в воду и тонет, под колесами щегольской барской коляски гибнет Мармеладов, на проспекте перед каланчой кончает жизнь самоубийством Свидригайлов, на мостовой истекает кровью Катерина Ивановна…
Герой романа - студент-разночинец Раскольников - исключен по бедности из университета. Он влачит свое существование в крошечной каморке, больше похожей на «гроб», или «шкаф», где «вот-вот стукнешься головой о потолок». Неудивительно, что здесь он ощущает себя задавленным, забитым и больным, «тварью дрожащей». Вместе с тем, Раскольников - человек бесстрашной, острой мысли, огромной внутренней прямоты и честности,- не терпит никакой лжи и фальши, а собственная его нищета широко открыла его ум и сердце страданиям миллионов. Не желая мириться с нравственными устоями того мира, где богатый и сильный безнаказанно господствуют над слабым и угнетенным и где тысячи здоровых молодых жизней гибнут, задавленные нищетой, Раскольников убивает жадную, отталкивающую старуху-ростовщицу. Ему кажется, что этим убийством он бросает символический вызов всей той рабской морали, которой люди подчинялись испокон века, - морали, утверждающей, что человек всего лишь бессильная вошь.
В самом воздухе Петербурга словно растворена какая-то губительная и нездоровая страсть. Атмосфера безысходности, уныния и отчаяния, царящая здесь, обретает зловещие черты в воспаленном мозгу Раскольникова, его преследуют образы насилия и убийства. Он - типичное порождение Петербурга, он, как губка, впитывает ядовитые испарения смерти и тления, и в душе его происходит раскол: в то время как его мозг вынашивает идею убийства, сердце переполняет боль за страдания людей.
Раскольников, не задумываясь, отдает последнюю копейку попавшим в беду Катерине Ивановне и Соне, пытается помочь матери и сестре, не остается безучастным к незнакомой пьяной проститутке на улице. Но тем не менее раскол в его душе слишком глубок, и он переступает черту, отделяющую его от прочих людей ради того, чтобы «сделать первый шаг» во имя «всеобщего счастья». Раскольников, возомнив себя сверхчеловеком, становится убийцей. Жажда власти, желание добиться великих целей любыми средствами приводят к трагедии. Раскольникову кажется невозможным сказать «новое слово» без преступления: «Тварь ли я дрожащая, или право имею?» Он жаждет сыграть главную роль в этом мире, то есть, по сути, встать на место Верховного Судьи - Бога.
Но мало того, что одно убийство влечет за собой другое и что один и тот же топор разит правого и виноватого. Убийство ростовщицы обнаруживает, что в самом Раскольникове (хотя он не отдавал себе в этом отчет) скрывалась глубоко запрятанная самолюбивая, гордая мечта о господстве над «тварью дрожащей» и над «всем человеческим муравейником». Мечтатель, гордо задумавший своим примером помочь другим людям, оказывается потенциальным Наполеоном, сжигаемым тайным честолюбием, несущим угрозу человечеству.
Таким образом, круг размышлений и действий Раскольникова трагически замкнулся. И автор вынуждает Раскольникова отказаться от индивидуалистического бунта, мучительно пережить крушение своих наполеоновских мечтаний, чтобы, отказавшись от них, «подойти к порогу новой жизни, которая объединила бы его с другими страдающими и угнетенными». Зерном обретения нового существования для Раскольникова становится его любовь к другому человеку - такой же «парии общества», как он, - Соне Мармеладовой.
Итак, по убеждению Достоевского, человек способен вырваться из детерминированной цепи и свободно определить свою нравственную позицию на основе верного различения добра и зла. Но Достоевский осознает двойственность красоты и для различения в ней добра и зла уповает только на совесть, обращенную к личностному идеалу, который воплощен в образе Христа.
3. Трудности свободы
Толкование добра и зла, предлагаемое теорией «разумного эгоизма», не удовлетворяет Достоевского. Он отвергает разум в качестве основания нравственности по той причине, что доказательность и убедительность, к которым апеллирует разум, не привлекают, а принуждают, приневоливают к определенному выводу необходимостью логики, упраздняя участие свободной воли в нравственном акте. Человеческой же природе, считает Достоевский, свойственно стремление к «самостоятельному хотению», к свободе выбора.
Важный аспект рассмотрения свободы у Достоевского касается того, что свобода составляет сущность человека и он не может отказаться от нее, если хочет остаться человеком, а не быть «штифтиком». Поэтому он и не хочет грядущей социальной гармонии и радости жить в «счастливом муравейнике», если это связано с отрицанием свободы. Подлинная и высшая сущность человека и его ценность заключена в его свободе, в жажде и возможности своего собственного, индивидуального самоутверждения, «по своей глупой воле жить». Но природа человека такова, что «отпущенный на свободу», он тотчас начинает бунтовать против существующего порядка. «Именно тут начинает проявляться его скрытый индивидуализм и обнаруживаться все неприглядные стороны его «подполья», раскрывается противоречивость его природы и самой свободы».
Вместе с тем Достоевский прекрасно раскрывает диалектику свободы и ответственности личности. Подлинная свобода - это высочайшая ответственность человека за свои поступки, это очень тяжелое бремя и даже страдание. Поэтому люди, получив свободу, спешат поскорее от нее избавиться. «Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, перед кем преклониться». Поэтому-то люди и радуются, когда с их сердец снимают свободу и ведут их «как стадо». Эта жесткая взаимосвязь свободы и ответственности, существующая для каждой подлинной личности, не сулит человеку счастья. Напротив, свобода и счастье для человека, если он является действительно человеком, оказываются практически несовместимыми. В этой связи Достоевский говорит о «таком страшном бремени, как свобода выбора». Поэтому всегда существует альтернатива: или быть «счастливым младенцем», но расстаться со свободой, или взять на себя бремя свободы и стать «несчастным страдальцем».
Свобода, по Достоевскому, аристократична, она не для каждого, она для сильных духом, способных стать страдальцами. Поэтому мотив страдания также находится в центре творчества Достоевского. Но этим самым он не унижает человека, а призывает его возвыситься до Богочеловека, сделать свой сознательный выбор между добром и злом. По пути свободы можно идти как к добру, так и злу. Чтобы человек не превратился в зверя, ему нужен Бог, и он может идти к добру только через страдание. При этом человеком движет или разрушительное своеволие, утверждающее свою свободу любыми способами, или чувство «восторга» перед красотой.
Бог-личность, по Достоевскому, один только и может искупить человеческие страдания и удовлетворить человеческую потребность в совершенстве, спасении и благе как всего мира, так и каждого отдельного человека, давая смысл его существованию и бессмертие. При этом Достоевский признает только свободную любовь человека к Богу, не приневоленную страхом и не порабощенную чудом. Принимая религиозное понимание зла, Достоевский тем не менее, как тонкий наблюдатель, указывает его конкретные проявления в современной ему жизни. Это - индивидуализм, своеволие, т.е. утверждение своего «я» вне зависимости от более высоких нравственных критериев, приводящее иногда к самоуничтожению. Это - деспотизм, насилие над чужой волей, какими бы целями (удовлетворение личного самолюбия или достижение общечеловеческого счастья) носители этих качеств ни руководствовались. Это - развращенность и жестокость.
Неограниченная свобода, к которой стремится «подпольный человек», ведет к своеволию, разрушению, этическому анархизму. Тем самым она переходит в свою противоположность, приводит человека к пороку и гибели. Это путь недостойный человека, это путь человекобожества, который мнит, что ему «все дозволено». Это путь отрицания Бога и превращения человека в Бога. Важнейшее положение о человеке у Достоевского заключается именно в том, что тот, кто отрицает Бога, становится на путь человекобожества, как это делает Кириллов из его «Бесов». По Достоевскому, истинный путь свободы - это путь, ведущий к Богочеловеку, путь следования Богу.
Итак, Бог для Достоевского является основой, субстанцией и гарантией нравственности. Человек должен пройти испытание бременем свободы, через все страдания и муки, связанные с ней, чтобы сделаться человеком.
Достоевским высказана мысль о том, в основе развития какого-либо общества лежит только один-единственный закон, который дан природой только ему: «Народы, - говорит он устами персонажа романа «Бесы» нигилиста Шатова, - слагаются силой иною, повелевающею и господствующею, но происхождение которой неизвестно и необъяснимо. Эта сила есть сила неутолимого желания дойти до конца и в то же время конец отрицающая. Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицания смерти... Цель всякого движения народного, во всяком народе и во всякий период его бытия, есть единственно лишь искание Бога, Бога своего, непременно собственного, и вера в Него, как в единого истинного. Бог есть синтетическая личность всего народа, взятого с начала его и до конца. Никогда еще не было, чтоб у всех или многих народов был один общий Бог, но всегда у каждого был особый». Великий писатель подчеркивал исключительность каждого народа, что у каждого народа имеются свои представления о правде и лжи, о добре и зле. И «…если великий народ не верует, что в нем одна истина (именно в одном и именно исключительно), если не верует, что он один и признан всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ. Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве или даже первостепенною, а непременно и исключительно первою. Кто теряет веру, уже не народ...».
В целом, примирить Бога и мир, им созданный, оказалось Достоевскому не под силу. И это, конечно, не случайно. И здесь мы сталкиваемся действительно с фундаментальным и неразрешимым в рамках религиозной мысли противоречием. С одной стороны, Бог есть всемогущий творец, идеал и совершенство, а с другой - его творения оказываются несовершенными и потому порочащими своего создателя. Из этого противоречия может быть сделано несколько выводов: или Бог не всемогущ, или он несовершенен, или мы сами неадекватно воспринимаем и осознаем этот мир.
Заключение
Итак, попытки Достоевского связать гуманистический общественный идеал с личностным совершенствованием противоречивы. Его этика зиждется не на познании законов действительности и не на ориентировании нравственного суждения на них, а на воле к утверждению абсолюта. Достоевский предпочитает «оставаться со Христом, нежели с истиной».
Достоевский смотрел на будущее человечества и на будущее России с великой надеждой, страстно стремясь отыскать пути, ведущие к грядущей «мировой гармонии», к братству людей и народов. Пафос неприятия зла и уродства буржуазной цивилизации, утверждение постоянного искания, нравственной непримиримости к злу и в жизни отдельного человека и в жизни общества в целом неотделимы от облика Достоевского-художника и мыслителя-гуманиста. Великие творения Достоевского - при всех свойственных им острых внутренних противоречиях - принадлежат настоящему и будущему.
Устремленность мысли Достоевского к реальной жизни, страстная любовь к людям, настойчивое стремление великого русского романиста отыскать в «хаосе» жизненных явлений своей переходной эпохи «руководящую нить», чтобы «пророчески» угадать пути в движении России и всего человечества навстречу нравственному и эстетическому идеалу добра и социальной справедливости, сообщили его художественным исканиям ту требовательность, широту и величественную масштабность, которые позволили ему стать одним из величайших художников русской и мировой литературы, правдиво и бесстрашно запечатлевшим трагический опыт поисков и блужданий человеческого ума, страдания миллионов «униженных и оскорбленных» в мире социального неравенства, вражды и нравственного разъединения людей.
Список использованной литературы
Бузина Т.В. Достоевский. Динамика судьбы и свободы. - М.: РГГУ, 2011. - 352 с.
Булгакова И.Я. Проблемы свободы выбора добра и зла в русской религиозной философии конца Х1Х - начала ХХ века // Социально-политический журнал. - 1998. - №5. - С. 70-81.
Виноградов И.И. По живому следу: духовные искания русской классики. Литературно-критические статьи. - М.: Сов. писатель, 1987. - 380 с.
Достоевский Ф.М. Собр. соч. в 12 тт. / Под общ. ред. Г.М. Фридлендера и М.Б. Храпченко. - М.: Правда, 1982-1984.
Климова С.М. Страдание у Достоевского: сознание и жизнь // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. - 2008. - №7. - С. 186-197.
Литературоведческий словарь (электронная версия) // #"justify">.Ноговицын О. Свобода и зло в поэтике Ф.М. Достоевского // Вопросы культурологии. - 2007. - №10. - С. 59-62.
Ситникова Ю.В. Ф.М. Достоевский о свободе: подходит ли либерализм для России? // Личность. Культура. Общество. - 2009. - Т. 11. - №3. - С. 501-509.
Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. - М.: Художественная литература, 1972. - 548 с.
Словарь по этике / Под ред. И.С. Кона. ? М., 1981 // #"justify">.Харабет К.В. Жизнь и творчество Ф.М. Достоевского в «разрезе» девиантологии // Российская юстиция. - 2009. - №5. - С. 20-29.
Репетиторство
Нужна помощь по изучению какой-либы темы?
Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку
с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.
В ХIХ веке на первый план выходят идеи и идеалы универсального упорядочения Бытия, жизни общества, основанные на абсолютизации объективных закономерностей развития человеческой истории. Представления о рациональности мироздания, в том числе и общества, объединили и идеалистов и материалистов. Рационализм стал основой социальных теорий революционного изменения мира, с другой стороны - упрощенного толкования сущности и предназначения человека, который рассматривался в этих теориях как механистическая часть класса, народа, массы. Творчество Достоевского стало явным противопоставлением такому повороту мысли. Собственная судьба Достоевского привела его к переосмыслению своей прежней теоретической позиции, пересмотру своего прежнего понимания социальной справедливости и путей ее достижения. Для мыслителя стало почти трагедией понимание несовместимости известных ему социальных теорий, в том числе социалистических, марксизма и реальной жизни. Восхождение на эшафот осознавалось им в конце концов как грозящая перспектива неразумного теоретически и практически выбора. Достоевский понял, что доходящая до примитива одноплановость революционных программ преобразования общества состоит в том, что они не включают в себя представления о реальных людях с их конкретными потребностями и интересами, с их уникальностью и неповторимостью, с их духовными устремлениями. Более того, эти программы стали приходить в противоречие со сложной природой человека.
Путь, выбранный Достоевским после жизненных потрясений, стал иным, а при определении ценности теории - другой точкой зрения: в соотношении "общество - человек" приоритет отдается человеку. Ценность человеческого "Я" выступает не столько в массе людей, в его коллективистском сознании, сколько в конкретной индивидуальности, в личностном видении себя и своих взаимоотношений с другими, с обществом.
Как известно, восемнадцатилетний Достоевский поставил перед собой задачу исследования человека. Началом такого серьезного исследования стали "Записки из мертвого дома".
Сомнения в истинности современных ему социальных теорий, сила его художественной фантазии позволили Достоевскому пережить трагические последствия реализации этих теорий в жизнь и заставили его искать единственный и главный аргумент истины бытия человека, каким, теперь уже по его убеждению, могла быть только правда о человеке. Боязнь хоть в какой-то мере ошибиться в выводах общего плана стала той основой, которая определила тщательность его исследовательского процесса. Часто он граничит с психоанализом, во многом предваряя его выводы.
Ответ на вопрос: "Что есть человек?" Достоевский начал искать с попыток понять человека, отверженного обществом, "уже как бы и не человека" в общепризнанном смысле, то есть в некотором смысле антипода человеку вообще. Следовательно, исследование его началось далеко не с лучших образцов рода человеческого, не с тех, кто считался (либо был) носителем высших проявлений человеческой сущности и нравственности. Да и, строго говоря, исследования Достоевским человека начались не с обычных людей в обычных человеческих условиях, а с постижения жизни на грани человеческого существования.
Достоевский видит свое исследование человека в двух тесно связанных между собой аспектах: он изучает себя и пытается понять других посредством своего "Я". Это субъективный анализ. Достоевский не скрывает его субъективности и даже субъективизма. Но все дело здесь в том, что он выносит этот субъективизм на суд людей, он представляет нам свой ход мыслей, свою логику, а не только предлагает результаты исследования, заставляя нас оценить, насколько он прав в своих суждениях и выводах. Познание у него, таким образом, становится самопознанием, а самопознание, в свою очередь, становится предпосылкой познания, причем не стихийного, а вполне осознанно целенаправленного, как процесс постижения истины. Признание сложности своего "Я" становится неразрывно связанным с признанием сложности "Другого", каким бы он ни был по своей сущности, а Бытие - выражением неоднозначности людей в их отношениях друг к другу.
По-разному Достоевский видит человека: и как представителя рода человеческого (и в биологическом и в социальном смысле), и как индивидуальность, и как личность. По его глубокому убеждению, разделение по социальному признаку мало что объясняет в человеке. Черты собственно человеческого возвышаются над социальными различиями, существуют черты биологического, доходившего в своем выражении до типовых, сущностных характеристик. Говоря о "нищих от природы", Достоевский констатирует человеческую несамостоятельность, убогость, безактивность: "они всегда нищие. Я заметил, что такие личности водятся не в одном народе, а во всех обществах, сословиях, партиях, ассоциациях" . Трудно сказать со всей определенностью, знал ли Достоевский аналогичные рассуждения Аристотеля о том, что одни люди по своей природе свободны, другие - рабы, и этим последним быть рабами полезно и справедливо.
В любом случае для Достоевского как для самостоятельного мыслителя характерно стремление к беспощадной правде. Существуют, говорит он, различные типы людей, например, тип доносчика, когда доносительство становится чертой характера, сутью человека, и никакие наказания не исправят его. Исследуя природу подобного человека, Достоевский словами своего повествования говорит: "Нет, лучше пожар, лучше мор и голод, чем такой человек в обществе". Невозможно не заметить проницательности мыслителя в характеристике подобного типа человека, и в выводе о субъективной природе человека-доносчика, доносительства, неразрывно связанного с объективными условиями и социальными на него заказами.
Будущие заключения Достоевского о свободе воли человека и свободе его выбора в любых, даже самых трагических, ситуациях, когда возможности свободы сведены до минимума, исходят из того внимательного анализа человека, который совершается на материале его собственной жизни, борьбы и каторги. Действительно, история не раз и судьбами не только одной нашей страны свидетельствовала о том, что в самые черные времена, когда человек не только не наказывался за доносы, а, наоборот, поощрялся, далеко не все люди становились на этот безнравственный путь. Человечество не смогло искоренить доносительства, но всегда оказывало ему в лице достойных людей сопротивление.
Путь к проблеме человека и ее решению у Достоевского трудный: то он пытается свои представления о человеке свести к типологии личности, то отрекается от этой попытки, видя, как трудно с ее помощью объяснить цельного человека, не вмещающегося в рамки теоретического образа. Но при всем разнообразии подходов все они направлены на раскрытие сути человека, того, что делает человека человеком. И как это ни парадоксально, именно в условиях каторги, тогда и там, Достоевский приходит к выводу, что суть человека прежде всего - в осознанной деятельности, в труде, в процессе которого он проявляет свою свободу выбора, целеполагание, свое самоутверждение. Труд, даже подневольный, не может быть для человека только постылой обязанностью. Об опасности для личности такого труда Достоевский предупреждал: "Мне пришло раз на мысль, что, если б захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказав его самым ужасным наказанием, так, что самый страшный убийца содрогнулся бы от этого наказания и пугался его заранее, то стоило придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмысленности".
Труд - проявление человеческой свободы выбора, и поэтому, в связи с проблемой труда, Достоевский начал свои поиски в решении проблемы свободы и необходимости. Есть различные точки зрения на соотношение свободы и необходимости. В марксизме "Свобода - познанная необходимость". Достоевского же интересует проблема свободы человека во всевозможных ее аспектах и ипостасях. Так, он обращается к труду человека и в нем видит возможность реализации человеческой свободы через выбор целей, задач, путей осуществления самовыражения.
Стремление к свободе воли естественно для человека, потому и подавление этого стремления уродует личность, а формы протеста против подавления могут быть неожиданными, особенно тогда, когда отключаются разум и контроль, и человек становится опасен для себя и для других. Достоевский имел в виду арестантов, каковым он сам был, но мы знаем, что общество может создавать каторжные условия и превращать людей в арестантов не только поместив их за решетку. И тогда трагедия неизбежна. Она может выражаться "и в почти инстинктивной тоске личности по самой себе, и в желании заявить себя, свою приниженную личность, доходящем до злобы, до бешенства, до помрачения рассудка.... И возникает вопрос: где граница подобного протеста, если он охватывает массы людей, не желающих жить в условиях подавления человеческого начала? Нет таких границ, когда речь идет об отдельном человеке, утверждает Достоевский, тем более их нет, когда речь идет об обществе, и объяснение этому можно найти, обращаясь к внутреннему миру человека.
Содержание понятия "человек" у Достоевского существенно иное, чем у многих его современных философов, оно богаче в ряде отношений даже концепций ХХ в. Для него человек - это бесконечное многообразие особенного, индивидуального, богатство которого и выражает главное в человеке. Характерные черты не служат у него способом построения схемы, типичное не перекрывает по значимости индивидуального. Путь постижения человека не сводится к открытию типичного, или не оканчивается этим, а с каждым таким открытием поднимается на новую ступень. Он вскрывает такие противоречия человеческого "Я", которые исключают абсолютную предсказуемость поступков человека.
В единстве индивидуального и типичного человек, по Достоевскому, представляет собой целый сложный мир, обладая одновременно автономностью и тесной связью с другими людьми. Этот мир самоценен, он развивается в процессе самоанализа, требует для своего сохранения непосягаемости на его жизненное пространство, права на одиночество. Прожив на каторге в мире насильственно тесного общения с людьми, Достоевский открыл для себя, что оно является одной из пагубных для человеческой психики сил. Достоевский признается, что каторга принесла ему немало открытий о самом себе: "Я бы никак не мог представить себе, что страшного и мучительного в том, что я во все десять лет каторги ни разу, ни одной минуты не буду один?" И далее, "насильственное общение усиливает одиночество, которое не может быть преодолено принудительным общежитием". На много лет вперед заглянув мысленно в историю, Достоевский увидел не только положительные, но и тягостные стороны коллективной жизни, уничтожающей право личности на суверенное существование. Понятно, что, обращаясь к человеку, Достоевский тем самым обращается и к обществу, к проблеме социальной теории, ее содержания, поиску истины об обществе.
В условиях каторги Достоевский понял, что всего страшнее для человека. Ему стало ясным, что человек не может в нормальной жизни ходить строем, жить только в коллективе, работать без собственного интереса, только по указанию. Он пришел к выводу, что безграничное принуждение становится разновидностью жестокости, а жестокость порождает жестокость в еще большей степени. Насилие не может стать путем к счастью человека, а следовательно, и общества.
К началу шестидесятых годов ХIХ века Достоевский уже убежден в том, что социальная теория, не учитывающая сложного человеческого "Я", бесплодна, вредна, губительна, бесконечно опасна, так как она противоречит реальной жизни, поскольку исходит из субъективной схемы, субъективного мнения. Можно предположить, что Достоевский критикует марксизм и социалистические концепции.
Человек - не заданная заранее величина, он не может быть определен в конечном перечислении свойств, черт, поступков и взглядов. Этот вывод - главный в дальнейшей разработке концепции человека Достоевским, представленной уже в новом произведении "Записки из подполья". Достоевский спорит с известными философами, ему представляются примитивными идеи материалистов относительно человека и его связи с внешним миром, который якобы и определяет его суть, поведение и т.п. и формирует в конце концов личность. Человек, по Достоевскому, не может быть рассчитан по математическим формулам, исходя из того, что 2ґ2 = 4, а пытаться рассчитать его по формуле, значит превращать его в своем воображении в нечто механическое. Достоевский не принял механицизма во взглядах на человека и общество. Человеческая жизнь в его понимании представляет собой постоянное осуществление бесконечных возможностей, заложенных в нем: "все дело-то человеческое, кажется и действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не винтик, а не штифтик! Хоть своими боками, да доказывал...".
Достоевский настойчиво обращался к теме человека как живого человека, а не материала, из которого кто-то может "слепить типа". И это беспокойство вызвано не просто пониманием нелепости подобной теории, а опасности для жизни в случае воплощения в политические программы и действия. Он предвидит возможные попытки такого действия, так как в самом обществе видит основу для тенденции обезличения людей, когда они рассматриваются лишь как материал и средство для достижения цели. Великим философским открытием Достоевского было уже то, что он увидел эту опасность, а позже - воплощение ее в жизнь именно в России.
Достоевский приходит к выводу о принципиальном различии природы и общества, о том, что к обществу не применимы естественнонаучные подходы и основанные на них теории. Общественные события не рассчитываемы с такой же степенью вероятности, как в природе, когда открываемые законы становятся ответом на все вопросы. Этот вывод ему понадобился для того, чтобы опровергнуть рационально-однозначный подход к истории (в том числе в марксизме), математические расчеты хода общественной жизни, строгое предначертание всех ее сторон.
Общество нельзя понять, не учитывая того, что человек - иное существо, по сравнению со всем живым на Земле. Он более, чем все другое, не может быть числом; любая логика уничтожает человека. Человеческие отношения не поддаются строго математическому и логическому выражению, так как им не подвластны все бесконечные повороты человеческой свободы воли. Или признание свободы воли, или логика, - одно исключает другое. Теория, не учитывающая сущности бесконечного проявления свободы воли человека, не может быть признана верной. По Достоевскому, такая теория остается в пределах рассудка, тогда как человек - существо бесконечное, и как объект познания превышает возможности рассудочного и рационального подходов к нему. Рассудок есть только рассудок и удовлетворяет только рассудочные способности человека, то есть какую-нибудь 1/20 долю его способности жить. Что знает рассудок? Рассудок знает только то, что успел узнать, а натура человеческая действует вся целиком, всем, что в ней есть, сознательного и бессознательного.
В своих рассуждениях о человеческой душе и возможности ее познания Достоевский во многом един с И.Кантом, его идеями о душе как "вещи в себе", его выводами об ограниченности рассудочного познания.
Достоевский не только отрицает рассудочный подход к человеку, но и предчувствует опасность такого подхода. Восставая против теории разумного эгоизма, материалистических концепций, считающих материальные интересы и выгоды определяющими в поведении человека, он не принимает их как решающие в подходе к человеку, считая, что человек не однозначен, а сама выгода, экономический интерес могут быть истолкованы по-разному.
Достоевский сумел понять, что к экономическим благам, впрочем необходимым человеку, вовсе не сводятся все материальные ценности. Но он осознал и то, что именно в переломные моменты истории, когда вопрос об экономических благах стоит особенно остро, отходит на задний план или вовсе забывается, не берется в расчет значимость духовных ценностей, важность для человека не только экономической выгоды, но и совсем иной - выгоды быть человеком, а не вещью, предметом, объектом. Но эта выгода существует, и способы ее отстаивания могут принимать совсем неоднозначный характер. Достоевского не восхищает человеческое своеволие. Об этом он блестяще говорит в "Записках из подполья". Достаточно вспомнить реакцию героя этого произведения на идею будущего хрустального дворца, который обещали теоретики революции человеку как идеал будущего, в котором люди, идя на революционные преобразования сегодняшнего, будут жить. Размышляя, герой Достоевского приходит к выводу, что это скорее будет "капитальный дом" для коллективно проживающих бедняков, а не дворец. И эта идея искусственно созданного "счастья" и идея коллективно убогого общежития, уничтожающие одна человеческую самостоятельность, другая - независимость "Я", полностью отвергаются Достоевским.
Исследуя человека, Достоевский продвигается в своем понимании общества и в том, какой должна быть социальная теория, работающая на совершенствование общества. В современных ему социальных теориях он видел, как решалась проблема человека. И его явно это не устраивало, так как все они имели своей целью "переделать" человека. "Но почему вы знаете, что человека не только можно, но и нужно так именно переделать? Из чего вы заключили, что хотенью человеческому так необходимо исправляться? Почему вы так наверно убеждены, что не идти против нормальных выгод, гарантированных доводами разума и расчетами, действительно для человека всегда выгодно и есть закон для всего человечества? Ведь это покамест еще только одно ваше предположение. Положим, что это закон логики, но, может быть, вовсе не человечества".
Достоевский провозглашает принципиально другой подход к социальным теориям, основанный на праве человека на оценку теории с позиций самого человека: ведь речь идет о жизни его самого, конкретной единственной жизни конкретного человека. Вместе с сомнением по отношению к содержанию предлагаемых социальных проектов у Достоевского появляется еще одно сомнение - сомнение в личности того, кто предлагает тот или иной социальный проект: ведь автор тоже человек, так что же он за человек? Почему знает, как надо жить другому человеку? На чем основываются его убеждения, что всем остальным следует жить по его проекту? Достоевский связывает в содержании теории и ее автора, при этом связующим звеном становится нравственность.
Е. Н. Холондович (Москва)
В настоящее время, когда активно обсуждаются проблемы национальной идентичности и национальной политики, встает вопрос о том, чем отличатся исконно русские черты характера, насколько психология современных россиян соответствует тем ментальным особенностям, которые сформировались в течение многих столетий и испокон веков были присущи русскому человеку? И не появилось ли за последние десятилетия новое поколение, воплощающее в себе некий новый психотип?
Чтобы ответить на поставленные вопросы, необходимо, прежде всего, попытаться осознать, в чем же заключаются основные черты «национального русского характера», выделить особенности мышления и эмоционально-чувственной сферы русского человека, специфику его отношения к разным сторонам действительности.
Историк Н. И. Костомаров утверждал, что «литература есть душа народной жизни, есть самосознание народности. Без литературы последняя — только страдательное явление, и поэтому чем богаче, чем удовлетворительнее у народа литература, тем прочнее его народность, тем более ручательств, что она упорнее охранит себя против враждебных обстоятельств исторической жизни, тем сама сущность народности является осязательнее, яснее» (Костормаров, 1903, с. 34). В связи с этим следует обратиться к творчеству Ф. М. Достоевского, который, по мнению И. Л. Волгина, — «один из глубочайших православных мыслителей, который воплотил православную идею в реальном художественном контексте своих романов. Безусловно, это проповедник, прозревающий бездны человеческого духа, обладающий пророческим даром. Трудно назвать другого такого художника, который был бы так актуален на протяжении столь длительного времени. Не просто классичен, „музеен“, „культурно-историчен“, а именно актуален — в бытийственном плане. С наступлением XXI ве ка его творчество не только не устаревает, но и наполняется новым смыслом» (Волгин, 2005, с. 43). Ф. М. Достоевский, как никакой другой русский писатель и публицист, был выразителем русской национальной идеи. В отличие от большинства литераторов XIX в., он знал русского человека не понаслышке, непосредственно общаясь с ним, наблюдая и изучая его в течение четырехлетнего пребывания на каторге. В творчестве писателя представлены точные описания жизненного уклада и психологии русского человека.
В 2010 г. нами было проведено историко-психологическое исследование жизненного пути и творчества Ф. М. Достоевского с целью реконструкции психологических характеристик его личности. Решались задачи выявления основных детерминант личностного и профессионального формирования и развития Достоевского, раскрытия этапов творчества и выявления психологических характеристик, отразившихся в произведениях писателя. Этапы творчества, выделенные в ходе исследования, отразили основные темы его произведений. Это особенности «маленького человека», опасность вступления на путь безверия и, наконец, идея о том, что только Бог позволяет человеку оставаться человеком. Эти три темы выражают главные идеи, владевшие умами русской интеллигенции XIX столетия.
В работах отечественных писателей, религиозных философов и историков конца XIX-начала XX в. религиозность выделяется в качестве основы, системообразующего стержня, определяющего характер, образ мыслей и поведение русского человека. Солидаризируясь с этим мнением, Ф. М. Достоевский идет дальше, показывая, что религиозность русского народа зиждется не на знании церковных канонов, а на некоей внутренней потребности в добре и свете, имманентно заложенной в русской душе и находящей духовное подкрепление в православии.
Коренная духовная потребность русского народа — потребность в страдании. По мнению Ф. М. Достоевского, она не только проходит красной нитью через всю русскую историю, но и широко представлена в фольклоре.
Русского человека характеризует неистребимая жажда правды и справедливости — во что бы то ни стало, даже путем принесения во имя этого жертвы. Образ лучшего человека, хранящийся в глубинах русского сознания, — «это тот, который не преклонится перед материальным соблазном, тот, который ищет неустанной работы на дело Божье и любит правду и, когда надо, встает служить ей, бросая дом и семью и жертвуя жизнью» (Достоевский, 2004, с. 484).
Русские способны на великий подвиг, проявление самоотверженности, силы духа. При необходимости в исключительных случаях они умеют объединяться. И именно эти качества были проявлены русским народом во время войны 1812 г. и в другие годы тяжелых испытаний. На это указывал Ф. М. Достоевский, полагая, что нравственная сила народа выявляется в высших проявлениях духа в самые критические периоды его истории. Стремление к самосохранению и самосовершенствованию дает русским людям силы преодолевать самые тяжелые времена в истории своей страны.
Вместе с тем Достоевский отмечает незлобивость русских. «Русские люди долго и серьезно ненавидеть не умеют, и не только людей, но даже пороки, мрак невежества, деспотизм, обскурантизм, ну и все эти прочие ретроградные вещи» (там же, с. 204). Этим качеством объясняется быстрое забвение русским народом своих тиранов и их идеализацию.
Для русской души характерны простодушие и честность, искренность и широкий «всеоткрытый» ум, кротость, сочувствие слабому и угнетенному, милосердие, всепрощение и широта взглядов.
Достоевский выделяет и такое качество русского человека, как восприимчивость к культуре других народов, принятие и «извинение» иных идеалов, терпимость к чужим обычаям, нравам, вере. Веротерпимость как исконное качество русской нации выражено в самом духе русской государственности как многонациональной, вобравшей в себя различные религиозные конфессии. Но в то же время православие всегда выступало главной доминантой в сознании русского человека. На его основе формировались идеальные образы русского народа — Сергей Радонежский, Тихон Задонский и другие подвижники и ревнители веры. В соответствии с этими идеалами необходимо, по мнению Достоевского, подходить и к русскому человеку: «Судите наш народ не по тому, что он есть, а по тому, чем желал бы стать» (там же, с. 208).
Являясь объективным исследователем своего народа, стремящимся раскрыть все грани его национального характера, Достоевский не мог не коснуться и «темных сторон» русской души. В связи с этим он выделяет частые проявления жестокости, склонность к садизму, забвение всякой меры, порывистость как в плохом, так и в хорошем, самоотрицание и саморазрушение. «Любовь ли, вино ли, разгул, самолюбие, зависть — тут иной русский человек отдается почти беззаветно, готов порвать все, отречься от всего: от семьи, обычая, Бога. Иной добрейший человек как-то вдруг может сделаться отрицательным безобразником и преступником» (там же, с. 153). В публицистических статьях Достоевского приведены примеры чудовищной жестокости, до которой может доходить русский человек — и простой мужик, и представитель образованного слоя общества.
Обсуждая с читателями уголовные процессы своего времени, Достоевский категорически высказывался против оправдания преступлений. Он указывал на бессознательные идеи, как индивидуальные, так и коллективные, которые «сокрыты» глубоко в душе народа. Одна из них — идея сочувствия, сострадания преступникам. Русский человек всегда называл их несчастными. Но будь он на их месте, может быть, совершил бы еще более тяжкое преступление. Согласно мнению русских людей, преступник достоин сострадания, но не оправдания, так как его «среда заела». Преступник виноват перед законом и должен нести заслуженное наказание. Оправдание же преступления ведет к возникновению чувства вседозволенности, вселяет в душу русского человека «цинизм, безверие в правду народную, в правду Божью» (там же, с. 34). Вера в закон и в народную правду, таким образом, расшатывается.
Достоевский также указывал на склонность русских к пьянству, к поклонению золоту и предостерегал от культивирования этих качеств как опасных для личности. Видя примеры развращенности и безнаказанности, русский человек принимает это как приглашение к действию.
Сквернословие очень распространено в народе. Но если в светском, образованном обществе оно считается некоей «изюминкой», то человек простой в этом отношении более целомудрен; он употребляет скверные слова по привычке, машинально.
Склонность ко лжи также отмечается Достоевским как русская черта, хотя она чаще связана с потребностью приукрасить жизнь, а не обмануть собеседника. Русский человек может так увлечься, что и сам поверит в свою ложь.
Протест, отрицание и бунт трактуются Достоевским как оборотная сторона русского долготерпения. Если уж «упал», так и еще ниже, «как с горы лететь». Остановиться трудно, невозможно, да и не хочется. В этом выражена безмерность русской души, ее крайняя полярность.
Русские способны ужиться со всем чем угодно; у них отсутствует то чувство меры, которое свойственно европейскому человеку: «…нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил… Что уму представляется позором, то сердцу — сплошь красотой… Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей», — говорит один из героев романа «Братья Карамазовы» (Достоевский, 1970, с. 100). Это отсутствие чувства меры Достоевский отмечал и в своем характере.
Наделяя героев своих произведений такими характеристиками, как излишняя страстность и эмоциональность, полярность и амбивалентность чувств, переживаний, стремлений, писатель тем самым не только выявлял слабости народного характера, но и боролся с этими проявлениями в самом себе: «Эта черта свойственна человеческой природе вообще. Человек может, конечно, век двоится и, конечно, будет при этом страдать… Надо найти в себе исход в какой-либо деятельности, способной дать пищу духу, утолить жажду его… Я имею у себя всегда готовую писательскую деятельность, которой предаюсь с увлечением, в которую влагаю все мои страдания, все радости и надежды мои, и даю этой деятельности исход» (цит. по: Экспедиция в гениальность, 1999, с. 407). Творчество Достоевского — это постоянная переработка мыслей и чувств писателя, всего того, что сознательно и бессознательно владело его душой. Все его герои — и положительные, и отрицательные — это разнообразные воплощения его личности. Его творчество — непрерывный внутренний диалог с самим собой в разных лицах, постоянный анализ своих поступков и мыслей. Исследуя личность создаваемого им персонажа, его действия и поступки в разных жизненных обстоятельствах, Достоевский, как бы ставил себя на его место, сравнивал его с собой и таким образом прорабатывал свои комплексы и страсти. Анализируя себя, рефлексируя, накапливая в памяти события и лица, соединяя их, трансформируя, отбрасывая второстепенное и оставляя важное, он создавал своих героев. Именно творчество не позволило ему «перейти за черту», сохранить чувство меры.
В произведениях Достоевского очень точно подмечена особая эмоциональность русской души. Именно она характерна для положительных героев писателя — князя Мышкина, Алеши Карамазова. Они живут не умом, а «сердцем». Рациональное же начало доминирует у героев, совершающих преступление, — Родиона Раскольникова, Ивана Карамазова, Николая Ставрогина.
Широкая палитра русских характеров представлена в романе «Братья Карамазовы». Они настолько живо описаны и правдоподобны, что В. Чиж, К. Леонгард берут их за основу своих типологий личности. Это и Дмитрий Карамазов — широкой души человек, способный на пьянство, разврат, мелкую подлость, но не на преступление. Он выступает с первых страниц романа как личность беспорядочная, поверхностная. Дмитрий не сам строит свою жизнь: жизненные обстоятельства решают за него, что и как он будет делать. Жажда деятельности, повышенная вербальная активность, фонтанирование идей чередуются у него с подавленностью, замедленностью реакций и мышления. Эмоциональные реакции сменяют одна другую с такой быстротой, что окружающие люди с недоумением следят за их проявлениями. Его энергия высока, но в то же время критичность по отношению к цели и особенно к средствам ее реализации незначительны. Вместе с тем это человек наивный, романтический, верящий в какое-то неожиданное и прекрасное разрешение всех затруднений, имеющий свой кодекс чести, способный видеть прекрасное, удивляться тому, что для других привычно и обыденно. При всех своих пороках он сохраняет искренность и простодушие.
Иван Карамазов — человек гордый, легко уязвимый, целеустремленный, способный ставить перед собой трудные задачи и их реализовать. Осознание смысла добра и зла, их близости и противоречия, любовь к детям и страдание за них сочетаются в его душе с эгоцентризмом и жестокостью. Вместе с тем это не совсем «человек-идея»; он способен любить и ненавидеть, быть восторженным и непосредственным в своих порывах. Иван — человек сильных страстей, которые постоянно им подавляются. Но в критических ситуациях эти чувства, как он сам их характеризует, «сила низости карамазовской», прорываются, и он готов на все для достижения своей цели. Смердяков угадывает в Иване негативные стороны его натуры: непомерную гордыню, сладострастие, презрение к человеку, желание быть над всеми и вершить судьбами себе подобных. Все эти качества, может быть, до конца не осознаваемые Иваном, зародившись на фоне комплекса недостаточности, подпитываясь одиночеством и склонностью к размышлениям, складываются в некую идею, постепенно подчинившую себе человека.
Алеша Карамазов является мерилом нравственности для каждого из героев и для самого автора. В его образе воплощается идеал правдивости и искренности — качества, глубоко ценимые в русском народе. Достоевский показывает глубокую сострадательность, отзывчивость Алеши, его высокую эмпатичность. Для него особое значение имеют взаимоотношения с человеком, понимание его и доверие к нему. Алеша может быть даже излишне доверчив, но это не мешает ему понять человека и проникнуть в самые сокровенные глубины его «Я». В людях он видит не дурное, а лучшее, проецируя на них чистоту своей души. Для Алеши характерны готовность к истинному христианскому прощению, любовное отношение к людям, отсутствие чувства собственного превосходства, скромность, тактичность и деликатность. Ему свойствен глубокий самоанализ своих достоинств и недостатков, являющийся, без сомнения, стимулом к развитию. Персонаж имеет достаточно устойчивые ценности, этические представления. Но при всей реалистичности в его характере присутствует некий мистицизм, свойственный русскому человеку вообще.
Смердяков — ограниченный в своих представлениях, презирающий все русское, подверженный влиянию и способный на все человек. В детстве он был жестоким, обидчивым и злопамятным, мало чем интересовался, искал в жизни какой-то особой «правды», никого не любил, в поведении обнаруживал элементы садизма. С взрослением все эти качества не нивелировались, а, наоборот, развились и укрепились, обретя видоизмененную форму. Внешние признаки действительности он принимает за наиболее значимые. В его задумчивости автор видит внутреннюю готовность отдаться какой-либо идеи, поверив в которую, он станет ее рабом и бездумным исполнителем. Идея об отсутствии Бога и, следовательно, бессмертия, вытекающий отсюда вывод о вседозволенности оказались столь близки ему, что следующим шагом Смердякова становится убийство. Совершив его, он с удивлением понимает, что «разрешения на убийство» ему никто не давал. Это открытие становится для Смердякова катастрофой. Жизнь теряет для него смысл. При всей негативности данного образа в нем отражены качества русских мальчиков, столь гениально показанные Достоевским, — их идеализм и всепоглощающая вера. Если уж поверил во что, то идет до конца и в вере, и в разочаровании.
Один из любимых образов Достоевского, который присутствует в его романах на протяжении всего творчества, — образ «маленького человека». Любовь к «маленькому человеку», обиженному жизнью в силу личных качеств или жизненных обстоятельств, выражена Достоевским очень пронзительно. Его Мармеладов, Снегирев и все те бесчисленные «обиженные и оскорбленные», исполненные страдания,- это тоже русские характеры, которые повсеместно встречаются и сейчас, утоляют свое горе в вине, «когда некуда больше идти». Впадая с горя в пьянство, «куражась», буяня, рисуемые Достоевским персонажи в то же время, дойдя до самых пределов «безобразия», осознают и глубоко переживают всю низость своего поведения. Они недовольны собой, но именно в силу этого еще больше мстят окружающим, при этом страдая и упиваясь своим падением.
Описанные Достоевским характеры — не только типично русские, но и общечеловеческие. Н. А. Бердяев писал, что Достоевский является выразителем истинно русского и в то же время всечеловеческого.
Писатель создает в своих произведениях еще одну отрицательную фигуру — русского интеллигента, болтающего и играющего в либерализм. Для него характерны отсутствие чувства меры, необычайное самомнение и тщеславие, с одной стороны, и неуважение к себе, «глубокое и затаившееся», с другой (Достоевский, 2004, с. 369). Проникновение писателя в суть русской интеллигенции, понимание трагичности ее судьбы получили яркое отражение в романах «Бесы», «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы». По мнению С. Н. Булгакова, Достоевский, как никто другой, раскрыл и «предуказал» в этих романах, в идее «все позволено» человекобожескую природу русского интеллигентского героизма, присущее ему «самообожение», поставление себя на место Бога, вместо провидения — и не только в целях и планах, но и в путях и средствах реализации. Осуществляя свою идею, борясь за светлое будущее, эти люди освобождали себя от уз обычной морали, давали себе право не только на имущество, но также и на жизнь и смерть других людей, не щадили и себя, если это нужно было для достижения поставленной ими цели. Атеизм русской интеллигенции своей изнанкой имеет обожествление себя, крайний индивидуализм и самолюбование. Желание осчастливить человечество, «окультурить» свой народ приводят на деле к презрению по отношению к нему. А, как известно, принудительное счастье, «насильное» добро выливаются во зло и принуждение, что и подтвердила вся наша история. «Самообожение» ведет к беспринципности и вседозволенности под прикрытием гуманистических идей.
Достоевский хорошо понимал, что идеализм — это черта не только русского интеллигента, но и всего русского народа в целом. Если уж он поверил во что-то, так сразу без каких-либо условий, и эта вера определяет все; с ней он готов и на подвиг, и на преступление. Из идейных убеждений русский человек «способен на чудовищное злодейство» (там же, с. 160). Теории и идеи Запада в России принимаются на веру как точная аксиома.
Русскому человеку всегда был свойствен протест «против зла, несчастий и страданий жизни». Но из жалости, «невозможности переносить человеческие страдания» он делается атеистом, человеком, попирающим законы морали. Этот атеизм, по мнению Н.А. Бердяева, имеет своей основой «доведенное до экзальтации чувство человечности» (Бердяев, 2006, с. 274). Таким образом, происходит соскальзывание от крайнего человеколюбия к страшной диктатуре. По этой логике образы Иванов Карамазовых, Раскольниковых, Ставрогиных и Верховенских можно считать прототипами будущих русских революционеров и террористов.
Идеализм и человеколюбие присущ всей русской литературе XIX в., Ф. М. Достоевский не является в этом отношении исключением. Он видел великое предназначение русского народа, состоящее в том, чтобы «вместить в себя идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия. Это не экономическая черта и не какая другая, это лишь нравственная черта» (Достоевский, 2004а, с. 39).
Ф. М. Достоевский настаивал на том, что русскому человеку требуется для его совершенствования наличие идеалов, ему необходимо стремиться к лучшему. И отвечая тем деятелям, которые проповедовали ценность материальных благ при игнорировании идеалов, он писал в «Дневнике писателя»: «Без идеалов, т. е. без определенных желаний хоть сколько-нибудь лучшего, никогда не может получиться никакой хорошей действительности. Даже можно сказать положительно, что ничего не будет, кроме еще пущей мерзости» (Достоевский, 2004, с. 243).
Вершин творчества Ф. М. Достоевский достигает именно тогда, когда окончательно кристаллизуются его ценности. А высшей ценностью для него были Человек, Вера и Страдание.
Такие качества русской души, как сострадание, милосердие, стремление к добру и правде, наиболее востребованы в наше время. Их недостаток в современном российском обществе привел к культивированию противоположных свойств — жестокости, агрессивности, безответственности, индивидуализма и эгоизма. Естественно, в современном обществе многое и очень стремительно меняется. Но есть, несомненно, некие основы и фундаментальные особенности в структуре менталитета, которые сложно поменять и «исправить»; их необходимо выявлять и учитывать при решении практических задач по преобразованию общественной жизни.
Литература
- Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма // Духовные основы русской революции. М., 2006. С. 234-445.
- Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество. М., 1992.
- Волгин И. Л. Культуру необходимо навязывать, как картошку при Екатерине (интервью) // Виноград: Православный педагогический журнал. 2005. №2 (11). С. 42-47.
- Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Ф.М. Достоевский. Собр. соч. В 17 т. Л., 1970. С. 14-15.
- Достоевский Ф.М. Дневник писателя. М., 2004. Т. 1.
- Достоевский Ф.М. Дневник писателя. М., 2004а. Т. 2.
- Колупаев Г. П., Клюжев В. М., Лакосина Н.Д., Журавлев Г. П. Экспедиция в гениальность. М., 1999.
- Кольцова В. А. Системный подход в разработке истории отечественной психологической науки // Психологический журнал. 2002. №2. С. 6-18.
- Кольцова В. А. Дефицит духовности и нравственности в современном российском обществе // Психологический журнал. 2009. №4. С. 92-94.
- Кольцова В. А., Медведев А. М. Об изучении истории психологии в системе культуры // Психологический журнал. 1992. №5. С. 3-11.
- Кольцова В. А., Холондович Е. Н. Гениальность: психолого-историческое исследование // Психологический журнал. 2012. Т. 33. № 1. С. 101-118.
- Кольцова В. А., Холондович Е. Н. Воплощение духовности в личности и творчестве Ф. М. Достоевского. М., 2013.
- Костомаров Н. И. Две русские народности // Н. И. Костомаров. Собр. соч.: В 21 т. СПб., 1903. Т. 1. С. 33-65.
- Леонгард К. Акцентуированные личности. Киев, 1981.
- Чиж В. Ф. Достоевский как психопатолог и криминолог // Чиж В. Ф. Болезнь Н. В. Гоголя: записки психиатра. М., 2001. С. 287-419.
Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь разгадывать ее всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком.
(Письма. XXVIII/I. С. 63)
Человек не из одного какого-нибудь побуждения состоит, человек - целый мир, было бы только основное побуждение в нем благородно.
(Дневник писателя. XXV. С. 170)
…Мне кажется, мы такие разные люди на вид… по многим обстоятельствам, что у нас, пожалуй, и не может быть много точек общих, но, знаете, я в эту последнюю идею сам не верю, потому очень часто только так кажется, что нет точек общих, а они очень есть… это от лености людской происходит, что люди так промеж собой на глаз сортируются и ничего не могут найти…
(Идиот. VIII. С. 24)
Никто не может быть чем-нибудь или достигнуть чего-нибудь, не быв сначала самим собою.
(Записная тетрадь. XX. С. 176)
…Причины действий человеческих обыкновенно бесчисленно сложнее и разнообразнее, чем мы их всегда потом объясняем, и редко определенно очерчиваются.
(Идиот. VIII. С. 402)
Какая разница между демоном и человеком? Мефистофель у Гёте говорит на вопрос Фауста: «Кто он такой» - «Я часть той части целого, которая хочет зла, а творит добро». Увы! Человек мог бы сказать о себе совершенно обратное: «Я часть той части целого, которая вечно хочет, жаждет, алчет добра, а в результате его деяний - одно лишь злое».
(Записная тетрадь. XXIV. С. 287–288)
Достоевский Ф. М. Золотые цитаты: Сборник / сост. Д. А. Кузнецов; ассист. сост. М. А. Курчина. - М. : Изд-во Сретенского монастыря, 2017. - 128 с.
Вот в том-то и ужас, что у нас можно сделать самый пакостный и мерзкий поступок, не будучи вовсе иногда мерзавцем! Это и не у нас одних, а на всем свете так, всегда и с начала веков, во времена переходные, во времена потрясений в жизни людей, сомнений и отрицаний, скептицизма и шатости в основных общественных убеждениях. Но у нас это более чем где-нибудь возможно, и именно в наше время, и эта черта есть самая болезненная и грустная черта нашего теперешнего времени. В возможности считать себя, и даже иногда почти в самом деле быть, немерзавцем, делая явную и бесспорную мерзость, - вот в чем наша современная беда!
(Дневник писателя. XXI. С. 131)
Всем хочется казаться благородными. Делать подлость с благородством.
(Записная тетрадь. XXIV. С. 98)
…В наш век негодяй, опровергающий благородного, - всегда сильнее, ибо имеет вид достоинства, почерпаемого в здравом смысле, а благородный, походя на идеалиста, имеет вид шута.
(Дневник писателя. XXV. С. 54)
…Есть три рода подлецов на свете: подлецы наивные, то есть убежденные, что их подлость есть величайшее благородство, подлецы, стыдящиеся собственной подлости при непременном намерении все-таки ее докончить, и, наконец, просто подлецы, чистокровные подлецы.
(Подросток. XIII. С. 49)
Есть в воспоминаниях всякого человека такие вещи, которые он открывает не всем, а разве только друзьям. Есть и такие, которые он и друзьям не откроет, а разве только себе самому, да и то под секретом. Hо есть, наконец, и такие, которые даже и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого порядочного человека довольно-таки накопится.
(Записки из подполья. V. С. 122)
Свойства палача в зародыше находятся почти в каждом современном человеке.
(Записки из мертвого дома. IV. С. 155)
Во всяком человеке, конечно, таится зверь, - зверь гневливости, зверь сладострастной распаляемости от криков истязуемой жертвы, зверь без удержу, спущенного с цепи, зверь нажитых в разврате болезней, подагр, больных печенок и проч.
(Братья Карамазовы. XIV. С. 220)
В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.
(Братья Карамазовы. XIV. С. 217)
С невозможным человеком и отношения принимают иногда характер невозможный, и фразы вылетают подчас невозможные.
(Дневник писателя. XXIII. С. 17)
Ограниченному «обыкновенному» человеку нет, например, ничего легче, как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний.
(Идиот. VIII. С. 384)
Есть дружбы странные: оба друга один другого почти съесть хотят, всю жизнь так живут, а между тем расстаться не могут. Расстаться даже никак нельзя: раскапризившийся и разорвавший связь друг первый же заболеет и, пожалуй, умрет, если это случится.
(Бесы. X. С. 12)
Есть такие характеры, которые очень любят считать себя обиженными и угнетенными, жаловаться на это вслух или утешать себя втихомолку, поклоняясь своему непризнанному величию.
(Неточка Незванова. II. С. 157)
Человек есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его определение.
(Записки из мертвого дома. IV. С. 10)
У честных - врагов бывает всегда больше, чем у бесчестных.
(Записная тетрадь. XXIV. С. 230)
Узнал я, что не только жить подлецом невозможно, но и умирать подлецом невозможно… Нет, господа, умирать надо честно!..
(Братья Карамазовы. XIV. С. 445)
Нет ничего в мире труднее прямодушия, и нет ничего легче лести. Если в прямодушии только одна сотая доля нотки фальшивая, то происходит тотчас диссонанс, а за ним - скандал.
(Преступление и наказание. VI. С. 366)
Всякий поступает по совести, а порядочный человек по совести и рассчитывает.
(Письма. XXVIII. С. 228)
…Всегда должна быть мерка порядочности, которую мы должны уважать, даже если и не хотим быть порядочными.
(Записная тетрадь. XXIV. С. 85)
…Кто так легко склонен терять уважение к другим, тот прежде всего не уважает себя.
(Дневник писателя. XXV. С. 16)
…Если захотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или даже как он волнуется благороднейшими идеями, а высмотрите лучше его, когда он смеется. Хорошо смеется человек - значит хороший человек. Смехом иной человек себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную. Даже бесспорно умный смех бывает иногда отвратителен. Смех требует прежде всего искренности, а где в людях искренность? Смех требует беззлобия, а люди всего чаще смеются злобно. Искренний и беззлобный смех - это веселость, а где в людях в наш век веселость, и умеют ли люди веселиться? <…> Веселость человека - это самая выдающая человека черта, с ногами и руками. Иной характер долго не раскусите, а рассмеется человек как-нибудь очень искренно, и весь характер его вдруг окажется как на ладони. Только с самым высшим и с самым счастливым развитием человек умеет веселиться сообщительно, то есть неотразимо и добродушно.
(Подросток. XIII. С. 285)
Трус тот, кто боится и бежит; а кто боится и не бежит, тот еще не трус.
(Идиот. VIII. С. 293)
Без святого и драгоценного, унесенного в жизнь из воспоминаний детства, не может и жить человек. Иной, по-видимому, о том и не думает, а все-таки эти воспоминания бессознательно да сохраняет. Воспоминания эти могут быть даже тяжелые, горькие, но ведь и прожитое страдание может обратиться впоследствии в святыню для души.
(Дневник писателя. XXV. С. 172–173)
Я вам скажу, что такое розга. Розга в семействе есть продукт лени родительской, неизбежный результат этой лени. Все, что можно бы сделать трудом и любовью, неустанной работой над детьми и с детьми, все, чего можно бы было достигнуть рассудком, разъяснением, внушением, терпением, воспитанием и примером, - всего того слабые, ленивые, но нетерпеливые отцы полагают всего чаще достигнуть розгой: «Не разъясню, а прикажу, не внушу, а заставлю». Каков же результат выходит? Ребенок хитрый, скрытный непременно покорится и обманет вас, и розга ваша не исправит, а только развратит его. Ребенка слабого, трусливого и сердцем нежного - вы забьете. Наконец, ребенка доброго, простодушного, с сердцем прямым и открытым - вы сначала измучаете, а потом ожесточите и потеряете его сердце.
(Дневник писателя. XXV. С. 190)
Ребенку можно все говорить, - все; меня всегда поражала мысль, как плохо знают большие детей, отцы и матери даже своих детей. От детей ничего не надо утаивать под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль! И как хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они все понимают. Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет. О Боже! когда на вас глядит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Я потому их птичками зову, что лучше птички нет ничего на свете. <…> Через детей душа лечится…
(Идиот. VIII. С. 58)
…Я объявляю торжественно, что дух жизни веет по-прежнему и живая сила не иссякла в молодом поколении. Энтузиазм современной юности так же чист и светел, как и наших времен. Произошло лишь одно: перемещение целей, замещение одной красоты другою! Все недоумение лишь в том, что прекраснее: Шекспир или сапоги, Рафаэль или петролей? <…> А я объявляю, что Шекспир и Рафаэль - выше освобождения крестьян, выше народности, выше социализма, выше юного поколения, выше химии, выше почти всего человечества, ибо они уже плод, настоящий плод всего человечества и, может быть, высший плод, какой только может быть! Форма красоты уже достигнутая, без достижения которой я, может, и жить-то не соглашусь… О Боже!
(Бесы. X. С. 372–373)
Не принимает род людской пророков своих и избивает их, но любят люди мучеников своих и чтут тех, коих замучили.
(Братья Карамазовы. XIV. С. 292)
Любопытно, чего люди больше всего боятся? Нового шага, нового собственного слова они больше всего боятся…
(Преступление и наказание. VI. С. 6)
…Жизнь - целое искусство, жить - значит сделать художественное произведение из самого себя…
(Петербургская летопись. XVIII. С. 13)
Ф.М. Достоевский затрагивает в романе «Преступление и наказание» многие проблемы, но самая главная из них - проблема нравственности. Достоевский касается этой проблемы во многих своих произведениях, но наибольшее развитие эта проблема получила именно в «Преступлении и наказании». Возможно, именно это произведение заставляет многих задуматься над своими поступками. Здесь, в этой книге, мы встретим много разных людей, но, пожалуй, самая открытая, честная и добрая - это Соня Мармеладова. Эта девушка с нелегкой судьбой. Рано ушла
Из жизни мать Сони, отец женился а другой женщине, у которой есть свои дети. Нужда заставила Соню зарабатывать деньги низким способом: она вынуждена идти на панель. Казалось бы, после такого поступка Соня должна была бы обозлиться на мачеху, ведь она практически заставила Соню зарабатывать деньги таким способом. Но Соня простила ее, больше того, она каждый месяц приносит деньги в дом, в котором уже не живет. Соня изменилась внешне, но душа ее осталась прежней: кристально чистой. Соня готова пожертвовать собой ради других, а это может далеко не каждый. Она могла бы жить «духом и разумом», но должна кормить семью. И доказывает ее бескорыстность вот этот поступок.
Соня не осуждала людей за поступки, не осуждала ни отца, ни Раскольникова. Смерть отца оставила глубокий след в ее душе: «Из-под этой… шляпки выглядывало худое, бледное и испуганное личико с раскрытым ртом и неподвижными от ужаса глазами». Соня любила отца, несмотря на все его недостатки. Поэтому неожиданная смерть его была большой потерей в ее жизни.
Соня понимает и переживает вместе с людьми их боль. Так, она не осудила Раскольникова, когда он признался ей в совершенном преступлении: «Та вдруг взяла его за обе руки и преклонила к плечу голову. Этот короткий жест даже поразил Раскольникова недоумением, даже странно было: как? ни малейшего отвращения, ни малейшего омерзения к нему, ни малейшего содрогания в ее руке!» Соня поняла, что, убив старуху процентщицу, Раскольников убил и себя. Рухнула его теория, и он в растерянности. Сонечка, искренне верящая в Бога, советует ему помолиться, раскаяться, поклониться земле. Раскольников понимает, что Соня исключительный человек: «Юродивая, юродивая!» На что Соня ему отвечает: «Да ведь я… бесчестная… я великая грешница». Ей не на кого надеяться, не от кого ждать помощи, поэтому она верит в Бога. В молитве Соня находит успокоение, так нужное ее душе. Она не судит людей, так как только Бог имеет на это право. Но она не навязывает веру насильно. Она хочет, чтобы Раскольников пришел к этому сам. Хотя Соня наставляет и просит его: «Перекрестись, помолись хоть раз». Она любит этого человека и готова поехать с ним даже на каторгу, потому что верит: Раскольников поймет свою вину, раскается, начнет новую жизнь. Жизнь вместе с ней, с Соней. Любовь и вера придают ей силы в любых испытаниях и трудностях. И именно ее бесконечное терпение, тихая любовь, вера и желание помочь любимому человеку - все это вместе дало возможность Раскольникову начать новую жизнь. Для Сони и для самого Достоевского свойственно сочувствие человека человеку. Раскольников учит Соню смелости, мужественности. Соня учит его милосердию и любви, прощению и сочувствию. Она помогает ему найти путь к воскрешению души, но и сам Раскольников стремится к этому. Только на каторге он понимает и принимает веру и любовь Сони: «Разве могут ее убеждения не быть теперь моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления по крайней мере…» Поняв это, Раскольников становится счастливым и делает Соню счастливой: «Он знал, какою бесконечною любовью искупит он теперь все ее страдания». Соне счастье дается в награду за ее страдания.
Соня - нравственный идеал Достоевского. Потому что только высоконравственный человек, искренний и любящий, может быть идеалом. Соня несет с собой свет надежды и веры, любви и сочувствия, нежности и понимания - вот таким должен быть человек, по мнению Достоевского. И я с ним полностью согласна.
